- Вы, наверное, хотели поговорить со мной о моем брате. - Старуха посмотрела на леди Люси. - Мне намного легче говорить по-немецки. Вы прекрасно говорите на моем родном языке, дорогая. Когда мы переехали в эти края, мне никак не давался английский. Такой нелогичный язык! Никак не могла его выучить.
Леди Люси вспомнила совет мужа, который получила от него, пока экипаж катил по извилистой дороге к поместью Блэкуотер.
- Самое главное, Люси, как можно быстрее наведи ее на разговор о брате и том, что его тревожило. Если ты станешь слишком долго расточать обычные учтивости, ее мозг потухнет, прежде чем ты успеешь перейти к делу. Нельзя терять ни минуты.
- Муж рассказал мне, что ваш брат был чем-то обеспокоен в последние недели перед смертью.
Леди Люси наклонилась вперед, желая убедиться, что мисс Харрисон ее слышит. Жаль, что она не захватила с собой записной книжки. Теперь она поняла, почему полицейские постоянно все записывают.
- Да, он был обеспокоен.
Старуха снова на миг умолкла, уставившись на классический пейзаж на стене.
- Банк - это всегда беспокойство, так говорил отец. Всегда беспокойство.
Леди Люси помнила рассказ Фрэнсиса о первой беседе, которую он повторил почти дословно в кабинете на Маркем-сквер. При этом он пересаживался с одного кресла на другое, чтобы лучше представить жене участников маленькой драмы, и все чаще посмеиваясь над собой, по мере приближения к концу пьесы. И вот эта присказка о вечных беспокойствах возникла снова. "Боже, Боже, - думала Люси, - не дай ее мозгу ускользнуть так быстро. Как я скажу Фрэнсису, что не оправдала его надежд?"
В это же самое время муж леди Люси приветствовал Самуэля Паркера, стоявшего на крыльце своего дома.
- Я принес вам альбом с фотографиями, мистер Паркер, тот, о котором рассказывал в прошлый раз. Альбом с видами гор. Вот посмотрите на эту. Правда, удивительная?
Двое мужчин с благоговением рассматривали фотографию гималайских вершин. Снимок был сделан издалека, но все же снежные шапки выглядели величественно, а два индуса казались на фоне гор крошечными муравьями.
- Большое спасибо, милорд. - Самуэль Паркер благоговейно взял альбом. - Позвольте, я рассмотрю его хорошенько чуть позже. А теперь пойдемте, я ведь обещал проводить вас к озеру и показать места, где останавливался во время прогулок старый мистер Харрисон.
Паркер вдруг снова исчез в доме и вернулся с большой связкой ключей всех возможных размеров, к каждому была прикреплена бирка с надписью четкими печатными буквами.
- Ключи, милорд. Всегда приходится носить с собой ключи. Ключи от зданий и всего такого.
Двое мужчин отправились в путь по тропе. Расстилавшееся перед ними озеро блестело в утренних лучах. Напротив, на другом берегу высился античный храм, казавшийся диковинным на фоне этого пейзажа. Слева был великолепный каменный мост. "Снова Палладио", - подумал Пауэрскорт. Где-то он видел похожий: в Вероне или в Венеции?
- Вот так вы и прогуливались, мистер Паркер? - спросил Пауэрскорт, замедляя шаг, чтобы приноровиться к темпу старого конюха. - Старый мистер Харрисон со складным столом и бумагами, конечно, ехал на пони. Скажите, вы всегда брали с собой ключи? Я хочу спросить, всегда ли эти здания были заперты?
- Нет, милорд, - покачал головой Самуэль Паркер. - Старый мистер Харрисон распорядился навесить замки лишь пару лет назад.
- А он объяснил почему? - Казалось, эта новость заинтересовала Пауэрскорта.
- Нет, милорд. Но человек, который их делал, рассказывал потом, что это были здоровые крепкие замки. "Можно подумать, - говорил он, - старый хозяин прячет в этих храмах королевские сокровища, а не пару покрытых плесенью статуй". Он по-прежнему живет здесь, в большом доме, тот человек, что делал замки. Гарольд Вебстер его зовут, милорд.
