- Там камень, есть, видите? Обвяжите вокруг него веревку, а концы мне сбросьте...
Иван говорил громко, почти кричал, потому что шум океана уже заглушал голоса.
Уступ в этом месте как бы опоясывал скалу, полого поднимаясь вправо. Он был узкий, скользкий, чуть покатый наружу, на нем кое-как можно было стоять, но идти... Тоня сняла тапочки и босиком, судорожно цепляясь пальцами за малейшую неровность, двинулась вправо. Она шла крохотными шажками, бочком, ощупью и зажмурясь, чтобы ненароком не глянуть вниз.
- Не бойтесь! Я вас поймаю, если вы упадете, - услышала она спокойный голос Ивана.
Тоня все же не упала и добралась до камня. Камень торчал кверху, как оттопыренный палец, и веревку не надо было привязывать, а лишь накинуть на камень, а концы сбросить вниз.
- Порядок! - крикнул Иван. Держась руками за веревку, он легко взобрался наверх.
- А теперь, Тонечка, назад к Анне Михайловне... Анна Михайловна, как вы там?
- Пока жива...
- Ну и хорошо... Мы к вам идем.
Иван легко, будто по полу комнаты, обошел Тоню, чтобы идти первому, взял ее за руку и повел назад. Вода уже бурлила внизу, в том месте, где они недавно стояли, накатывались на берег тяжелые валы, разбивались и фонтанами взлетали кверху.
- Ваня... Когда досюда вода дойдет? - спросила Анна Михайловна.
- Еще не так скоро... Тут не прилива надо опасаться, а волн. Видите, как бушуют!
- Что же будем делать, Ваня?
- Вверх полезем... Там одна пещерка есть... Вот отдохнем немного и полезем.
Несколько минут они стояли, взявшись за руки и прислонившись спинами к мокрой холодной скале. Гул внизу нарастал, ширился, и уже казалось, что не только океан, а все гудит вокруг. Почти совсем стемнело, и от этого становилось еще страшнее.
- Ну, пора, а то вымокнем до нитки, - сказал Иван.
- Мы и так мокрые, - ответила Тоня.
- Я впереди пойду, за мной Анна Михайловна, Тоня последняя. Только спокойно... Смотрите, куда я ногу ставлю, туда и вы.
- Не видно уже почти ничего.
- Пошли помаленьку!
Они снова двинулись направо кверху по узенькой каменной полоске, которая все больше сужалась.
- Дальше шире пойдет, - подбадривал Иван женщин. - Я тут лазил недавно, правда днем. Но ничего, доберемся...
Дальше действительно тропинка чуть-чуть расширилась, и они смогли отдохнуть, постоять уже без того страшного напряжения, которое не покидало их, пока они карабкались по карнизу. К этому времени совсем смерилось, внизу белесой мутью лег туман, но ветер по-прежнему дул с суши и под защитой скалы почти не чувствовался. Иван достал из непромокаемого мешочка спички, чиркнул о коробок и посмотрел на часы.
- В это время тут могут пограничники проходить, - сказал он. - Вверху их тропа... Давайте на всякий случай покричим.
- Э-эй! - крикнули они все вместе. - Э-эй!
И вдруг вверху вспыхнул свет, и сноп его стал шарить по обрывистым склонам скалы. На минуту выглянула луна, и в ее белесом свете Иван увидел у самой кромки скалы силуэт солдата с автоматом через плечо. Солдат что-то крикнул вниз, наверно, тоже заметил их, но из-за гула океана они могли только догадаться об этом.
- Они увидели нас? Нет? - Тоня всполошилась.
- Увидели, конечно, увидели, - ответил Иван.
- И спасут нас?
- Обязательно!.. Только нам оставаться тут никак нельзя. До пещеры надо добраться.
Тоне стало легче от сознания, что их заметили сверху пограничники, и что они, возможно, уже связались по рации с заставой, с ее Василием, и тот уже посылает солдат на выручку. "Знает или не знает он, что это я тут? - спросила она себя и тут же ответила: - Хотя, откуда ему знать?"
- Пошли помалу, пошли! - Иван легонько подтолкнул Тоню.
