- Да что вы! - Самуэль Паркер подался вперед. - Вот бы и мне побывать в таких местах! Посмотреть на этих дикарей, дервишей или как там их называют. А скажите, приходилось ли вам встречать каких-нибудь необычных чужеземцев?
Пауэрскорт усмехнулся.
- Приходилось, мистер Паркер. Одно племя даже пыталось меня убить. Это были совершенные дикари. Но, знаете, они очень любили-своих лошадей.
- А видели ли вы высокие горы, лорд Пауэрскорт, такие, на вершинах которых круглый год лежит снег?
Оказывается, в груди Самуэля Паркера, который всю жизнь провел в тихом и чинном Оксфордшире, бьется сердце истинного путешественника, подумал Пауэрскорт.
- Горы, мистер Паркер, там действительно огромны. Просто огромны. Некоторые из них почти тридцать тысяч футов вышиной, их пики покрыты снегом даже в разгар лета. У меня дома есть альбом с фотографиями. Я привезу его показать вам в следующий раз.
Честное лицо старого конюха засветилось радостью.
- Это будет очень любезно с вашей стороны, лорд Пауэрскорт. Но, боюсь, мы заболтались и забыли о деле. Мистер Фредерик сказал мне, что вы хотели поговорить со мной о старом мистере Харрисоне.
- Верно. Не могли бы вы рассказать о том, как он жил здесь, как проводил дни, про ваше с ним общение. Не спешите, мистер Паркер, рассказывайте обстоятельно.
- Ну, - начал Самуэль Паркер, пытаясь привести в порядок свои воспоминания, чтобы доходчивей объяснить все человеку, который видел величайшие вершины Гималаев и у которого есть альбом, подтверждающий это. - Старый мистер Харрисон последние десять лет жил здесь большую часть времени. Иногда он отлучался в Лондон, иногда ездил за границу. По банковским делам, как вы понимаете.
Он замолчал. Пауэрскорт не торопил его.
- Я служил старому мистеру Харрисону и ухаживал за его лошадьми. Десять лет назад он довольно много ездил верхом, на Цезаре или на Анхисе. Ему всегда очень нравился Анхис. Но в последние годы он мог совершать лишь короткие прогулки вокруг озера. "Каждый новый день все выглядит иначе, Самуэль, - говорил он мне обычно. - Я хочу видеть, как все меняется".
На миг Самуэль Паркер погрузился в воспоминания.
- А потом, год или два назад, что-то изменилось. После одного несчастного случая он уже не был таким крепким, как прежде. У него сильно болела нога, и ему то и дело приходилось обращаться к врачу. Я грешу на эту Клеопатру, упрямая была кобыла, вечно себе на уме. После того случая он стал ездить очень медленно, иногда на пони. И это тоже было непривычно. - Самуэль Паркер почесал затылок и подбросил поленьев в огонь. - Он стал приносить с собой бумаги. Письма, которые получал, должно быть, из банка. Вы ведь еще не видели эти храмы у озера, лорд Пауэрскорт?
Пауэрскорт покачал головой.
- Иногда он работал там, разбирал бумаги. Брал с собой складной столик и мог спокойно работать, писать письма. Прямо в храмах. Иногда он давал мне письма и просил отправить их. В последнее время он передвигался все медленнее. Состарился, да и нога давала о себе знать, но я уверен, что разум его работал быстрее, чем ноги.
Самуэль Паркер остановился. Пауэрскорт ждал. Может, старик вспомнит что-то еще. А может, и его память тоже истощилась.
- Все это очень интересно, - произнес наконец Пауэрскорт, - вы прекрасный рассказчик. Могу я задать вам пару вопросов, мистер Паркер?
- Конечно, милорд. Длинные речи мне никогда не давались, как вы могли заметить.
- Не могли бы вы поточнее вспомнить, как давно старый мистер Харрисон стал приносить с собой на озеро работу?
Самуэль Паркер посмотрел на огонь и медленно покачал головой.
