- В наших портах стоит множество торговых судов. В Риме живет много купцов из арабских земель. На берегу Тибра, в эмпории, среди рынков и амбаров, есть один квартал. Это самая убогая и грязная часть города. Там-то и обитают многие из них. Этот квартал называется Мармората.
- Мраморная? - спросила Фидельма.
Лициний кивнул.
- Да, в древние времена там была каменоломня, где добывали мрамор для строительства.
- Надо же, я не знал, - проворчал Эадульф, слегка недовольный. Он гордился своим знанием города с тех пор, как учился здесь.
- Сейчас туда не ходят без охраны, - пояснил Лициний. - Там живут в основном моряки со всех концов света, а особенно из Испании, Северной Африки и Иудеи. Часть квартала занимает огромная мусорная куча, где свалены битые или ненужные амфоры, черепки и тому подобное. Корабли разгружаются, а емкости местные купцы просто выбрасывают. Этот народ заботится только о своей прибыли, им нет дела до того, как они загрязняют город.
- Не стоит ли туда наведаться? - нетерпеливо спросил Эадульф. - Может быть, ты найдешь там твоих арабов?
Фидельма покачала головой.
- Это хорошо, что мы знаем о том, что такое место есть и что наши арабы могут быть оттуда. Но покуда я не вижу, как нам может пригодиться это знание. Я все равно не смогу снова узнать этих двух мужчин. Да и непонятно, зачем мне их искать. Ключ к разгадке - у Осимо Ландо, только он, наверное, может ответить нам, зачем брат Ронан мог общаться с арабами. Кстати, как раз пришло время вернуться тому стражнику, которого я посылала узнать о нем.
Тем же путем, что и вышли, они возвратились обратно в атриум. Там по-прежнему была суета и все так же толпились нетерпеливые сановники, безучастные стражники, священники, монахи и монахини, всех возрастов, национальностей и нравов. Фурий Лициний отделился от них и пошел узнавать, нет ли новостей об Осимо Ландо, а они направились в свою рабочую комнату рядом с комнатой военного коменданта.
Когда они пересекали зал, навстречу им через толпу пробирался скорбный брат Инэ. Вдруг лицо Фидельмы озарила улыбка, и она протянула руку, чтобы остановить его.
- Вы как раз тот самый человек, которого я собиралась искать, - сказала она ему.
Инэ остановился, недоверчиво хмурясь.
- Что вы хотели от меня? - осторожно спросил он.
- Вы уже много лет живете среди кентских монахов, не так ли?
Инэ согласился, озадаченно переводя взгляд на Эадульфа.
- Я вам говорил, что отец отдал меня в монастырь, когда мне было десять лет.
- Да, говорили. И вы, должно быть, много знаете о церкви в Кенте?
Инэ самодовольно ухмыльнулся.
- Трудно найти то, чего бы я не знал, сестра.
Фидельма улыбалась еще более ободряюще.
- Я слышала, что Саксбур, королева Кента, основала монастырь Шеппи. Это так?
- Да, так. Она заложила эту обитель двадцать лет назад, вскоре после того, как приехала к нам из страны восточных англов и вышла замуж за нашего короля Эорсенберта.
- Я слышала, ее отцом был Анна.
Инэ тут же подтвердил это.
- У Анны было несколько дочерей. Саксбур прониклась верой. Это благочестивая женщина, и ее очень любят в Кенте.
Фидельма доверительно приблизилась к нему.
- Скажите мне, Инэ, а любят ли настоятельницу Вульфрун так же, как ее сестру?
- Сестру! - Это слово прозвучало из его уст как ругательство. Затем он понимающе улыбнулся. - Когда Саксбур привезла Вульфрун в Кент, они были не настолько близки друг другу. Многие считают, что Саксбур совершила ошибку, сделав Вульфрун настоятельницей Шеппи.
- Как это понимать - не настолько близки друг другу? - спросила Фидельма.
На лице Инэ появилось хитроватое выражение.
