- О! - восхитился собкор. - Вы купаетесь в… луче славы! А это - очень опасно!
- Чушь! - прищурилась Коробейникова и попыталась смахнуть луч со лба. - Какой-такой луч! Не вижу!
- А народ, Надежда Викторовна, все видит! И, между прочим, ничего не прощает! Он у нас не злопамятен, но зло помнит. Такая традиция-с! Загадка русской души!
- Скажите пожалуйста! Так че ж мне теперь прикажете делать? Раздать все, что имею и - босиком по Руси?
- Поздно! - искренне обрадовался собкор. - Народ все равно никогда не поверит, что вы раздали все! Хоть догола разденьтесь! Вспорет брюхо и прошмонает насквозь!
- Дурак! - не очень искренне рассмеялась Коробейникова. - "Надежда-прим" - вечна!
- Нууу… - собкор неожиданно для себя все извлек сигарету из рукава и закурил. - Если не забегать вперед… можно сказать, и так.
Глава 14
В эту ночь страна спала спокойно. Очередные слухи о путчах и погромах в очередной раз не подтвердились. Обгоревший Белый дом напоминал черный аквариум, из которого выпустили всю воду.
Впервые покинутый всеми Ильич, устав от бессонницы в своем Мавзолее, ворочался с боку на бок. К утру, в ожидании будто бы неизбежного выноса тела, он снова замрет в полумертвом сне, но вынос опять не состоится. И это покажется ему обиднее всего.
- Залиберальничались, товарищи, заинтеллигентничались! - всю ночь гудит в его безмозглой голове. - Просрали, голубчики, октябрьский переворот, второе пришествие революции! Сталина вынесли нахрен, в Ленина - забыли! А Ленин, между прочим, это - Сталин сегодня!
Ленин и не догадывался, что вопрос о выносе его тела из Мавзолея даже не обсуждался на заседании Государственной думы. Новая власть решительно не знала, что с ним делать, а народ больше волновали ваучеры, с которыми он тоже запутался вконец.
И сегодняшней ночью не один добропорядочный гражданин России видел один и тот же кошмарный сон, что именно на его ваучер выпали самые шикарные дивиденды, а кошмар заключался в том, что уже во сне он никак не мог впомнить, куда он его задевал, и был ли он у него вообще.
И вот в последний момент, когда он наконец все это вспомнил, Указом Президента России впредь ваучеры подлежали реализации только в пунктах приема стеклотары по цене поллитровой бутылки.
И только проснувшись утром в холодном поту, люди с радостью вспоминали, что еще вчера сменяли свои ваучеры на бутылку водки. И такая предусмотрительность явно доказывала превосходство природного здравого смысла над буржуазной предприимчивостью.
А в городе, где жили Мокров и Коробейникова, ночью обещался выпасть первый снег. Обещался, но не выпал. Но дохнуло холодом далекого Таганая, и к полуночи черная листва на тротуарах захрустела, как битое стекло. Еще вечером выскочившие налегке с полными ведрами горожане, не добежав до мусорных баков, матерясь, по пути сбрасывали отходы и - марш-марш домой. Бегущие по их следам попадали ногой в невообразимые кучи, сволочили соседей, и тоже опорожняли - чего уж теперь! - ведра в темноту.
На площади Павших революционеров по все еще единственной в городе высотке сообщала тем, кто не спит, что подземный гастроном под этой же площадью откроется не позднее будущей зимы, и по своему внешнему виду будет напоминать заброшенную три года назад станцию метрополитена.
И дальше - огненно-красным по черному - в гостинице "Малахит" состоится праздничное шоу в честь торгового дома "Логика" с участием неповторимой Булановой. И наконец: в непрекращающейся ни на секунду феерической гонке "Надежда-прим" по-прежнему лидирует генеральный директор культурно-оздоровительно центра "Родничок" господин Мокров, чей выигрыш уже вызывает крупную дрожь даже у спящих горожан, а неспящих приводит к преждевременному инсульту и старению. Потому что в России, стране победившего капитализма, по-прежнему нет ничего нестерпимее, чем чудо, которое нельзя поделить на всех поровну.
