При этих словах маленький мальчик еще крепче прижался к отцу; на воротничок рубашки, который всего несколько минут назад был безукоризненно чистым, градом закапали слезы. Комиссар представлялся Томасу еще большим злом: полицейским начальником, который задумал посадить его папу в тюрьму. Малыш не знал, что значит "комиссар", но это слово внушало ему страх.
Констебль решительно шел напролом.
- Комиссар хотел бы незамедлительно встретиться с вами, сэр. Выпить с вами по чашке чая. Потом вас сразу отпустят домой. Мне кажется, ему нужен ваш совет.
Пауэрскорт улыбнулся.
- Благодарю вас, констебль. Я не раз встречался с комиссаром или, точнее, с его предшественником. Буду рад последовать за вами.
Внезапно рядом с мужем появилась леди Люси.
- Доброе утро, констебль, - сказала она с милой улыбкой. - Так, значит, Фрэнсис будет пить чай с комиссаром? Это замечательно! Фрэнсис, ты ведь расскажешь нам с Томасом обо всем, когда вернешься?
Она осторожно отняла сынишку от отцовского плеча и принялась что-то нашептывать малышу на ухо. Когда за Пауэрскортом и констеблем закрылась дверь, Томас всхлипнул, но мужественно сдержал слезы.
А в сорока милях от Челси старый конюх и пони ждали перед конюшней большой усадьбы. Самуэль Паркер служил на этой конюшне почти пятьдесят лет. Он медленно продвигался от должности к должности и, начав с помощника младшего конюха, в конце концов дослужился до управляющего. Хозяева выделили ему в пожизненное пользование небольшой домик в поместье. Но сегодня Самуэль был очень встревожен.
Большой дом почти совсем опустел. Молодые члены семьи перебрались в Мэйфэйр и оставили старика и его сестру на верхнем этаже, да еще пару слуг в полуподвале. Каждый день в десять часов старый мистер Харрисон приходил на конюшню, где Самуэль седлал для него пони. Вместе они отправлялись на прогулку вокруг озера. Иногда старик прихватывал с собой письма и бумаги из банка и читал их по дороге. Тогда Самуэль прикреплял на пони небольшой раскладной стул и стол, а потом они оба ждали, когда хозяин закончит свои дела.
Самуэль помнил семью, которая жила в имении до того, как старый мистер Харрисон приобрел его тридцать пять лет назад. Хозяйские сыновья проиграли фамильные деньги. Пришлось продать и дом, и поместье. Тогда-то сюда и переехали Харрисоны - немецкие банкиры из Гамбурга и Франкфурта. Ныне в доме жило три поколения: Карл Харрисон, или старый мистер Харрисон, его сестра Августа Харрисон, иначе - мисс Харрисон, сын старого мистера Харрисона мистер Фредерик Харрисон и его внучатый племянник Чарлз Харрисон, или, как его называли слуги, молодой мистер Харрисон.
Старый мистер Харрисон любил прогуливаться по тропинке вокруг озера. Там и сям на берегу попадались странные гроты и древнеримские храмы. Самуэлю эти строения казались чудными, а старый мистер Харрисон проводил иногда немало времени в их стенах, любовался статуями или читал свою корреспонденцию под присмотром какого-нибудь языческого бога.
Самуэль Паркер замечал, что старый мистер Харрисон последнее время чем-то озабочен. Вот уже несколько месяцев ему приходили письма из-за границы: из Бремена, Берлина, из Парижа, Мюнхена и Кельна. Он и сам писал много писем, устроившись за столом в храме и плотно запахнув толстый плащ, который защищал его от ветра, волновавшего гладь озера и срывавшего листья с деревьев. А еще, и это больше всего беспокоило Самуэля, старый мистер Харрисон частенько просил его отправлять письма, написанные у озера, словно не хотел, чтобы кто-то в большом доме узнал, с кем он состоит в переписке.
