- А для верности! - хихикнул собкор. - Святого много не бывает!
- Владыка? Какой владыка?
- Так наш архиепископ.
- А че у нас и архиепископ имеется? - искренне удивилась Надежда Викторовна.
- А как же! - заверил ее собкор. - Как у всех! Истинно православный пастырь, ловец человеческих душ! Водку пьет за милую душу! А какой скандалист - закачаешься! Одно слово - владыка!
- А зовут как?
- Кажись, Георгий!
- Победоносец, значит, - блеснула эрудицией Коробейникова.
- Почти, - уточнил собкор.
- А скандалит чего? По какому поводу?
- Да по тому же самому! По какому и мы с вами! По поводу собора!
И собкор "Комосомолки" рассказал длинную и, в общем, довольно занудную историю, которая, благодаря его таланту всем показалась преинтереснейшей и стремительной, как охотничий треп на поляне, историю о том, как новая власть делила с архиепископом еще недавно никому не нужный, построенный задолго до революции, трехглавый собор.
- А владыка, - поймав интерес, вошел в штопор собкор, - говорит:
- Вы, господа, как древнерусские князьки: все мое - мое, а твое - мое же!
А мэр ему:
- Так ведь не для себя же, отче, для людей!
А владыка:
- Че ж вы, любезный, людям свое не отдаете, а все норовите чужое?
А мэр:
- Это чье же чужое?
А владыка:
- Да наше же - церковное!
А мэр:
- А я-то думал, что все - божье!
- Все церковное - суть божье, духовное то есть!
- Так и мы ж о духовном, владыка! Не казино, чай, органный зал! Все для души, все для церкви!
Тут владыка ликом почернел и голос возвысил до ора:
- Для какой-такой такой церкви, понимаешь, для иезуитской?
- Для христовой, отче, для христовой!
- Нееет, для сатанинской!
- Нееет, для христовой! Да черт с ней - для любой! Вот! Да какая разница, если орган уже тут! А вы что мне предлагаете…
- Вырвать с корнем!
- Орган - не гармошка, не вынесешь в окошко!
- А владыка, - собкор вскочил на стул, - как завопит:
- Господи! Спаси и помилуй! Второй раз за последние сто лет нехристи у святой церкви одно и то же отбирают! А те и дела нету! Анафема дому сему!
Собкор "Комсомолки" лихо вышел из штопора и, самодовольно отдуваясь, грохнулся на стул.
- Ну и че? - сурово сомкнула брови Надежда Викторовна.
- Как че? - поразился собкор. - Владыка святой собой проклял сдуру! Вот че!
- Ну и че! И на фига нам такой скандалист! У нас презентация, а у него собор! Нет, нам с ним не по пути!
- Нам с ним - да! - закусил губу собкор. - А ему с нами?
- А на черта мы ему?
- А если мы скажем, что с "Надеждой-прим" он свой собор, как спичечный коробок, не моргнув глазом, у города выкупит?
- Ну да! - съезвила Надежда Викторовна. - И полгорода впридачу!
- И с мэром вприкуску!
- А че! - Коробейникова впервые с интересом уставилась на собкора. - Такой свое не упустит! Если надо, не то, что полгорода, самого Господа за уши притянет!
И, боязливо оглянувшись по сторонам, окончательно воодушевилась:
- Ладно, зови! Пущай святит! Но… - Коробейникова величественно выпрямилась, - под твою персональную ответственность. Начнет бузить, ликвидирую, как класс! Обоих!
Глава 11
Как и было задумано, презентация состоялась на Алом поле, то ли в православном соборе, то ли в роскошно реконструированном Органном зале, недалеко от крошечного мавзолея Ленина и памятника легендарному Орленку. Мавзолей был просто игрушечным, и прах вождя заменял гранитный бюстик, установленный в гранитной же нише, над входом в склеп с глухой ржавой дверью.
Со времени сдачи мавзолея в эксплуатацию в склеп, похоже, никто не заходил, и что там внутри, строительный храм или вечная пустота, никто не знал. Это было такой же загадкой, как кобура милиционера в далекие застойные годы: что в ней - пистолет или семечки?
