- Греховная погруженность в самого себя - вот моя проблема в последнее время. - Торсби наполнил бокал и осушил его. - Итак, что тебе удалось узнать в Беверли?
Оуэн, поняв, что Торсби не желает больше обсуждать свое настроение, описал непростые взаимоотношения обитателей Риддлторпа, а потом сообщил то, что узнал от миссис Ридли о Голдбеттере и его компании.
- Я не нахожу удивительным, что вновь всплыло это дело, затрагивающее корону, - заметил Торсби.
Оуэн изумился, убедившись, что имя Голдбеттера знакомо архиепископу. Тот даже на секунду не задумался, чтобы припомнить, кто это.
- Неужели это правда? - спросил Оуэн. - Неужели торговцы шерстью финансируют войну?
Торсби вздохнул.
- И да, и нет. Давай сначала воздадим должное превосходным блюдам, потом я расскажу тебе, откуда король Эдуард берет деньги на войну. Во время еды я не могу об этом думать, иначе аппетит пропадет.
Несколько минут они ели молча, потом Торсби все-таки не выдержал и нарушил тишину.
- А что ты думаешь о дочери Ридли?
Оуэн потянулся за вином, а сам тем временем подыскивал слова.
- Анна Скорби любит Господа, а не своего мужа. Думаю, поклонение Господу и есть ее истинное призвание. Но она единственная дочь в семье, а Гилберту Ридли хотелось породниться с семьей Скорби - видимо, на него произвела впечатление древность их рода. По словам миссис Ридли, ее зять вовсе не отличается терпением. Она полагает, что союз Пола Скорби с ее дочерью не приносит счастья обоим. Более нежному и любящему человеку, возможно, и удалось бы отвлечь Анну от чрезмерной святости.
- Ничего, поживет какое-то время в монастыре и, возможно, сама поймет, что ее прежняя жизнь не была такой ужасной.
Оуэн пожал плечами.
- Они бенедиктинки. Не думаю, что они подвергают себя большим лишениям.
- Тем лучше. Она увидит, что даже в монастыре трудно отрешиться от внешнего мира.
Торсби захихикал, радуясь собственной шутке. Еда и вино вернули его в прежнее состояние. Оуэну стало легче на душе. Ему не хотелось сочувствовать архиепископу.
Когда Мейви принесла твердый сыр, еще хлеба и вина, Торсби отодвинул стул и удовлетворенно вздохнул.
- Теперь я могу подумать о королевском дворе. Но сначала должен дать поручение Микаэло.
Он поднялся и вышел из зала. Оуэн воспользовался возможностью, чтобы выйти на задний двор и поискать отхожее место. Вернулся он через кухню, тепло натопленное помещение, где витали вкусные ароматы. При виде его Мейви заулыбалась.
- Вам приятно прислуживать, капитан Арчер. У вас хороший аппетит, как у настоящего воина.
- Поверьте, мне тоже было очень приятно.
- Когда будете уходить, я дам вам свежего хлеба. Для вас и миссис Уилтон. Ее мазь, которую она для меня приготовила, здорово помогла моим костям. Бог свидетель, но и в Лондоне не сыщется лучшей аптеки, чем наша.
Оуэн знал, что Люси обожает белые буханки, которые пекла Мейви. Кухарка использовала муку второго сорта, но благодаря ее мастерству хлеб у нее всегда выходил превосходный.
- Она будет вам очень благодарна, Мейви. И я тоже.
Оуэн наливал себе второй бокал вина, когда вернулся архиепископ. Торсби удивил его, войдя из кухни.
- Итак, теперь нам никто не помешает. Я бы отвел тебя в свои личные покои, но там только что разожгли огонь, и комната еще не прогрелась, а день, как назло, выдался весьма холодный.
- Не думаете ли вы, что дела Голдбеттера могли быть как-то связаны с убийством?
Торсби сделал глоток вина, затем, задрав голову, принялся разглядывать балки на потолке. Наконец он взглянул на Оуэна и кивнул.
