Когда доктор испустил последний вдох, Иштван осознал, что стук окна и завывание ветра вовсе не были случайностью.
Иштван бросился к каменным ступеням, служившим студентам вместо скамеек и буквально взлетел по ним наверх, к тому самому единственному окну. Оно нервно забилось, терзаемое ветром, создавая неприятный грохот.
Оказавшись у окна, Иштван с легкостью выбрался на улицу и вылез на заднем дворе академии. Вокруг не были ни души, лишь следы, едва заметные на грязном снегу вели к месту, где совсем недавно была привязана лошадь. Ледяной ветер порывами бил в лицо, словно насмехаясь над самоуверенным сыщиком. Второй раз преступления происходят буквально под носом у Иштвана, и он не успевает ничего сделать.
Иштван пнул сугроб, попавшийся ему на ходу и поплелся обратно в амфитеатр, чтобы проститься с этим великим человеком, своим другом и коллегой, с которым не одно дело они успешно расследовали. Теперь надо узнать, что именно доктор хотел поведать Иштвану и выяснить, кто убил доктора и за что.
Прибывшие спустя время жандармы, получив инструктаж от начальника, не тратя время попусту сразу рассредоточились по темным помещениям. Коридор вновь ожил.
Кто мог это сделать? Задавался вопросом Иштван, расхаживая с фонариком по пустынным комнатам. Он наталкивался на различные предметы медицинской утвари, на скелеты и останки мертвых людей законсервированные в банках. Ни одной записи, ни одного рисунка, ни одного слова о его последнем исследовании. Может Ларионов так и не успел осмотреть тело княжны, тогда зачем он вызывал к себе сыщика, такой странной запиской. Это было загадкой.
Бросив бесцельные поиски, Иштван вышел на улицу и закурил. К нему подбежал один из студентиков доктора, попросил закурить и сразу исчез.
Через какое-то время, к Иштвану подбежал запыхавшийся жандарм, и вытянувшись в струну, как умели только воспитанники Облича, выкрикнул:
- Ваш благородие!
- Что? - обернулся на него Иштван.
- Вы должны это увидеть!
- Ну что там у тебя? - проворчал Иштван недовольный, что вновь придется спускаться в склеп, из которого он с таким облегчением выбрался.
Жандарм шел впереди.
- Господин Димитриев просил срочно позвать.
Снова в нос ударил знакомый запах сырости и смерти, и Иштван невольно поморщился.
В амфитеатре теперь было людно. Его помощник, Димитриев, прозванный в узком кругу жандармов тайного отдела - Костяк, за свою жестокость в отношении подчиненных, и порой даже чрезмерную принципиальность, стоял у железного стола и что-то усердно записывал на чистом листе. Видно было, как ему неудобно делать это на весу, но карандаш с такой легкостью летал по бумаге, что сразу выдавал долгие годы подготовки.
Димитриев был правой рукой Иштвана, его незаменимым помощником и верным товарищем. На самом деле место директора Департамента пророчили именно Димитриеву, до того момента, как Иштван в чине подполковника не изъявил вдруг желание уйти из армии и перевестись в жандармерию. Тогда как раз организовывали новый отдел, и на это место искали человека с чистыми взглядами на ситуацию, в добавок ко всему, основным аргументом послужило юридическое образование Облича. Иштвану предложили это место, и он невольно перешел дорогу Димитриеву, который слишком долго грезил этим местом и долго к нему стремился. Но на его несчастье у него не было таких могущественных покровителей как у Облича.
Первое время они не могли поладить. Димитриев всем своим видом давал понять, как ему неприятно новое назначение, и всячески старался оскорбить нового директора перед лицом всего отделения. Иштван терпел, одновременно пытаясь найти подход с обидчивому коллеге. Со временем именно терпение начальника и его снисходительность, стали тем самым поводом, который и положил начало этой крепкой мужской дружбе.