Владыка Георгий на презентацию не явился. И в благословении безбожного дела решительно отказал.
Как ни странно, Надежду Викторовну это нисколько не расстроило. Даже наоборот. Она сочла это добрым знаком. Владыке же послала сказать, что в его благословении, собственно говоря, не нуждается. Но если завтра сам отче будет нуждаться в ее, Коробейниковой, покровительстве и защите, она ему в ней по-христиански, конечно, не откажет.
Итак, большой Органный зал не смог вместить великое множество пожелавших, во что бы то ни стало, попасть на презентацию загадочной международной игровой ассоциации "Надежда-прим". Бдительная охрана из "Союза русских патриотов" Речкалова впускала в зал строго по пригласительным билетам. Мужчинам прозванивали карманы, дамам - сумочки.
Время от времени охранники, как омоновцы на шоссе, перешептывались по мобильникам, после этого их взгляды становились еще жестче, движения решительней, а участники презентации, все больше робея, стояли перед ними, как грешники перед апостолом Петром у ворот рая.
Все мужчины были в белых рубашках и галстуках, женщины тоже одеты торжественно и трогательно. Беспартошная публика в зал не допускалась. Дух избранничества витал под сводами собора. После собрания был обещан фуршет.
Музыка гремела, как на концерте тяжелого рока, заглушая не только все чувства и мысли, но и всякое их подобие. В какой-то момент с разных концов зала раздались душераздирающие крики: "Хэй! Хэй! Хэй!" Через секунду они заглушили музыку, и молчащий орган от ужаса тоскливо ухнул.
Программу вел арийского вида молодой человек, то есть, с белокурыми кудрями до плеч и бессовестными голубыми глазами. Он горячо поздравил собравшихся, сказав, что все они находятся в нужном месте в нужное время, и выразил надежду, что в зале нет "духовных пенсионеров и импотентов".
- Людей, которые добились своего, в мире крайне мало - каких-нибудь 4–5 процентов. Именно мы знаем, как попасть в этот элитный круг! А лучше всех нас вместе взятых это известно основательнице фантастической игры, генеральному директору международной игровой ассоциации "Надежда-прим", Надежде Викторовне Коробейниковой! Встречайте, господа, новую матерь Терезу! Хэй! Хэй! Хэй!
Надежда Викторовна обвела притихший зал взглядом опытного проповедника, потом, слегка запрокинув голову, на секунду закрыла глаза, то ли прислушиваясь к ангельским голосам, то ли к пронесшемуся по залу многоголосому стону: баснословно богатая, вторая Властелина, хэй, хэй, ооооо!
А Надежда Викторовна, напитавшись космических потоков, азартно тряхнула головой и, как божественное откровение, изрекла:
- Формула "деньги-товар-деньги" себя изжила! Я предлагаю новую: "деньги-деньги-деньги"! Вот он - код новой жизни! Вы мечтаете сбежать в Америку? Зачем? Мы откроем для вас Америку тут, в этом зале, на этой улице, в этом городе! Только дураки бегут от своего счастья! Оставайтесь с нами!
Как зеркало она поднесла ладонь к лицу и сквозь пальцы посмотрела в десятки застывших от неимоверного ожидания глаз.
- Все элементарно! Всего за две тыщи пятьсот баксов мы запустим вас на первый виток спирали "Надежды-прим". Потом - все по пословице: не имей сто рублей, а имей сто друзей, имеющих сто рублей, которых вы сумеете убедить сыграть с нами! За каждый привод вы получаете по пятьсот баксов, а дальше…
Надежда Викторовна широко развела руками, словно пытаясь объять необъятное.
- А дальше - вино, фрукты, женщины в мини-бикини на Багамских островах, тайский массаж в альфа-ромео, домашний кинотеатр, даже место депутата Государственной думы рядом с Владимиром Вольфовичем - ваши! Только возлюбите нашу Надежду, как самих себя!
При последних словах мадам Коробейникова лукаво улыбнулась, давая понять, что все ценное в этом мире стоит, увы, не дешево, но в любви ничего невозможного нет.