Они дошли до тропинки, она вела вокруг озера и то и дело пропадала из виду, скрываясь за береговыми изгибами. Пара грачей, пролетая над водой по направлению к лесу, приветствовала их карканьем.
- А теперь куда, мистер Паркер? - спросил Пауэрскорт.
- Куда хотите, милорд, можно направо, а можно налево. Я никогда не знал, куда свернет старый хозяин, пока мы не доходили до развилки. Думаю, в это время года он пошел бы направо.
Уже скоро тропинку украсят цветущие каштаны и рододендроны. Но этим утром старый слуга вел гостя мимо зеленевших елей и огромных дубов.
- А он беседовал с вами по дороге, мистер Паркер? - спросил Пауэрскорт, заметив, что античный храм вдруг скрылся из виду.
- Нет, он со мной не разговаривал, милорд. Правда, иногда говорил сам с собой. Обычно по-немецки или, может, на каком другом языке.
- На каком?
- Не могу вам сказать, милорд. - Самуэль Паркер покачал головой. - В школе я не больно-то налегал на иностранные языки. Мне и английское правописание с трудом давалось. Но Мейбл думает, что это мог быть идиш.
- А почему она так решила? Неужели Мейбл знает идиш? - Пауэрскорт в очередной раз удивился детективным способностям миссис Паркер.
- Чтобы Мейбл на идише говорила, милорд? Никогда от нее не слышал. Думаю, это викарий ей сказал. Он гоже слышал, как старый мистер Харрисон разговаривал сам с собой. Идиш, сказал викарий, или, может, другой какой язык, начинающийся на А. Арабский? Арамейский? Не припомню.
Теперь они приближались к другому храму, который прежде не был виден с тропинки. Это было небольшое здание с портиком из четырех дорических колон и внушительной надписью над входом. Procul, o procul este, profani, гласило предупреждение. Пауэрскорт вспомнил, как под пристальным взглядом учителя переводил в школе "Энеиду". "Прочь, прочь, непосвященные", - произнес он про себя. Так говорит сибилла в Шестой книге, когда Эней спускается в подземный мир, чтобы встретиться с отцом и узнать у него историю основания Рима, - опасное путешествие, из которого не всякий возвращался. Пока Самуэль Паркер перебирал ключи на связке, Пауэрскорт, стоя в ожидании у дверей, размышлял, не переступает ли и он порог частного подземного мира Харрисонов, где уважение потомков отмечается не скорбью и предсказаниями сибилл, а телами мертвых.
- Так что его тревожило, мисс Харрисон? - Леди Люси начала выказывать беспокойство, но все же надеялась, что старая дама не потеряла нить своих воспоминаний.
- Он никогда не был со мной особенно разговорчив, леди Пауэрскорт. После визита вашего мужа я попыталась вспомнить, о чем он говорил. Германия, думаю, это как-то было связано с Германией. Теперь там все иначе, все объединено. А я помню еще маленькие княжества, которые существовали до того, как этот ужасный Бисмарк добился своего и связал их всех в единый узел.
Старуха вдруг замолчала, и на лице ее появилась рассеянная улыбка. "Она снова уходит, снова уходит", - всполошилась леди Люси.
- Так поэтому он в последние годы часто ездил в Германию? Что-то его там беспокоило?
- Берлин, - произнесла старуха уверенно. - Вот он куда ездил. По делам банка, так он сам говорил. И Франкфурт, туда тоже. В Берлине теперь полно солдат, они все время маршируют туда-сюда, словно готовятся с кем-то сражаться. Так он рассказывал.
- А не получал ли он писем из Германии?
- Письма? - Старуха обвела глазами комнату, словно встревоженная отсутствием свежей почты. - Письма…
Старая мисс Харрисон снова погрузилась в свои мысли.
- Папа учил нас писать, когда мы были еще совсем маленькими. "Уметь писать, дети, - это очень важно, - наставлял он нас, - почти так же важно, как уметь считать". Так он говорил.
- Я уверена, он был прав, - дипломатично согласилась леди Люси. - А ваш брат переписывался с кем-нибудь в Германии?