- Сестра, вы когда-нибудь слышали о римском языческом празднике Сатурналий? Спросите у кого-нибудь, что обычно происходит на этом празднике, и сами решите загадку.
И, напустив на лицо прежнее меланхоличное выражение, Инэ удалился, оставив Фидельму в недоумении.
- Ну, - спросила она у Эадульфа, - что же происходит на празднике Сатурналий?
Эадульф смутился - ну почему он должен знать римские языческие праздники?
Фидельма вздохнула и двинулась дальше через атриум, Эадульф за ней.
- Насколько я понимаю, - заметил Эадульф, пробираясь сквозь толпу к дверям военной комендатуры, - единственная наша надежда - найти этих арабов. Только они могут помочь нам увидеть, что кроется за этой таинственной историей. Человек, ударивший тебя и укравший папирус и потир, был несомненно один из них или их сообщник.
- Из чего ты делаешь такой вывод? - поинтересовалась Фидельма, когда они вошли в комнату, служившую им оффициумом.
- Иначе зачем ему папирус на арабском языке?
- А зачем ему потир?
- Может быть, Ронан Рагаллах собирался продать им сокровища Вигхарда.
Фидельма остановилась, хлопая глазами.
- Эадульф, - сказала она. - Ты, Эадульф, иногда делаешь потрясающие интуитивные прыжки, пока остальные возятся с логикой.
Эадульф не мог понять, расценивать ли это как похвалу или как оскорбление. Он хотел попросить ее объясниться, но вдруг дверь распахнулась и вошел, спотыкаясь, Фурий Лициний с взволнованным лицом.
Не успела Фидельма спросить его о причинах волнения, как он выпалил:
- Я только что был у главных ворот, и оттуда выбежал настоятель Путток. Он меня не заметил. - Он сделал гримаску. - Надо думать, для иностранца один стражник почти не отличается от другого.
- И что это значит? - нетерпеливо спросила Фидельма.
Юноша торопливо сглотнул.
- Настоятель Путток нанял лектикулу. Думаю, вам интересно будет узнать, куда он попросил отвезти его.
- Лициний, сейчас не до игр, - отрезала Фидельма. - Говорите прямо.
- Настоятель Путток направился в то самое место, о котором я говорил. В квартал, где много арабских купцов. В Марморату.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Фидельма прижалась к борту маленькой одноконной повозки, которая быстро мчалась по узкой улице, управляемая Лицинием. Люди бросались врассыпную, но это, казалось, нимало не заботило Лициния, и он со свистом проносился мимо них, а они кричали вслед повозке, трясли кулаками и выкрикивали разнообразные ругательства - Фидельма была рада, что не понимает их. Напротив нее, опасаясь за собственную жизнь, сидел бледный брат Эадульф. Он крепко вцепился пальцами с побелевшими костяшками в плетеный борт повозки, которая качалась и подпрыгивала на булыжной мостовой.
Замысел принадлежал Фидельме. Внутреннее чутье подсказало ей, что нужно действовать прямо сейчас. Как только Фурий Лициний доложил, что Путток выехал именно в Марморату, она поняла, что нужно броситься следом - поскольку не находилось внятного объяснения тому, что Путтоку может понадобиться в таком месте. А если и вправду, как говорил Лициний, этот квартал часто посещается арабскими купцами, тогда все выглядит весьма и весьма подозрительно.
Ни Лициний, ни Эадульф не смогли ничего возразить, когда она буквально бегом вылетела из дворца к главным воротам. Увидев, что носильщики лектикулы быстрым шагом уходят по узким улочкам старого города, она поняла, что пешком их будет не догнать. Тогда Лицинию поручили попросить на время у другого стражника одноконную повозку. Это была почти боевая колесница. Лициний сам вызвался отвезти их на ней вслед за Путтоком в Марморату.