- Вполне возможно. Хотя каким образом, я точно сейчас не скажу. Когда Эдуард затеял свои игры с торговцами шерстью, я его предупреждал. Натравите одного из них на другого - и разрушите все связи, все честные договоренности, на которых строится цивилизованная коммерция. А нецивилизованные торговцы опаснее целой армии наемников. Особенно торговцы шерстью, именно те, что контролируют самый важный товар для всех стран, втянутых в войну Эдуарда.
- Вы так прямо и сказали королю?
- Я всегда откровенен с королем. Но в последние дни начал сомневаться, мудро ли поступаю. - Торсби взглянул на свои руки, лежавшие на подлокотниках кресла, и, согнув палец, на котором было кольцо архиепископа, поймал лучик пламени. Казалось, он весь погружен в созерцание кольца.
Оуэн вернул погрустневшего архиепископа в настоящее.
- А вы знаете этого Джона Голдбеттера?
Торсби встряхнул головой, словно отбрасывая ненужные мысли.
- Хотя мы никогда не встречались, кое-что о нем мне известно. Он очень похож на Уильяма де ла Пола в своем отношении к закону, а де ла Пола я знаю хорошо. Более того, именно де ла Пол впервые упомянул при мне имя Голдбеттера. Он заметил, что некто Голдбеттер совершил не меньше проступков, чем он, и тем не менее Голдбеттера не привлекли к суду лорд-канцлера. Я заверил де ла Пола, что знаю много виновных, но все они навредили казне в гораздо меньшей степени, чем он, поэтому на них не стоило даже тратить наше время.
- Вам нравится повелевать в качестве лорд-канцлера.
Торсби покачал головой.
- Не часто. Власть - крепкое вино, к тому же не очень высокого качества. Оно вызывает тошноту и головную боль, по мере того как скисает в наших желудках.
- Вы бы предпочли держаться подальше от королевского двора?
- Если бы только это было возможно.
- Из-за войны?
- Как ни печально, из-за короля. - Торсби принялся сверлить Оуэна взглядом глубоко запавших глаз. - Вот почему я побеспокоился, чтобы нас никто не подслушивал, особенно Микаэло. Стоит только кому-то покритиковать короля, как его тут же обвиняют в измене. Я полагаю, ты понимаешь разницу между недовольством, способным привести к восстанию, и тем, что просто-напросто является выражением разочарования. Но Микаэло я не доверяю.
Оуэну не слишком нравился этот разговор, но он понял, что Торсби вряд ли отменит ту задачу, которую поставил перед ним.
- Вы можете мне доверять, ваша светлость.
Торсби кивнул.
- Очень немногим я могу доверять, и каждый мне дорог.
- Почему вы держите Микаэло своим секретарем?
- А какой другой невинной душе я могу его подсунуть? Микаэло теперь стал для меня чем-то вроде власяницы.
Оуэна очень позабавила эта картина - брат Микаэло в виде власяницы. Он даже расхохотался.
Торсби покивал, потянувшись к вину.
- Да, да, можешь посмеяться над моей глупостью, - проворчал он, но глаза его улыбались. Он наполнил свой бокал, отрезал кусочек сыра, бросил его в рот, посмаковал и запил глотком вина. - Когда все сказанное сделано, это и есть награда, которую дарит высокое положение, а вовсе не власть, которая вместе с ним приходит. Власть - очень опасная штука. - Архиепископ покачал головой, вновь став серьезным. - Итак, к делу. Когда король вознамерился объявить о своих притязаниях на корону Франции, ему понадобились огромные деньги для реализации собственных амбиций. Кто-то напел ему хитроумный план, как получить больший, чем обычно, доход от шерсти, манипулируя запасами и подняв пошлины. Торговцев и юристов, предложивших этот план, несомненно, подстрекали лорды, боявшиеся, что средства на войну будут взяты из их кармана.
- Или у церкви? - предположил Оуэн.
