Её чувства были понятны, но вдруг так защемило сердце. Это ведь навсегда!..
Пообещав зайти к тётке перед отъездом, Александр откланялся. До калитки его провожала ожидавшая в саду Варя. Они уже свернули на вымощенную камнем дорожку, петлявшую между кипарисов, когда послушница вдруг сказала:
– Я не знаю, важно это или нет, но я недавно вспомнила, что перед отплытием из Одессы мы с Лив страшно поссорились с одной женщиной. Мы гуляли в саду рядом с домом сестры Лив. Внезапно там появилась дама – вроде соседка. Она набросилась на Лив с оскорблениями – поливала грязью её сестру, а заодно её саму, прямо как будто с цепи сорвалась. Мы тогда очень сильно повздорили, я даже пригрозила избить эту женщину, если она немедленно не уберётся. Та пообещала нам, что мы очень пожалеем об этом скандале.
Еще одна версия? Неужели те самые новые улики, которых Александр так ждал? Вполне возможно, что та давняя ссора ничего не значила, но вдруг эта ниточка приведёт к преступнику?
– Вы не помните фамилию дамы?
– Она представилась княгиней Нарышкиной, – заявила Варя.
Александр поблагодарил послушницу и вышел за стены монастыря. На следующий день, чуть ли не до обморока изумив мать игуменью, он внёс щедрейший вклад в монастырь Онуфрия Великого: половину от оставшегося в саквояже серебра. Какие бы подозрения его ни мучили, но тётка была одной из двух его родных душ, и он не мог позволить, чтобы она хоть где-то жила из милости. Александр простился с Полиной, забрал с собой вольную для её единственной служанки и драгоценности Лив, а потом двинулся в обратный путь к побережью. Если Лив жива, он обязательно её отыщет и в любом случае отомстит её обидчикам.
Интересно, жива ли девчонка? Почему-то эта мысль пришла в голову Палачу именно сегодня. По большому счету, это было неважно, однако любопытство не отпускало. Назар уже за всё поплатился. Дурак, он даже не понимал, что происходит на самом деле. Впрочем, кто такой этот дворовый мужик, чтобы тратить на него мысли и чувства? И без него дел по горло, один столичный пристав чего стоит.
Ну зачем вмешали в дело этого Щеглова? Нельзя сказать, чтобы Палача это сильно пугало: одно дело – подозревать, а другое – найти доказательства. А как это сделать без прямых улик? Никак! Ну а прямых улик нет и никогда не будет, это всегда было для Палача самым главным. Всё остальное – от лукавого. Ну насобирал Щеглов сплетен, ну поделился ими со Шварценбергом. Дальше что?
Но у князя этот гад заронил прочные подозрения. Настроение у Палача, и так-то не блестящее, портилось на глазах. Конечно, Шварценберг колеблется, боится грешить на родню. Но на сколько его хватит?.. Вот ведь мразь этот Щеглов! Если бы не он, всё уже давно закончилось бы.
Чёрной непроглядной тучей налетело отчаяние, ещё чуть-чуть – и скрутит в бараний рог. Раздавит. По стенке размажет…
Нет, раскисать нельзя! Всё ещё обязательно получится! Нужно думать о хорошем. Вот только о чём? На ум не шло ничего путного… С чего-то вспомнилась Евдоксия – громоздкая, неповоротливая. А уж как она одевалась – курам на смех. И это её пресловутое ожерелье в шесть рядов. Впрочем, хорошо, что вещица нашлась. Понятно, что она в полиции, но ведь следователь должен всё когда-нибудь вернуть. Как они это называют? Вещественные доказательства… Понятно, что речь идёт не об измазанном кровью кинжале, но такой крупный жемчуг, как у покойной баронессы, стоит немалых денег.
Вернут, куда денутся! Убийца найден, и дело закрыто. Настроение у Палача улучшилось. Нечего ерундой заниматься, нечего подсчитывать прошлые недочеты. Всё получилось – как получилось. И, чтобы там люди ни говорили, всё-таки месть – сладчайшее из удовольствий.
