Он по-прежнему таращился на Марту, не желая садиться, и в его присутствии ей внезапно стало не по себе. Во взгляде подростка сквозило что-то опасное и непредсказуемое.
- Приятно было познакомиться, мистер Заилль, - сказала она, вставая и оправляя юбку.
- Матье, прошу вас.
- Матье, - поправила она себя. - И с тобой, Том. Я хочу еще немного погулять. Уверена, что мы еще увидимся.
- О боже, море велико, и мал мой челн, - с улыбкой сказал Матье, кивнув ей на прощание. - Какая очаровательная женщина, - тихо произнес он, когда мисс Хейз скрылась из виду. - Ты мог бы с ней быть поприветливее, Том. Право же, у тебя невероятно грубые манеры.
- Пф-ф, - послышалось в ответ равнодушное фырканье: на губах мальчика на миг появился пузырь слюны, который он тут же вытер рукой.
Возможно, Том прибавил бы к этому еще какую-нибудь красноречивую фразу, но вдруг заметил Викторию Дрейк, которая стояла у перил, в двух десятках футов от них, и пристально смотрела на море. Глаза у мальчика расширились, челюсть отвисла, и он испытал первые муки желания. Почувствовав, что на нее смотрят, девушка медленно оглянулась, поймала его взгляд и, окатив презрением, отвернулась опять. Том понял, что покраснел, и плотно сжал губы. Матье, наблюдавший за всей этой пантомимой, не смог удержаться от смеха.
- Что с тобой, Том? - воскликнул он. - Ты покраснел как рак. Неужто влюбился?
- Пф-ф, - снова фыркнул племянник, словно сама эта мысль была нелепой. (А сам подумал: "Да".) Матье посмотрел на предмет его любви и медленно кивнул. Том почувствовал, как поневоле снова перевел взгляд на Викторию, но той уже и след простыл.
- Да, - сказал Матье, который и сам много раз оказывался в подобной ситуации. - Кажется, я понимаю.
Из своего многолетнего опыта капитан Кендалл знал, что вступать в панибратские отношения с командой неблагоразумно. В начале своей карьеры он пытался снискать расположение помощников и матросов, находившихся у него в подчинении, и надеялся благодаря дружбе с ними создать на борту атмосферу взаимопонимания. Однако этим воспользовались на "Персевирэнс" - капитан стал замечать самодовольство среди членов команды, которые вовсе не считали его тем дисциплинированным командиром, чей образ вдохновлял его при чтении рассказа о "Баунти". Приняв командование над "Монтрозом", он существенно изменил тактику. Хотя нынешние подчиненные и не боялись его, они все же относились к нему почтительно, а перепады его настроения стали притчей во языцех. Он мог подобострастно общаться с пассажиром первого класса, а в следующую минуту чуть ли не замахиваться кулаком на матроса. На корабле существовало неписаное правило: выполнять приказы капитана, но не попадаться ему под руку. Старпом Соренсон, слегший с аппендицитом, - единственный человек, который пользовался еще меньшей популярностью среди коллег за свое подхалимство, и капитан понимал: возможно, он один из всей команды жалеет, что Соренсон попал в больницу.
Сидя вечером за письменным столом в своей каюте и расставив на голубых картах циркули, капитан что-то быстро записывал на клочке бумаги, подсчитывая расстояния, исходя из долготы и широты, и с помощью скорости в узлах пытался определить, успеют ли они прибыть в Канаду к сроку Он с удовольствием отметил, что пароход идет точно по графику. Ясное небо и легкий попутный ветерок дали сегодня кораблю большое преимущество, и он даже немного набрал скорость, хотя капитан Кендалл приказал пока запустить лишь четыре из шести паровых котлов. Он свято верил, что судно нельзя перегружать, и редко разогревал котлы на полную мощность. В отличие от своего героя капитана Блая, он всегда строго придерживался расписания и нисколько не стремился опередить сроки. Пароход должен был войти в порт Квебека утром 31 июля, и капитан ориентировался только на эту дату. Прибыть тридцатого - хвастливая показуха, 1 августа - опоздание. Однако, судя по всему, "Монтроз" доберется до места назначения вовремя, и капитан, с довольной улыбкой откинувшись в кресле, взял в руки газету, которую купил перед отплытием. Он бегло просмотрел заголовки: назревают неприятности, связанные с забастовками на бельгийских заводах спиртных напитков; полиция разыскивает какого-то человека, который убил свою жену и разрубил труп на мелкие кусочки; богатая бабуля недавно вышла замуж за восемнадцатилетнего юношу. Капитан отшвырнул газету, злясь на глупость этого мира. "Именно поэтому я и предпочел море", - заключил он.