А самому счастливому обладателю обыкновенного русского чуда приснился совсем уж не объяснимый никакими экстрасенсами сон. Вместе с женой, тещей, овчаркой Соней и собственными внуками он стоит у своей свежезакопанной могилы. А вместо надгробия - груда мелких, величиной с пляжную гальку, камушков.
И бесконечным потоком идут у той могиле очень знакомые ему, Мокрову, люди. Но вместо того, чтобы согласно обычаю, положить новый камушек, они без разбору прихватывают уже положенные и уносят с собой.
Последние камушки унесли совсем уж близкие люди, а на вопрос Мокрова, почему они делают все не по правилам, один из них, не глядя в глаза, глухо проворчал:
- Ошибочка вышла! Ты че еврей? Ты, мать твою, русский! А русскому человеку на могилку кладут че? Вот именно: могильную плиту! Чтоб раз и навсегда! Так что жжи!
Разорившийся предприниматель Бульман во сне блаженствовал. Ему снился карнавал на площади Павших революционеров - без шума, пыли и лишней публики. Только для своих. Правда, в конце снова подуло чем-то нехорошим. И он поспешил проснуться.
Надежду Викторовну сон порадовал. Ей приснился голый собкор "Комсомолки" в ее мокрых трусах наизнанку. Он был русоволос и булокур, а, может, и голубоглаз, как и положено быть истинно русским людям, не требовал "Наполеона" и не давал глупых советов.
Самым счастливым в эту ночь оказался сам собкор. Ему не снилось ничего.
Часть 3
Глава 1
Из дневника собкора "Комсомольской правды".
"Случилось так, что банк не справился с выдачей наличных денег, с наличкой в стране была напряженка. Прошел слух, что фирма скоро крякнет, и вкладчики бросились забирать свои кровные. В первых рядах были бандиты, милиция и прокуратура. "Что я должна завтра сказать своим вкладчикам по радио?"- спрашивала меня Надежда Викторовна, затягиваясь сигаретой. "А ничего не нужно говорить, - ответил я, - ваше выступление только усилит панику. А что делать? Срочно открыть новую "Надежду" и перевести туда оставшиеся деньги."
На этот раз Надежда Викторовна не стала жалеть "Наполеон". Недопитая бутылка без лишних слов была отдана на растерзание собкору. Но тот пить не спешил. Несколько раз вслух перечитал содержание наклейки. Причем, каждый раз по-разному. Очень медленно, буквально, по капле, наполнил мельхиоровую стопку, как опытный дегустатор поводил ею перед носом, прицокнул, причмокнул, окинул Коробейникову всепрощающим взглядом, и только после этого резким движением опрокинул коньяк в ненасытную пасть и зажевал тончайшей долькой лимона.
- Да! - светло улыбнулся он. - Коньяк у вас - блеск! - и, поймав ответную улыбку Надежды Викторовны, также весело добавил: - А дела, все равно - дрянь!
- Так ты, полагаешь, товарищ, что Надежд может быть две? - не обращая внимания на откровенное хамство своего советника, спросила Коробейникова.
- Бабушка, а бабушка! - не обращая внимания на ее вопрос, продолжил хамить собкор. - А от чего ты не спросишь, почему я такой большой, а пью коньяк из такой крохотной мензурки и заедаю такой крохотной долькой лимона?
- Да потому, что это не твой коньяк и не твой лимон!
- Мадам! Вы слишком меркантильны! Лучше спросите меня - почему?
- Че почему? Ну и почему?!
- А че мне прикажете, селитру бочками пить и пушечными ядрами закусывать?!
- Скажите пожалуйста! А ведь смешно! - на секунду забыв о своем, искренне изумилась Коробейникова. - Сам придумал или дурак какой подсказал?
- Да где уж нам! Маяковский! И не дурак, вроде… Или дурак? Как вы считаете?
Надежда Викторовна встряхнула бутылку "Наполеона". Она была пуста. Ого! Каков у нее советник! Будь такой у Кутузова, не быть Бонапарту в Москве! Умер был император еще под Смоленском от белой горячки! Под тост "за дружбу народов"!