- Боюсь, что не припомню, милорд. Но это началось примерно в то же самое время, как заговорили о новом юбилее в Лондоне. Мейбл мне напомнила об этом на днях. Она помешана на подобных вещах, на юбилеях этих, милорд. В восемьдесят седьмом году, когда отмечали предыдущий юбилей, мне пришлось тащиться за ней в Лондон. Она до сих пор все до мелочей помнит, Мейбл моя. Но на этот раз вряд ли у кого из нас духу хватит туда отправиться. У Мейбл уже ноги не выдержат, так-то.
- А когда старый мистер Харрисон брал с собой на озеро письма, - Пауэрскорт старался держаться как можно более непринужденно, - не мог ли он какие-то из них оставить там, в храме? Или где-то еще?
- Никогда не думал об этом, милорд.
Паркер на время погрузился в молчание.
- Впрочем, возможно. Порой он возвращался, и пачка бумаг, казалось, была тоньше, чем изначально, понимаете, что я имею в виду?
- А не знаете ли вы, - и тут Пауэрскорт внимательно посмотрел на собеседника, - где именно он мог их оставлять?
За окнами наконец-то опустилась ночь.
- А вы, милорд, думаете, что они все еще могут быть там, эти бумаги?
- Именно на это я и надеюсь, мистер Паркер.
- Боже милостивый, лорд Пауэрскорт, мне это и в голову не приходило! Возможно, вы и правы.
Он снова почесал в затылке, словно не знал, чему верить.
- А те письма, мистер Паркер, - наседал Пауэрскорт, - которые вы относили на почту. Не казалось ли вам странным, что он поручает их вам, вместо того чтобы подождать, пока их отправят слуги в большом доме?
- Поначалу мне это и впрямь казалось странным, милорд. А потом я вроде как привык. Мейбл, та считала, что старый мистер Харрисон делает тайные вклады где-то за границей.
- Так письма были за границу? - переспросил Пауэрскорт.
- Вроде так. В основном в Германию, во Франкфурт, как помнится, а еще в Берлин. А некоторые в какой-то Гамбург. Мейбл даже искала его на карте в библиотеке.
"Уж не встретил ли я в лице миссис Паркер, которая оказалась прилежным исследователем, соперницу в этом расследовании?" - подумал Пауэрскорт.
- Он приносил с собой письма на озеро? - продолжал Пауэрскорт. - Письма, приходившие из этих заграничных городов?
- Возможно, что и так, милорд. - Самуэль почесал в затылке. - Я, кажется, припоминаю, что некоторые из них были не распечатаны. И на них были иностранные марки. Мейбл любит рассматривать заграничные марки.
Пауэрскорт еще раз удивился той особой роли, которую миссис Паркер играла в делах своего мужа, но воздержался от замечаний.
- Могу я попросить вас об одолжении, мистер Паркер? - Пауэрскорт уже планировал новый визит в дом в Блэкуотере. - Вероятно, я вынужден буду скоро вернуться, чтобы побеседовать с обитателями большого дома. Вы меня понимаете? Не могли бы вы прогуляться со мной вокруг озера, так же, как со старым мистером Харрисоном? Иногда возвращение на прежние места вызывает в памяти новые воспоминания. Только не подумайте, будто я считаю, что вы рассказали недостаточно.
Пауэрскорт одобряюще улыбнулся.
- Позвольте заметить, милорд. Вы уже не первый, кто расспрашивает меня о старом мистере Харрисоне. На днях сюда заходил другой джентльмен. - Самуэль Паркер запнулся. - Это был очень странный джентльмен, милорд. Пожалуй, больно прыткий. Само собой, держался он весьма дружелюбно, но не могу сказать, что был рассудителен, как вы.
Пауэрскорта весьма позабавило описание Джонни Фицджеральда. Не столь рассудительный. Надо будет сегодня же вечером рассказать об этом леди Люси.
Пока он ехал на поезде в Лондон, его не переставали волновать несколько вопросов.
Почему старый мистер Харрисон перенес свои дела на озеро? Почему он отправлял свои заграничные письма столь необычным способом? Была ли это просто осторожность банкира, или он опасался, что в кабинетах и спальнях Блэкуотера за ним ведется слежка?