- Дворецкий всегда приносил почту утром в конце завтрака. Мы, дети, очень радовались, когда тоже получали письма. Я любила разглядывать марки и штемпели.
Она снова закивала головой, как бы подтверждая образовательную функцию почтовой службы.
- Мой брат получал письма из Германии, - продолжала мисс Харрисон. - Я помню почтовые штемпели. Гамбург, Бремен, Берлин, Франкфурт, а одно даже из Мюнхена с красивой маркой. Кажется, там были изображены горы. Ведь возле Мюнхена есть горы, верно?
Леди Люси заверила собеседницу, что все так и есть.
- А мистер Харрисон вообще говорил с вами о том, что его беспокоит? - продолжала гостья, подчеркивая "вообще", словно считала, что невозможно вот так двум старым людям жить бок о бок и не делиться своими тревогами.
- Иногда брат разговаривал во сне. Когда сидел у камина, как раз там, где вы сейчас. После ужина он обычно крепко засыпал и порой бормотал что-то во сне. Я-то теперь плохо сплю по ночам. Сначала усну, а потом снова просыпаюсь. Знаете, мама под старость вообще не могла спать. Доктор сказал, что если бы она больше спала, то не угасла бы так быстро после смерти отца. Не умерла бы так скоро. Так он сказал.
- А что именно, - тихо спросила леди Люси, уповая на еще одно последнее прояснение, - говорил он во сне, когда спал у камина после ужина?
- Этот они называют храмом Флоры, милорд, - сказал Самуэль Паркер, пропуская гостя внутрь. В крошечном храме было сыро. Левая стена была отдана на откуп паукам, и паутина оплела ее сверху донизу. Еще здесь стояло несколько бюстов античных героев, а у противоположной стены - два крепких стула, похожих на скамьи.
- А что, старый мистер Харрисон когда-нибудь заходил сюда? - поинтересовался Пауэрскорт, внимательно рассматривая статуи. - Прочесть свои бумаги или написать письмо?
- Очень редко, милорд, - покачал головой Самуэль Паркер, и клинья его седой бороды зашевелились в такт. - Может, раза два. Однажды он остановился здесь, и мне пришлось снимать с пони стол и нести его внутрь.
- А не припомните ли, как давно это было? Не показалось ли вам, что он торопился поскорей приступить к работе?
Пауэрскорт внимательно осмотрел бюсты; слева, кажется, Марк Аврелий, а справа Александр Македонский.
- Пожалуй, что так, милорд. Я про то, что он торопился. Вроде это было прошлым летом. Припоминаю, что припекало изрядно, хоть было еще раннее утро.
Они отправились дальше. Тропинка то шла вверх, взбираясь на поросшие деревьями холмы, то спускалась к самой воде. Время от времени на другой стороне озера мелькал еще один храм, гордо возвышающийся на торфяном пригорке. Иногда он пропадал из виду, скрываясь за кустами и деревьями.
- Полагаю, что парк был разбит задолго до того, как в поместье обосновались Харрисоны? - заметил Пауэрскорт.
- Именно так, милорд. Думаю, еще в восемнадцатом веке. Но старый мистер Харрисон хорошо знал его историю. Он прочел все книги о поместье, что были в библиотеке в большом доме, и иногда цитировал мне что-то по-латыни, прямо наизусть.
Они прошли сквозь грот, где мраморная девушка дремала на камне, не замечая льющихся вокруг водяных струй, и статуя речного бога указала им, куда идти дальше.
- Не думаю, чтобы мистер Харрисон занимался здесь делами, - пробормотал Пауэрскорт, ударившись макушкой о каменный выступ, а тем временем местные божества промочили низ его брюк.
- Здесь - нет, милорд. Но всего в нескольких ярдах вверх по тропинке есть дом, который они называют "коттеджем". Вот там он частенько работал.
Перед ними открылась панорама озера, и стал виден лес на противоположенном берегу. Вот с удивительной скоростью промчался над водой, блестя голубым опереньем, зимородок. На холмах над озером радостно щебетали птицы, то и дело слетая к озеру подкрепиться.
Коттедж был задуман как небольшой летний домик, его построили всего пару лет назад.