Он повел женщин дальше по самому краю, все выше, пока они не завернули за какой-то выступ, из-за которого на них с воем и свистом навалился ветер.
- Тут совсем осторожно надо, - крикнул Иван, стараясь перекричать стихию.
Они прошли еще несколько метров, все в том же страшном напряжении, не зная, что сулит им следующий шаг, и остановились. Вода поднималась вместе с ними, догоняла их, и волны уже бились о скалы где-то совсем близко.
- Тут немного вверх надо забраться. Сначала я залезу, потом руку вам подам. Вы не бойтесь.
Глаза привыкли к темноте, и все же они так и не увидели, что делал Иван, а лишь услыхали его голос.
- Я тут... Анна Михайловна, давайте руку. На пол- метра выше что-то вроде ступеньки есть, нащупайте ногой... Ну, смелее! Я себя тут веревкой за дерево зацепил. Удержу...
За Анной Михайловной он вытащил Тоню.
- Ну, теперь считайте, что все... Почти все, - поправился Ваня. - Тропка широкая, лишь бы дура-волна не достала. Тут шагов двадцать до пещеры.
В пещеру они забрались через узкую щель. Иван зажег спичку. Пещера была маленькая, сырая, с большим камнем на противоположной от входа стороне Анна Михайловна и Тоня бессильно опустились на него. Ваня тут же заставил их встать.
- Сидеть нельзя! Надо согреться, двигаться надо! Глупо будет - спастись от потопа и умереть от пневмонии.
Он достал из кармана плоскую флягу со слабо разбавленным спиртом, отвинтил пробку и протянул Анне Михайловне.
- Выпейте два-три глотка и передайте Тоне.
Спирт обжег Тоне рот, горло, внутренности, она закашлялась, слезы потекли из глаз, но вслед за этим сразу же зашумело в голове и стало теплее.
- А теперь двигаться! Можете бороться, кто кого повалит... Или со мной давайте. Вдвоем на одного... Эх, дров нету, костерок бы развели. Пока...
- Что пока? - спросила Тоня.
- Пока на полу нашей квартиры не покажется вода. Но это не страшно, на полметра поднимется, не больше.
Примерно в полночь вода подошла к подножью пещеры, затопила нижнюю ее часть, и они взобрались на камень. Изредка через щель яростно врывалась волна, дробилась о стенки и падала вниз холодным соленым ливнем.
- А нам нипочем! - нарочито весело кричал Иван.
Сам он с тревогой прислушивался к доносившемуся снаружи шуму, который нарастал, и это пугало Ивана. В пещеру стал залетать, врываться ветер и дико свистел, разбиваясь об острые края щели.
Вода продолжала прибывать, она уже затопила камень и доставала до колен.
- Когда же это кончится, когда? - испуганно спросила Тоня.
- Скоро, скоро, Тонечка... - ответил Иван.
- Переменился ветер? - спросила Анна Михайловна.
Иван кивнул, и хотя этого кивка никто не увидел в темноте, Анна Михайловна почувствовала, что дело плохо. Ветер теперь дул с океана и помогал приливу, нагоняя в пещеру воду.
Одно время Ивану почудились чьи-то голоса, и он сразу же радостно крикнул.
- Слышите? Уже прибыла тревожная группа!
Он совсем не был уверен в этом, но вдруг где-то недалеко, на уровне пещеры прочертил светлую полосу луч фонаря.
- Видите! Я ж говорил! - Иван стал зажигать спичку за спичкой - авось заметят огонек.
Вода уже дошла почти до пояса. Немели и отнимались ноги, бил озноб, и лишь сознание того, что помощь близко, где-то рядом, поддерживало женщин. И еще Иван.
- П-прыгайте!.. Н-не ст-тойте на м-месте! Двигайтесь! - кричал он, тормоша Анну Михайловну и Тоню.
Обе они потеряли всякое представление о времени и лишь тупо шевелили ногами. Бороться за жизнь становилось все труднее, овладевала апатия, все чаще хотелось сдаться и погрузиться в воду с головой.
Их ослепил яркий луч света, ударивший в глаза.
- Эй там, в пещере! Живые есть? - спросил кто-то гортанным голосом.