- Если у вас нет таких денег, - повелительно наступала на толпу Надежда Викторовна, - займите! Вы не так бедны, чтобы не иметь долгов! Вся страна будет нищать, а мы богатеть! Кто не с нами, тот дурак! Или играйте, или затачивайте лемеха на ЗСО по тыще штук в день!
- А можно подумать? - робко выкрикнул кто-то из зала.
- Подумать? О чем? Думать нужно было в утробе матери! Если вы такой умный, отчего вы такой бедный?
- Я хочу посоветоваться с мужем! Он - юрист! - откликнулась стоящая прямо напротив Коробейниковой молодая женщина.
- Ваш муж - юрист? - скорбно переспросила Надежда Викторовна. - Какое горе в семье! Керенский - юрист, Ленин - юрист, Вышинский - тоже юрист! Друзья, кто из вас хотел бы посоветоваться с ними?
- Нет-нет-нет! - закричали с разных сторон. - Никто! Упаси бог! Юристы - проклятье Росии!
- Но чтобы по-настоящему что-то получить, - не сдавался какой-то скептик, - надо привести, по-крайней мере, семь-восемь дур…дру… друзей. А откуда же взять такую прорву?
- Это - не проблема! - по-ленински рубанула рукой Надежда Викторовна. - Уже многие из вас привели гораздо больше! И молчат только из скромности.
- Так покажите хоть одного!
На мгновенье в Органном зале наступила мертвая тишина. Всем показалось, что Коробейникова впервые растерялась. Ее взгляд лихорадочно забегал по головам. Наконец, как будто натолкнувшись на искомое, он затвердел, а губы, наоборот, растеклись в поистине мефистофелевской улыбке.
- Хоть одного? Скажите пожалуйста! Почему же одного? А впрочем, как скажете! О! Как кстати, что вы сейчас с нами! Ну че ж вы там так притаились? Народ хочет вас лицезреть! Господа, вот человек, у которого очень много друзей, и потому уже сегодня очень много денег! Благодаря "Надежде-прим" дружба нынче прибыльна! Не так ли, господин Мокров?
Толпа в Органном зале стала медленно расступаться, как воды Красного моря перед Моисеем. И через образовавшуюся щель пунцовый от смущения и восторга протискивался маленький генеральный директор культурно-оздоровительного центра "Родничок".
Дойдя до Коробейниковой, он круто развернулся лицом к залу и как-то неуклюже по-брежневски помахал ему рукой. И все смотрели на него с таким неописуемым восторгом и обожанием, что можно было не сомневаться, умри он завтра, все до одного принесут на его могилу по камушку, а то и по два.
Надежда Викторовна царственно положила руку на плечо Мокрова и, по-всему, хотела сказать еще кое-что по его поводу. Но, видимо, передумала.
- А теперь, господа, фуршет! По-русски, понимаешь! За нашу и вашу надежду! Скажите пожалуйста!
Глава 12
С раннего утра в городской квартире Мокрова не смолкал телефон. Поздравляли все и помногу раз. Некоторое родственник звонили через каждые полчаса с одним и тем же вопросом:
- Как, я тебя еще не поздравил? Каккое безобразие!
Мокров уже путал голоса и фамилии. И звонки уже лавно слились в один бесконечный протяжный звон. Теперь родственников он отличал от совсем незнакомых людей только по одной довольно странной особенности. Все они начинали разговор по-разному, но кончали одной и той же, так любимой им фразой:
- Ну что ж, живите долго и умрите…
Конец фразы обычно проглатывался и выходило неразборчиво, или звонивший, вероятно, выдохшись от переполнявших его родственных чувств, спешил положить трубку.
Вообще-то, эту фразу Мокров говорил только в кругу семьи, но теперь ему казалось, что круг этот бесконечно расширился, может быть даже жо границ России, а может, и до границ Солнечной системы.
Он поспешно благодарил всех подряд. Победоносно смотрел на жену и тещу, и когда к десяти вечера последний поздравитель пожелал ему дожить до миллиона лет, он от всей души пожелал ему того же.
Но неизвестный друг злобно промямлил в трубку:
- Шутить изволите!
И, кажется, обиделся.
