– Не только умершие люди проходили через очищение, – добавил Карлос. – Перед ритуальной игрой в мяч через такую же процедуру проходили игроки. Или жертвы.
Вадима передернуло.
– А еще некоторым давали понюхать табак или особые цветы, которые назывались "пьянящими". С их помощью душа на время покидала тело и улетала к богам.
– Ну нюхать табак или наркотик – это еще туда-сюда, но клизма – б-р-р, – сказал с отвращением Полонский.
Гиды продолжали ругаться за нашей спиной.
– Огромные толпы людей собирались здесь на праздники, посвященные божеству Луны и Солнца, – завывал старый гид. – Дворец-колоннада, который стоит рядом с храмом, часто не мог вместить в себя все дары, приносимые божествам. Никто не говорит о жертвоприношениях. Никто! Но пришедшие поклониться божествам получали доступ к священному колодцу, чтобы…
– Напиться из него священной воды!
– Чтобы омыть тела и очиститься!
Слушая все нарастающую по накалу страстей дискуссию, я размышляла. А если попробовать принять бред Майка как гипотезу? На минуту.
Итак, что мы имеем… Ученые разных направлений сходятся во мнении, что остров считался святым местом на протяжении четырех с половиной веков. Святой остров. Остров поклонения. Богиня Икс-чель живет здесь. В глубине острова находится священная пирамида, посвященная богине плодородия. А если пирамида являлась православным храмом, как настаивал Майк? Тогда можно объяснить и наличие женского монастыря. Что говорил Майк на вечеринке у профессора? "Исчен" переводится с языка майя как "божественная Анна", а на острове живет богиня Иксчель, или Иш-чель… Любопытно.
А если на территории острова находился женский монастырь, тогда можно объяснить и зарытые сокровища. По русским традициям в дни опасности все ценные вещи прятались в монастырях, в женских или мужских – это не имело принципиального значения. При монастырях оказывалась и медицинская помощь – это тоже общепринятый факт. Наличие мужчины в монастыре тоже можно объяснить – это священник. И мог он называться врачом, но лечил он не сколько физические хвори, сколько душевные.
Все женщины майя должны были хоть раз в жизни посетить остров – в этом тоже сходятся мнения ученых. А путешествие на ветхом каноэ через неспокойный пролив, да еще потом десяток километров пешком сквозь джунгли. И священный колодец находился здесь… Возможно, монастырь и возвели-то на острове из-за священного колодца. Люди узнали про целительные свойства воды и стали приезжать. Им нужно было где-то останавливаться, спать, есть. Постепенно возникли первые постройки, которые позднее разрослись и превратились в монастырские.
Вот объяснить отпечатки кровавых ладоней я, пожалуй, не смогу. Кровавые или вымазанные красной краской ладони – это все же ближе к жертвоприношениям. Правда, там жертвы красили в синий кобальтовый цвет. Спрошу Линду, может быть, она знает.
Но все равно не ясно, почему Майк решил искать венец русского царя на острове. И профессор Кронин не возражал…
– Давайте уже пойдем дальше. Я покажу вам храм, посвященный богине Икс-чель, – прерывая ход моих мыслей, предложил Карлос. – Просто нет сил слушать ахинею двух старых маразматиков, – с отвращением добавил он, кивая на ссорящихся гидов. Вокруг них уже собралась небольшая толпа.
– Кстати, темаскали выполняли не только ритуальную функцию, – сказал Карлос, когда мы отошли от ругающихся гидов и их громкие голоса постепенно затихли вдалеке. – Да, ритуал омовения часто сопровождался молитвами и песнопениями, а женщины даже рожали в банях, но темаскали были построены повсюду – и во дворцах, и рядом с хижинами бедняков.
– В средневековой Европе никто и не слыхивал о банях, – задумчиво протянула я. – Там даже знатные господа мылись раз в год по обещанию.
Карлос взглянул на меня с немым одобрением.
– Вы правы, Катрин. Когда испанцы высадились в Юкатане, темаскали были запрещены повсеместно. Средневековые сеньоры пришли в ужас, видя, что в темаскалях люди сидят голыми.