Когда в очередной раз, Димитриев вопреки всем правилам, в обход своему шефу самолично осуществил недельный доклад перед премьер министром, чем вызвал негодование Мухина и его праведный гнев, вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией и убрать непокорного служащего с должности, Иштван сам лично отправился отчитываться у Мухина, объясняя что из-за загруженности отдела мелкими делами, не имел возможности провести доклад сам, вот и просил об этом одного из самых своих надежных людей.
Дело замяли. Димитриева простили и по рекомендациям Облича назначили начальником отдела. И после этого, они стали самыми преданными и верными друзьями, несмотря на прежние разногласия. Конечно случались иногда моменты, когда Димитриев позволял себе перейти границы, но с той ситуации, Иштвану достаточно было нахмурить бровь, и его помощник все понимал и ситуация притулялась. Существовали они друг с другом вполне мирно. И работа в отделе шла как по наитию. Димитриев был ищейкой, Иштван был мыслителем. Вместе они создали прекрасный тандем.
Заметив друга, Димитриев быстро спрятал листок за пазуху, а карандаш в карман. Он явно волновался, это было ясно по едва заметной дрожи его ресниц. Он собирался сообщить что-то очень важное.
- Ну что у тебя? - спросил Иштван.
Ларионов все еще лежал на столе. В своем медицинском белом халате, до неприличного выглаженном и накрахмаленном, вот так во всем этот светлый человек при жизни был дотошен и щепетилен. Руки его были вытянуты по швам. Поза казалось не поменялась, только голова теперь его лежала не прямо, а набок.
- Смотри. - сказал Димитриев переворачивая голову доктора, так чтобы удобнее было показывать.
Даже издалека Иштван заметил небольшую рану на шее.
- Третий шейный позвоночник. Один удар острым предметом и все, парализован. А потом сразу смерть. - сообщил Димитриев.
- Как так? - удивился Иштван.
Даже он, человек военный и бравый, с опытом и знаниями знал, что не возможно просто взять и засадить нож так точно и ловко, нужна во первых - недюжая сила, во вторых точные познания, как и куда надо бить. Уже второй раз он сталкивается с совершенством преступника, так точно наносящего свои смертельные удары.
- А вот так.
Димитриев занес руку и наглядно изобразил, как это примерно должно было быть.
- Я не об этом спрашиваю тебя? Я сам вижу как можно нанести такой удар, ты скажи мне зачем его убили?
- Если б знать. - пожал плечами Димитриев.
- Что-нибудь пропало?
Димитриев посмотрел на Иштвана и улыбнулся.
- А вот тут самое интересное. Не поверишь, мы обыскали все, но так и не нашли тела.
- Какого тела? - удивился Иштван.
- Княжны Мухиной. Он как раз над этим работал.
- Как узнал?
- Так вот тетрадка у него была, видимо он ее успел под халатом спрятать, там записи об осмотре. Ты на время посмотри. Примерно за пол часа до того, как он записку тебе написал. - Димитриев открыл тетрадку в том месте, где была сделана последняя запись. - Мухина Татьяна Львовна, 18 лет, осмотр производится с позволения отца убиенной, князя Мухина Льва Александровича … Вот тут далее подпись князя. И все. А дальше пусто. Видимо помешали ему.
Этим известием дело встало в тупик. Иштван понял только одно, дело они имеют с очень опасным, по всей видимости медицински обученным человеком. Зачем-то неизвестному убийце понадобилась княжна, а доктор просто пал случайной жертвой, как преграда к достижению цели. Все оказывалось не так просто.
Надо было возвращаться на Гороховую, побеседовать еще раз с задержанным юнкером. Главного подозреваемого, как искренне верил Иштван до того момента как не увидел сам, жандармы нашли в одном подвальном кабаке, славившемся своими революционными настроениями. Юноша был изрядно подвыпит и еле ворочал языком, когда за ним пришли люди в форме. Он даже попытался оказать сопротивление офицерам в мундирах.
