- Вот только вы, Порфирий Григорьевич, не имеете к этому никакого отношения, - скривился Головнин. - Дама вместо вас поскакала, да еще Нестерова спасла. Стыдно вам должно быть.
- Я фигура государственная! - взизгнул Вохряков.
- А вот если государственная, так и ведите себя по- государственному, а не как глиста бесхребетная.
- Да как вы смеете?! - опять вспыхнул Вохряков.
- Ох, да подите вы прочь! Просто вы, действительно, нужны нам, пока от Менелика не выйдем, а уж после того я побрезгую плюнуть в вашу сторону!
- Господа, господа, утихомирьтесь, не до этого нам. Нужно думать о том, как и когда предстать перед Менеликом. А для этого надо въехать на постоялый двор, чтобы соглядатаи негуса знали: в город въехала российская делегация, и доложили бы ему это известие.
- Как вы думаете, нас не узнают? - спросил Нестеров.
- Не думаю. Тем более, что мы должны сделать это немедленно. Дрова надо прятать в лесу. Поэтому нам лучше всего быть на виду, а не отсиживаться в этой пещере, которая хоть и удобное убежище, но не думаю, что слишком надежное для столь большой компании, как наша. Да еще с лошадьми.
- Но что делать с раненым?
- У него есть родственники в Дебре-Берхан, - ответил Малькамо. - Дайте нам одну лошадь, надо отвезти Абебо.
Тут Абебо что-то сказал. Малькамо выслушал и повернулся ко второму товарищу.
- Мулё, останешься с Абебо пока он не выздоровеет. Вот только кто вернет лошадь обратно?
- Так… - Аршинов долго не раздумывал. - Али, собирайся, поедешь в Дебре-Берхан, потом приведешь лошадь назад. Малькамо, ты наденешь одежду Али, будешь моим слугой, пока не спрячемся в гостинице. А вы, господа, оттирайте ваксу с лиц и переодевайтесь в цивильное платье. Пусть видят, что русские идут!
* * *
Глава шестая
Испорченный саквояж. Расследование. Торжественная делегация. Самовар и другие подарки. Менелик Второй, Негус негест. Переговоры. Побоище. Плен. Что делал Монте-Кристо? Ночная прогулка. Встреча наедине. Полина обещает помочь. Итальянские насильники. Подкоп. Освобождение.
Я взяла в руки саквояж и вскрикнула: он был безнадежно испорчен - поперек шел большой надрез, из которого вывалилась половина моего носильного платья. Замок на саквояже оказался неповрежденным.
- Агриппина! - закричала я что есть мочи. - Что это?!
На мой крик прибежали все, находящиеся в пещере. Агриппина, увидев изуродованный саквояж, упала на колени, и завопила:
- Не виновата я, матушка! Не знаю, как вышло.
- Не ври мне, Агриппина, - погрозила я ей. - Если не ты, то кто же ко мне в саквояж залезть хотел? Порфирий Григорьевич?
- Вы, мадам Авилова, говорите, да не заговаривайтесь! - выступил вперед Вохряков. - Да что это получается? Кто меня только не обвинял за последнее время?
- Пока ясно только одно: саквояж взрезан и изрядно испорчен, - произнес Головнин. - А как это сделано и чем, сейчас глянем.
Не выпуская изо рта трубки, Лев Платонович покрутил саквояж, тщательно прощупав края надреза.
- Нож. Я было подумал, что за острый край его зацепило. Так нет, не камень. Такой ровный надрез даст только хороший нож. Кожа добротная, ее с размаху не возьмешь.
- Агриппина! - рявкнул Аршинов. - А ну рассказывай, подлая твоя душа, что ты искала у Аполлинарии Лазаревны? Своровать хотела? Признавайся!
Несчастная женщина от страха упала на колени и принялась мелко креститься. Ее лицо выражало такой ужас, что мне даже стало ее жаль, но, вспомнив, во что превратился мой саквояж, я задавила в себе жалость.