– А что же, сами сеньоры у себя в Европе купались в полной экипировке? – поразился Полонский.
– Не в полной, но в сорочках, – объяснила ему я. – Знатные сеньоры залезали в чан с водой, одетые в шелковое или льняное нижнее белье – смотря по достатку. Нагота считалась грехом, и за купание голыми можно было пойти на суд Святой инквизиции. В один чан влезали сначала домочадцы, один за другим, а затем слуги. Можешь себе представить, как выглядела вода после десятого человека, если люди мылись два-три раза в год?
– А что это за ритуальная игра в мяч, перед которой несчастных промывали наркотиками? – вернулся к прежней теме Вадим.
Мы с Карлосом незаметно переглянулись, и во взгляде молодого человека я уловила недоверие. Ритуальные игры древних ацтеков – тема известная, о ней наслышаны даже самые глупые туристы. Полонский притворяется или действительно ничего не знает?
– Четких определений, что собой представляла эта игра, нет. – Карлос помолчал, как будто собираясь с мыслями. – Возможно, она показывала борьбу между богами жизни Ит-замна и смерти А-Пух. Или состязание между Луной и Солнцем. В Чичен-Итце игра посвящалась Кукулькану, Богу-Змею. В общем, предположений много, но… Никаких точных описаний ритуала игры нет. Но правила были просты. На стадион, который представлял собой квадратное поле, с двух сторон обрамленное высокими вертикальными стенами, выходили две команды. Их задача была предельно проста: закинуть как можно больше мячей в кольца, которые были прикреплены к вертикальным стенам – по одному в каждой стене. Кстати, вы видели фотографии стадиона в Чичен-Итце или Кобе?
Мы дружно кивнули.
– Прекрасно. А обратили внимание, что кольца для забрасывания мячей находились очень высоко – семь метров от земли?
Мы опять кивнули.
– Мяч можно было закинуть в кольцо только с помощью бедра или плеча. Голову, руки и ноги использовать запрещалось. Игра требовала немалого мастерства, и о-очень редко команды могли забить больше одного-двух мячей за всю игру.
– Пишут, что, когда игра заканчивалась, победившую команду приносили в жертву, – прервала я Карлоса.
Вадим присвистнул и с любопытством уставился на меня.
– Ты шутишь? Кого же тогда можно было заставить выиграть, если игроки знали, что в случае победы их поволокут на жертвенный камень и там вырвут сердце?
– Во-первых, играющие не знали, какая команда будет принесена в жертву – выигравшая или проигравшая, – заметил Карлос. – А во-вторых, жертвам ритуальной игры как правило отрубали голову. Голова у ацтеков и майя – символ солнца, и чем больше голов принесут в жертву богу Солнца или богу Жизни, тем больше воинов родят женщины и, следовательно, тем сильнее будет страна.
– Эти игры напоминают развлечения римлян – гладиаторские бои. Выиграл ты или нет, конец все равно один – смерть, – возмущенно сказала я. – Вот если бы хоть один мужчина хотя бы один раз родил ребенка, посмотрела бы я на его готовность превращаться в родильную машину на потеху жрецам и генералам!
Мужчины понимающе переглянулись. Какую несуразность сказала Катрин, ай-ай-ай! Но настоящие полковники – так уж и быть – простят глупенькое высказывание недалекой блондинки – вот что я прочитала в их взглядах.
– А можно посмотреть священный колодец? – спросила я.
– К сожалению, к нему нет доступа, – вздохнул Карлос. – Закрыт. Он находится примерно в двух километрах отсюда. По преданию, вода в священном колодце помогала больным людям вновь стать здоровыми. В Чичен-Итце тоже располагался женский монастырь. И Сенот – священный колодец там же, он существует до сих пор. Жертвам сначала отрубали головы, а потом головы бросали в Сенот, чтобы умилостивить богов, а…
– Хватит! – неожиданно рявкнул Вадим. – Не желаю больше ничего слушать об отрубленных головах, клизмах и богах.