Капитан Кендалл подумал о том, как мистер Соренсон томится один в антверпенской больнице. Ему, вероятно, уже удалили аппендикс, и он оправляется после операции: возможно, очнувшись от наркоза, старпом поинтересуется, отплыл ли корабль, прекрасно зная, что отплыл. Водрузив на голову фуражку и резко одернув китель, капитан решил было воспользоваться новым телеграфом Маркони, стоящим в радиорубке, и послать в больницу пожелание скорейшего выздоровления, но затем передумал. Радистам трудно будет объяснить, почему он хочет остаться там один, а если они проведают о сообщении, его тщательно шлифуемый образ сурового надсмотрщика может быть скомпрометирован. Но при этом капитан очень боялся, что мистер Соренсон заподозрит его в равнодушии Резко тряхнув головой, он отогнал от себя эту мысль и вышел из каюты, заперев за собой дверь.
Со своей выгодной позиции на палубе капитану удалось различить в рулевой рубке фигуру Билли Картера, который показывал на море и шутливо беседовал с одним из штурманов. Новый старпом пил чай, хотя капитан категорически запретил это делать в рубке. Он зашагал через палубу третьего класса, сторонясь детей и их родителей и резко поворачивая влево или вправо, как только замечал, что какой-нибудь назойливый пассажир готов поймать его взгляд и вступить разговор. "Их всех притягивает мундир", - подумал капитан, и это было правдой. В своей черной флотской форме он производил подлинный фурор, щеголяя рядом орденских ленточек возле с кармана, хотя на самом деле они были просто знаками отличия Канадского Тихоокеанского флота. По сравнению с этими пассажирами в дешевой дорожной одежде он казался настоящим денди. Направившись к палубе первого класса, капитан вздохнул с облегчением - правда, неглубоким. Он знал, что здесь публика еще хуже, поскольку, в отличие от своих попутчиков из третьего класса, вовсе не смотрела на него снизу вверх. Наоборот, они смотрели на него сверху вниз, полагая, что он стоит немногим выше дворецкого или слуги. Обычно капитан старался вести себя с ними учтиво. Вдобавок к этому каждый из пассажиров добивался приглашения за его стол - ежевечерний ритуал, которого Кендалл страшился. Мистеру Соренсону, как правило, удавалось отсеивать зануд от тех путешественников, что могли, по крайней мере, его развлечь, но так или иначе всегда существовала определенная иерархия. Обязательно приглашались господа, занимавшие "президентский люкс", а также некоторые другие пассажиры первого класса. Но теперь, когда нет мистера Соренсона, отделяющего зерна от плевел, можно ли надеяться, что ужин принесет радость и хорошо усвоится? Проходя мимо пассажиров, капитан уловил обрывки разговора и даже услышал комплиментарное - к тому же, неожиданное - замечание от одного мальчика, которого миновал, пробираясь к рубке.
- Эффектная форма, не правда ли? - сказал Эдмунд Виктории: сидя в шезлонгах, они играли в карты, и проходивший мимо капитан Кендалл поймал его взгляд. - Офицеры так элегантно выглядят.
- Да, очень, - согласилась Виктория, радуясь возможности проявить интерес к другим мужчинам на борту и надеясь, что это в конце концов заставит Эдмунда оказать ей больше внимания. - Вы не видели старшего помощника? Очень статный мужчина.
