Глава 9
А тем временем, пока удрученный всем происходящим господин Мокров общался с Соней, его "железная леди", Васса Железнова и тому подобное в одном лице, короче, дражайшая супруга, поехала проведать свою дочку Марусю и еенного мужа. Она понятия не имела ни о том, как высоко вознесся в глазах общественного мнения ее супруг, ни о недавнем его разговоре с дорогим зятьком, ни о том, почем на Руси обыкновенное русское чудо.
Поэтому, когда дверь открыл горячо нелюбимый ею зять, она, помощившись, сказала ему:
- Ну здравствуй, зятек! Как твое ничего?
А он, насупясь, только боднул тещу головой, потом, очевидно, решив, что этого все же не достаточно для близкого родственника, неловко потянул с нее шубу и отрывисто, по-прапорщицки, гаркнул в комнату:
- Маруська, мать твою нехай! На выход! Встречай… мать твою!
Витек не то, чтобы не любил свою тещу, но как-то недолюбливал, то есть, из последних сил терпел. Спасало раздельное проживание. К тому же Витьку всегда казалось, что та постоянно прячет в рукаве пузырек с синильной кислотой и, того и гляди, плеснет ему в харю. Поэтому при встрече он всегда спешил повернуться к ней спиной и, по возможности, не слишком дразнить.
Мадам Мокрова мимо зятя по-хозяйски шагнула в комнату. Дочь Маша с радостными воплями, больше похожими на бабий вой по усопшему, бросилась ей на шею.
Маму она не то, чтобы очень любила, но смертельно боялась. Больше маньяка Чикатило или своего стасорокакилограммового мужа. Последнего она боялась не за характер, а за вес. Дело в том, что спали они на старой диван-кровати с широченной щелью посредине. Поэтому Маруся всегда ложилась с краю, а Витек у стены. Ни в какую щель, в отличие от своей не очень-то тушистой женушки он, разумеется, не мог. И все было бы хорошо, но когда он, кряхтя и постанывая, перелезал через свою Маруську, ей казалось, что над ней нависает страшный неопознанный объект: еще мгновенье и он размажет ее тень по дивану.
Самому же Витьку перелазанье через замиравшую от ужаса жену доставляло огромное удовольствие и заменяло секс, как импотенту-садисту вырывание здоровых зубов у отказавшей ему красавицы.
Маруся много раз слезно просила его поменяться местами, но жирный Витек только презрительно косил на нее свои по-татарски узкие глазки, по-видимому, подозревая в каком-то чудовищном подвохе.
Зато зимой она испытывала поистине райское наслаждение, когда свернувшись клубком, грелась у него между ног, положа головку на огромный, как горбообразная плаха, живот.
Глазам Мокровой представилась знакомая до боли картина: Витек в грязной тельняшке "а-ля морская душа", между мутными окнами давно засохшая поздняя муха, на облупленном шифоньере хворый Васька, на потертом диване - доченькин лифчик - прошлогодний подарок мамы Витька.
Пока Маруська второпях собирала незапланированный ужин, Витек решил обработать тещу. Со всеми мерами предосторожности, разумеется. Теща - не Макарыч, может, и в глаз дать, невзирая на разность в комплекции.
Поэтому он сел за стол напротив нее и, как бы в раздумьи, стиснул татуированными кулаками по подбородок вросшую в туловище голову.
Теща долго как бы не обращала на него никакого внимания. Она, собственно говоря, пришла к Маруське. Но в конце-концов задумчивое сопение горячо нелюбимого ею зятька показалось ей неприличным.
- Ты че? - маломальски добрые слова подбирались с трудом. - Че затаился, как…
Воодушевленный внезапно возникшим интересом к его персоне, Витек не заставил себя ждать.
- А че? - посасывая жирные, как у сома, губы, мгновенно откликнулся он. - Я ниче! Я рад!
- То есть? - недоверчиво уставилась на него теща, прекрасно зная, что Витек может быть искренне рад только ее "светлому образу". - Чему это ты, к примеру, так рад?
И попыталась заглянуть в его татаро-монгольские глаза, от чего они окончательно сузились и превратились в два блестящих лезвия бритвы.