Это было грубо, но Карлос просто пожал плечами и послушно замолчал.
Я размышляла, пока мы медленно шли по направлению к храму Икс-чель. Священный колодец, который закрыт, – почему? Все остальные руины открыты, кроме главной святыни – священного колодца. Интересно, что пирамида Луны и Солнца, которая отражает идею дуальности, столь любимую майя, располагается на главной плазе, рядом с дворцом из девятнадцати колонн, а главная пирамида богини Икс-чель, которой приезжали поклоняться из-за тридевятого царства-государства четыре с половиной века, стоит отдельно, вдалеке, ближе к священному колодцу. По идее, все должно было бы быть наоборот…
Мы дошли до храма богини Икс-чель. Это была обычная ступенчатая пирамида с алтарным камнем на самой верхушке – невысокая, всего в восемь ступеней, метров шесть высотой, но довольно хорошо сохранившаяся. Обошли пирамиду со всех сторон. Ну и где, интересно, Майк и Линда думают искать будто бы спрятанные сокровища? Все археологические постройки – ничто иное как груда камней или полуразрушенные пирамиды.
– Вы, Карлос, сказали, что никаких жертвоприношений на острове не совершалось, – обратилась я к нашему молчавшему гиду. – А зачем же тогда алтарный камень на самой верхушке пирамиды?
– Для приношений Икс-чель, – удивился моему вопросу Карлос. – Зачем же еще? Верующие жертвовали мед, украшения, маски, перья, шкуры, а жрицы все это относили на алтарь.
Наверное, жрицы напоминали современных моделей, были такие же худющие, подумалось мне. Тысячи верующих, приносящих свои дары каждый день. А жрицы бегали вверх-вниз, вверх-вниз по пирамиде, принося новые и унося старые подарки, при такой-то жаре… Поневоле похудеешь.
– Только жрицам разрешалось подниматься к алтарю пирамиды, – подтвердил мои мысли Карлос. – И только они решали, чье приношение будет угодно богине.
Потом Карлос показал нам дорогу к священному колодцу. Она начиналась прямо за пирамидой.
– Восточная стена пирамиды указывает на дорогу к священному колодцу и морю, – сказал он, кивая на тропинку, вьющуюся невдалеке среди огромных деревьев. – В старые времена в монастырь можно было прийти напрямую от Карибского моря.
Я в изумлении посмотрела на Карлоса. Вот так так! Похоже, он получил задание от Майка и выдает мне информацию скупо, но планомерно и так, чтобы я имела время поразмышлять, переварить ее, построить логическое умозаключение и быть готовой к новой порции.
– Как далеко отсюда море, если идти напрямую? – поинтересовалась я.
Карлос прищурился, подумал немного.
– Около десяти километров.
Из Канкуна до Козумеля шесть километров на каноэ, а затем прямая дорога в десять километров до монастыря. Если идти от Карибского побережья, то главный храм богини Икс-чель находится при входе в монастырь, а все приехавшие поклониться ей сначала проходили мимо священного колодца. Плаза, храм Луны-Солнца, дворец-колоннада, дом врача (который мог быть монастырской больницей), в таком случае, находились в глубине комплекса.
Хм, а такое расположение построек очень напоминает русский православный монастырь…
– А… Священный колодец, он действует? – лениво вопросил Вадим, отмахиваясь от звенящих в воздухе противных мошек.
– Ты имеешь в виду, есть ли там вода? – уточнил Карлос.
Вадим утвердительно кивнул.
– Нет конечно. Колодец разрушен. Вернее, не то чтобы разрушен. Он наполовину засыпан камнями и грязью.
Мы еще недолго постояли около пирамиды и отправились назад. Обратный путь не занял много времени.
– Катрин, а вы работаете на Майка, да? – неожиданно спросил меня Карлос, когда мы приостановились на плазе, чтобы подождать Полонского, который фотографировал развалины храма Луны-Солнца и дворец-колоннаду.