Похоже, этим утром на озере туман, и в нем, как в кошмарном сне, будут то возникать, то вновь растворяться огромные деревья и античные храмы, думал Самуэль Паркер. Он верил, что у озера живут духи - древнее, чем усадьба, древнее, чем деревня, чем античные храмы, а может, древнее самого христианства. Как знать, возможно, друидам или языческим богам, которые обитали здесь в давние времена, не по душе нынешнее соседство с римскими божествами?
Прошло уже дней двадцать, а то и больше, с тех пор как старый мистер Харрисон в последний раз, прихрамывая и опираясь на палку, вышел на утреннюю прогулку. Самуэль потерял счет дням. В прежние времена в хорошую погоду, когда солнце отбрасывало на поверхности озера танцующие отражения колонн и фронтонов, они, случалось, за один день дважды или трижды обходили озеро. Старый пони тоже чувствовал - что-то не так. Он печально смотрел под ноги и время от времени поднимал копыто и рыл гравий.
Даже жена Самуэля Марта, которую скрючило от болезни так, что она едва могла одолеть сотню ярдов, чтобы отнести в воскресенье цветы в церковь, тоже не могла припомнить, как давно исчез старый мистер Харрисон.
- Поди, отправился в Лондон, проведать родственников, - с тревогой в голосе говорила она, помешивая угли в очаге, но и сама в это мало верила.
- Никто из слуг в большом доме не говорил, что хозяин уехал в Лондон. Да и как бы он туда добрался? До станции сам дойти не мог, в его-то состоянии. Целых тридцать лет, когда он уезжал куда-то, я провожал старого мистера Харрисона до поезда и встречал его на станции всякий раз, когда он возвращался домой. А в этот раз я его на станцию не отвозил.
- Верно, не отвозил.
В пол-одиннадцатого, прождав полтора часа, Самуэль отвел пони в конюшню и дал ему напиться.
- Видать, он и сегодня не придет. Вот и еще день прошел, - сказал он пони.
По дороге к своему домику Самуэль Паркер в сотый раз задавался вопросом, следует ли ему рассказать кому-нибудь о пропавшем хозяине. Но - кому? Да и вряд ли старый мистер Харрисон захотел бы, чтобы он поднимал шум.
- Теперь никому нельзя доверять. - Самуэль Паркер вспомнил, как старик бормотал это себе под нос, после того как целый день разбирался с письмами у озера. - Даже собственной плоти и крови.
Шагая по Лондону на встречу с комиссаром полиции, лорд Фрэнсис Пауэрскорт испытывал странное чувство. Ждет ли его новое дело? С раннего детства, проведенного в Ирландии, его интересовали всякие загадки и тайны. Немалая часть его взрослой жизни, пока он служил в армии в Кашмире, Афганистане и в летней столице британских войск в Симле, была посвящена разгадыванию тайн и убийств, шифров и криптограмм. Ему удалось распутать серию отвратительных убийств в португальском Опорто, городе виноделов, где жертв топили в бочках с портвейном, так что потом их тела становились лиловыми от тягучего напитка, а также найти виновников многих кровавых преступлений, случившихся в Британии и Ирландии. Самым важным его делом стала разгадка тайны странной смерти принца Эдди - старший сын принца Уэльского, известный на всю страну повеса, скончался пять лет назад.
Сэр Уильям Спенс, комиссар столичной полиции, поднялся со своего места, приветствуя Пауэрскорта, входящего в его кабинет в Скотленд-Ярде.
- Лорд Пауэрскорт, как любезно с вашей стороны, что вы согласились прийти!
- Как вы знаете, сэр Уильям, я в долгу у вас и ваших офицеров за ту помощь, которую они не раз мне оказывали.
Это было правдой. При расследовании двух предыдущих дел Пауэрскорт получил неоценимую помощь от столичной полиции. В последний раз комиссар пригласил его на роскошный ужин в свой клуб, где угощал превосходнейшим красным вином и развлекал леденящими душу историями сорокалетней давности из армейской жизни на северо-западных границах империи.
- Позвольте мне прямо перейти к делу.
Усы сэра Уильяма не были столь устрашающими, как у констебля, но все же внушали уважение. "Не является ли ныне отращивание усов непременной обязанностью каждого человека в полицейской форме?" - подумалось Пауэрскорту.