- Говоришь, не ты? А кто тогда? Он? - Аршинов ткнул пальцем в сторону Вохрякова.
Тот возмутился в очередной раз.
- Позвольте! Я вообще все время спал и не желаю иметь к этому делу никакого отношения! А вот она, представьте себе, дважды подходила ко мне и наклонялась. То ли высматривала, сплю я или нет, то ли присоединиться намеревалась.
Мне стало неприятно на душе от такого беспардонного заявления чиновного сморчка. Уж что-то, а заподозрить пышную Агриппину в сиих намерениях было просто смешно. Тем более, что братья-казаки, стоявшие рядом, при этих словах одновременно схватились за ружья. Аршинов жестом остановил их.
- Хорошо, - кивнул он. - Не ты виновата, ни Вохряков. А саквояж порезан потому, что вор не смог вскрыть замок. В нем рылись. Значит, был кто-то третий? Или ты тоже спала и ничего не видела?
- Не видела, - запричитала она, - вот вам истинный крест, не видела. Я кашу варила, за огнем следила, может, и не заметила арапа какого-нибудь.
- Почему арапа? Здесь был эфиоп?
- Где ж тут православному оказаться? Одни черные кругом.
- Эфиопы тоже православные, ты не подумала об этом?
- Да ничего я не думаю, ваше благородие! Не знаю, не видела, не мучьте меня, Христом-богом прошу!
Поняв, что от Агриппины ничего не добьешься, Аршинов приказал Григорию, Прохору и Сапарову обыскать окрестности - нет ли следов, не спрятался ли кто чужой.
Они вернулись ни с чем. Почва в ущелье каменистая, следов никаких не осталось, да и наши лошади если и были какие следы, то затоптали.
- Господа, будем переодеваться, - сказал Аршинов, когда вернулся Али, ведя под уздцы вторую лошадь. - Нас ждет Аддис-Абеба.
- А как же Малькамо? - спросила я.
- Изменим внешность, не волнуйтесь, Аполлинария Лазаревна: несколько фальшивых татуировок тигранского племени полностью превратят его из сына амхарского вождя в воина другой губернии. Никому и в голову не придет заподозрить.
* * *
В город мы вступали торжественно и величаво. Аршинов в черкесске с газырями, с переброшенными через плечо волчьими хвостами сидел на лошади подбоченись. Головнин в пробковом шлеме выглядел вылитым англичанином. Сапаров в папахе, братья-казаки в фуражках набекрень. Огромный монах Автоном в рясе и сандалиях, с большим серебряным крестом на груди. Агриппина в цветастой шали. Малькамо с Али ехали позади всех, лицо принца было закрыто синей накидкой, по закону воинов-тиграни. Зрелище было восхитительное. Мы нарочно шли медленно, чтобы сбежавшиеся отовсюду эфиопы могли нас хорошо разглядеть и передать сплетни как можно дальше.
Наша кавалькада остановилась на постоялом дворе около рыночной площади. Мужчины стали вносить тюки во двор, Агриппина зорко смотрела по сторонам, так как юркие мальчишки крутились рядом, якобы помочь. Она отгоняла их, ругая по-русски шельмецами и разбойниками. Мальчишки, к моему удивлению, понимали.
Мне предоставили отдельную комнату с циновками на полу. По моей просьбе принесли бадью с водой, и я с наслаждением вымылась. Агриппина мне помогала. Упав на узкую постель, я забылась глубоким сном.
На следующее утро ко мне постучался Нестеров:
- Аполлинария Лазаревна, какая удача! Сегодня вечером нас примет Менелик Второй.
Я обрадовалась: какой же Николай Иванович молодец! Только благодаря его знанию языка нас пускают в столь рекордные сроки.
- Я же не успею одеться! Агриппина, где ты? Мне нужно нагреть щипцы! Почистить платье! Все равно тут нет утюгов.
- Вы тут готовьтесь, а я пойду, присмотрю за подарками. Аршинов самовар аж из Одессы вез. Не все же только грамоты вручать. Вохряков до этого не додумается, мышиная душа.