– Я увидела его в первый раз три дня назад, – честно ответила я. – Сюда я приехала по приглашению профессора Кронина. Он… задержался… Наверное, скоро тоже приедет… – Я запнулась и неловко закончила: – На родине я занималась средневековой Русью и мало что знаю о цивилизации майя.
– А я хорошо знаю Майка, – внимательно глядя мне в глаза, сказал Карлос. – Мой младший брат работал на него несколько лет. Майк часто приезжал к нам… Чтобы пополнить свою коллекцию.
В голосе Карлоса отчетливо прозвучала ненависть. Я удивленно посмотрела на него, но он уже отвернулся. Через минуту к нам подошел Полонский, грязный и уставший. Карлос посмотрел на него, потом на меня и предложил отвезти нас на дикое побережье искупаться и отдохнуть. По словам Карлоса, побережье находилось всего в нескольких километрах от раскопок, и мы с радостью согласились.
* * *
Не успели мы залезть в джип, как засигналила машина справа, и я увидела в ней сладкую парочку: Линду и Майка. Тут же затренькал мой мобильник.
– Вы все еще здесь? – раздался сварливый голос Майка, и он медленно помахал нам рукой из своей машины. – Я пытаюсь дозвониться кому-нибудь из вас целый час. Неужели так трудно держать включенным мобильник? Вы же все-таки на работе. Надеюсь, не забыли? Ровно в семь, форма одежды – парадная.
– Форма одежды – парадная, – повторила я, в недоумении глядя на замолкшую трубку.
Куда здесь можно надеть парадную одежду и зачем? Но Майк уже дал отбой, и его машина вылетела с парковки, оставив за собой облако пыли. Отплевываясь, я вопросительно посмотрела на Карлоса.
– Прием у губернатора острова, – бодро отрапортовал он.
Я бросила взгляд на часы: половина пятого! Катастрофа!
Надо ли говорить, что побережье отменилось, и мы на предельной скорости понеслись в отель.
– Майк всегда был любителем экспромтов? – возмущенно спросила я Карлоса по дороге домой.
– Он всех предупредил утром. И вас тоже.
Это когда же? Хм, совершенно не помню. Я с надеждой посмотрела на Вадима, но тот равнодушно пожал плечами и отвернулся к окну.
– Если вы знали о приеме, то зачем предложили побережье?
– У нас куча времени, Катрин, не волнуйтесь вы так, – беззаботно ответил Карлос.
В отеле начался кошмар. У меня было всего сорок пять минут, чтобы успеть принять душ, накраситься, привести в порядок голову и так далее, но уже ровно через двадцать минут после приезда Полонский, неумолимый как статуя Командора, стоял у открытой в коридор двери и монотонно бубнил:
– Нам пора, Катя… Нам пора… Нам пора…
Я судорожно наводила красоту в полуголом виде: одной рукой пытаясь накрутить кудри, а другой – закончить макияж. Наконец поняла, что с кудрями не успеваю, и быстро скрутила балетный пучок. Надо бы сделать макияж поярче, но и на это времени нет…
– Что ты наденешь? – Полонский поймал мой полубезумный взгляд в зеркале.
– Платье, – я показала на кучку черной материи, лежащей на кровати.
– Это? – возмутился Вадим. – Такое мятое?
Я отстранила его от кровати, взяла платье, встряхнула его и стала натягивать на себя, радуясь, что в самый последний миг впихнула его в дорожную сумку. Это платье выручало меня несчетное количество раз – оно не мялось совершенно. Черное, прямое, короткое, открытое, простое, элегантное – моя палочка-выручалочка на все времена и во всех странах.
– Нам пора, – бубнил Полонский у двери.
Мы выскочили из комнаты и резво побежали вниз, где уже ждал неизбежный Карлос, похваливший нас за пунктуальность. Где располагался особняк, я не вспомню, но доехали мы быстро. Невысокий, седой, полноватый и лысоватый губернатор острова стоял рядом с очаровательной молоденькой дочерью и приветствовал гостей. Церемония приветствий одинаково скучна во всем мире:
– Сеньор губернатор…
– Мадам…
– Позвольте представить моих друзей…
– Очень приятно… очень приятно… очень приятно…
Диссонансом прозвучала только одна фраза:
– Анджелина… Моя жена…
Молоденькая брюнеточка оказалось не дочерью толстяка, а его женой. Хорошо, что я не владею испанским и не ляпнула сомнительный комплимент престарелому Казанове: "Какая у вас очаровательная дочка!"