От скорости захватывало дух, несколько раз Фидельма пугалась, что прыгающая по ухабам повозка сейчас перевернется, но Лициний всякий раз откренивал ее обратно движением собственного корпуса: он стоял, упершись в пол широко расставленными ногами и крепко сжимая в руках поводья, а оба ездока хватались за борта за его спиной.
Они обогнули подножие холма Целия, пересекли Мурсийскую долину с великолепным амфитеатром, проехав мимо величественного цирка, повернули на северо-восток и начали подниматься на холм; Лициний сообщил, что это Авентин, самый южный из семи холмов. Дорога круто шла вверх между прекрасных богатых вилл, в которых жила римская знать.
Фидельма во все глаза глядела на роскошные дома и сады и поражалась.
- И эта дорога ведет в те трущобы, о которых вы говорили? - крикнула она Лицинию. Ухоженность и красота этой части города никак не вязались с мыслью о том, что невдалеке могут быть трущобы.
Тессерарий промычал что-то в знак согласия и хлестнул лошадь поводьями, подгоняя.
- Если я правильно догадываюсь, - крикнул он через плечо, - лектикулу Путтока сейчас понесут по Мурсийской долине, мимо Большого Цирка. - Он показал на северный склон холма, по которому они поднимались. - Носильщики обогнут холм и повернут на юг, вдоль берега Тибра, потому что так идти легче, чем нашим путем, через сам холм. Прямо к югу оттуда и находится Мармората, у берегов Тибра, куда причаливают корабли.
Повозка быстро двигалась вверх по склону, но теперь уже по направлению к северной стороне Авентинского холма, где стояла маленькая изящная базилика. Возле нее Лициний остановил лошадь, поскольку отсюда можно было увидеть Тибр - широкую коричневую полосу, древнюю реку, что величаво несет свои воды по северу города, вдоль западной границы и на юг, где впадает в Средиземное море между двух портов-близнецов - Остии и Порто.
Лициний слез с повозки и подошел к невысокой стене, за которой был обрыв, а внизу полоса земли между холмом и берегом.
- Ну как? Не видно? - крикнул ему Эадульф, поднимаясь и распрямляя затекшие ноги.
Фурий Лициний помотал головой.
- Неужели мы их упустили? - с тревогой спросила Фидельма, тоже пользуясь возможностью сменить позу и потянуться.
- Этого не может быть, если только Путток не передумал туда ехать, - уверенно ответил Лициний.
Фидельма встала и оглядела квадратный пятачок, на котором они остановились. Взгляд ее с интересом остановился на маленькой базилике. Как все-таки много в Риме небольших красивых церквей! Она не уставала восхищаться роскоши, какой окружает римские дома сама природа, душистыми цветами и кустами, узкими улочками, тонущими в густой зелени падуба, лавра и кипарисов, которые темными башнями возвышались надо всеми прочими деревьями и особенно контрастировали с поникшими, бледными плакучими ивами. Авентинский холм, купающийся в золотых лучах солнца, сияющего на ярко-синем небе, казался прекраснейшей из всех частей Рима. Что может быть гармоничнее, думалось ей, чем сочетание величественных строений и памятников древности и роскошной неподвижной красоты знойной природы.
Вдруг Фурий Лициний крикнул:
- Вот и лектикула Путтока! Едем скорее, мы еще можем настигнуть их до того, как они доберутся до Мармораты.
- Нет! - остановила его Фидельма, когда он начал забираться в повозку. - Я не хочу, чтобы Путток знал, что мы его выследили.
Лициний остановился и глядел растерянно:
- Что тогда, сестра?
- Не терять его из виду и посмотреть, куда он пойдет. Если он будет общаться с арабами, мы сможем приготовить для него ловушку.
Глаза юного тессерария засветились, когда он понял ее план, и он усмехнулся.
- Тогда поднимайтесь, и поедем вот так вдоль холма и окажемся за их спиной, когда они будут входить в эмпорию.
- Эмпорию? - переспросил Эадульф, неохотно залезая обратно в повозку и хватаясь руками за борт.