- Нет, церковь и не думала избегать налогов. - Торсби отхлебнул еще вина. - В то время торговцы шерстью обладали большими запасами денег, чем любое другое сообщество в королевстве. Шерсть была, - он пожал плечами, - и, возможно, остается самым ценным товаром на нашем прекрасном острове. И очень важным для фламандцев, которые весьма переменчивы в своей лояльности: иногда верны нам, иногда - французскому королю. - Торсби вздохнул, печально покачав головой. - Златокудрый Эдуард. Высокий, величественный, упрямый. Я был не единственным советником, напоминавшим Эдуарду, что король Франции может точно так же раздавать дары и угрожать Фландрии.
- Король, наверное, не склонен принимать критику?
- Нет, когда считает, что придумал блестящий план. На девятый год своего правления он собрал торговцев и объявил запрет на вывоз шерсти. Таким образом он намеревался заставить их смириться с увеличением пошлин и привлечь Фландрию на свою сторону. Но на самом деле вышло по-другому: избыток шерсти и низкие цены здесь, и недостаток шерсти и высокие цены во Фландрии. Фламандцев охватила тревога. Наши торговцы, наоборот, ликовали. Они согласились на повышение пошлин и на тарифы, диктующие производителям шерсти максимальные цены, которые они могли запросить, - это обеспечивало торговцам доход, несмотря на повышение таможенных платежей.
Торсби рассеянно покрошил сыр на куске хлеба, потом налил себе еще немного вина.
- Воцарился беспорядок. Как и все в этом плане, тарифы изменялись год от года, иногда принося прибыли производителям, иногда - торговцам. Таким образом, никто не был уверен, на чьей стороне король. Я с самого начала считал это ошибкой, но в то время было очень трудно понять, оправданны ли мои дурные предчувствия.
- А король не считает создавшееся положение беспорядком?
Торсби свел пальцы вместе и уставился на огонь.
- Горестно наблюдать за стареющим воином, - грустно признался он. - Эдуард в свои лучшие годы был львом, а не человеком. Ты сам наблюдал его перед битвой, когда он объезжал строй, вдохновляя обычных смертных на подвиги. Ты ведь слышал, как приветствовали его воины?
Оуэн кивнул.
- Много раз я сидел, воткнув в землю стрелы, в ожидании, когда же появятся французы.
- Эдуард настоящий король. Ослепительный в своем величии. Но вне поля боя, - архиепископ покачал головой, - он не всегда поступает мудро. Например, эта война. Да, конечно, был прецедент. У него действительно больше прав на эту корону, чем у Валуа, но вся эта военная распря в основном только тешит королевское самолюбие.
У Оуэна начал покалывать шрам.
- Не желаю этого слышать, ваша светлость. Не желаю слышать, что я потерял глаз и стольких людей из-за королевской прихоти.
- Да. - Торсби перевел взгляд на Оуэна. - Мне не следовало отвлекаться в сторону. Наверное, выпил слишком много вина. Знаешь, Арчер, я начал сознавать, что смертен. - Торсби взглянул на кусок хлеба, лежавший перед ним, и отодвинул в сторону.
Оуэн продолжал молчать, чувствуя себя очень неуютно. Торсби кивнул.
- Я тебя расстроил. В последние дни я сам себя расстраиваю неприятными мыслями. - Он потер веки. - Так на чем я остановился? Ах да, торговцы не были уверены, на чьей стороне король. Атмосфера накалялась, но король не обращал на это внимания. На десятый год правления Эдуарда торговцы согласились одолжить казне двести тысяч фунтов и также пообещали заплатить королю половину выручки с продажи тридцати тысяч мешков шерсти. В обмен им давалась монополия. Торговцы, согласившиеся с условиями сделки, могли получить разрешение на вывоз шерсти в другие страны. Долг им собирались выплатить, разделив пополам с казной таможенную выручку, а пошлины тогда были подняты до сорока шиллингов за мешок. Шерсть следовало отослать в Дордрехт тремя грузами, а король должен был получить деньги тремя частями. Большая часть монополистов входила в состав английской Шерстяной компании, возглавляемой небольшим советом, включавшим Реджинальда Кондуита, Уильяма де ла Пола и Джона Голдбеттера.
Оуэн подался вперед. Все это напомнило ему рассказ Сесилии Ридли.