- Нууууууу… рад, к примеру, вашему приходу! Вы же теперя, шутка сказать, кто?!!
- Кто - кто? - на секунду замешкалась теща, как танк, подставив зятьку незащищенный броней бок. - Я…
- Вот именно - вы! - глаза Витька стали медленно расширяться от восторга. - Вы - жена генерального директора международной игровой ассоциации "Надежда-прим-2"! Вот кто!!!
Мадам Мокрова отмахнулась от него, как от дохлой мухи.
- Дурачина ты. простофиля! Облом деревенский! Белены объелся или че? Всему городу ведомо, кто генеральный директор "Надежды-прим"! Она же и его жена! - нервно похихикнула теща, обрадовавшись внезапно осенившему ее афоризму.
- Вот! Я же говорил, че какой-то подвох тут есть! - пудовая голова Витька стала медленно клониться к столешнице, пока не уперлась в нее лбом. - А то! Коробейникова - царствие ей небесное - бывший генеральный директор "Надежды-прим". А ваш мужинек - и ему то же самое! - генеральный директор "Надежды-прим-два"! И не бывший, а нынешний! Вы че это… до сих пор не в курсе? Не может быть!
- Я - жена генерального директора культурно-развлекательного центра "Родничок". И ты, дружок, это прекрасно знаешь! А вот кто такой ты, балбес ты этакий!
- Я?!!!!!!!! - наливаясь, как оголодавший лев, первобытным рыком, надвинулся на тещу зять. - Я - ваша жертва!!!
- Маруся! - только и успела крикнуть Мокрова, прежде чем Витек целиком покрыл ее набравшим громоподобную силу рычанием.
- Где мои бабки?! Две тыщи баксов! Где мои бабки?!!
Когда Маруся, напуганная несусветным ревом мужа, вбежала в комнату, ее мамаша уже пришла в себя и, как всегда в таких случаях по врожденной бабьей привычке брякнула первое, что пришло ей на ум.
- А мы вчера, дорогие мои родственнички, приобрели наш "Родничок". Да-да! На весь выигрыш, понимаешь. А че? Имеем право! Так что приезжайте, милки, на отдых: встретим, как самых дорогих гостей! С охереной скидкой! По-родственному, так сказать!
И уже на правах полновластной хозяйки этих и других мест небрежно приказала:
- Маруся! Ужинать!
Витек, как-то мгновенно присмиревший, утвердительно кивнул жене головой: мол, накорми маму.
И совсем уж ласково прочмокал:
- Так значит по-родственному? Ну-ну!
Глава 10
Следующие три дня телефон в квартире Мокровых, и в городе, и в "Родничке", завывал, как ночная милицейская сирена, то есть душераздирающе. Почтовый ящик был плотно забит письмами, открытками, записками на клочках газет, очень похожими на последние записки увозимых на казнь узников сталинских тюрем, и совсем уж неописуемыми предметами - точными копиями дикарских амулетов с острова Ява.
Поначалу Мокровы по привычке опорожняли почтовый ящик, потом перестали к нему подходить. А к вечеру третьего дня он был сожжен, сорван со стены и растоптан.
Вконец обескураженный свалившейся на его голову дурной славой господин Мокров, покорно снимал трубку телефона, молча выслушивал захлебывающиеся от восторга, обиды и ярости знакомые и совершенно чужие голоса, клал ее на место и шел к жене.
- Это какой-то кошмар, солнышко! - говорил он ей голосом снежного человека. - Все сошли с ума! И они хотят, чтобы я тоже сошел с ума! Потому что сумасшедшим тяжело жить с нормальными людьми. И я сойду с ума, будьте уверены! Мне кажется, солнышко, что я уже того… Потому что начинаю понимать этих психов. А это - верный признак того самого… Ты не заметила, наша фамилия все еще горит над площадью?
- Горит! - от удовольствия, как сибирская кошка прищурилась жена.
- Сволочи! - истерично взбрыкнулся Мокров. - Надо потребовать, чтобы погасили!
- Дурачина ты!.. - лицо супруги от негодования пошло пузырями. - Тоже мне, Неизвестный солдат! Вечный огонь ему погаси! Пускай горит! Пусть все знают, что мы, Мокровы, самые богатые люди в городе! С нами Бог!