Иван узнал солдата с заставы.
Когда Бочкарев очнулся, ярко светило, било в глаза теплое солнце. Некоторое время он не решался открыть глаза, но уже слышал негромкие голоса солдат во дворе. Постепенно возвращалась память. Он вспомнил ночь, веревку, раскачиваемую ветром, мелькнувший в темноте огонек и скалу, которая стремительно надвигалась на него. Дальше вспоминать было нечего, дальше был провал, пустота - ничто.
Чья-то рука, явно женская, а не грубая солдатская, тихонько и нежно дотронулась до его лба. Он решил, что это жена старшины - Надежда Петровна, других женщин на заставе не было.
- Порядок. Пульс, температура, все в самой норме, - услышал он голос Стародубцева и укрепился в своем мнении - Надежда Петровна.
Женщина облегченно и глубоко выдохнула в ответ одно короткое слово.
- Да?..
Нет, это была не Надежда Петровна, но кто-то очень знакомый. Бочкарев открыл глаза.
Над ним склонилась Тоня.
...Бочкарев поднялся с постели в тот же день, оперся руками о койку, сел, потом встал - голова еще кружилась, все плыло перед глазами - блаженно улыбнулся и распахнул руки. Тоня осторожно, чтобы не сделать больно, обняла его.
Врач не прилетел на заставу - не было погоды, а высланный в ту ночь корабль, на котором тоже находился доктор, так и не смог никого высадить на берег.
Но все обошлось хорошо, даже так хорошо, что Тоне не верилось, что такое может случиться наяву, а не во сне, не в ее пылком воображении. Не потребовалось никаких объяснений - до них ли было после того, что случилось и с ним, и с нею? Вася был несказанно рад её приезду, счастлив, все время улыбался; даже при встрече с солдатами всеми силами пытался скрыть, погасить эту улыбку - все-таки неудобно! - но не мог, она против воли появлялась на его лице, и солдаты тоже, правда едва заметно, улыбались в ответ, глядя на своего счастливого начальника. Бочкарева это смущало, и он старался сделать серьезное лицо, принять вид, который полагается иметь при разговоре с подчиненными, но не мог.
У Ивана и Анны Михайловны тоже все обошлось благополучно: они своим ходом добрались до лагеря - отказались от лошадей, которых им предложили пограничники, и пошли пешком, чтобы как следует разогреться. Тоне тогда ничего не сказали о муже - его уже унесли на носилках - и она, снова хлебнув спирту и расхрабрившись, уселась бочком на коня впереди Гоберидзе, который с явным удовольствием поддерживал ее, чтобы она не свалилась.
То ли помог спирт, то ли молодой организм взял свое, но Тоня даже не простудилась, только страшно перепугалась, когда уже на заставе от добрейшей Надежды Петровны узнала о своем Васе. Бочкарев лежал без сознания. Вызванный на переговоры по рации госпитальный врач велел класть на голову лед, а где его взять, этот лед? Клали пузырь с холодной ключевой водой. Еще врач наказал делать внутривенные вливания глюкозы и Тоня со страхом и трепетом проделала эту процедуру: в институте все девчата прошли курсы медсестер и даже получили звание старших сержантов медицинской службы.
После укола Бочкарев перестал метаться, заснул и спал долго, чуть не сутки.
Первые три дня он не работал - запретил начальник отряда полковник Михайлов. Он несколько раз справлялся по рации о состоянии старшего лейтенанта, и все на заставе старались обеспечить Бочкареву абсолютный покой. Даже младший лейтенант Невиномысский, если и включал свою "Спидолу", то не на полную мощность.
Бочкареву было непривычно находиться на заставе и ничего не делать, но рядом была Тоня, и он занимался тем, что показывал ей свое "личное хозяйство".
- Как тебе нравится наш "дворец"? - спросил он.
За годы, проведенные на Дальнем Востоке, Бочкарев впервые получил отдельную квартиру; на Курилах с жильем было трудно, и он, тогда еще заместитель начальника заставы, жил вместе с таким же холостяком старшиной. Тоня же все еще мысленно находилась в своем Орле, "на материке", как тут говорили, и все меряла теми мерками.