Часы, оставшиеся до вечера, я провела за приведением себя в божеский вид. С болью смотрела на свои поцарапанные пальцы, неровные волосы, которые никак не желали укладываться, на синяки под глазами от недосыпа, обветренную кожу. Нет, не красавица… Подурнела Полина. Куда делся твой персиковый цвет лица?
И все же, зачем мне надо красоваться перед негусом? Мы по делам приехали, вот и будем решать эти дела, а не моргать ресницами.
Достав свое единственное выходное платье, я критически осмотрела его. Кружева смялись, буфы висели, словно собачьи брыли, а подол следовало подшить. Достав иголку с ниткой, я усадила Агриппину за шитье, а сама занялась ботинками, которые тоже были не первой свежести.
Когда все мужчины собрались во дворе, я только доканчивала закалывать волосы. Но я быстро завершила свой туалет, натянула перчатки и вышла во двор. Меня встретили восхищенными возгласами.
- В путь, господа! С божьей помощью!
Аршинов вскочил на коня. Мы за ним. Особенно великолепно выглядел Сапаров, у которого к седлу был приторочен самовар. Агриппина накануне начистила его, и он блестел, как золотой.
Подъехав к высокому шатру, величиной с цирк шапито, мы спешились, и Аршинов зычно прокричал что-то по-амхарски. Я услышала только слово "Руссия". К нам подбежала толпа слуг: одни взяли наших лошадей под уздцы и увели. Другим мы вручили тюки с подарками. Сапаров самовар не отдал.
Подошел высокий эфиоп, наряженный в львиную шкуру, зеленое платье и белые узкие штаны. В руках он держал копье и круглый щит буйволовой кожи, украшенный орнаментом. Охранник жестом пригласил нас следовать за нами.
Идти было нелегко - все вокруг было раскопано, мощеной дороги не было.
- Что тут строят? - спросила я Аршинова.
- Дворец негуса, самый большой в стране.
- Понятно. Значит, он надолго решил тут расположиться.
Мы вошли под своды шатра, подпертые высокими бамбуковыми опорами. Резкий свет лился из прорезанных в стенках узких окнах. Повсюду висели львиные шкуры, подобные той, которая была надета на нашем сопровождающем. Полы были устланы мягкими коричневыми коврами с желтыми и голубыми геометрическими узорами.
Прямо напротив нас возвышался царский балдахин красного бархата. Балдахин венчала огромная корона, украшенная блестящими красными камнями.
Под куполом, на постаменте высотой в аршин, покрытый красно-золотой парчой, на троне с подушками сидел сам Менелик Второй, Негус негест, повелитель Тиграя и Шоа, Валло, Годжама и Аксума, главный настоятель монастырей Дебре-Дамо, Йемрахана-Кристос и Святой Мирьям в Лалибеле.
Внешне Менелик производил довольно приятное впечатление. Неопределенного возраста и очень темного цвета кожи: ему можно было бы дать и тридцать пять, и шестьдесят лет, на округлом лице не было морщин. Высокий рост несколько скрадывал полноту. На негусе был надет широкий халат, расшитый замысловатыми узорами, а на голове красовался широкий венец из кованых золотых и серебрянных пластин, украшенных резьбой.
Справа от трона стояли придворные в белых одеяниях шамма из тканой кисеи и в накидках ярко-синего цвета, украшенных длинными висящими полосками кожи. Все они были босиком. А слева выстроились четыре итальянских офицера при полном параде.
Аршинов вышел вперед и громко произнес что-то на амхарском. Потом повернулся к казакам и махнул рукой:
- Давай, ребятушки!
Прохор и Григорий раскрыли тюки и достали оттуда большое расписное фарфоровое блюдо кузнецовского завода, штуку ситца, поставец с головой селезня и дюжину ложек - все хохломской работы, абашевские расписные свистульки в виде коровок и круторогих баранов, и две бутылки водки.
И, наконец, осетин Сапаров торжественно поставил перед негусом сияющий самовар.