- Дура! - мучительно скривился генеральный директор. - Как есть, дура! С нами черт! И эта бегущая огненная строка, как… - Мокров умолк что-то вспоминая и опасливо оглядываясь по сторонам, - как надпись на стене у этого… Как приговор! Как клеймо!
- Не смеши! - разухабисто прервала его жена. - Како клеймо? Почаще смотри телек! У них там, за бугром, за километр от виллы стоит столб с вывеской: "Частная собственность. Въезд воспрещен!" И никто не трясется от страха! А чтобы вот так - над всем городом, да как зигзаг молнии! Да забесплатно! Так это ж че ж? Мечта миллионера!!! А ты клеймо, клеймо!
Закусив указательный палец, генеральный директор "Родничка" замер в нерешительности. Слова супруги, а сособливо ее тон, действовали успокоительно. В самом деле, ну и че?! Частная собственность нынче в законе. А эти… родные и близкие, позвонят-позвонят и заткнутся. Еще и камушки принесут на его могилку - все как один!
Последняя мысль Мокрову показалась глупой. Причем тут могилка? Но именно она почему-то снова ввергла его в пучину сомнений и страхов.
- Знаешь че, - чувствуя зарождающуюся в желудке, как будто предсмертную, икоту промямлил он. - Убьют они нас! Давай им все отдадим! Нет денег - нет проблем!
- Че отдадим? - глаза супруги угрожающе пожелтели.
- Ну выигрыш этот отдадим! - уже облегчено затараторил Мокров.
- Как? Весь? - Мокрова посмотрела на мужа с профессиональным интересом психиатра.
- Ну не совсем весь, - хитро подмигнул ей тот, - че-то можно и себе оставить.
- И кому же отдадим?
- Ну этим самым… родственничкам. Пускай подавятся! А то…
- Ни-ког-да! - отчеканила супруга. - Родственничкам? Ни-ког-да!
В напряженном раздумии Мокров придавил одной ногой другую. Стало больно.
- Ну хорошо! Ты права! Пусть не родственничкам! А кому? Нуууу допустим этому… как его… сиротскому приюту! Во! А родственнички обломятся!
- Ты… умник, кому-нибудь эту свою хреновину уже сообчил? - осторожно осведомилась мадам Мокрова. - Или меня первую ею осчастливил?
Голос жены почему-то показался мужу обнадеживающим.
- Да нет, рыбонька! Кому же?! Только тебе! А ты полагаешь… нужно всем? Так я завтра же всех обзвоню, и в газету дадим объявление: мол так и так, из гуманитарных соображений! Ты представь, над площадью Павших революционеров: Мокровы - спонсоры детского дома! Не хило!
- Не хило! - почти добродушно откликнулась супруга. - А как же "Родничок"?
- Какой "Родничок"? недоуменно переспросил генеральный директор "Родничка". - Ах, этот! Так он в лесу, на этом самом… Че ему сдеется! А причем тут "Родничок"?
- Как это причем? - мадам Мокрова по-собачьи облизнулась. - Ты ж теперь кто?
- Кто-кто? - совсем как его женушка у зятя Витька прозаикался Мокров. - Ты че, забыла? Я…
- Вот именно! Генеральный директор международной игровой ассоциации "Надежда-прим-два". Так все говорят!
- Я?!!!!!!!! А кто, кто… кто именно так говорит?
- Ну, например, твой придурковатый зятек! А че?
- Ты была у Витька? Но зачем? И он тебе такое сказал?
- Ага! А ещо он требовал с тебя две с половиной тыщи баксов. За игру!
- А ты?
- А я сказала, что рады бы тебе, дорогой зятек-Витек дать взаймы, и не позорные две штуки, а весь выигрыш, но…
- Че но? - чуть не плача, уставился на жену Мокров. - Че но-то?
- А то… сказала я, что на весь выигрыш мы купили "Родничок", с лесом и Кисегачом! Теперь он наш, и никаких "но"! Нет денег - нет проблем! Так что, Макарыч, не нужно ниче никому отдавать. Все уже отдано!
- Ты че, баба, белины объелась! - только и смог выдавить из себя бедный генеральный директор и обреченно закачал головой.