Первым разочарованием стали показания свидетелей, которые в голос утверждали, что весь вечер накануне молодой человек находился в таверне, в их компании и не отлучался ни на минуту.
Вторым разочарованием для Иштвана стал вид молодого подозреваемого. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, он не убивал. Но не потому что не хотел, а лишь по тому что физически был слаб и в душе слишком труслив. Хотя сведениями мог располагать.
На утренней беседе с Димитриевым, пока это была еще неофициальная беседа, молодой человек вел себя нахально и развязно. К тому времени уже вычислили, что юношу недавно отчислили из академии, и форму он носил напрасно. По словам преподавателей, Аверьянов был малоспособным и ленивым, никакими особенными познаниями в какой-либо области наук не располагал, и интереса к учебе не проявлял. Он был одним из тех учеников, что долгие часы проводили в карцере и крайне редко попадали домой.
Иштван сделал вывод, что юнкерскую форму юноша носил только ради возможности щеголять перед дамами, и судя по отзывам жильцов доходного дома, где он квартировался, пользовался явным успехом у женщин. В остальном он был чист, и удерживали его до вечера только лишь за то, что он пытался ударить жандармского офицера бутылкой по голове. Ну и для того, чтобы провести беседу уже после того, как выветрятся пары спирта.
Возвращаясь в участок, Иштван уже набросал в голове вопросы, которые он задаст вольному юнкеру.
Глава 5
Тем же вечером, Аверьянова привели в кабинет к директору, чем миловидный юноша был крайне поражен. Никогда прежде чиновник столь высокого положения не проводил допросы лично. На лице красавца отразился неподдельный испуг. Он решил, что раз такая высокая и авторитетная личность снизошла до беседы с ним, простым смертным, не имеющим даже чина и звания, значит дело довольно серьезное и громкое. Спесь сошла с него, и вжав голову в свои худые плечи, юноша виновато опустился на стул.
Иштван к своему удовольствию заметил эту перемену и хищно улыбнулся. В нем заиграла горячая кровь и он уже чувствовал как этот мальчик расскажет ему все до мельчайшей подробности. Иштван демонстративно взял в руки дело, на котором крупными буквами было написано "Аверьянов", обошел вокруг и сел на край стола.
- Аверьянов, Борис Максимович?
Юноша вздрогнул, нервно сглотнул и кивнул.
- Так, так, - протянул Иштван, - и что же вы юноша, позорите честь наших мундиров? Так вести себя будущему обер-офицеру. Ай, не хорошо. Стыдно.
- Виноват ваше благородие, - писклявым голоском протянул Аверьянов, - так только ж отчислили меня из академии месяц назад.
- Отчислили? - изобразил искреннее удивление Иштван. - а зачем же тогда форму носишь? Зачем над честью братьев своих бывших смеешься? Может они чем обидели тебя?
- Никак нет, ваш благородие…
- Ну что ж, Борис Максимович, что будем делать с вашими шалостями? На офицера моего напал? Напал. Начальнику отдела грубил? Грубил. Как оправдываться будем?
Лжеюнкер вскинул голову и с вызовом воскликнул:
- Так они ваше благородие схватить меня хотели, будто я каторжник какой, или украл что. Вот я вспылил. Признаюсь ваше благородие, вспылил, потом сам каялся. А то, что начальнику дерзил, так он сам ко мне, тыкать первый начал. Я ему объясняю, не батенька вы мне, чтобы тыкать. А он мне затрещину, до сих пор голова раскалывается.
- Ну это допустим простимо, могу понять - уязвленное самолюбие, гордость. А вот зачем вы княгиню камешком по голове.
Услышав про убийство, которое ему уже со вчерашнего вечера пытаются приписать, Аверьянов вскочил на месте. Но только вчера он под хмелем думал, что шутка такая новая у жандармских офицеров, или ошибка злая чья-то, а сегодня этот важный чиновник вновь говорит ему об этом страшном деле.