Но че ж завтра сказать вкладчикам? Вторую Надежду народ не поймет и не осилит. Нет у него денег на вторую! И у нее нет! Все, что было, вложила недавно в "Русскую недвижимость" под четыреста процентов готовых.
А как иначе? Какой хирург в здравом уме сам себя режет? Нет уж, пусть режут другие! А "Русская недвижимость" - всегда в цене! Но теперь плакали ее процентики! Придется срочно аннулировать вклад, чтобы расплатиться хотя бы с главой районной администрации и ментами. А то снимут ее с охраны и отдадут на органы крутым парням с ЧМЗ! Или на растерзание толпы.
Надежда Викторовна болезненно поморщилась. Праведный гнев народа не казался ей теперь таким уж праведным. Народ ее кинет первым. В чем-в чем, а в этом ее Илья Муромец абсолютно прав. Но в остальном совсем лишен революционно романтики! Он не будет защищать ее до последней капли крови. Он даже слаксы свои не стал защищать!
Сравнение со слаксами, снятыми с собкора на вокзале, привело Надежду Викторовну в маленький экстаз. Она живо представила себе гордого собкора, покорно стягивающего с себя импортные штаны перед тремя оборванцами, и при этом думающем о заметке на эту тему в "родную контору".
- А скажи, товарищ, а мог бы ты, к примеру, обтереть слаксами окровавленное тело?
- Смотря чье тело! - встал в боевую стойку собкор.
- Ну, допустим, мое!
- А почему именно слаксами? Вас че это возбуждает? Интересно-интересно!
- А почему окровавленное, тебе не интересно?
- Ну это не трудно догадаться! Красный цвет всегда в моде. И, если хотите, всегда в цене!
- Как "Русская недвижимость"! - ни с того ни с сего ободрилась Коробейникова. - Так говоришь, стоит рискнуть? Дать народу вторую Надежду? Нельзя хранить деньги в стуле, на котором сидишь. Я это сразу сообразила! И теперь, скажите пожалуйста, все при мне! Учись, собкор!
И тут только Надежда Викторовна приметила, что тому не до нее. Вернее, до нее, но как-то странно.
- А че вы там сказали, мадам, про "Русскую недвижимость"? - ошалело заорал он. - В чем, в чем она? Да вчера вечером ею выдан последний выигрыш с процентами! А сегодня по всей стране все избушки - на клюшке! Уже к полудню об этом будут знать даже привокзальные бомжи! А сейчас только я и вы, мадам! Здорово! Эксклюзивная информация! Цените! А знаете, кому вчера "Русская недвижимость" выплатила последние денежки? Вашему покорному слуге! То есть, мне! А почему? А потому что еще позавчера я их заказал! Потому что уже позапозавчера точно знал то, что все узнают только сегодня!
Собкор неистовствовал. А в это время Надежда Викторовна медленно опускалась на стул, как на самое дно Марианской впадины.
- Так ты говоришь, товарищ, что "Русской недвижимости" больше нет? - совершенно излишне переспросила она. - А че ж ты тогда молчал?
- А я вовсе не молчал! - кажется обиделся собкор. - Я с вечера собирался вам об этом рассказать. А пришел сюда и забыл! А вы вот, слава Богу, напомнили!
- Но "Русская недвижимость"… как же так!..
- А вот так! запросто! по-русски: решительно и бесповоротно! Чего и вам желаю! Вчера в цене, а сегодня в… Да радоваться надо: главный ваш конкурент в городе крякнул от… переутомления! Теперь - да здравствует "Надежда-прим-2"! Ура товарищи! А че это вы от счастья так побледнели? Или не рады?
- Скажите пожалуйста! - дрожащими руками Надежда Викторовна спрятала пустую бутылку от "Наполеона" в сейф. - Рада, конечно! За тебя! Сволочь!
Глава 2
К двенадцати часам дня, согласно эксклюзивной информации собкора "Комсомольской правды", народ действительно узнал скорбную весть: все отделения инвестиционного фонда "Русская недвижимость" на всей территории страны закрыты в связи… Впрочем, в связи с чем - неизвестно до сих пор. Собравшиеся у закрытых дверей люди восприняли эту новость, как объявление войны с Германией, то есть, в полнейшем отупении.