Глава 11
Из дневника собкора "Комсомольской правды"
"Вчера виделся с мадам Коробейниковой. Презанятная, прости господи, бабешка. Оказывается, она сейчас голее, чем тогда… в весеннем лесу. Ну и где ее "высокорентабельное производство"? Ферма в деревне, кафешка и кулинария в городе… Тоже мне курицы с золотыми яйцами! И как это я тогда так лохонулся! Но когда тебя голая дама собственными трусиками по голой спине… брррр! Лично я себя понимаю! А народ как всегда пускай безмолвствует! Че ему, горемычному, сказать! Тем более, на Руси, тем более, в наших краях!
Но какова однако натура! Тэтчер рядом с нею - Красная шапочка! Подумаешь, Фолклендские острова! У нашей расчетный счет и собственность под арестом, а она дает указание кассирам: всем, всем, всем! Деньги от населения принимать, но не выдавать!
Воистину русский человек - всегда божий человек! Вот и мадам виноватой "по человеческим законам" себя не считает. Единственно в чем, говорит, повинна - в единоборстве с Богом: замыслила сделать доброе людям, повела их к духовным ценностям через деньги!
А с Господом-то и не посоветовалась! А это, прости господи, смертный грех, хуже скотоложства!
Теперь изучает Библию. Ищет себе оправдание. Я говорю ей: вам, мадам, уже самим по силам Священное писание писать! Вы ж - Христос нашего времени и мать его в одном лице. Всех решили осчастливить, даже ценой их гибели.
Не поняла. Сходу сказала глупость. Впрочем, как всегда. Ты, мол, товарищ, еще не дорос до моего замысла. Какое твое созвездие? Самое плевое! Так что, мол, пиши письма в свою контору и славь сильных мира сего!
Кого, к примеру, интересуюсь, славить? Не вас ли лично, Надежда Викторовна?
Посмотрела на меня, как наш главный редактор на собкора, то есть с легким презрением, и вдруг спрашивает: ты, товарищ, когда мишке на голову ружье уронил, о чем подумал?
Сволочь, а не баба! Но кровь полирует! Я теперь над этим вопросом, как проклятый бьюсь! Забыл напрочь! Даже подумал: лучше бы я тогда вместо ружья с ветки упал. А она, стерва, смеется: Водолей Тельцу - сам знаешь! Проехали!
Да! Брешут, что работала мадам без лицензии. Свидетельствую: лично ездила со мной за ней в Москву к самому Починку, дай Бог ему здоровья до конца его карьеры! Он заверил: лицензия не нужна. И то верно: зачем лицензия на отстрел Шариковых и Голубковых!
А игра, она говорит, замечательная! На нее столичный институт патент выдал. И если бы не людская злоба и жадность да провокации со стороны отдельных личностей…
Ну да, думаю, патент! Как до революции проститутке! Чтоб не хворала!
Хотел озвучить, но решил повременить. Пригодится для некролога. А че! Пусть не задает глупых вопросов! Ружье, ружье!!! Тоже мне - козырная дама!
Но… уважаю! "Надежда-прим" - классный заголовок! И кто ей его подарил? Неужели я? А больше и некому!
P.S. А "Надежда-прим-2"-таки заработала! А мадам сомневалась, что Надежд не может быть две! С таким-то народом? Да хоть три!
Глава 12
Ровно в девять вечера, когда низкое небо над городом было сплошь забито прокислеными снежными тучами, перед оббитой железом дверью одного из подъездов по улице Артиллерийской остановилось двое. Один из них был чудовищно толст и в шапке, другой - без шапки и… ничего особенного.
По всему войти в подъезд они не очень-то торопились. Долго топтались перед хлопающей на ветру дверью, докуривая окурки до самого фильтра, так же долго отряхивались, переглядывались, зябко потирали как будто озябшие руки, хотя мороз для этих мест был совсем пустяковый.
Наконец толстяк потянул дверь на себя, но первым не вошел. Точно также на втором этаже не стал звонить в облицованную моренными березовыми плитками, наверняка поверх металла, дверь. Встал за спиной спутника так, чтобы хозяева не могли разглядеть его в глазок. Правда, при его габаритах это было не так и просто, но свет на лестничной клетке бы неяркий, как бы замыленный.