- Не виноват я господин директор! Как бог свят клянусь, не виноват! Не понимаю о чем вы говорите! Не убивал я никого. Пил, гулял, женщин совращал - в этом виновен. Убийство? Нет! Не убивал я никого.
- Ладно, не кипятись. - спокойно сказал Иштван, нисколько не встревоженный этой внезапной вспышкой, - Садись. Поговорим. Расскажешь все честно, может и свет на эту историю прольешь. Я все узнаю, и отпущу тебя, если правда не виновен.
Аверьянов обреченно плюхнулся на стул.
- Расскажи мне, знакома ли тебе княжна Татьяна Львовна, дочь нашего уважаемого премьер министра?
Взгляд Аверьвнова забегал по комнате, словно в поисках поддержки, и слегка подавшись вперед юноша выпалил:
- Не знакома. Жизнью своей грешной клянусь.
- Да прекрати ты уже клятвы раскидывать.
- Но правда если это, ваше благородие, не знал я ее никогда, и не пересекался с ней лично.
- А вот она тебя знала. И даже влюблена в тебя была тайно.
Иштван внимательно посмотрел на юношу, но кроме смущенного блеска в глазах ничего странного в его поведении не увидел.
- Так может потому и не знал, что тайно. - осторожно предположил Аверьянов.
- Твоя правда, это может быть. - согласился Иштван.
Следующим делом Иштван достал с дела записку и показал ее Аверьянову.
- А это не твой разве почерк? - спросил он.
Аверьянов слегка прищурился, видимо зрение у него было слабое, и бегло пробежал по тексту. Когда он дочитал, глаза его расширились от ужаса.
- Только по этой записке меня и обвиняют? - возмущенно воскликнул он.
- Молодец. Догадливый. Да только не в записке дело. - Иштван убрал записку обратно, - говори лучше, писал или не писал? Только смотри, я ведь прежде чем с тобой беседовать, все о тебе разузнал, и каждое твое неверное слово приближает тебя к виселице. Ты же знаешь, что за политическое преступление тебя сразу в петлю.
Аверьянов нервно сглотнул и уронил голову на руки.
- Как вам сказать ваше благородие… вроде и почерк мой, да только знаю я, что записки этой не писал. - голос лжеюнкера звучал обреченно, словно он понимал, что все равно не поверят ему, и за убийство дочери премьер министра, ссылка стала бы для него спасением.
Иштван налил стакан воды и протянул его юноше.
Аверьянов, сделал глоток и вернул стакан.
- Ну что, если я скажу тебе, что помочь ты мне можешь, если скажешь кто заставил тебя эту записку написать.
Аверьянов вскинул голову, и в отчаянии заломил руки.
- Если бы я знал, ваше благородие. Да только нечего мне сказать. Не писал я этой записки, ни сам не писал, ни под диктовку не писал, ни автора не знаю.
Иштван нахмурился.
- Тогда может есть кто-то, кто подставить тебя мог? Раз ты вины своей в этом не видишь?
- Не знаю ваше благородие… Если б знал молчать не стал бы.
Дальше вести допрос было бессмысленным. Иштван позвал караульного. Когда на Аверьянова вновь одели наручники, Иштван тихо приказал:
- До завтра подержите еще в каземате, потом отпускайте. Когда уйдет, человечка к нему приставьте, чтоб за каждым шагом следил. Может, что из этого и выйдет.
Аверьянова увели и Иштван вернулся за стол.
Только он сел, в кабинет вошел высокий офицер, и бравым голосом доложил:
- К вам дама.
Иштван улыбнулся. Еще утром он вызвал к себе одну особу. Бывшую в недавнем времени тайным агентом Департамента. Он надеялся, что пользуясь старыми связями и имея отличную память, она сможет раздобыть необходимые сведения по делу княжны Мухиной.
Офицер продолжал стоять, ожидая приказаний. Иштван бросил на него строгий взгляд.