8
Вернувшись в свой дом на Маркем-сквер, Пауэрскорт обнаружил, что его поджидает гость. Джонни Фицджеральд отдавал должное образчикам последних поступлений в погреба Пауэрскортов.
- Я как раз говорил леди Люси, Фрэнсис, - начал Фицджеральд, и не думая извиняться, - что вино необходимо проверять сразу по получении партии. Эти торговцы вполне могут послать вам не тот год или какую-нибудь жидкую бурду из винограда, выращенного не на той стороне холма.
Пауэрскорт поцеловал жену и повернулся к другу.
- И что же показала твоя проверка, Джонни? - Он взял со стола бутылку и заметил, что еще две тоже ждали экспертизы.
- Рад сообщить тебе, что вот с этим вином ты не ошибся. Отличное шабли; кажется, виноторговцы говорят о таком: "насыщенное". Боюсь, что не успею проверить те две бутылки: мне пришлось пригласить на ужин одного человека из Сити. Когда речь идет о твоих делах, Фрэнсис, Фицджеральду не до сна.
Леди Люси рассмеялась.
- Но прежде я должен рассказать тебе, что я узнал, побывав на юге, о том несчастном случае во время плавания.
Пауэрскорт поудобней расположился в своем любимом красном кожаном кресле и налил себе немного вина.
- Ты не против, Джонни, если я тоже отведаю моего вина, сидя в моем кресле в моем доме?
Фицджеральд широким жестом отмел всякие сомнения и возражения.
- Угощайся, Фрэнсис, угощайся. Это Зал Свободы.
- Так что ты разведал на юге?
- Ну, - Фицджеральд посерьезнел, - перво-наперво хочу доложить, что каждый год Харрисоны снимают дом около Коуза на острове Уайт. Здоровенный домище прямо у воды, сзади - теннисный корт, а спереди - небольшая пристань, где могут разместиться небольшие яхты. Сюда съезжаются Харрисоны со всей Европы. Некоторые приезжают посмотреть парусные гонки на неделе Коуза. Не удивлюсь, если немецкие сородичи болеют за кайзера, а не за наше правое дело.
- А сколько всего их, этих родственников, Джонни? - поинтересовался Пауэрскорт.
- В иные годы бывает до пятидесяти, - ответил Фицджеральд, косясь на свой бокал, - по крайней мере, так мне говорили. Но - о несчастном случае, Фрэнсис, том самом несчастном случае. Местная публика не любит об этом вспоминать, уж не знаю почему. Один старый морской волк заявил мне, что это-де приносит неудачу. Но все же кое-кто из местных жителей полагает, что это был никакой не несчастный случай. Похоже, они считают, хоть никто в этом напрямую и не признался, что дело здесь было нечисто.
- Почему? - спросил Пауэрскорт. Он расшнуровал ботинки и вытянул ноги в сторону камина.
- Вот в этом-то вся и загвоздка, Фрэнсис. Я порасспросил людей в гавани в Коузе, тех, кто присматривали за той яхтой: они просто отказываются верить. Владелец одной лодочной пристани объяснил мне, что яхту можно испортить точно так же, как лошадь. Там на яхте все так сложно устроено, что я половины не понял. Самое верное - проделать небольшую течь прямо перед тем, как жертва отправится в плавание. Вода будет просачиваться потихоньку, но никто этого не заметит. А когда она начнет заливать палубу, будет уже поздно. Если отправитесь в плавание в одиночку, вам придется одновременно и яхтой управлять, и воду вычерпывать. По крайней мере, так мне объяснили. Выходит, кто-то вполне мог вывести яхту из строя. Но это мог быть кто угодно, - Фицджеральд пожал плечами.
- Английский Харрисон, немецкий Харрисон, австрийский Харрисон - и это только начало списка, - начал перечислять Пауэрскорт, перебирая в памяти то, что ему было известно о различных ветвях семейного древа.
- Более того, - продолжал Джонни Фицджеральд, - эта часть побережья летом переполнена отдыхающими. Никто и внимания не обратит, если кто-то станет копаться во внутренностях яхты. Половина островитян заняты тем же самым.