Глава двадцатая. Сладость мести
Мечты о мести грели Александру душу. Он уже составил свой список, и первым в нём был Ахмет Гюнель. Так что "Паллада" шла в Константинополь – ещё в Хайфе князь Шварценберг зафрахтовал её до турецкой столицы, а оттуда уже собирался дойти до Одессы. Практичный капитан быстро подсуетился, набрал в рейс целый трюм попутных грузов и теперь пребывал в отличнейшем расположении духа.
В порт Константинополя судно вошло уже ближе к вечеру.
– Ну что, князь, становимся на якорь! – крикнул капитан. – Вы сейчас на берег сойдёте, или уж до утра отложите?
– Сейчас! Я беру с собой тех, кто уже был со мной в Иерусалиме, и ещё вашего помощника – он знает турецкий.
Капитан вообще-то не возражал, но счёл своим долгом предупредить:
– Вечером в береговые кварталы лезть не слишком разумно, но раз уж иначе никак нельзя, вы хоть пару заряженных пистолетов за пояс заткните.
– Я так и сделаю, – пообещал Александр и пошёл собираться.
Уже через четверть часа он стоял на палубе вместе со своей прежней охраной и помощником капитана, свободно говорившим по-турецки. Этого молодого человека – бойкого остроглазого брюнета – Александр собирался использовать и для других целей. Как бы невзначай, он пошутил:
– Василий Антонович, что-то не верится, что при таком знании турецкого и местных обычаев вы не имеете понятия о том, где расположены портовые бордели.
Помощник капитана от неожиданности смутился, заалел, но потом честно ответил:
– Кое-где я бывал, не спорю. Вы, ваша светлость, какими интересуетесь?
– Мне нужен тот, который принадлежит сутенеру Гюнелю.
– Да как же узнать, какой из них его?
– Мне Гюнеля описывали как человека, "одетого прилично, но не более того". Никто не видел у него драгоценностей. Я думаю, что нужно начать с чего-то среднего по цене. Не самое дорогое, но и не самое низкопробное. Знаете такие?
– Да… Я именно в таких и бываю, – признался Василий Антонович и снова покраснел.
– Вот туда нас и поведёте, – распорядился Александр.
Они спустились в шлюпку. Все четверо охранников держали в руках ружья, ну и, как любые уважающие себя моряки, имели в кармане по ножу. Сам Александр последовал совету капитана и взял два уже заряженных пистолета. Подумав, что Василий Антонович мог отправиться в город безоружным, Александр спросил:
– Вы взяли пистолет?
– Обижаете, – усмехнулся помощник капитана, – кто же из иностранцев в Константинополе без оружия ходит? Я таких ещё не видел.
Шлюпка уже приблизилась к берегу. Двое гребцов спрыгнули в воду и вытолкали её на каменистый пляж. Сначала сошли вооружённые матросы, затем к ним присоединились Александр и помощник капитана. Василий Антонович повёл всех вдоль прибрежной улицы. На ходу он объяснял Александру:
– Минуем два квартала – и свернём в один переулок, он сплошь из борделей состоит. Я хожу в первый дом от угла, но там не меньше шести заведений.
– Хорошо, с первого и начнём. Наши матросы перекроют вход, а мы с вами будем разговаривать с главным из обслуги. Наша задача – выманить этого Гюнеля.
Помощник капитана кивнул, соглашаясь, и тут же указал на переулок, куда нужно сворачивать. Улочка была небольшой и тупиковой. Все дома здесь – двухэтажные с плоскими кровлями – казались похожими, как две капли воды.
"Видно, один хозяин строил, – сообразил Александр. – Даже если это не Гюнель – не придётся обходить все бордели подряд". Компания поднялась на крыльцо, один из матросов открыл дверь, пропуская вперёд князя и помощника капитана, а потом зашли и все остальные. В большой комнате, скорее даже зале, они застали троих полураздетых молодых женщин и тучную старуху в чёрном хиджабе. Девицы тут же кинулись за спину старухи, восседавшей на подушках перед низким широким столом, и притихли.
– Мы не сделаем никому ничего плохого, если вы позовёте сюда своего хозяина, Гюнеля, – обратился к женщине Александр, а помощник капитана перевёл его фразу на турецкий.