Не успели мы войти в зал и выпить по бокалу шампанского, как вокруг Полонского стали крутиться дамы. Карлос не закрывал рта, работая личным толмачом московского гостя, Майк и Линда не отходили от губернатора, губернатор намертво приклеился к своей молоденькой жене, а я оказалась предоставленной самой себе на весь вечер.
К середине приема у меня отсох язык, и я впервые в жизни пожалела, что хорошо говорю по-английски. Как здорово было бы сказать всем присутствующим: "No English" и спокойно и молча попивать шампанское! Гости сеньора губернатора оказались на редкость любопытны. Они закидали меня бесконечными вопросами самого разного толка. Меня приглашали танцевать, мне предлагали еду и выпивку, меня расспрашивали и рассказывали что-то сами, хохотали, тормошили, не оставляли в покое.
После целого дня лазания по руинам под палящим мексиканским солнцем стоять на двухметровых шпильках, бодро общаясь с жизнерадостными гостями, было крайне утомительно, и я совершенно выбилась из сил. Неужели есть женщины, которым нравится подобное времяпрепровождение? Я подумала о спокойном одиноком вечере дома, когда после вечерней прогулки на Цезаре я могла налить огромную чашку чая и завалиться на диван с воспоминаниями о Елизавете Ксаверьевне Воронцовой или с выученным почти наизусть любимым романом Булгакова…
Когда шквал вопросов о Москве, моих родителях, муже, работе, образовании, политике, международном положении России, правах животных, нетрадиционных браках, усыновлении детей из Африки, падении курса доллара, махинаций с акциями, чудесной погоде, достопримечательностях острова Козумель и нарастающей опасности терроризма утих, я думала меня оставят в покое. Не тут-то было!
Я валилась с ног от усталости, но гости разошлись не на шутку. Часть их не захотела париться в душной зале и обосновалась на танцевальной площадке, устроенной рядом с огромным бассейном. На площадке играл маленький ансамбль, но один сеньор из группы гостей решительно оттеснил музыканта от рояля и застучал по клавишам неизвестную мне песню, а стоявшие рядом гости дружно и, надо отдать должное их музыкальным способностям, стройно подхватили мелодию. Я стояла, как дура, глупо улыбаясь и раскачиваясь с ними в такт песни. Мелодия сменялась мелодией, гость, сидящий за роялем, оказался неутомимым тапером. Наконец он встал, я обрадовалась, что теперь-то смогу уйти, но он быстро подскочил ко мне и сказал на чудовищном английском буквально следующее:
– Катрин, это несправедливо, что мы так веселимся, а вы не можете спеть с нами. Напойте мне вашу любимую мелодию, я вам ее сыграю, вы нам ее споете, а мы все вместе вам подпоем.
Гости радостно зааплодировали, засмеялись, зашумели, а я осталась стоять с открытым ртом. Он сказал – спеть? Мне?! Мою любимую песню? Или я неправильно поняла? Гость-музыкант, а также сеньоры и сеньориты выжидательно уставились на меня. Я беспомощно оглянулась, но ни Вадима, ни Карлоса, ни Майка, ни Линды в пределах видимости не было.
У меня нет ни малейших музыкальных способностей, мне не то что один, а сразу несколько медведей наступили на ухо. Но делать было нечего. Я попыталась вспомнить современную песню, но на ум пришла только одна, ужасно глупая, из старого фильма про Остапа Бендера. Я напела мелодию господину музыканту и дрожащим голосом в гробовой тишине завела:
Где среди пампасов бегают бизоны,
А над баобабами закаты словно кровь.
Жил пират угрюмый в дебрях Амазонки,
Жил пират, не верящий в любовь.