Два человека поджидали третьего на берегу озера в Глендалу, в тридцати милях к юго-западу от Дублина. Деревья скрывали их от посторонних взглядов, но им самим хорошо было видно тропу, которая вела сюда из деревни.
- Он уже на полчаса опаздывает, - проворчал Томас Дочерти, тот, что был помоложе.
- Дадим ему еще минут пятнадцать, - ответил Майкл Бирн. Мужчины разговаривали шепотом, хотя, кроме них, на берегу больше никого не было видно. Они оба были руководителями небольших революционных групп, которые поклялись положить конец владычеству Англии над Ирландией. Оба жили в постоянном страхе за свою жизнь: в секретных архивах дублинской полиции на них давным-давно были заведены досье, и день ото дня там накапливались новые донесения осведомителей, весьма щедро оплачиваемых британской казной.
Они услышали звук шагов третьего прежде, чем увидели его. За их спинами плескались о берег невысокие волны. Вода была темно-синей, но с приближением ночи все больше чернела.
- Может, выйдем, покажем, что мы здесь? - прошептал Дочерти.
- Он и так знает. Ему точно известно, где мы должны его ждать. Не думаю, чтобы нас выследили, но осторожность не помешает.
Заговорщики выбрали Глендалу, потому что это место не внушало подозрений. Всегда можно было сказать, что вам просто вздумалось посетить места, связанные с древней ирландской историей. Башня пятого века, возвышающаяся на фоне холмов Уиклоу, - не что иное, как маяк, поставленный Богом, чтобы освещать пути странствий человеческих. Вот и такую конспиративную встречу можно объяснить желанием помолиться на берегу озера. Но у Глендалу были и другие достоинства. В этих краях жили в основном протестанты, чья лояльность несколько лет назад была вознаграждена визитом самого принца Уэльского с компанией друзей. Это было одно из тех редких мест в Ирландии, где возникновение католического заговора считалось наименее вероятным.
- Да благословит вас Господь, Майкл Бирн. Да благословит вас Господь, Томас Дочерти, - приветствовал ожидавших его Фергюс Финн. Дочерти служил на железной дороге, Бирн был учителем, а Финн - клерком в адвокатской конторе в Дублине.
- Давайте прямо приступим к делу, - предложил Бирн, признанный руководитель группы.
Они сели на влажную траву под деревьями и стали еще более невидимы для полицейских ищеек. За их спинами, как и тысячи лет назад, плескалась вода. Гряда холмов вокруг Глендалу и поверхность двух озер казались черными.
- Итак, юбилей. До него осталось всего два месяца, - продолжал Бирн. - Где нам устроить потеху, в Лондоне или в Дублине?
Его собеседники отлично понимали, что имеется в виду под "потехой" - покушение, бомба, террористическая операция, которая вновь заставит заговорить о них газеты всего мира.
- В Лондоне, - сказал Финн. - Туда съедется уйма народу. Наверняка мы без труда сможем переправить парочку наших людей. Полиция ничего и не заметит: не могут же они проверять каждого прибывающего в столицу. Какой в этом смысл?
- В Дублине, - возразил Дочерти. - Ясное дело - в Дублине. Даже в самой большой толпе наши люди вряд ли сумеют уйти невредимыми. Будь это бомба или пуля, лондонцы схватят нашего человека прежде, чем до него доберется полиция. В Дублине ему легче будет скрыться, а потом спрятаться в надежном месте.
- Но в Дублине покушение не наделает столько шума, сколько в Лондоне. - Финн настойчиво доказывал свою правоту, размахивая при этом правым кулаком, словно был на митинге. - Подумайте о тех войсках, которые сгонят на парад в столицу со всего света. Подумайте о тысячах людей на балконах и крышах домов. И тут раздается взрыв! Уж это их расшевелит почище любого парада! Представляете, как будет здорово?
Но Дочерти оставался невозмутим.
- Это верная гибель, - возражал он убежденно. - Даже если большинство будет глазеть на парад, все равно еще тысячи зевак будут толкаться на улицах, выискивая местечко, откуда лучше видно. Хорошая бомба в Дублине может наделать не меньше шума. А как ты думаешь, Майкл Бирн?