От усталости Мокров только глупо хихикнул. В глазу кольнуло, как будто в него попала соринка или клюнула птичка. Он так искренне желал всем, как можно скорее, повторить его успех, и был бы искренне удивлен, если бы у кого-то друзей оказалось меньше, чем у него.
Весь день Мокрова не оставляла мысль, что ему все время на что-то намекают. Ну совсем, как его шурин. Только не так откровенно. И сейчас, перед самым сном, замерев у двери туалета, который уже двадцать минут, как коммунальной квартире, оккупировала теща, он почти понял на что!
Но, когда в туалете зашумела вода, и он напрягся в ожидании выхода тещи, намек снова стал ни на что не похож. А когда он сам дернул за цепочку на сливном бачке, и, вообще, превратился в свою противоположность.
И потому, ложась в постель по привычке спиной к жене, которая по странному совпадению тоже всегда ложилась спиной к нему, Мокров. Сладко зевнув, заметил:
- Тебе не кажется, дорогая, что вокруг все такие милые, интеллигентные люди! И все так рады за нас!
На что дорогая, уже начиная прихрапывать в полудреме, глухо проворчала:
- Дурачина ты, простофиля! И когда это ты был рад чужим деньгам? А все вокруг значит рады? Держи карман шире! А звонят - не иначе к беде! Спи!
- Ну-ну! - еще больше размяк Мокров. - Отчего же сразу к беде? Надежда Викторовна, то есть мадам Коробейникова, наша благодетельница, меня лично заверила, что на этот раз пряников, слава Богу, хватит на всех!
- Пряников? - кутаясь в одеяло, едуче прошептала жена. - Каких-таких пряников?!
- Ну этих… багдадских! - неуверенно пошутил супруг, и слегка потянул общее одеяло на себя.
- Да уж! - вдруг окончательно пробудилась супружница и потянула на себя так, что Мокров оказался без одеяла. - Шиш! На всех, как всегда не хватит! Но ты - у меня умница! Сорвал-таки куш! Вот что значит забить очередь! А давай на все денежки купим себе че-нибудь этакое!
- Че? - дрожа от холода и самых недобрых предчувствий, пролепетал генеральный директор. - Че купим-то? Место на кладбище?
- А хоть бы и твой "Родничок"!
Мокров попытался в темноте разглядеть лик жены, но она, кажется, укрылась с головой. Ничего не разглядев, он тяжко вздохнул:
- А для че он тебе, например?
- Как для че? - аж задохнулась под одеялом его старуха. - А для форса! Пускай все сдохнут от зависти! Представляешь, спальный корпус - на двоих, сауна - на двоих, Кисегач - тоже на двоих!
- На троих, - кисло уточнил Мокров, вспомнив любимую тещу. - Маму забыла!
- А я ее и мела ввиду! - глаза жены яростно блестнули над краем одеяла.
- Вот те раз! - аж подпрыгнул на кровати Мокров. - А я?!
- А ты, от удовольствия прицокнула жена, - будешь у нас на посылках!
- Шутишь! - истерично захохотал будущий хозяин "Родничка". - Я вам че, золотая рыбка, в натуре?!
- Да уж! - ущипнула его за бок жена. - Че разошелся! Ложишь! - и с какой-то сатанинской ласковостью в голосе добавила, - Ты - мой самый дорогой в мире старичок! Который поймал для меня в Кисегаче золотую рыбку! А че - нет?
- А то! - кивнул головой, вконец разомлев от такой ее ласки, Мокров. - Я такой, то есть, живее всех живых!
- Все мы такие! - подвела итог супружница, и вдруг не каким-то не своим голосом изрекла: - И живые, как мертвые и мертвые как живые!
- Ага! - ни черта не поняв, на всякий случай согласился муж. - И живые как…
Бухнулся головой в подушку и моментально уснул.
Глава 12
Собкор "Комсомолки" с истинно русским лицом с утра порадовал Надежду Викторовну приятным известием: ночью убит президент "Промышленной компании" Фишер. Надежде Викторовне новость не показалась.
- Тебе бы, товарищ, в корпункте похоронного бюро "Ритуал" работать. У тебя прямо звериный нюх на смерть. И когда ты только про это узнал. Ты че у него под дверью ночевал?