Господи! Только совсем недавно до наиболее продвинутой части населения наконец-то дошло, что такое "недвижимость по-русски"! И почему она всегда в цене, в то время, как на Западе постоянно дешевеет и уже продается, как когда-то книги Солженицына, то есть, на вес!
И как когда-то в сорок первом все, затаив дыхание ждали, что по этому поводу скажет вождь, так и теперь в девяносто третьем все с внутренним трепетом ждали заявления генерального директора "Русской недвижимости". Но если тогда перед собравшимися на площадях вместо Сталина все же выступил его покорный слуга Молотов, то теперь - никто.
И народ это разобидело вконец. Потому что с давних времен на Руси говорили: в морду дай, а словом уважь!
К часу дня тупая ненависть к бесследно растворившейся в необъятных просторах России "Русской недвижимости", которую теперь называли не иначе, как "Русская промежность", переросла в жгучую зависть к вкладчикам непотопляемой "Надежды-прим".
Еще через час началось тихое умопомешательство, когда разнеслись слухи, что "Надежда-прим" с завтрашнего дня претерпит, какие-то невероятные метаморфозы, а ее бессменный лидер, генеральный директор "Родничка" господин Мокров станет талисманом великой игры, главным витком ее волшебной спирали и ангелом хранителем.
Впервые его фото замелькало с экранов местного телевидения вместо светлого образа Надежды Викторовны. Герой игры мгновенно затмил ее основательницу. Впрочем, как оказалось, к великому удовольствию последней.
- Нам бы только день простоять, да ночь продержаться! - напевала она, подписывая распоряжение о переводе на имя Мокрова крупной суммы выигрыша.
Молва подхватила ее слова с лету. Правда, на этот раз деньги никуда не ушли. Но какое дело молве до таких мелочей!
К вечеру весь город точно знал, кому на Руси жить хорошо, когда… всем плохо!
Отныне, чтобы не произошло на утро с "Надеждой-прим", ни для кого не было секретом, где искать свои денежки.
До самого утра на всех кухнях обсуждалась неизвестно откуда залетевшая новость: с полудня следующего дня господин Мокров начинает раскручивать новую, невиданную доселе спираль "Надежда-прим-2". Чего-чего, а средств ему от "Надежды-прим" перепало предостаточно.
Договорились до того, что Надежда Викторовна Коробнейникова, вобче, внебрачная жена или дочь Мокрова, и с самого начала использовалась им для раскрутки. А когда спираль игры была лихо закручена - баба побоку и - крупным планом во весь экран Он, то есть, Творец всего сущего!
К утру даже тараканы на кухнях ужу без запинки выговаривали "спираль Мокрова", и в предвкушении обыкновенного русского чуда топорщили усы и плевали на хлорофос.
Завидев по телеку своего родственника, шурин Мокрова Витек натурально возликовал. Ведь это его фото, забацанное когда-то по пьяни, нынче с утра непрерывно мелькало на телеэкранах области, прославляя любимого всеми человека. И это не шло ни в какое сравнение с глупой карикатуркой в иллюстрированном бельгийском каталоге - той самой, с гнездом кукушки на лоне… дикой природы, проще говоря, на голом месте! Да за такую фотку Мокров обязан ему по гроб жизни!
От чудесных предвкушений душа фотокора вздымалась, как священный фаллос, папина "копейка" прямо на глаза превращалась в роскошное "вольво", а самые шикарные столичные "нюшки" боролись за честь бросится под ее колеса.
Сдав "Надежде-прим" две с половиной тыщи баксов, и не обнаружив среди своих знакомых ни одного похожего на него… идиота, Санек так и не получил ни копейки. "Нюшки", кажется, были готовы на все, но что возьмешь с голой бабы!
"Нюшки" божились, что если бы кто-нибудь, да вот хотя бы и он сам, дал им искомую сумму, они без раздумий позволили бы втянуть себя в любую, самую рискованную игру. Но кто же им че даст!
А сам господин Мокров весь этот судьбоносный день вместе с овчаркой Соней как угорелый носился по своему культурно-оздоровительному центру перед очередным заездом на выходные. Телевизор не включал, газет не читал, в черный омут Кисегача не глядел.