Бирн ответил не сразу. Он притянул ветку, что росла прямо над его головой, и стал медленно очищать ее от коры, одновременно высказывая свои соображения.
- Думаю, что это должна быть бомба, - размышлял он вслух. - У нас есть четыре парня с отличными рекомендациями, они служили в Королевских инженерных войсках и прекрасно разбираются в бомбах. Двое из них поселились в Хаммерсмите поблизости от моста. Двое вернулись в Дублин и теперь живут у пивоварни.
Он помолчал. Внезапный порыв ветра подернул рябью поверхность озера и промчался над деревьями, скрывавшими заговорщиков.
- Думаю, нам следует выбрать Дублин, - сказал он наконец. - Нам легче будет действовать у себя дома. Чем плох взрыв с утра пораньше в день юбилея? Отчего не взорвать одну из этих проклятых статуй? Тогда полицейские целый день будут носиться по городу, опасаясь нового взрыва. Глядишь, и в Лондоне зашевелятся. Думаю, это самый лучший план.
Внезапно Бирн приложил палец к губам.
- Что это за шум? - спросил он вполголоса. Все трое прислушались: не приближается ли полицейский обход или армейский патруль? Но было слышно лишь тихое журчание озера, да время от времени долетал с противоположного берега шум водопада.
- Ничего подозрительного, Майкл, просто ветер, - громко сказал Финн.
- Больно мы стали пугливые. Даже здесь. - Бирн принялся за новую ветку. - Слишком много арестов за последние шесть месяцев. И уж больно часто хватали самых нужных людей. Думаю, нам пора расходиться. Постарайтесь к следующей встрече в Грейстонсе подумать, какие мы можем выбрать цели.
Финн и Дочерти отбыли по домам один за другим с интервалом в пять минут. Бирн слышал, как затихали их шаги на тропинке, ведущей в деревню. Он повернулся и посмотрел на темную воду озера. Вот уже несколько месяцев он подозревал, что Финн доносчик. На этой встрече Бирн подстроил ему ловушку. Всех провокаторов заставляют подбивать заговорщиков на самые крайние меры, на самые жестокие преступления. Ему это известно от двух членов организации, которых он сам уговорил предложить свои услуги дублинской полиции. Майкл Бирн получил от них бесценную информацию, они рассказали, какие им давали инструкции, а плата, которую они получили, пошла на пополнение арсенала заговорщиков. Через два-три дня, размышлял Майкл Бирн, сведения об этой встрече дойдут до властей. Будем надеяться, что те поверят рассказу Финна.
На самом деле, Майкл Бирн, непримиримый враг английской власти, которого последние считали своим самым хитрым противником, собирался устроить "потеху" именно в Лондоне.
Он склонился над кромкой воды и плеснул себе в лицо. Потом перекрестился. Ощупал карман куртки и убедился, что трубка на месте. А затем пошел прочь от озера - вынашивать новые планы.
9
Леди Люси Пауэрскорт уже несколько дней занималась немецким языком.
- Не волнуйся, если не сможешь сразу перевести в голове фразу с английского на немецкий, - успокаивал ее муж. - Старая мисс Харрисон то и дело отправляется блуждать среди событий пятидесятилетней давности, так что запнись ты на пару секунд - она и не заметит.
Прежде всего леди Люси выразила хозяйке свои соболезнования.
- Такая печальная весть! Сообщение о кончине вашего брата очень меня огорчило, мисс Харрисон, - сказала леди Люси, усаживаясь в то же самое кресло в той же самой комнате, где неделю назад сидел ее муж.
- Смерть приходит к каждому, - наставительно заметила старуха. - Может, и за мной скоро придет. От нее никому не увернуться.
- Я уверена: вы еще долго будете с нами, - поспешила ободрить собеседницу леди Люси. - Вы так замечательно выглядите.
На лице старухи появилась тонкая улыбка, отчего морщины вдруг умножились, разбежавшись в разные стороны от уголков губ.