Старуха озабоченно залопотала, она широко раскинула руки и теперь прикрывала собой девиц, как курица цыплят.
– Бабка говорит, что хозяина нет в городе, – перевёл ответ Василий Антонович и добавил: – Она не отрицает, что её хозяина зовут именно так, похоже, что мы попали с первого раза.
– Так скажите ей, что тогда мы всё здесь разобьём и сломаем, а потом то же самое сделаем и в остальных борделях на улице.
Моряк только открыл рот, но слова застряли у него в горле – из темноты коридора показался невысокий турок в халате до пят и алой феске. В руках тот держал пистолет и целил прямиком в грудь Александру. Турок заговорил по-французски:
– Я – хозяин этого заведения! – Выглядел турок невозмутимо-спокойным: его тёмные глаза смотрели равнодушно, даже пренебрежительно. – Что вам нужно в принадлежащем мне доме?
– Вы похитили и продали в рабство мою кузину, – отозвался Александр. Он отчаянно жалел, что не догадался вытащить пистолеты до того, как вошёл в дом.
– Ну-ну… Пришли отомстить за похищение красавицы Лив? – отозвался Гюнель. – Только вы должны были не мстить, а благодарить меня. Я сохранил вашей кузине жизнь. Слуга, которого вы с ней послали, взял деньги за то, чтобы вообще отравить бедняжку, да и её подругу Варю тоже – в порту я подслушал его разговор со служанкой из богатого дома. Та дала ему мешок с травой и деньги. Я потом припёр негодяя к стенке и посулил хороший куш, если он поможет мне заполучить обеих девчонок для моих борделей. Так что не я первый продал вашу кузину, я её первый купил… Чем же вы недовольны?
– Предатель-слуга уже получил своё, теперь ваша очередь платить по счетам. Сейчас вы пойдёте с нами, и мы сдадим вас властям. Я заявлю о том, что вы выкрали двух подданных Российской империи и продали одну из них в рабство.
– Нет, это ваша охрана сейчас покинет мой дом, а вы сами останетесь в заложниках. Я буду считать до десяти, и, если они не выйдут, прострелю вам лоб. Если кто-нибудь из них поднимет ружьё или полезет в карман за ножом, я тут же выстрелю… Итак, я начинаю.
Турок принялся монотонно считать. Он не спускал с Александра глаз. Расклад выглядел безнадёжным. Никто из матросов не успеет выстрелить раньше Гюнеля. Выхода не было… И Александр велел всем выйти.
– Я останусь, вдруг понадобится переводчик, – сказал Василий Антонович и сразу же повторил свою фразу по-турецки.
– Оставайтесь, – равнодушно заметил Гюнель и скользнул взглядом по тонкому сюртуку безоружного помощника капитана.
Матросы один за другим вышли, а старуха в хиджабе по приказу Гюнеля задвинула за ними дверной засов.
– Что дальше? – спросил Александр.
– Сейчас девочки заберут ваши пистолеты, которые вы так неосмотрительно оставили за поясом, – объяснил Гюнель и что-то скомандовал по-турецки.
Две молодые женщины, одетые лишь в шёлковые шаровары, выбрались из-за занавески, где до сих пор прятались, и стали осторожно приближаться к Александру.
– Если вы решите прикрываться шлюхами, как живым щитом, то не советую – мне на них плевать, а выстрелю я всё равно первым, – заметил турок.
– Я не прикрываюсь женщинами…
Когда, опасливо вытянув руки, обе женщины вытащили у Александра пистолеты и отнесли их Гюнелю, сутенер довольно хохотнул.
– Как жаль, что у вас ничего не вышло, а ещё больше жаль вашу бедняжку-кузину: красавица Лив погибла страшной смертью. Её новый хозяин Чёрный Гвидо так намозолил глаза Франции, что эта держава не поскупилась отправить на его поиски военный фрегат. Участь "Вендетты" должна была напугать всё Средиземноморье. И поверьте, эффект достигнут: расстрел корабля обсуждают во всех портах. Ваша Лив просто оказалась не в том месте и не в то время. Ну, не она первая…
Вот и всё! Значит, это правда… Острая боль вновь ужалила сердце, а дыхание сбилось.