Эдмунд улыбнулся, но промолчал, сбросив бубновую даму на бубновую восьмерку. Они в четвертый раз играли в рамс, и он уже три раза проиграл - это удивило юношу, считавшего себя в картах докой. Теперь, не желая продуть всухую, он старался сосредоточиться.
- Последняя, - сказала Виктория, перевернув девятку пик, и закусила губу в предвкушении очередной победы, а затем взвизгнула от радости. - Я выиграла! - воскликнула девушка, весело захлопав в ладоши.
- Четыре подряд, - сказал Эдмунд, качая головой. - Вам просто везет.
- Мы с мамой все время играем в карты, - по секрету сообщила ему Виктория. - Только никому не говорите - мы играем на деньги, и она всегда проигрывает. Я считаю это своим частным доходом.
- Так вы шулер, - с улыбкой ответил он. - Право же, Виктория, я вам поражаюсь - вы просто мной воспользовались.
Она подняла брови: не начал ли он наконец с нею заигрывать, - но Эдмунд уже потянулся за колодой и стал тасовать карты, чтобы сдать их по новой. Девушка вздохнула. Она окинула взглядом палубу, выискивая каких-нибудь других подходящих молодых людей, но так никого и не заметила. Крайне удручающий ассортимент. Обычно в путешествиях не меньше десятка готовы были добиваться ее руки. И в тех редких случаях, когда она сама безнадежно в кого-нибудь влюблялась, дух соперничества подталкивал остальных к решительным действиям. Они продолжили игру, и когда Виктории стало ясно, что Эдмунд вовсе не собирался к ней приставать, заметив, что она им "воспользовалась", девушка почувствовала, что сердится на него еще больше. И уже целиком - в его власти.
- Знаете вон того мальчика? - спросил через минуту Эдмунд, который твердо решил сосредоточиться на картах и победить, но при этом заметил, как за ними издали наблюдает молодой темноволосый паренек.
Виктория быстро оглянулась, однако мальчик тем временем отвернул голову и стал смотреть на море, а потом быстро отступил назад, испугавшись упасть в воду, и прижал ладони к трубе у себя за спиной.
- Нет, - ответила она, снова повернувшись к Эдмунду. - Правда, я его и раньше видела - все таращился на меня, но я ума не приложу, кто это.
- По-моему, у вас есть поклонник, - с улыбкой сказал он, и поневоле - не говоря уже о крайнем изумлении - девушка почувствовала, что краснеет.
- Ну это вряд ли, - возразила она. - Он ведь еще ребенок. Лет четырнадцать - пятнадцать, не больше.
- Но вы же сами лишь на пару лет старше, - сказал Эдмунд. - Могли бы завести на борту роман.
Виктория фыркнула.
- Только не с малявкой, - ответила она. - Кто я, по-вашему, - похитительница младенцев? Видите ли, у меня есть определенные принципы. И я не собираюсь заводить для своего развлечения детский сад.
Эдмунд рассмеялся.
- Я в этом не сомневаюсь, - сказал он.
- Ну а вы сам? - спросила она, решив немного покопаться в его душе. - Встретили на борту каких-нибудь леди, которые пришлись вам по вкусу?
Эдмунд тревожно заерзал в кресле, и Виктория с радостью заметила его смущение.
- Нет, - угрюмо ответил он и пошел со следующей карты. - Когда же я наконец выиграю? - вопросил он небеса.
- Не уходите от темы, Эдмунд.
- Не знал, что у нас есть тема.
- Есть - роман.
- А я думал, мы просто играем в карты.
Она застенчиво ему улыбнулась и через пару ходов вновь выиграла. Эдмунд огорченно вздохнул.
- Кажется, не везет мне. - Он собрал колоду и снова начал ее тасовать. Через минуту он остановился и принялся считать карты. - Здесь всего сорок девять, - произнес он, удивленно посмотрев на соперницу.
- Что вы сказали? - простодушно переспросила она.
- Я говорю: в колоде всего сорок девять карт. То-то я и смотрю - творится что-то странное. Здесь нет… - Он снова пересчитал карты, перебрал их и затем убедительно кивнул. - Так я и думал, - подтвердил Эдмунд. - Здесь всего два короля вместо четырех и не хватает одного туза. Немудрено, что я не мог выиграть. Я ведь учитывал эти карты.