- Чего стоим? Приглашай! - приказал он.
Офицер исчез, а через минуту в кабинет вплыла молодая женщина. Увидев Иштвана, она растянулась в очаровательной улыбке и промурлыкала:
- Иштван, дорогой, я думала, что больше не пригожусь тебе и ты совсем забудешь свою милую Лизу.
Иштван поднялся и подошел к даме. Он поцеловал ее ручку, обтянутую замшевой перчаткой и вдохнул чистый аромат зимнего воздуха, исходящий от прекрасной посетительницы.
- Лизи, душа моя, как я мог забыть о тебе? Дел было много, и к тому же твое последнее задание… это было опасно, ты же не маленькая девочка, все понимаешь.
Лиза понимала.
Много лет назад, еще до того как на должность директора пришел Облич, Лиза Мученко, была тайной сотрудницей одного из начальников розыска. Младшая дочь одного губернского чиновника, она сама завербовалась в эту должность, будучи истинной монархисткой. За свое отчаяние рвение к справедливости, и явное пренебрежение ко всему, что было против монархии, Лиза получила кличку аристократка. Ее манеры и речь были прекрасны, этому она обучилась в женской гимназии. Но вера в царя и бога были у нее с рождения. Не смотря на свой юный возраст, Лиза была отчаянной авантюристкой, и прекрасной актрисой. Она быстро влилась в одну небезызвестную Департаменту группу и по ее сведениям удалось накрыть все их подпольные склады и типографии, взять организаторов и весь запас взрывчатки. Тогда же Лизу раскрыли избежавшие аресты члены группы, но лишь благодаря Иштвану, который на тот момент уже стал директором Департамента, ей удалось избежать мести бывших боевых товарищей. Облич организовал инсценировку смерти Лизы, и помог ей выехать за границу, где она почти год успешно скрывалась.
Лишь недавно Иштван узнал, что она вновь вернулась на родину, и теперь живет на Благовещенской, с одним полковым офицером.
- Зачем ты позвал меня? - зная, что Облич никогда ничего не делает просто так, спросила Лиза.
- Мне нужно чтобы ты разузнала для меня одну информацию. - понимая что юлить нет смысла честно признался Иштван.
- Какую мой дорогой, говори. Ты же знаешь, я твоя должница. - лукаво улыбнулась девушка, присаживаясь на стул.
Иштван улыбнулся. В свое время Лиза пыталась пробудить в нем страсть, но он был солдатом до мозга костей, оставаясь преданным в своей любви к одной лишь даме и не поддался чарам юной обольстительницы.
- Тебе знакомо имя князя Мухина?
Лиза вспрыснула от смеха.
- Конечно я помню эту мерзкую свинью. Дорогой, ведь именно его в свое время мне поручили убрать. Разве ты не помнишь?
Конечно, Иштван помнил. Мухин должен был стать оправданием Мученко перед братьями, чтобы она смогла миновать кары за предательство. Но Лиза не пошла путем своих некоторых коллег по тайному сыску и во время исполнения поручения бросила чемодан со взрывчаткой не в премьер министра, как было условлено, а в своих контролирующих партийных товарищей. Оба партийца погибли на месте, но Лиза тем самым подписала себе смертный приговор. Какового же было разочарование девушки, когда князь Мухин, вместо благодарности приказал арестовать ее как террористку.
- Поосторожней с выражениями, - предупредил дальнейшую вольность девушки Иштван, - не забывай я должностное лицо, при исполнении, и за такие речи…
Лиза притворно испугалась и еще звонче рассмеялась.
- Оставим эти глупости. Это все пустое! Ну рассказывай же, не томи. Этого непорядочного человека все же нашла его пуля? - справившись со смехом спросила Лиза.
- Убили его дочь. - отчеканил Иштван и замолчал внимательно следя за девушкой.
Улыбка исчезла с красивого лицо провальной агинтессы, и она искренне удивилась.