Тот, что оказался у двери, тупо погрыз ногти, чему-то нахмурился, но потом как-то чересчур решительно ткнул пальцем в блестящую кнопку звонка. И тут же оддернул. Звонок получился короткий, резкий, как удар по стеклу.
За дверью откликнулись не сразу. Видно хозяевам не очень-то хотелось верить в реальность нежданного позднего звонка в дверь. Как к заоравшему в ночи младенцу родители не спешат прийти на помощь в течении пяти минут, так и к двери на поздний звонок в третьем по преступности в стране - после Одессы-мамы и Ростова-папы - городе никто не бежал, сломя голову. Может померещилось. Может кто спьяну перепутал квартиру.
И чтобы на этот счет не было никаких иллюзий тот, кто позвонил в первый раз, позвонил и во второй. Только теперь вдавил кнопку от души и держал до тех пор пока по ту сторону двери что-то утробно заурчало, зашепталось, заперемещалось, зашлепало. Кто-то надолго припал к глазку, пытаясь разглядеть незваных гостей в надышанном ими же тумане. Похоже, разглядел, но как старый советский бухгалтер времен Перестройки, просчитавший на калькуляторе, потом пересчитывал все на счетах, так и тот за дверью, подумав, хрипло окликнул:
- Кто там?
Услышав хорошо знакомое имя, за дверью горячо зашептались, еще раз для верности глянули в глазок, и начали отодвигать многочисленные задвижки и открывать замки. Последней глухо звякнула тяжелая цепочка и дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель на гостей уставились шесть настороженных глаз: четыре человеческих и два звериных.
- А че так поздно? - недоверчиво спросил мужской голос.
В ту же секунду стоящий сзади толстяк буквально пропихнул в дверь своего друга и сразу же протиснулся в нее сам.
- Макарыч! - вполне дружелюбно загрохотал он. - Ну ты даешь! Родичей встречаешь, как татар! А между прочим, мы мириться пришли! Не веришь? Во гляди!
И он затряс перед носом Мокрова взбулькнувшей семисоткой.
- Разрежем общую курицу славы и каждому выдадим по равному куску! - проходя в гостиную, продолжал грохотать он.
Оглушенные мокровы безрадостно потянулись вслед за ним. Замыкал шествие фотокор-шурин.
Полусонная Соня в последний раз посмотрела в безвольную спину своего хозяина, но не получив никакой команды, лениво отряхнулась и пошла в соседнюю комнату к своей пригретой лежанке. В конце-концов тут были все свои, давно принюханные, а пьяный дух незваных гостей наводил Соню на самые печальные мысли о несовершенстве человеческой породы.
В столовой за круглым дубовым, с пузатой ножкой столом величественно восседала теща Мокрова, Витек за глаза звал ее "теща-2" и двойняшки от второй дочки Кати, мальчик и девочка, и как писали в старинных романах - две очаровательные крошки.
В действительности, мальчишка был изрядно конопат, а девчонка чересчур курноса и тоже конопата. Крошки только что по-крупному поссорились.
Дело в том, что к вечеру, когда они гостили у дедушки и бабушки, каждому давали по чашке холодной домашней простокваши. С желтой, присыпанной сахаром, жирной корочкой. Простоквашу крошки обожали и ели медленно, строго следя, чтобы не дай бог не съесть первым. А то потом будешь битый час, глотая слюнки, наблюдать за поглощением простокваши более предусмотрительным едоком.
Это был какой то пир плоти, доходящий до садизма, смотреть на который было нестерпимо. Обычно все кончалось дракой со следами простокваши на обоих двойняшках.
При появлении родственничков теща Мокрова сурово сдвинула и без того плотно сросшиеся седые брови и бессмысленно кивнула им головой. Двойняшки же набросились на толстяка Витю, как на гигантских размеров именинный пирог.
Не раздеваясь, Витек уселся за стол прямо напротив "тещи-2". Шурин было прицелился на соседний стул, но в последний момент зять Мокрова выхватил его из под зада дружка. Шурин завис в воздухе, но равновесие удержал и только обиженно крякнул.