- Вот как? - ответила Виктория с притворным удивлением. - Наверно, старая колода. Мы играли ею несколько недель. Возможно, забыли пару карт в нашем антверпенском номере.
- Скорее всего, - недоверчиво промолвил Эдмунд, радуясь тому, что они не стали играть на деньги.
- Надеюсь, вы не хотите сказать, что я жульничала? - сказала Виктория, схватившись рукой за горло, словно от одной этой мысли у нее перехватило дыхание.
- Разумеется, нет, - ответил Эдмунд, хоть и сомневался. - В конце концов, это же просто игра. Но по-моему, если мы собираемся играть дальше, нужно поменять колоду.
Виктория ждала этого и теперь задумалась: хватит ли у нее наглости довести свой план до конца? Она заранее спрятала три карты и принесла остаток колоды, предвидя подобную возможность. На самом деле она даже немного удивилась, сколько времени понадобилось Эдмунду на то, чтобы обнаружить недостающие карты, и уже начала волноваться: не придется ли им весь день играть на палубе в рамс без двух королей и одного туза? Наконец, она решила, что если не принять меры сейчас, сам он никогда на это не отважится, и, мужественно приготовившись к отказу, сделала бесстыдное предложение.
- В моей каюте есть другая колода, - сказала она, стараясь не смотреть ему в глаза. - Новая. Мы можем пойти и взять ее.
Эдмунд сощурился.
- Если вы не против, я подожду здесь, - ответил он. - Посторожу шезлонги.
- Да здесь же их полно, - сказала она, смеясь, и оглянулась вокруг. - Не могли бы вы сходить со мной? Не хочу, чтобы за мной увязался тот мальчишка.
Эдмунд кивнул.
- Ну если настаиваете… - медленно произнес он. Они встали, и Виктория взяла его за руку: теперь, когда она добилась своего, ее сердце забилось чаще. Быстро пройдя через палубу и даже не взглянув на Тома Дюмарке, она повела Эдмунда к трапу вниз, в свою каюту, взволнованная тем, что ей предстояло.
Капитан Кендалл, наблюдая за ними в высоты рулевой рубки, признал в них пассажиров первого класса. Его взгляд остановило что-то во внешности Эдмунда, который вскоре скрылся из виду, но капитан так и не смог понять, что именно. Однако чувствовалось нечто необычное. Нечто…
- Капитан, - прервал его размышления Билли Картер.
- Что такое? - раздраженно спросил он молодого человека, который удивленно поднял брови. Кендалл на краткий миг закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. - Ну что? - повторил он спокойнее.
- Я просто хотел сказать, что сдаю вахту. Если вам понадоблюсь, я в каюте, - сказал он.
- Хорошо.
- И вон на том столе я оставил список пассажиров, которые будут ужинать за вашим столом сегодня вечером.
- Надеюсь, зануд среди них нет, мистер Картер?
- Если не считать меня, сэр.
- Вас?
- Ведь есть такая традиция, сэр. Во второй вечер плавания за капитанским столом ужинает старший помощник.
Кендалл задумался. Традиция? Если она и существовала, капитан о ней не знал. Во всяком случае, мистер Соренсон ужинал с ним каждый день, но это у него такая привычка. Капитану было неизвестно о правилах, регулирующих данный вопрос. Однако, не желая показаться невеждой, он угрюмо кивнул.
- Разумеется, - сказал он. - А еще кто?
- Мистер Заилль со своим племянником - мастером Дюмарке.
- Из "президентского люкса"?
- Так точно.
Кендалл кивнул.
- Заилль? - переспросил он. - Дюмарке? Что это за фамилии такие?
- Французы, сэр.
- Французы, - в раздражении повторил он. - Спаси нас всех господь.
- Затем - миссис Дрейк и ее дочь Виктория, - продолжил Билли Картер. - Миссис Дрейк очень хотелось присоединиться к нашему обществу.
- Она богата? Назойлива? Подобострастна?