- Не пойму, почему не все торговцы шерстью согласились на эту сделку. По крайней мере, она давала им возможность хоть как-то торговать.
- Но к этому времени многие уже не доверяли королю. По правде говоря, согласились только те, у кого было достаточно денег и могущества, чтобы изменить положение вещей в свою пользу. Мелкие же торговцы надеялись продолжать дело, припрятав свои грузы с помощью… неофициальных судовладельцев.
- Пиратов, что ли?
Торсби закивал.
- Крупные торговцы тоже скрывали грузы. Кое-что на палубе, кое-что в трюме. Поэтому король и был разочарован результатом. Грузы шли медленно, выручка была никудышной. Он приказал конфисковать ту малую часть груза, что официально прибыла в таможню, около двенадцати тысяч мешков, и выставить на продажу. Торговцы вместо шерсти получили долговые обязательства, которые они могли либо погасить непосредственно в казначействе, либо использовать в дальнейшем для беспошлинной переправки шерсти. Но в казне денег было мало, поэтому выплата оставалась маловероятной. И разумеется, торговцы давно нашли другой способ перепродать шерсть без пошлины. План короля бесславно провалился, доходы от шерсти приостановились.
- Что же, торговцы изменили короне?
- Если быть справедливым, у них были на то причины.
- Но он ведь их король.
Торсби улыбнулся собеседнику.
- А ты не полностью растерял свое простодушие, Арчер, я этому рад.
- У вас есть одна способность - заставлять меня чувствовать себя дураком. За все годы службы…
- Годы службы, - печально повторил Торсби и покачал головой. - Я снова отвлекся. Король был разочарован. Тем не менее, вопреки здравому смыслу, он не отступил от своего плана и на следующий год. Был издан приказ конфисковать еще двадцать тысяч мешков, а производители получили королевские долговые обязательства с обещанием выплат из налоговых поступлений. Шерсти собрали еще меньше. Все больше и больше мешков прятали по закромам, затем потихоньку перевозили за море и продавали. Официально производство пошло на убыль в те годы, но оно не могло быть настолько низким, как это фиксировала таможня. Во Фландрии торговля шла вовсю. Подозреваю, разногласия Голдбеттера с короной имели отношение как раз к этой деятельности.
- Я даже не представлял, что финансовые дела могут быть такими запутанными.
Торсби вздохнул.
- Это один из самых сложных аспектов деятельности правительства.
- Почему вы как лорд-канцлер допускаете такую нечестность?
- Воров, обладающих таким статусом, трудно поймать за руку, Арчер, да к тому же это обошлось бы нам слишком дорого.
Оуэн потер щеку.
- Такое впечатление, что у короля под ногами нетвердая почва.
- Всю свою смертную жизнь мы балансируем на краю пропасти, Арчер. И чем выше мы забираемся, тем дольше нам падать, если оступимся. - Торсби наклонился вперед, положив ладони на колени. - К сожалению, я в скором времени должен отправиться в Виндзор, чтобы вместе с королем встречать Рождество. Но я не собираюсь праздно проводить время. В Виндзоре я выкрою несколько дней, чтобы съездить в Лондон, а там постараюсь выяснить все, что можно, насчет Голдбеттера.
- А моя задача? - У Оуэна появилась надежда, что архиепископ освободит его от дела до своего возвращения.
- Продолжай расспросы. Мой придел Святой Марии с каждым днем становится для меня все дороже. Мне бы все-таки хотелось воспользоваться деньгами Ридли.
Оуэн вздохнул.
- Не нравится мне это поручение.
- Я знаю. Но ты его исполнишь.
Оуэн покинул архиепископа в смятении. Когда Торсби рассказывал о королевских прихотях, он снова казался прежним - уверенным в себе, ироничным человеком. Но потом мрачное настроение вновь вернулось. Оуэну не понравилось видеть Торсби таким угрюмым. Его тревожило, что в таком расположении духа архиепископ может с ним разоткровенничаться. А чем больше Оуэн узнавал о Торсби и его окружении, тем меньше ему хотелось это знать.