- Да, да, очень неплохо... - поспешно ответила она на вопрос о квартире.
Уже не одна, а с мужем она снова обошла все три комнаты, обставленные подержанной мебелью. Мебель завезли на заставу лет пять назад, и прежние жильцы изрядно обшарпали ее, но Тоня не показала виду, что заметила это и хвалила вкус своего Васи, как он хорошо и удобно расставил обстановку.
Шифоньер с зеркалом посередине был заперт, и Бочкарев торжественно и с затаенной радостью сам поспешил распахнуть перед женой его дверцы. Внутри на самодельных плечиках висели женские платья, кофточки, пальто... Бочкарев тайком от сослуживцев покупал их, когда приходилось бывать в Петропавловске, привозил на заставу и вешал в шифоньер - авось приедет жена... И вот Тоня была здесь, и наряды наконец- то дождались своей владелицы.
- Ой, это все для меня!? - спросила она восторженно и, чмокнув Бочкарева в щеку, принялась примерять платья.
Платья были разных размеров, потому что Бочкарев не знал, какой размер она носит. Сейчас он признался ей в этом, и Тоня громко хохотала, надевая то одно, то другое.
- Ничего, это можно перешить, - утешала она мужа, глядя на себя в зеркало. - А это мы кому-нибудь подарим... Неужели ты думал, что я такая маленькая?
После общежития, тесной, однако ж уютной комнаты, в которой она жила вместе с тремя подругами, новая квартира показалась ей невероятно большой, а мебель старомодной - двухтумбовый буфет, кожаный диван с валиками по бокам, платяной двухстворчатый шкаф, а в спальне металлическая кровать с сеткой и четырьмя никелированными шарами по углам.
- Мебель, правда, не модерн, но удобная, прочная, - сказал Бочкарев, словно оправдываясь перед Тоней.
- Ничего, мы тут повесим несколько картин и сразу станет уютно.
- Да, завтра сходим в комиссионный и купим... - Бочкарев рассмеялся, думая, что Тоня шутит. - Или в выставочный зал...
- У вас есть на заставе художник, Гоберидзе. Я его попрошу, и он нарисует.
Бочкарев улыбнулся.
- Ты, я вижу, уже полностью в курсе всех дел.
- А ты как думал!
С непривычки Тоню поражал здешний, совершенно не похожий на обычный, уклад жизни, рассчитанной по часам и минутам. Казался странным порядок, когда солдаты без конца козыряли при встрече с ее Васей, просили у него разрешения обратиться к старшине или к младшему лейтенанту, и даже останавливались и спрашивали, могут ли они пройти мимо Бочкарева.
- Зачем это, Вася? - наивно поинтересовалась она.
Он пожал плечами.
- Дисциплина, Тонечка... Устав.... Тот, кто не соблюдает дисциплины в малом, может нарушить ее и в большом.
В канцелярии она увидела завешенную материей карту охраняемого заставой участка и поинтересовалась, можно ли на нее взглянуть или же это секрет. Бочкарев ответил, что секрет, но ей он покажет: потянул за шнур, и Тоня увидела красивую карту с небесно-голубой водой, зелеными пятнами леса и извилистой линией берега.
- Вот в этом месте, - показал Бочкарев, - вы спустились к океану... Тут вас увидел Иван Кудринский... А здесь пещера, где вы спасались...
- И где ты стукнулся головой о скалу.
На карте все выглядело мирно, уютно, и даже не верилось, что была та страшная ночь и происходили события, едва не стоившие обоим жизни.
- Скажи, пожалуйста, Вася, а мой приезд мы как-нибудь отметим? - спросила Тоня.
Бочкарев оживился.
- Конечно! Устроим пир на весь мир!.. Хотя на заставах обычно пиры не устраивают.
- И геологов пригласим?
- Обязательно, Тонечка. Если б не Кудринский, тебя тут не было. - Он невесело улыбнулся. - И твоей Анны Михайловны! Тоже мне "опытный геолог"!
О приливах забыла...
- Я тоже забыла о приливах.