- Уверяю вас, сэр, она очень приятная женщина. Затем я пригласил мистера Робинсона и его сына Эдмунда, а также мисс Хейз, поскольку они, похоже, успели подружиться. По-моему, веселенькая компания, сэр.
- Сгораю от нетерпения, - холодно сказал Кендалл.
- Да, сэр, - через минуту добавил Картер, удивленный этим замечанием. - Если больше не будет никаких поручений, капитан, до ужина я уйду к себе.
- Не будет, мистер Картер. Можете идти.
Он проследил, как старший помощник спустился по ступенькам и скрылся в толпе на палубе третьего класса. Кендалл сверился с часами. Полшестого. До застольной пытки осталось два с половиной часа, затем - один-два часа принужденной беседы и деланого добродушия, и лишь после этого он сможет удалиться к себе. Впервые за всю свою карьеру капитан Кендалл задумался: создан ли он для этой работы?
Хотя ужин подавали в любое время между половиной восьмого и десятью, гостей пригласили к капитанскому столу на восемь - именно в этот час предпочитал ужинать сам капитан Кендалл. Пока он поправлял галстук у зеркала своей каюты, все, кому посчастливилось составить ему компанию, в разной степени волновались перед будущей трапезой, и каждый готовился к ней по-своему.
В каюте А7 миссис Антуанетта Дрейк вплотную приблизилась к зеркалу, настраивая свет: над верхней губой она снова обнаружила тоненькие усики и рассерженно вздохнула. В Антверпене она посещала косметолога, но ее обслуживала глупая девчонка, которая забыла навощить ее верхнюю губу. Миссис Дрейк потянулась за пуховкой и легонько припудрилась. Она выбрала экстравагантное темно-зеленое платье и бюстгальтер, из которого чуть ли не вываливались груди. При каждом вздохе они вздымались, и казалось, будто груди спорят друг с другом о том, какую освободят первой. Глядя на свое отражение, миссис Дрейк сумела убедить себя, что все еще обладает сексуальной привлекательностью восемнадцатилетней дебютантки.
- Виктория, взбодрись, - сказала она, поймав в зеркале дочкин взгляд. - Тебя ведь должен волновать сегодняшний вечер. Немногим девушкам твоего возраста удается поужинать с самим капитаном корабля. - Одетая в роскошное вечернее платье красного цвета, Виктория сидела на краю кровати, уставившись в пустоту: она никак не могла отойти от давешнего унижения. - Что с тобой? У тебя такой вид, будто настал конец света.
- Все со мной нормально, - резко ответила она. - Просто я проголодалась - вот и все. Ты еще не готова?
- Я и так спешу - не подгоняй меня.
- Уже скоро восемь.
- Леди имеют право опаздывать, - пояснила мать. - Тебе пора это знать, дорогая. Пусть джентльмены подождут. Если мы явимся к столу первыми, все придут в замешательство.
Предстоящий ужин приводил Викторию не просто в замешательство: она знала, что за столом будет сидеть Эдмунд Робинсон, и молилась, чтобы стол оказался достаточно широк и можно было сесть подальше от мальчика. Дневное общение с ним внезапно прервалось, когда она привела его в свою каюту, чтобы взять новую колоду. Крепко закрыв за собой дверь, Виктория пригласила юношу присесть, пока она отыщет карты, но вместо этого он подошел к туалетному столику и стал рассматривать фотографии в рамках, расставленные там миссис Дрейк.
- Мой отец. - Виктория подкралась сзади и взглянула через его плечо на портрет худого, стареющего мужчины с темными глазами, который сердито смотрел в камеру, ссутулив плечи. - Он не любит фотографироваться. Просто выходит из себя.
- Заметно, - произнес Эдмунд, сурово глянув на господина.
Прежде чем отойти, Виктория слегка скосила взгляд влево и была тотчас поражена бледной, светлой кожей на шее Эдмунда - столь же безупречной и белоснежной, как снег в саду, по которому еще не ступала ничья нога. Она вдохнула исходивший от мальчика запах и тотчас отступила назад - Эдмунд быстро обернулся, ощутив щекочущее прикосновение к уху.