Собкор был польщен. А вспомнив, как нежно хозяйка "Надежды-прим" растирала ему спину собственными трусами, еще и растроган.
- Не ночевал, - уже по-домашнему закинув ноги на журнальный столик, расслабился он. - Но некролог Фишеру давно написать предлагал. А он все отказывался. А я все равно написал. Но как же теперь его публиковать без согласия… покойника? А хотите, под вас переделаю? Это не сложно!
- Это еще зачем? Я умирать не собираюсь!
- Так ведь и Фишер тоже… как бы это вам, мадам. поделикатнее объяснить… не собирался. А вот, поди ж ты, собрался… Убит собственным охранником во сне! Так сказать, без покаяния и… некролога. А вы…
- Я не держу охрану! - с утра Надежде Викторовне было не до шуток. - Я не собираюсь содержать собственного убийцу за свой счет!
Легким движением руки она смахнула ноги собкора на пол.
- А кто он был по гороскопу?
- Кто? Телохранитель? Я, полагаю, Стрелец.
- Да Фишер, Фишер, кто был?!
- Фищер? - собкор вытащил сигарету, закусил ее крепкими богатырскими зубами, но тут же вспомнив строжайший запрет курить в присутствии хозяйки, молниеносно, как фокусник сунул ее в рукав пиджака. - Фишер был… честное слово, не знаю! да какая разница, мадам. кем был по гороскопу усопший. Теперь-то он точно, ни стрелец, ни телец, ни в дуду игрец! Одна звездная пыль. В лучшем случае, Туманность Андромеды!
- Скажите пожалуйста! - немного нервно поправила прическу Коробейникова. - А у меня, как раз сегодня намечена встреча с представителями каких-то братков с ЧМЗ. Желают сыграть на кругленькую сумму. Хотят выяснить, какие у них шансы на выигрыш. Причем, только при личной встрече. А как ты, товарищ, полагаешь, это не они ли Фишера по дружбе грохнули? По средствам охранника, разумеется. Они поди тоже хотели что-то узнать при личной встрече, а Фишер отказал.
Собкор посмотрел на шефиню, как охотник, забывший дома ружье, на шикарную лисицу. Он даже слегка прищурил левый глаз, а указательный палец правой руки инстинктивно лег на невидимый спусковой крючок. В этот момент он просто обожал хозяйку "Надежды-прим"! А может быть, и хотел!
Он попытался представить себе ее голой. Как тогда в лесу. Но перед глазами все время мелькала недопитая бутылка "Наполеона", которую Надежда Викторовна теперь из предосторожности хранила в своем сейфе.
- Но вы же не откажете, - почти с мукой в голосе сказал он.
- Кому? - Ну… им, - собкор многозначительно снова закинул ноги на журнальный столик.
- Послушай, товарищ, а ты сам не из них будешь? Там - охранник, тут - советник. Улавливаешь сходство?
- Это исключено! - собкор гордо вскинул свою древнерусскую голову. - "Комсомольская правда" не меняет название и не снимает ордена!
- Так то "Правда"! А насчет тебя… если че узнаю: те, кто тебя ко мне подослал, тебя же и… А некролог напишу сама. Пишу я плохо, с грамматическими ошибками. Так что, извини: вползешь в историю на четвереньках!
- Ну не стоит так забегать вперед, мадам! В конце-концов через четыре миллиарда лет даже наше солнце потухнет и превратится в глупого желтого карлика. С этой точки зрения мы с вами с рождения занимаемся сущим бредом. А ваша "Надежда-прим" - всего лишь роскошный ужин в камере смертника. Ну так скажите об этом своим игрокам, мол ребятки, во всех лотерейных билетах выигрыш один и тот же: бесплатный проезд на тот свет! Да они вас зароют раньше крутых парней. А почему? А не забегай, дура, вперед! Не поминай похмелья перед первой рюмкой! Не мешай расслабляться! И потом… с чего вы взяли, что я… Курица - не птица, советник - не телохранитель. Короче, я не так близок к вашему телу, как вам хотелось бы, мадам!
Редкий в эту пору луч солнца пробил оконное стекло и уперся прямо в лоб Коробейниковой. И на всем его пути заискрилась прилипшая в нему пыль.