Звезды над "Родничком" к вечеру густо замело тучами. И лес за озером темнел как-то не так. И как-то не так дул со станции пропахший мазутом холодный ветер. И как-то не так противно скрипели сосны. Одно слово - заосенняя пора! И ложиться в недогретую супругой постель ох как не хотелось!
- Ну че, Соня! - бодрясь, окликнул он овчарку. - А слабо тебе сейчас искупаться в Кисегаче?
- Че я - бешеная?! - угревшись у его ног, в полудреме подумала Соня. - Купайся сам!
Но из уважения к хозяину промолчала.
Глава 3
Подумала ли Соня вслух или Мокров услышал ее внутренний голос, но ему вдруг безумно захотелось пойти на озеро, и не то, чтобы искупаться - от одной мысли о ледяной в это время года преисподней Кисегача у маленького генерального директора "Родничка" мозги превращались в ледышку, но хотя бы просто постоять на его берегу и, надышавшись космических потоков, почувствовать себя крошечной Деткой Вселенной. Порфирий Иванов, наверное, был бы несказанно удивлен таким отчаянным мыслям своего слабонервного ученика.
Как бы то ни было, но Мокров к величайшему неудовольствию Сони миновал свой служебный домик и свернул на тропинку к Кисегачу. Скучно ворча, Соня поплелась следом.
Мокров шел, не оборачиваясь, но если бы обернулся, не увидел бы позади себя ничего, кроме желтых звериных глаз, похожих на крошечные, в зловещей морозной дымке, луны. Не дойдя десятка метров до пляжа, он вдруг остановился, дождался пока Соня привычно подставит мохнатую голову под его ладонь и глубокомысленно произнес:
- А знаешь, Соня, я ведь, кажется, уже того… миллионер! А ты, значит, собака миллионера! И, значит мы с тобой уже представляем кое для кого определенный интерес! А это того… А ты говоришь…
Соня удивленно повела ушами: и ничего такого она не говорила! Но… хозяину видней!
- Куплю тебе новый ошейник! - неожиданно порадовал ее Мокров. - С позолоченными шипами! И будешь ты жить долго и умрешь со мной в один день!
- Не хило! - облизнулась Соня. - Правда, собаки так долго не живут. Разве что… собаки миллионеров!
Сколько живут миллионеры, Соня не знала. Но догадывалась, что недолго, раз сам хозяин собирается умереть с ней в один день. Ошейник с позолоченными шипами ее не заинтересовал: собачья цыганщина!
Додумывая каждый по-своему свои мысли, они не заметили что идут уже по черному, словно обугленному, глухо хрустящему песку пляжа, а впереди них только тяжелая, беспросветная, как горе, вода.
- Ну вот… мы и на Луне! - ни к месту воодушевился Мокров, и уж совсем не известно какого черта гордо добавил: - Обратной дороги нет!
Далеко-далеко, за кромешной тьмой, призрачно искрился противоположный берег. Так же высоко-высоко над головой призрачно маячила одинокая точка ночного самолета, где-то в чаще угрожающе приближались чьи-то пьяные голоса…
Потоптавшись на месте, Мокров сделал шаг вперед, и почувствовал, как его ноги по колено увязли в ледяной жиже, и такие же ледяные струи, очень похожие на космические потоки, снизу вверх пробили тело насквозь. Он попытался встать на носки и вытянуть руки навстречу луне, но ступни ног свело судорогой, а руки прилипли к телу. Тогда он взвыл по-собачьи, и тут же с берега, совсем по-человечьи откликнулась Соня.
Мокрову показалось, что он стоит не в двух шагах от берега, а посреди Ледовитого океана, чьи оледеневшие воды неумолимо втягивают его вовнутрь и вот-вот сомкнутся над головой.
И он готов был отдать весь свой загадочный выигрыш в легендарной игре "Надежда-прим", честь быть ее талисманом и тому подобную бесподобную чушь за то, чтобы узнать, какого черта он приперся с Соней на Кисегач, один взгляд на который и в июльскую жару пробирал до костей.