- Там внутри, - Самуэль Паркер снова завозился с ключами, - видите, есть стол у окна. Случалось, я ждал больше часа, пока мистер Харрисон писал свои письма или размышлял о чем-то. Иногда он вдруг прерывался и выходил полюбоваться на озеро; стоял вон у того дерева. А потом возвращался в дом. Пони тут нравилось. Здесь сочная трава.
"О чем мог писать старик? - подумал Пауэрскорт. - Кому? Неужели это мирное занятие стало причиной его смерти? Что он ищет?" Он был уверен в одном: задолго до того, как он вступил на эту сцену, кто-то уже совершил здесь разведывательную экспедицию. Но что искал его предшественник, повезло ему или нет, Пауэрскорту пока было неизвестно.
- Наверное, здесь ему было очень спокойно, - улыбнулся Пауэрскорт.
- Совершенно верно, милорд. Ну вот, остался только Пантеон. Он там тоже работал. А потом можно возвращаться назад.
Так вот что напомнил ему этот храм! Пауэрскорт недаром почувствовал, что где-то уже видел подобное здание. Конечно, это было в Риме, где они с Люси отмечали годовщину свадьбы. Пантеон. Языческие боги Рима переселились с берегов Тибра и обрели новый дом в оксфордширской глубинке.
- Иногда он говорил по-немецки, иногда - на идише. - Старая мисс Харрисон старалась сосредоточиться, словно чувствовала, что время ее ограничено.
А вдруг Фрэнсис захочет, чтобы она скоростным способом освоила идиш, встревожилась леди Люси. Будем надеяться, что эта идея не придет ему в голову. Она подождала. Похоже, что мысли мисс Харрисон снова отправились в неведомое путешествие.
- Тайные общества, тайные общества, - прошептала старуха. - Отчего люди организуют тайные общества, дорогуша? Папа жаловался, что они появились в университетах. Он говорил, что это ужасные организации: сплошные дуэли, пирушки и все такое.
Старуха запнулась и снова погрузилась в раздумья. Леди Люси попыталась вернуть ее, прежде чем та окончательно исчезнет в неведомых воспоминаниях.
- Здесь или в Германии? - спросила гостья, стараясь, чтобы вопрос звучал по-деловому.
- Он знал, что они действуют в Германии. Вот именно, - вдруг заявила старуха решительно. - Ему это было прекрасно известно. Знаете, что говорят о старости, моя дорогая?
Леди Люси покачала головой.
- Говорят, что в старости вы отлично помните то, что случилось пятьдесят лет назад, но не можете припомнить, что было вчера. Он не знал, были ли такие общества только в Германии или и в Англии тоже. Это мой брат говорил во сне. Папа так огорчался из-за тайных обществ, потому что сын его лучшего друга получил ужасный шрам на дуэли - прямо через всю щеку. А ведь был такой красивый юноша!
Старуха провела линию от мочки уха до уголка морщинистого рта. "Может, все эти годы она любила этого красивого юношу?" - подумала леди Люси.
- А ваш брат не говорил, для чего создаются тайные общества? Каковы их цели?
- Ничего хорошего из этого не выйдет, так отец говорил, - продолжала мисс Харрисон. - Ничего путного. Какой смысл разжигать вражду? И вот мальчик остался со шрамом. Посмотрите, как его изуродовало в этой дурацкой схватке. Ни одна девушка на него после и глядеть не хотела. Какой позор! Так отец говорил. Злосчастная дуэль разрушила его будущее, бедный мальчик!
Леди Люси очень хотелось узнать, не была ли мисс Харрисон влюблена в этого юношу до того, как он получил шрам, но сдержалась. Фрэнсис никогда ей не простит, если она станет выспрашивать старуху о ее увлечениях шестидесятилетней давности.
- Так говорил ли он, для чего организуют эти тайные общества? - повторила леди Люси свой вопрос и вспомнила, как муж признавался, что хотел хорошенько встряхнуть мисс Харрисон, чтобы вернуть ее мысли к предмету их разговора.