Торговцы тоже предстали в самом неприглядном свете. Голдбеттер и его сподвижники служили королю, только если это приносило им выгоду. Неужели лишь солдаты из-за собственной глупости служат без всяких вопросов?
Хватит об этом. Лучше хорошенько подумать о том, что он узнал от Торсби. Делая вид, что сотрудничают с короной, торговцы шерстью прятали большую часть грузов и с помощью пиратов перевозили шерсть во Фландрию. Гилберт Ридли, вероятно, играл опасную двойную роль в Кале. А Мартин Уэрдир, бывший солдат, умевший прятаться в тени, - неужели он пират? По словам Сесилии, муж подозревал, что Уэрдир действовал как посредник между военнопленными в Англии и их семьями во Франции, - но, быть может, Ридли все это придумал, чтобы удовлетворить любопытство жены?
И что это было за соглашение между Голдбеттером и Чиритоном, принесшее такие барыши? Сесилия подозревала, что Гилберт Ридли вел дела не совсем честно. Сомневаться не приходилось. Оуэн теперь был уверен, что, когда Торсби начнет наводить справки о Голдбеттере и компании, наружу выплывут какие-то неприглядные факты.
12
Веселый заговорщик
Одолеваемый тяжелыми мыслями, Оуэн шел по Питергейт, потом пересек Королевскую площадь и направился к зданию Торгового собрания. Проходя мимо позорного столба, Арчер увидел, что к нему прикован какой-то бедолага, а два маленьких грязных сорванца обстреливают его комьями грязи. Оуэн тут же вспомнил о мальчишке, который появился у них в доме. Когда теперь Джаспер сможет безбоязненно бегать по улицам?
Снег, выпавший прошлой ночью, почти не растаял, и, когда солнце сделало храбрую попытку выглянуть из-за облаков, обледеневшие крыши ярко заблестели. Приятное зрелище для такого мрачного города. С самого первого дня своего пребывания в Йорке Оуэн ощутил, какой здесь царит мрак - здания теснились друг к другу, верхние этажи нависали над нижними. Дневной свет редко освещал узкие улочки. Лишившись одного глаза, Оуэн невзлюбил полумрак. Он убедился, что тень бывает обманчиво глубокой или, наоборот, мелкой. Одним глазом это было трудно определить. Впрочем, другим людям темные улицы нравились не больше, чем ему. Жители инстинктивно выбирали маршруты через площади и церковные дворы, чтобы увидеть хотя бы кусочек неба.
Здание Торгового собрания было окружено аккуратной полоской травы, покрытой сейчас блестящим белым одеялом. Оуэн постарался не думать о неправедных деньгах, на которые могли построить такое здание. Он подошел и постучал в тяжелую дверь. Ему открыл какой-то клерк.
- Капитан Арчер? Чем мы можем помочь?
Оуэна поразило, что его здесь знают. Причина, вероятно, была в том, что он учил городских лучников, как правильно стрелять по мишеням.
- Я выполняю поручение архиепископа. Не уделите ли вы мне немного времени?
Человек кивнул и провел Оуэна внутрь. На первом этаже была устроена больница для пожилых членов гильдии и их жен. На втором этаже находился огромный зал с деревянными перегородками, отделявшими от него несколько мелких помещений. Клерк повел Оуэна в одну из таких боковых комнатушек, крошечную каморку с единственным окном в частый переплет. Сейчас окно было открыто, чтобы впустить немного света. Полки для документов и письменный стол с чернильницами и перьями - вот и все убранство. Маленькая жаровня почти не давала тепла, лишь слегка подсушивала сырой, холодный воздух из открытого окна.
- Бьюсь об заклад, вы пришли поговорить насчет мастера Ридли и мастера Краунса, - вполне дружелюбно начал клерк.
- Вы почти угадали. У меня к вам две просьбы: я хотел бы с вашей помощью узнать имена и местонахождение актеров, выступавших вместе с Краунсом на последнем празднике Тела Христова, а также найти Мартина Уэрдира, фламандца, работавшего на Ридли.
- Уэрдир, говорите? Мартин Уэрдир? - Клерк покачал головой. - Он не член гильдии. Я знаю все имена наперечет.