Подарки вызвали некоторое оживление. Придворные вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть невиданные вещи. От вида самовара по шатру пронесся вздох, и начались перешептывания. Даже итальянцы переглянулись.
Менелик сидел на троне, не шевелясь и не реагируя ни на что. Только его выпуклые глаза двигались, переходя от подарков на нас. Довольно часто его взгляд останавливался на мне. Он смотрел на меня пристально, но я не отводила взгляда, так как не собиралась склоняться перед человеком, пославшего на казнь законного принца.
Мы стояли, вытянувшись. Менелик молчал. Пауза затянулась.
Первым не выдержал Вохряков. Отодвинув в сторону Головнина, возле которого он стоял, чиновник вышел вперед, держа в руках письмо из канцелярии Министерства Иностранных дел и, поклонившись, протянул его негусу. Наперерез ему тут же бросился один из телохранителей, отобрал письмо и почтительно склонившись, положил его возле босых ступней Менелика. Вохряков вскипел:
- Приветствие его сиятельства, г-на Гирса! К ногам!
- Тише вы, - прошипел Аршинов. - Не видите, негус размышляет. Вас что, не учили перед поездкой абиссинскому этикету?
Менелик не шевелился. Не смотрел на письмо у своих ног, не обращал внимания на подарки. Только переводил взгляд с одного из нас на другого.
Когда молчание стало вконец невыносимым, вперед выступил монах Автоном и загудел:
- И возвед очи свои, виде мужа путника на стогнах градных, и рече муж старец: камо идеши и откуду грядеши? И рече к нему: грядем мы от Вифлеема Иудина даже до стран горы Ефремли, отонуду же аз есмь; и ходих до Вифлеема Иудина, и иду аз в дом мой; и несть мужа вводящаго мя в дом…
Аршинов схватил монаха за руку и быстро заговорил, обращаясь к Менелику.
Негус что-то отрывисто произнес. Аршинов шумно вздохнул и между ними начался диалог. Никто из нас не понимал, о чем они говорят, но вдруг Менелик перешел на французский и произнес с тяжелым акцентом:
- Я приветствую вас, господа!
Этим тут же воспользовался Вохряков:
- Ваше величество, позвольте от лица официального представителя канцелярии Министерства Иностранных дел выразить благодарность за аудиенцию и вручить вам письмо лично от его сиятельства, г-на Гирса, министра иностранных дел, того, кто послал меня в вашу благодатную страну.
- Много слов, - буркнул Менелик и жестом приказал подать ему письмо. Сам даже не наклонился, наверняка, ему мешал живот, выпиравший из-под парчовой робы. - И я не "ваше величество". Мой титул: "Лев из колена Иудова, Менелик Второй, Богом поставленный царь царей Эфиопии". Запомни это и передай своему господину.
- Всенепременно… - залебезил Вохряков.
- Стража! - отдал приказ негус. - Заберите подарки, отнесите жене, пусть дети порадуются.
Началась небольшая суета. Слуги собрали подарки и отнесли их за перегородку из ткани, натянутой на бамбуковые перекладины.
- Итак, - произнес Менелик, когда суета несколько улеглась, и слуги снова застыли безмолвными изваяниями, - что вы хотите?
И опять Вохряков успел первым:
- Я присутствую здесь отдельно от делегации г-на Аршинова. Мне нужно переговорить с вами по поводу приезда российской делегации, организованной его сиятельством…
- Гирсом. Слышали уже, - отмахнулся Менелик. - Хорошо. Раз ты сам по себе, а они сами по себе, отойди в сторону, сядь вон там, я с тобой потом поговорю. А теперь ты говори, - обратился он к Аршинову. - А то этот слова не дает сказать. А из подарков - одно письмо с печатью.