- Да. Мы так называем торговый квартал, рынок, вокруг которого и простирается Мармората. Но туда посылают только рабов, потому что приличные люди едва ли пойдут в такое место по своей охоте.
Он хлестнул лошадь, и та легкой рысцой двинулась вниз по южному склону холма. Далеко внизу были видны два могучих носильщика, несущих на плечах разукрашенное кресло, в котором виднелась знакомая сутулая фигура настоятеля Путтока. Казалось, что носильщики совершенно не устали, пройдя через весь город.
Теперь Фидельма замечала, как меняются дома. Виллы постепенно сменялись ветхими деревянными лачугами, изредка перемежавшимися каменными постройками. Постепенно всякое великолепие исчезло, и она поразилась, как все тускло и скучно вокруг. Только что она любовалась яркими красками города, а сейчас…
Словно светлый день превратился в хмурые серые сумерки.
Лициний внезапно остановился перед перекрестком.
Фидельма хотела было спросить, зачем, когда вдруг показалась лектикула. Носильщики пересекли им путь.
После секундных раздумий Лициний щелкнул кнутом, пуская лошадь вскачь, и свернул вслед за лектикулой Путтока.
Фидельма ощутила в воздухе речной запах, который вскоре смешался с гнилостной вонью, так что она брезгливо сморщила нос.
- Вот и Мармората, - пояснил Лициний, хотя пояснять не было необходимости.
Они оказались среди темных узких улочек. Туда-сюда сновали люди, одетые кто во что горазд - наряд выдавал в них чужеземцев прежде, чем наречие.
Эадульф улыбнулся Фидельме и указал рукой на гомонящую толпу.
- "Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого", - нараспев процитировал он.
- Именно, - серьезно сказала Фидельма. - В Книге Бытия сказано, что Бог создал все человеческие языки, когда рассеял племя Сима, и все наши народы произошли от этих языков.
Пахло все омерзительнее - они приближались по одной из узких улочек к большому крытому рынку. Там было невыносимо шумно и душно. Улица превратилась в узкий проход между грязными лавками и домишками, откуда доносились пьяные крики и ругань, плач детей. Мужчины и женщины приставали друг к другу с грубыми хмельными ласками, глядя на которые Фидельма чувствовала, что кровь приливает к щекам. Из сточных канав густой мутный поток помоев в разной стадии разложения распространял в воздухе удушающую вонь.
Фурий Лициний остановил повозку. Сквозь ряды лотков и переносных палаток они увидели, что летикула опустилась на землю, и высокий настоятель вышел из них, сунул носильщикам монету и что-то сказал им, а затем направился к стоявшему рядом дому.
Фидельма увидела, как носильщики переглянулись, усмехнулись и вошли в соседнее крытое помещение, оставив лектикулу снаружи. Возле этого дома стояли столы и стулья, и было понятно, что это каупона - дешевая таверна. Носильщики, закончив свои труды, растянулись на стульях и заказали выпивку.
- Смотрите! - прошептал Эадульф.
Невысокий человек в свободных разлетающихся одеждах, почти закрывавших голову, и с окладистой черной бородой поспешно пробирался через толпу к зданию, в котором скрылся Путток. У дверей он остановился и с подозрением огляделся по сторонам. Затем, видимо, убедившись, что никто за ним не следит, он быстро вошел.
- Это араб? - спросила Фидельма Лициния.
Тессерарий мрачно ответил, что да.
- Если ваши народы воюют между собой, почему вы пускаете их в Рим? - спросил Эадульф.
- Мы воюем только с теми, кто верит в нового пророка, Магомета, - объяснил Лициний. - Многие из арабов не приняли новой веры. С этими купцами мы торгуем уже много лет и не собираемся прекращать.
Фидельма разглядывала неряшливую постройку, в которой скрылись Путток и потом араб. Одно из немногих каменных строений в окрестностях, оно было двухэтажным, и на всех окнах имелись ставни, слегка приоткрытые, что позволяло заглянуть внутрь. Быть может, раньше это была богатая вилла, и, пока вокруг нее не вырос город убогих лачуг, она была красивым зданием у берегов извилистого Тибра.