- Тайное братство. Проклятое тайное братство! Помню, как он выкрикнул это однажды, совсем недавно. В тот день на ужин был жареный гусь. Когда я была маленькой девочкой, у нас обычно жарили гуся на Рождество. А в иные годы народу собиралось так много, что готовили двух или даже трех. Я до сих пор помню запах, знаете, запах гуся, запекаемого в духовке. Он разносился по всему дому. Папа любил сам разделывать гуся. Помню, как однажды, стоя с ножом в руке, он заявил, что лучше ему было стать хирургом, чем банкиром. Тогда бы он мог резать все дни напролет. - Мисс Харрисон засмеялась тоненьким смехом.
Леди Люси понимающе улыбнулась.
- А что вы еще помните, мисс Харрисон? Может, ваш брат что-нибудь еще говорил во сне? - Она попробовала подступиться к старухе с другой стороны. - Представьте, вот он сейчас сидит тут, в этом кресле после ужина, и вас только двое. В камине горит огонь. За окном уже стемнело. Занавески задернуты. Очень тихо. И постепенно он засыпает. - Леди Люси медленно закрыла глаза. - Может, даже начинает похрапывать. Но вот ваш брат начинает что-то бормотать во сне. Что он говорит?
Старуха наморщила лоб, словно маленькая девочка, которая никак не может решить трудную задачку. Потом она тоже закрыла глаза.
Леди Люси ждала. Наконец, приоткрыв один глаз, она увидела, что ее хитрость не удалась. Глаза старой леди были закрыты. Дыхание ее стало медленным и ровным. В тот самый момент, когда она была почти готова поведать собеседнице всю правду, мисс Августа Харрисон заснула.
Шесть коринфских колон с античными статуями по бокам смотрели на озеро. Видимо, это центр всей композиции, решил Пауэрскорт, уже не в первый раз удивляясь причудливости ума человека, создавшего этот мифический парк, человека, для которого мифы античной Греции и Рима и поэзия Вергилия были важнее, чем современный ему мир восемнадцатого века. Пауэрскорту захотелось встретиться с неизвестным архитектором. Вот если бы вызвать его дух из ручьев и гротов, оставшихся после него.
Пони радостно трусил вниз к озеру, где было много травы. Самуэль Паркер снова перебирал ключи.
- Мистер Харрисон, наверное, любил отдохнуть летом в тени колонн? Здесь так красиво и прохладно. - Пауэрскорт мысленно перенес этот маленький храм с колоннами, куполом и статуями на просторы итальянского пейзажа, где-нибудь в Кампаньи. Там он дарует путнику желанное укрытие от знойного солнца. А в Англии, и тут Пауэрскорт представил более прозаическую картину, что ж, в этих краях в храме всегда можно спрятаться от дождя.
- Случалось, милорд, - подтвердил Самуэль Паркер. - Да только он, видать, боялся, что его заметят, и обычно заходил внутрь. Здесь он больше всего любил работать.
Паркер уже открыл огромные двери и теперь пытался отпереть железную решетку, которая ограждала статуи. Лицом к озеру стоял мраморный Геркулес, а рядом с ним - Диана, богиня охоты, Церера, богиня природы и урожая, и зловещая Исида, повелительница темных тайн загробного мира. Пауэрскорт внимательно осмотрел статуи, безуспешно пытаясь вспомнить все подвиги Геракла.
- Обычно он оставлял дверь открытой, чтобы любоваться озером, милорд. - Самуэль Паркер остановился как раз на том самом месте, где, как он помнил, стоял стол хозяина. - Порой мне случалось ждать его добрый час или даже больше, пока он закончит писать там внутри.
- А что, Геркулес имел для него какое-то особое значение? - поинтересовался Пауэрскорт, проводя рукой по поверхности статуи, проверяя, не полая ли она внутри: вдруг от его прикосновения откроется скрытый в мраморе тайник?
- Этот Геркулес был на удивление глуп, милорд, - произнес Самуэль Паркер, любуясь, подобно его покойному хозяину, видом на озеро.
- Неужели? Почему вы так решили? - озадаченно спросил Пауэрскорт.
- Вечно он все делал не так. Все они, кого назвали на "Г": Ганнибал, Гера, Геркулес, все умом не отличались.