- Вы, несомненно, видели газетные отчеты о теле, выловленном из Темзы.
- Такое трудно пропустить. С самого дня злополучной находки газеты только об этом и пишут.
- И в основном, конечно, все выдумки. Газетчики особенно охотно дают волю своим домыслам, когда не в состоянии сообщить читателям реальные факты, а в данном случае есть только тело. Я иногда думаю, как просто быть репортером: придумывай себе всякие небылицы, а потом подавай их публике как последние новости. - Сэр Уильям покачал головой, сокрушаясь недобросовестности репортеров. - Но позвольте мне спросить вас вот о чем, лорд Пауэрскорт. Известно ли вам, сколько человек пришли опознать труп? Сколько заявило, что найденный покойник - это давным-давно пропавший член их семьи?
- Не имею представления, сэр Уильям. - Пауэрскорт обратил внимание на то, что четыре больших карты Лондона, его северных, южных, восточных и западных районов все еще украшают стены кабинета, и отметил, что Ист-Энд по-прежнему помечен красными кружочками, обозначающими места недавних преступлений.
- На данный момент таких более ста пятидесяти. - Сэр Уильям кивнул в сторону стопки писем, торчавших из папки на его столе. - Можете себе представить? Конечно, мы скрываем эту цифру от газетчиков. Опубликуй они эти данные, и нас захлестнет поток новых заявлений. Некоторые из них вполне искренние: нам пишут семьи, где пропал отец или дедушка, и родственники хотели бы придать его тело земле. Но и в подобных случаях в этих запросах есть что-то лицемерное, словно писавшие стремятся пристойными похоронами смыть позор, которым в глазах общества их запятнал исчезнувший родственник. А другие…
Сэр Уильям запнулся и покосился на Пауэрскорта.
- Страховые обязательства? - улыбнулся Пауэрскорт. - Как правило, страховые компании требуют либо предъявить тело, либо надлежащим образом оформленное свидетельство о смерти.
- Именно, лорд Пауэрскорт. Я вижу, вы не утратили своей проницательности. Привлекательность всех этих страховок в деньгах, которые выплачиваются после кончины застрахованного. Так что теперь мы еще имеем дело и с охотниками за удачей. У нас есть одно заявление от богатой вдовушки, чей муж сбежал двадцать лет назад и оставил ей свой полис пожизненного страхования. Вдова убеждена, - сэр Уильям достал письмо из своей папки, - что труп, обнаруженный у Лондонского моста, принадлежит ее усопшему супругу. "Стоило мне прочесть сообщение в газетах, - пишет миссис Уиллоуби из Хайгейта, - и я поняла, что Альфред наконец вернулся, пусть и при таких неблагоприятных обстоятельствах. Последней обязанностью безутешной вдовы должно стать опознание трупа, сколь бы ужасной ни была эта процедура. Я понимаю, что в память об Альфреде мне надлежит совершить сей последний жест скорби". - Сэр Уильям поднял глаза и с затаенной улыбкой посмотрел на гостя. - Это еще куда ни шло. Но потом миссис Уиллоуби отбрасывает ненужные сантименты. "Я полагаю, в подобных обстоятельствах принято, чтобы следующий в роду получил копию свидетельства о смерти, которую он мог бы передать в надлежащие инстанции и страховые компании".
- Страховые компании - во множественном числе? - поторопился уточнить Пауэрскорт. - Уж не собирается ли она получить за него страховку дважды или трижды?
- Это нам неизвестно. - Комиссар пожал плечами. - Зато абсолютно ясно вот что: даже если мы позволим всем ста пятидесяти заявителям опознать тело, ни один из них не раскроет нам истины. Ни один.
- Вы хотите сказать, что знаете, кем является или, скорее, являлся покойник?
Пауэрскорт подался вперед, проигрывая в уме самые разные возможности.