- Вы знаете, что это за здание, Лициний?
Юный стражник решительно помотал головой.
- Я не так часто бываю в этих местах, сестра, - сказал он с легкой досадой, увидев в ее словах упрек.
- Я не о том, - заверила его Фидельма. - Просто хотела узнать, как по-вашему, что это за здание. Не принадлежит ли оно купцам, например.
Фурий Лициний ответил отрицательно.
- Смотрите! - внезапно шепнул Эадульф.
Он показал на второй этаж дома, на первое окно справа.
Фидельма затаила дыхание.
Настоятель Путток - без сомнения, это был он - показался в окне, приоткрывая ставни чуть пошире. Его было видно только мгновение.
- Что ж, по крайней мере мы знаем, в какой он комнате, - пробормотала она.
- Что будем делать? - спросил Лициний.
- Мы знаем, что Путток там и что туда вошел араб. Предлагаю просто войти внутрь и застать нашего друга, Стэнграндского настоятеля, врасплох.
Фурий Лициний широко улыбнулся и нащупал рукою гладиус, доставая его из ножен. Вот это он любил, это он понимал, в отличие от всех этих допросов, рассуждений и философствований.
Они вылезли из повозки.
Лициний осмотрелся по сторонам и нашел среди прохожих одного рябоватого, крепко сбитого и на вид злобного детину, из тех, с кем не хочется вступать в ссору.
- Ты - как там тебя?
Детина остановился, моргая от неожиданности, что такой юнец - пусть и одетый в форму дворцовой стражи - обращается к нему подобным тоном.
- Меня звать Набур, - отозвался он.
- Вот что, Набур, - сказал ему Лициний, не смутившись его угрожающим видом, - мне нужно, чтобы ты присмотрел за этой повозкой и лошадью. Если, когда я вернусь, и повозка, и лошадь будут здесь, ты получишь сестерций. Если я вернусь и не найду их, то я приду за тобой со своим гладиусом.
Детина по имени Набур уставился на юного стражника, и его угрюмое лицо медленно расплылось в улыбке.
- Ха, сестерций - это лучше, чем гладиус, юноша. Я буду здесь.
Они ушли, а он остался стоять у повозки, довольно хихикая, что нашел такой легкий заработок.
Фидельма посмотрела на Лициния с уважением. Иногда этот юноша проявлял неожиданную сообразительность. Ей даже не пришло в голову, что оставить повозку без присмотра здесь означало никогда больше ее не увидеть. Повозки и лошади в Риме были немалой ценностью, а эти места было явно не из тех, где можно хоть на минуту спустить глаз со своего имущества.
Фидельма двигалась вперед по рынку, проталкиваясь сквозь равнодушную толпу, а Эадульф и Лициний - за ней. У крыльца здания она остановилась, собираясь с мыслями.
- Идем прямо к той комнате, где был настоятель. Если повезет, может быть, сейчас мы и найдем ключ к нашей загадке.
Она повернулась и вошла внутрь. В первый момент она закашлялась, оказавшись неожиданно в мрачной и пахнущей плесенью передней. Ставни тут были закрыты и стояла темнота, если не считать неровного пламени единственной свечки на столе посреди комнаты. Под стенами курились благовония с незнакомым одуряющим ароматом.
Послышался скрип половиц, Фидельма быстро оглянулась и увидела, что в дверном проеме появилась большая круглолицая женщина, вытирая руки о фартук. На ней было простое грубое платье, а взлохмаченные волосы давно не знали гребня и мытья. Женщина остановилась, вытаращив глаза в изумлении, заметив их и увидев, кто они такие. Когда она заговорила, голос ее звучал грозно.
- Какого черта вам тут надо? - пронзительном голосом вопросила она на языке римских улиц. - Людям в ваших ризах здесь не рады.
Фидельма вышла вперед и спокойно ответила:
- Нам нужно войти.