Александр напрягся, превозмогая боль, и даже не осознал, что Гюнель подошёл ближе. Теперь он держал в руках уже два пистолета, своим он так же целил Александру в лоб, а отобранный зажал в левой руке. Глаза турка победно сверкали.
– Вы хотели знать, что будет дальше? – ехидно осведомился он. – Всё просто: я сейчас застрелю вас и вашего переводчика и тут же уйду через запасной ход. Пока матросы выломают дверь, я буду уже далеко. Так что – прощайте.
Громыхнул выстрел, и Гюнель, всё ещё улыбаясь, рухнул к ногам Александра.
– Получилось! – воскликнул Василий Антонович. – Я уже думал, что он никогда от меня глаз не отведёт, но повезло.
– Вот спасибо! – только и смог сказать Александр. Он ещё не до конца осознал случившееся, но его молодой переводчик оказался более опытным и посоветовал:
– Уходить нужно, пока властям не донесли об убийстве.
– Хорошо, уходим…
Они открыли дверь уже ломавшим её матросам, и вся команда поспешила к ожидавшей у берега шлюпке.
– Где же вы прятали пистолет? – на бегу спросил Александр.
– В рукаве, – отозвался помощник капитана. – Я всегда так делаю, когда в чужом городе схожу на берег.
Через полчаса они поднялись на борт "Паллады". Узнав о случившемся, капитан распорядился поднимать паруса. Солнце уже исчезло за горизонтом, когда судно покинуло порт. Александр в одиночестве стоял на корме – провожал взглядом огни Константинополя. На душе у него стало совсем скверно. Даже то, что он сохранил жизнь, по большому счёту не радовало – ведь Лив так и не смогла сохранить свою…
Глава двадцать первая. Райский остров
Лив смотрела на закат… Алый солнечный диск уже скатится к горизонту, ещё чуть-чуть – и он исчезнет в тёплых густо-синих морских волнах. В небе отцветали малиновые всполохи: бледнели, растекались по небосклону, превращались в нежную лиловую дымку… Жара спала, и в тёплом неподвижном воздухе стоял аромат роз. Лив дотронулась до одной – томной, пышной, ярко-красной. Понюхала… Вот уж точно – чудо из чудес!
Эта вечерняя благодать дарила главное – лучшее лекарство от разбитого сердца – покой. Лив прикрыла глаза. Легко, без грусти вздохнула. Теперь она жила в мире сама с собой, и даже воспоминания уже не мучили её так, как прежде. Да и как же могло быть иначе, если она жила в раю?
Только однажды Лив пожалела о своем согласии стать маркизой ди Мармо, да и то на минутку. Случилось это на рассвете последнего утра в Александрии, когда уже проданная новому капитану "Вендетта" вышла в море, чтобы доставить Чёрного Гвидо и его подругу на Крит. Там они должны были пересесть на судно, идущее к Сардинии. "Вендетта" разворачивалась, собираясь выйти в море, и Лив поднялась на палубу, чтобы бросить последний взгляд на древнюю Александрию. В опасной близости от "Вендетты" продвигался широкий и неуклюжий торговый корабль. Буквы на его носу сложились в русское слово "Паллада", и Лив, не рассуждая, кинулась к борту. Она хотела домой, к родным и к своему любимому. Сейчас, сию минуту, немедленно пересесть к русским! Это продолжалось лишь мгновение, ведь горькая правда не забывалась никогда: Александру она не нужна, а сёстры не заслужили тех испытаний, которые принесёт её возвращение.
Чтобы не передумать, Лив развернулась и убежала в свою каюту. Там она заплакала, и, как оказалось, это были её последние слёзы. Как будто вместе с чёрной "Вендеттой" ушли из жизни несбывшиеся мечты. С тех пор Лив, не споря, принимала всё, что посылает ей судьба. Ну а провидение, будто оценив такое смирение, послало не так уж и мало. С Гвидо они обвенчались на Крите, и Лив получила настоящий свадебный подарок: трепетную и нежную привязанность мужа. Она и сама искренне им восхищалась. Может, для семейной жизни дружба – это не так уж и мало?