- Нет. Но разве вы не видите, в каком сложном положении мы оказались? Нас осаждают все эти вдовы и сироты, жаждущие опознать своего Альфреда, дядю Ричарда или дедушку Мэтью. Вскоре они начнут забрасывать письмами газеты, жалуясь, что жестокосердные полицейские не позволяют им опознать тех, кого они так любили. Чем дольше тайна остается тайной, тем враждебнее становится общественное мнение, тем тяжелее оказываемое на нас давление, тем сильнее требование, чтобы мы открыли шлюзы и впустили поток охотников за удачей, рвущихся к добыче. И пока нам неизвестно, кем был покойник, мы не вправе отказать им.
- Чем я могу вам помочь? - спросил Пауэрскорт. - Я хочу сказать, что, хотя и не вижу, чем бы мог быть полезен, все равно охотно приду на выручку.
- Спасибо, лорд Пауэрскорт, - комиссар потеребил ус, - и простите, что обременяю вас нашими заботами. Позвольте сообщить вам то, что пока еще не просочилось в газеты, и до чего эти писаки сами не додумались. - Комиссар вновь обратился к бумагам на столе. - Вот заключение медиков, обследовавших тело. Для начала три абзаца пустословия. Почему эти люди не могут сразу перейти к делу?
Он все больше хмурился, по мере того как углублялся в чтение медицинского крючкотворства.
- Эксперты считают, что покойнику было от семидесяти пяти до восьмидесяти, хотя наверняка судить трудно. Предположительно его убили выстрелом в голову, хотя, поскольку у нас нет головы, разумно было бы разделить сомнения врачей по этому поводу. Они также думают, что этот человек был убит за две или даже четыре недели до того, как попал в Темзу. Но и в этом, само собой, они могут ошибаться. И все же, лорд Пауэрскорт, медики сообщают нам одну полезную деталь: покойный не был бедняком и не испытывал нужды. Как раз наоборот. Исследование желудка и других органов дает основание утверждать, что он жил в достатке, если не в роскоши. Не иначе как они пришли к этому выводу, убедившись, что он не питался потрохами и луком. Я разговаривал с докторами, и они сказали мне, что хоть и не желали бы выносить это на бумагу, но весьма вероятно, что покойный был богачом. Подумайте, не это ли мотив убийства?
Сэр Уильям мрачно кивнул в сторону папки со стапятьюдесятью заявлениями охотников за удачей.
- Полагаю, исследование внутренних органов не смогло ответить на вопрос, сколько страховок было у покойного, - произнес Пауэрскорт и спохватился: не проявил ли он неуместного легкомыслия.
- Отлично! - Комиссар рассмеялся. Смех его постепенно перешел в отрывистое ржание. - Нам бы хотелось, чтобы вы занялись этим делом, лорд Пауэрскорт. Вы вращаетесь в высшем обществе. У вас есть связи в аристократических кругах, в лондонском Сити, где окончился земной путь злополучного покойника. Вот и порасспрашивайте, не пропадал ли кто за последнее время. Эти люди, как правило, не сразу обращаются к нам за помощью. Скорее, они обратятся к вам.
Если вы сможете помочь нам, столичная полиция будет перед вами в долгу. Мы должны распутать это дело как можно скорее.
- Могу заверить вас, - отвечал лорд Пауэрскорт, - что до сей поры никто ко мне не обращался. Но я все равно буду рад вам помочь.
Покидая кабинет комиссара, Пауэрскорт задержался у карты Ист-Энда. Он заметил новенький кружок, который, видимо, добавили совсем недавно.
Кружок красовался как раз на Лондонском мосту.
3
- Ну разве это не замечательно, Ричард, разве не замечательно! - Софи Уильямс слегка приплясывала, не обращая внимания на чопорных местных жителей, которые в лучших своих костюмах направлялись на воскресную службу.
- Верно, - согласился Ричард, немного смущенный несдержанностью своей спутницы. - Если мы поторопимся, то скоро выйдем к реке.
Видимо, юноше не терпелось подальше скрыться от глаз горожан Твикенхэма.