- Ты не геолог, а преподаватель французского языка, - наставительно заметил Бочкарев, и по тому, как тихонько вздохнула Тоня, понял, что брякнул глупость. Какой она здесь преподаватель? Домохозяйка, жена начальника заставы, и все тут - не больше...
Еще в тот первый день, когда он только очнулся после беспамятства, Тоня показала ему свой новенький диплом - темно-синюю книжицу с серебряным тиснением и вложенным внутрь листом, на котором были написаны все экзаменационные отметки - "отлично", "отлично", "хорошо", еще "отлично"...
- Ишь ты, как здорово училась! - сказал Бочкарев, искренне радуясь ее успехам.
- А какой толк, Вася? - грустно спросила она.
Он промолчал и решил, что постарается больше не напоминать Тоне об институте, о ее высшем образовании...
- Только надо поскорей пир устраивать, а то они уедут, - сказала Тоня.
- Это верно... Давай на следующее воскресенье?
- Хорошо. Как раз не рабочий день.
- На заставе, Тонечка, выходные и праздники соблюдаются не так уж строго, - осторожно заметил Бочкарев.
Пользуясь свободным временем, он повел Тоню гулять на берег океана, чтобы показать морских звезд и морских ежей, которых она так и не увидела во время той своей роковой прогулки. Погода немного выровнялась, камчатское метео пообещало на сегодня лишь кратковременные дожди и прояснение; на самом же деле светило теплое солнце на безоблачном небе, и океан не бушевал, как тогда, а лишь лениво дышал, успокаиваясь после недавних волнений.
- Смотри и запоминай, - сказал Бочкарев Тоне. - В километре от нас на юг есть лестница, "Полтораста ступенек" пограничники ее называют. По другую сторону наверх можно подняться по ручью, это километрах в четырех от заставы. А вот там, где ты со своей геологиней ходила, практически подъема нет. Туда и наряд направляем только во время отлива... И вообще., одна, пожалуйста, далеко не ходи. Я буду очень беспокоиться.
- Слушаюсь, товарищ старший лейтенант,- Тоня комично и неумело козырнула.
На берегу валялось много морских пятилучевых звезд, вялых и скользких, и Тоне было жалко смотреть, как Бочкарев прутиком переворачивал их. Желтые сверху, звезды были фиолетовыми с изнанки.
- Я попрошу солдат, они для тебя высушат, - сказал он.
Тут же в изобилии лежали красивые, но мелкие ракушки и уже знакомые Тоне бурые плети морской капусты. Последний тайфунчик принес и выбросил на берег немало плодов человеческих рук - стеклянные поправки от рыбацких сетей, доски, пустые бутылки...
Тоня подняла и понюхала красивый флакон из-под духов.
- Никогда больше этого не делай! - предупредил ее Бочкарев. - Мало ли что может быть внутри...
- Здесь были хорошие духи, не беспокойся. Французские, судя по этикетке.
"Из какой же дали все это приплыло сюда?" - подумала Тоня.
Окна их спальни выходили на океан, но она ни разу не увидела там ни одного судна. Даже каботажники и те обходили стороной Береговую заставу.
- Иногда попадаются бутылки с записками, - сказал Бочкарев.
- Ого! Как в "Детях капитана Гранта". Помнишь?
- А как же! - весело улыбнулся он. - Здесь, Тонечка, все записки одинаковые: "Я, молодой, красивый, живу там-то, хочу найти свою судьбу". И тут же указывает, какую именно - не старше стольких-то лет, рост какой-то, желательно с состоянием. Цвет волос безразличен...
Тоня рассмеялась.
- Ой, как интересно!.. Я б обязательно ответила.
- Это при живом-то муже?
Домой они вернулись к вечеру. Перед воротами заставы им попался Невиномысский. Он еще издали заметил Тоню и пустил "Спидолу" на полную мощность: младший лейтенант был твердо уверен, что Тоня любит легкую музыку и хотел сделать ей приятное.
- Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! - Невиномысский приветствовал своего начальника с чрезвычайно серьезным видом.
- Добрый вечер, Антонина Кирилловна... - Это уже относилось к Тоне, и лицо младшего лейтенанта зарделось юношеским румянцем.
- Какие новости? - спросил Бочкарев.