- Обращаюсь к тебе, Лев из колена Иудова, Менелик Второй, Богом поставленный царь царей Эфиопии, с просьбой, - при этих словах негус заулыбался и одобрительно покачал головой. - Ты видишь перед собой малую часть моего народа. Мы приехали на голый пустынный берег твоей страны, чтобы украсить ее, чтобы засадить ее яблонями и вишнями - это такие фрукты у нас в России. Но что произошло? Сначала за нами погналась итальянская канонерка, а потом пришли твои люди и потребовали, чтобы я немедленно бросил все работы по возведению колонии и направился к тебе. И вот я здесь и слушаю твое милостивое решение.
При этих словах итальянцы подобрались и нахмурились. Один даже сделал шаг вперед сделал жест, будто хотел что-то сказать.
- А кто тебе дал разрешение прибыть сюда со своими людьми и сажать эти, как их, яблони? - спросил Менелик.
- Безвременно усопший негус Иоанн Шестой дал такое разрешение. Он всегда был за дружбу между нашими странами.
При этих словах Менелик даже приподнялся на троне, но тут же опустился опять.
- Иоанн? Иоанна нет уже шесть лет. Где ты был все это время?
- Собирал деньги, уговаривал людей, снаряжал корабль, - объяснил Аршинов. - Кто же знал, что Иоанн погибнет в битве и его слово будет под сомнением?
Хотя Аршинов и высказал общее мнение крайне дипломатично, все же он не убедил Менелика. Наступила пауза.
- Указы Иоанна для меня недействительны, - произнес, наконец, негус. - Я сам решаю, чему быть. Обстановка изменилась, мои союзники итальянцы крайне недовольны вашим присутствием. Я уже получил депешу, в которой они выражают протест.
- Что же нам делать? - воскликнул Аршинов. - Я вложил все, что у меня было, в этот проект! Набрал людей, привез их сюда, оторвав от родины, и сейчас все бросить? Повернуть обратно только потому, что у нового негуса другие страны в союзниках?
- Лучше всего вам уйти с моей земли.
Аршинов прибег к последнему доводу:
- Вот бумага, подписанная коронованным на царство негусом Иоанном Шестым, данная мне в январе 1889 года.
- Коронованным?! - вспылил негус. - Ты на что намекаешь, белый проходимец?!
Я не выдержала и встала рядом с Аршиновым:
- Прошу простить меня, ваше величество, но глава нашей делегации не намекает, а лишь показывает, что бумаги монарха верны и после его смерти.
- О! Мадам… - Менелик словно увидел меня впервые. - Вы красивы, но это не дает вам право вмешиваться в разговор мужчин. Ваша бумажка не стоит единого быра. А земли у моря хорошие, плодородные. Интересно, сколько вы заплатили Иоанну за то, чтобы он подписал вам эту бумагу? Неужели только самоваром? - он издевательски захохотал и оглянулся на итальянцев. Те вежливо улыбнулись в ответ.
- Негус Иоанн Шестой очень ценил связи с такой могущественной страной, коей является Российская империя, - Аршинов поклонился.
- А вот мы сейчас спросим у посланника вашего негуса, - Менелик подозвал к себе Вохрякова, - Скажи-ка, дабтар, твой господин знает о просьбе вот этого человека?
Палец с длинным ногтем ткнул воздух по направлению к Аршинову.
- Не могу знать, - пожал тот плечами. - Официальное письмо за подписью его сиятельства было вручено только мне.
- А как же ты оказался вместе с ними?
- Оказия, ваше величество, то есть лев из колена Иудова, Менелик Второй, Богом поставленный царь царей Эфиопии, - скороговоркой пробормотал Вохряков, чуть не падая на колени. - Они шли в вашу сторону, вот я и напросился.
- Подлец! - выругался Головнин, а Нестеров так заскрипел зубами, что мне страшно стало.
- Ну как, слышали? - издевательски рассмеялся Менелик. - Вот все и выяснилось. Никакие вы не представители великой и могущественной страны, с которой у меня нет даже дипломатических отношений. С Францией есть, с Италией - давно, они мне два порта построили. Вот эти господа, - он махнул рукой в сторону итальянцев. - А с вашими посланниками я только соберусь разговаривать. Если захочу. Если вот он мне понравится.