Молодые люди доехали до Твикенхэма на поезде и намеревались берегом реки дойти до Хэмптон-Корта. Они думали поначалу взять с собой велосипеды, но Ричард засомневался, подойдут ли для двухколесного транспорта местные дороги и тропы, где так легко проколоть шину.
Софи Уильямс двадцать один год. Днем она работала учительницей в начальной школе, а вечерами посвящала себя служению идеям суфражисток.
Это была высокая и грациозная девушка с водянисто-голубыми глазами. Свою независимость она несла гордо, словно медаль.
- А вон остров Пирогов с угрем, Софи. Хочешь, на обратном пути отведать чаю с пирогами?
- Я только раз в жизни ела пирог с угрем, - призналась Софи. - Кажется, это было где-то на побережье, я была еще совсем маленькая. Признаться, тогда мне не очень понравилось, но, возможно, следует попробовать еще раз.
Они решительно шагали по тропинке вдоль берега. Лондонский пароходик направлялся к острову. Из его двойной трубы поднимались клубы дыма, а сирена подавала сигнальные гудки. Пассажиры с нетерпением высматривали пристань, их радостные возгласы разносились в утреннем мартовском воздухе. Ярко светило солнце, но легкий ветерок поднимал на Темзе небольшие волны, накатывавшие на берег.
Ричарду Мартину исполнилось двадцать два. Это был худощавый молодой человек академической наружности, с копной курчавых каштановых волос. Он жил со своей овдовевшей матерью и служил клерком в Банке Харрисонов в Сити. Ричард работал там уже пять лет, а в свободное время самостоятельно занимался дома, чтобы лучше разбираться в коммерции и банковском деле. Он посещал вечерние курсы, где изучал французский, и надеялся вскоре перейти на немецкий: Харрисоны поддерживали широкие связи с другими банками и торговыми фирмами в Гамбурге, Франкфурте и Берлине.
- У меня в классе три новых ученика, - сообщила Софи, когда они добрались до Теддингтонского шлюза.
Ричард не так давно познакомился с Софи, но ему казалось, что он уже хорошо знает ее маленьких подопечных и двух других учителей в ее школе.
- И сколько теперь всего? - спросил он, желая перевести разговор на безопасные цифры. Ричард всегда хорошо разбирался в цифрах, уравнениях, математических вычислениях, что было весьма ценно при его работе в Сити.
- Сорок семь, - отвечала Софи. - Сорок семь шестилеток.
- А не думаешь ли ты, что им следовало бы платить тебе по числу учеников? - заметил Ричард.
- Чушь, полная чушь, - рассмеялась Софи. - Да я с радостью бы учила пятьдесят или даже шестьдесят детей, особенно если бы все они хорошо себя вели. Малышки Мэри Джонс и Матильда Шарп - просто золото! Хотела бы я то же самое сказать о некоторых мальчиках.
Ричард подозревал, хотя никогда бы не осмелился высказать свои подозрения вслух, что девочки, как потенциальные обладательницы права голоса, пользовались в классе мисс Уильямс большими привилегиями. Над ними пролетела с криками стая чаек, которые наперекор ветру торопились к щедрому на добычу Теддингтонскому шлюзу.
- Этот шлюз еще называют гробовым, - заметил Ричард, указывая на глубокий каменный шлюз, где вода стояла на много футов ниже, чем в реке. - А вот эта громадина - баржевый шлюз, он может пропустить за раз пароход и шесть барж.
Ему подумалось, что, возможно, через этот самый шлюз плывут в Лондон и из Лондона грузы, перевозка которых оплачена векселями, подписанными в его банке.
- Только представь, Софи, кто-то решит послать из Котсволда шерсть в Америку. И этот груз проплывет здесь. При этом в месте отправки и в пункте доставки оплата будет производиться через банк!
Эта мысль оставила девушку безучастной.
- Ты романтик, Ричард, - заметила Софи, - настоящий романтик. Только одни люди находят романтику в поэзии или музыке, а ты - в векселях и ценных бумагах. Но поторопись, если мы не прибавим шагу, то никогда не доберемся до Хэмптон-Корта.