Гвидо много рассказывал Лив о великом итальянском искусстве. До мельчайших деталей помнил он убранство залов и оттенки фресок во Дворце дожей, в палаццо Флоренции или самом Ватикане. Маркиз брал лист бумаги и углем набрасывал для Лив композиции фигур на картинах величайших мастеров, а его описания казались такими живыми и образными, что полотна сразу же вставали перед глазами.
– Ты так хорошо рисуешь, – как-то похвалила Лив.
– Я когда-то мечтал стать художником, но сыну маркиза этот путь был заказан.
– Но теперь ты сам стал маркизом и ни перед кем не отчитываешься!
Гвидо промолчал, но на следующий день велел натянуть на подрамник холст и установить на террасе мольберт. Свой первый пейзаж маркиз подарил жене. Лив испытала настоящее потрясение: в пронизанной солнцем лагуне с белоснежными бликами дальних парусов было столько чувства. Гвидо до боли любил этот прекрасный остров, море и жизнь. Как смогла, Лив пересказала мужу свои впечатления и по слезам, блеснувшим в ореховых глазах, поняла, как он благодарен ей и как счастлив.
С тех пор Гвидо стал писать картины. Во время работы он часто просил Лив спеть, говорил, что её голос приносит ему вдохновение. Как можно было ему отказать? Так Лив вернулась к музыке. Она снова открыла для себя гармонию звуков, как будто и не было всех тех ужасных несчастий, искромсавших судьбу юной графини Чернышёвой. Она почти что нашла себя прежнюю. Почти…
Жара спала, и захотелось погулять. Жаль, что Гвидо приболел и второй день не выходил из спальни. Обычно они в этот час катались по острову, но не закладывать же экипаж для неё одной.
"Можно погулять в саду", – решила Лив. Огромное имение, занимавшее всю южную часть острова Мармо, оказалось раем на земле. Утопая в зелени, радовали глаз два белоснежных дворца, но ни с чем не сравнимым чудом был огромный, сбегающий со склона горы к морю парк. Он начинался у террас как регулярный – с розарием, с партерными посадками вокруг скульптур и причудливой живой изгородью. На ровной площадке с большим мраморным бассейном сад рассыпался пёстрыми куртинами, а ниже по склону превращался в пейзажный парк: таинственный и романтичный, с извилистыми тропками, потайными беседками и изящными скамьями по краям нависших над морем скал.
Только одно, на взгляд Лив, было плохо: ровно посредине сада высилась чёрная кованая решётка. Покойный маркиз ди Мармо разделил поместье пополам, южную часть оставив Гвидо, а северную отдав старшему сыну. Тот уже тоже умер, и северный дворец с половиной парка отошёл его вдове – испанской герцогине, которую Гвидо не признавал, а его жена никогда не видела. Но никто не запрещал Лив гулять за оградой, чем она с удовольствием и пользовалась.
Лив спустилась с террасы и пошла через розарий на площадку к бассейну, а потом сквозь калитку в ограде – в соседний парк. Здесь не было ни души, стояла тёплая, благоуханная тишина. Ноги привычно несли Лив вдоль главной аллеи, когда низкий, бархатный голос окликнул её по-французски:
– Неужели я вижу маркизу ди Мармо?
Лив замерла, стараясь понять, откуда её позвали. Вокруг не было никого, но потом раздался тихий смех, и из-за живой изгороди выступила дама. Не слишком молодая, но стройная и изящная, с породистым, красивым лицом. Наряд её поражал воображение: Широкий алый кушак стягивал пышные юбки, кружевная мантилья сбегала с высокого резного гребня. Лив просто не могла оторвать от неё глаз. Дама сердечно улыбнулась и представилась:
– Я – герцогиня Оливарес. Вы можете звать меня Каэтаной. Я рада, что мы познакомились, и надеюсь, что подружимся. Нельзя же жить рядом и вечно враждовать.
Лив растерялась. Вдова покойного деверя запросто беседовала с ней, да ещё и говорила о своей вражде с Гвидо. Что делать?.. Сбежать?
Герцогиня, похоже, обо всём догадалась и дружелюбно предложила: