Вохряков задрожал еще сильнее.
- А подумали ли вы, уважаемый лев из колена Иудова, о том, что это российские представители еще очень хорошо взвесят, стоит ли им общаться с некоронованным властителем? Что тогда? А вот мы бы и сыграли вам хорошую службу. Так сказать, поспешествовали, - пошла я ва-банк, ведь терять было уже нечего.
- Женщина?! Вмешиваться в разговор негуса?! Перебивать? Стража! Арестовать немедленно! - последние слова он произнес на амхарском, поэтому наши мужчины отреагировали на мгновение позже, чем того следовало.
Началось побоище. Все наши люди были безоружными: Аршинов знал, что при входе в шатер негуса нас будут обыскивать и отберут оружие. И никто не поручится, что его вернут - винтовки и револьверы в Абиссинии довольно редки и пользуются большим спросом. Так что надо было идти на риск, ничего не поделаешь.
А вот у нападавших на нас слуг негуса были и сабли, и щиты. И хотя они орудовали ими плашмя, как жандармы, хорошего было мало. Рослые Автоном и Головнин сумели разбросать нескольких щуплых стражников, пока дюжина рослых охранников их не скрутили. Коренастый Аршинов хватал по паре нападавших и бил их головами друг о друга. Нестеров снял и спрятал очки.
А вот Сапаров и братья-казаки сумели вырваться и напролом, через толпу придворных, бросились к выходу, сметая все на своем пути. Стенки шатра так угрожающе колыхались, а бамбуковые опоры так ходили ходуном, что я испугалась: а что если вдруг они обломятся, и вся огромная масса тяжелой ткани рухнет нам на голову?
Меня довольно аккуратно держали за локти два итальянца. Я попыталась было вырваться, но один из них сухо приказал:
- Не двигайтесь, мадам.
А когда уводили Аршинова, он крикнул мне:
- Полина, скажи ему о рубинах! Это наш последний шанс!
Негус что-то приказал, меня взяли за локти абиссинцы, вывели из шатра и повели по двору. Люди испуганно ахали и отворачивались, женщины прикрывали лица краем белой накидки.
Меня привели в низкую мазанку, покрытую соломенной конической крышей. Стражники жестами приказали мне сесть на деревянный топчан, покрытый ковром, и вышли. Я осталась одна в маленькой комнатке.
Подбежав к узкому маленькому окну, в котором не было никакого стекла, я увидела, что стражники не ушли, а остались стоять возле двери - охранять, чтобы я не убежала. А еще очень хотелось есть и справить естественные надобности.
Я присела на краешек кровати и задумалась. Ну почему во всех книгах, которые я читала, никогда не описывалось, как герои справляют нужду? Ведь нормальному человеку это нужно несколько раз в день. Возьмем, например, графа Монте-Кристо. Сидел страдалец много лет. Ему тюремщик приносил еду. А вот про горшок ничего написано не было. А так как весь свой опыт я черпала из книг, а там об этом ни слова, то я сидела, терпела и не знала, как мне быть.
Дверь открылась, и в комнату вошла молодая эфиопка. Одета она была в длинную рубашку и накидку, на шейной повязке с амулетами нашиты колокольчики, которые нежно позвякивали в такт ее шагам. В уши вдеты крупные золотые серьги, на лбу татуировка крестиком.
Она несла в руках поднос, на котором лежала инджера, какие-то овощи и плошка с водой. Я хотела ей сказать, но тут опять встала неразрешимая проблема. Во всех книгах герои, куда бы они не попадали, не испытывали языкового барьера, а если это была Африка или Полинезия, то аборигены, все, как один, показывали чудеса понятливости и интуиции - схватывали все на лету.
Но эта эфиопка оказалась не столь понятливой. Я ей уже и "пи-пи" говорила, и воду лила, сдерживаясь изо всех сил - она стояла и покачивала недоуменно головой. Наконец, я задрала юбку и присела. Она охнула и выбежала из комнаты, но через мгновение вернулась с какой-то глиняной посудиной.
Но она не ушла. Осталась и уставилась на меня выпуклыми, черными, как маслины, глазами. Сил больше не оставалось. Ну и ладно! Буду считать ее служанкой.
Самое интересное, что я оказалась права. Девушка действительно оказалась служанкой. Она вынесла горшок, опорожнив его в двух шагах от стражников, принесла мне одеяло. Мне очень хотелось спросить ее, что с моими друзьями, но как? Она ничего не понимает, я не могу ничего объяснить. Впервые в жизни я почувствовала себя немой и фактически парализованной - я сидела взаперти, а мои спутники томились неизвестно где.
Утро вечера мудренее. Я откинула одеяло и прилегла на жесткую кровать, не раздеваясь. Несмотря на тревогу, сон мгновенно смежил мне веки, и я провалилась в густую черноту.
* * *
Очнулась я оттого, что служанка трясла меня за плечо. В темноте белки ее глаз сверкали, как два осколка луны. Она потянула меня за руку, делая приглашающие жесты.
Мы вышли из хижины. В прохладной ночи на небе сверкали звезды величиной с кулак. Стражников около входа не было.
Знакомой дорогой мы подошли к шатру негуса. Я замешкалась. Она подтолкнула меня вперед и исчезла в ночи. Делать нечего, я откинула тяжелый полог и вошла.
Внутри горели толстые свечи, испускающие неровный мерцающий свет. Я прищурилась, но все равно ничего не увидела.
Вдруг из глубины раздалась французская речь:
- Мадам, подойдите ко мне.
Я направилась на звук голоса.
Негус Менелик лежал на роскошном ложе в одной ночной рубашке из такой же белой кисеи, как и повседневная эфиопская одежда. Его круглый живот выпирал, словно арбуз, а розовые пятки блестели в неровном свете свечи.
- Подойди сюда, сядь. Зовут тебя как?
- Меня зовут Полин, - ответила я на французский манер. - Спасибо, я не хочу садиться.
- Ты отказываешь негусу? - его тон не был раздраженным, просто он играл со мной в извечную игру "мужчина-женщина".
- Я отказываю человеку, который своей властью поставил меня в неподобающее для женщины моего ранга положение.
- И какой у тебя ранг? - поинтересовался Менелик?
- Дворянка. Потомственная. Если вам это о чем-то говорит.
- Говорит, - кивнул он. - Не зря у меня в детстве был французский гувернер. Тоже потомственный дворянин. Тоже, как и ты, кичился своей кожей и титулом.
Мне почему-то очень захотелось спросить, что с гувернером случилось, может, его съели, но я сдержалась и ответила:
- Я не кичусь, просто не хочу потерять достоинство и честь.
- С негусом честь не теряют, а достоинство приобретают.
- Разрешите мне ничего не отвечать, сир.
Менелик привстал и сел на постели.
- Сядь рядом, не укушу. Ты знаешь, что я вчера должен был повесить на закате государственных преступников?
- Нет, не знаю, - я сделала вид, что удивилась.
- Они хотели отнять у меня власть. Мою страну, которую я пестую вот этими руками: дерусь и мирюсь с французами и итальянцами на севере, подавляю дервишей на западе. Я расширил страну, присоединил галлаские земли, и нет конца заботам! Мои разведчики доносят мне, что итальянцы готовятся напасть на меня исподтишка. Эти белые - они же шакалы, готовые наброситься и разорвать мою страну! Семь стран на конгрессе делили Африку вдоль и поперек! Они даже не приняли во внимание, что мы - христианский народ с законной императорской династией! Она посчитали нас язычниками и магометанцами!
Я кашлянула. Менелик верно понял мою реакцию.
- Нет-нет, Россия тут ни причем. Ее на этой конференции по работорговле не было. Мы - две православные страны и нам надо держаться вместе.
- Вот и разрешите нам колонию на берегу, - я ухватилась за предоставленную возможность.
Нет, не получится из меня дипломата: рублю все как есть, сразу, и совсем не могу льстить и славословить.
- Не могу, - вздохнул он. - Итальянцы сильны. У меня с ними очень хрупкий мир. Я бы и рад, но не могу. Война на носу. Единственное, на что я согласен - это на приезд вашей официальной делегации. Тут уж итальянцы закроют рот - мною решено. Ну и вашим императором. Выше только Христос.
Менелик потянул меня за руку:
- Ну, иди ко мне. С тобой разговаривать, конечно, интересно. Ты не как мои жены, которые боятся глаз поднять, но все же пора и заняться тем, ради чего ты здесь.
- Не хочу я, сир.
Он опять не разозлился. Только прищурился и произнес:
- Кстати, я вчера хотел повесить трех преступников, но дервиши их отбили. А виселицы еще не разобраны. Твои друзья могут занять их места. Очень просто. Так что не ломайся и раздевайся. Ты же не хочешь, чтобы я позвал слуг, и они живо привели бы твой рассудок в порядок.
Чтобы как-то отвлечь его, я сделала вид, что расстегиваю пуговицы, и спросила:
- Что это за люди, которых вы хотели повесить? Дервиши?
Менелик погладил меня по голове своей лапищей и пробормотал:
- Где-то я видел такие волосы. С рыжиной. Только не вспомню… - и словно отряхнув видение, добавил: - Один из них сын бывшего негуса. Когда-то был славным мальчишкой, но сейчас его окружают просто фанатики.
- Какие фанатики?
- Которые перешли к сыну от его отца. Я очень уважал императора Иоанна. Но он был христианин-фанатик и задался целью не иметь среди своих подданных мусульман, он их обращал насильно в христианство. Конечно, Иоанн мечтал о восстановлении величия Эфиопской империи. И что он сделал для этого? Он решил составить империю из четырех королевств: Тигре, Годжам, Уоло и Шоа: в каждом королевстве следовало иметь отдельного епископа и с этой целью выписал четырех абун из Александрии, заплатив за каждого по 10 тысяч талеров. Лучше бы он на эти деньги купил проса и пшеницы - голодающих в стране видимо-невидимо! Я не знаю, что было бы, если бы его случайно не убили при осаде Метаммы, - Менелик привстал на ложе, его глаза блестели, он выглядел возбужденным. - Пойми, я провожу последовательную политику… А мне мешает мальчишка, выращенный французскими монахами.
- Какими монахами? - удивилась я. - Я слышала, что принца определили в закрытую аристократическую школу.
Менелик расхохотался:
- Как бы не так! В монастырь его отправил Иоанн. К бенедиктинцам. А там, если что не по уставу - в карцер, на хлеб и воду. Ты что-нибудь слышала об аббатстве Клуни и их реформе? Те тоже были бенедиктинцами… Да ляг ты, я тебя не укушу - ты едва на ногах держишься. Возьми шербет. Меня во Франции приучили к тому, что женщину неинтересно познавать без ее желания. Совсем не тот вкус. А я так одинок здесь. Черные не понимают, белые не любят, - его руки подбирались ко мне.
- Простите, и что там с сыном негуса? - я решительно делала вид, что не понимаю поползновений императора.
- К сожалению, - нахмурился Менелик, - у него есть очень сильные последователи. И все из-за династических распрей. Дело в том, что у нас, в монастыре Дебре-Табор, хранится генеалогическое древо, восходящее к Менелику Первому. Всех негусов короновали на царство короной с рубинами царицы Савской. Последним короновался Иоанн…
- А вы? - спросила я, хотя знала уже эту историю. Сердце мое сжималось, ноги похолодели.
- Во время царствования Иоанна кто-то украл рубины. И с момента его смерти находились бунтари, которые требовали короновать меня рубинами, которых просто не было. Дикость какая-то! Люди считали, что раз они не видели торжественной коронации, то я - ненастоящий негус. А я столько сделал для этой страны! Всего за шесть лет! - Менелик что-то отпил из высокого бокала и всхлипнул. - Дервиши стали повсюду распускать слухи, что рубины у сына Иоанна, и он вот-вот будет коронован. Что мне оставалось делать? Надо было вырвать жало у змеи.
- И вы решились казнить юношу?
- Эх, - усмехнулся Менелик. - Да приди этот юноша к власти, не было бы ни меня, ни моей семьи, ни страны. Все бы захватили дервиши. У них уже семнадцать лет свое государство на западе. Они хотят завоевать все, до чего дотянутся их руки. И белых ненавидят. Никаких переговоров, никакой цивилизации, никакого прогресса. Молитва, власть одного племени и полный аскетизм. Темные люди!
- Получается, что для того, чтобы трон не шатался под вами, вам нужны эти рубины?
- Да, - печально кивнул Менелик.
- А если мы достанем вам их, что тогда?
- Просите, чего хотите!
- Даже, несмотря на то, что это предрассудки?
- Когда дело касается династии, тут уж не до раздумываний. Хотя где вы их возьмете?
- Есть средство. Только обещайте мне, сир, что вы дадите разрешение на колонию.
- Дам, если корона с рубинами будет у меня на голове, но это так же несбыточно, как и…
Я прервала его:
- Для нас нет ничего невозможного, сир, ради счастья нашей родины и процветания вашей.
- Ну, тогда, если это получится, я… donner sa langue aux chats.
- Тогда, сир, отпустите моих друзей, иначе я не смогу найти рубины в одиночку.
- А ты хитрая! Выдумала сказку и думаешь, что я тебе поверю и освобожу твоих соотечественников?
- Ну, почему выдумала? Откуда я знаю такие подробности?
- А, кстати, действительно, откуда ты знаешь?
- На нашем корабле вместе с нами ехал один старый монах. Вот он и рассказал о рубинах.
- Как его звали?
- Фасиль Агонафер. Только он умер там на корабле.
- Фасиль… - протянул Менелик и задумался. - А ведь я знал одного старого монаха с таким именем. Видел его у Иоанна. Большой мудрости был человек. Почти святой. Так что похоже на правду. Рассказывай, что знаешь!
- Я? Ничего. Он же на амхарском говорил. А потом наш глава экспедиции немного нам перевел.
- Это тот, с волчьими хвостами?
- Он самый.
- Утром вызову. А сейчас давай спать, ложись вот сюда.
- Может, я все же пойду, сир?
- Ладно, иди, раз такая несговорчивая… Устал я. Пятьдесят три года дают о себе знать, да и спина болит.
Он хлопнул в ладоши, прибежала та самая служанка со свечой и махнула мне рукой. Осторожно ступая в кромешной темноте, я вышла из шатра, прошла два шага и… Тут же меня схватили крепкие руки и потащили куда-то в сторону от хоть какой-то, но дороги. Я не могла даже вскрикнуть, так как нападавший зажал мне рот и зло прошептал на ухо по-французски с сильным итальянским акцентом:
- Попробуй только крикнуть, porca battona! Рассказывай, о чем ты шепталась с негусом?
- Оставьте меня! - я извивалась изо всех сил, пытаясь вырваться. - Ни о чем не говорили. Негус хотел от меня только любви.
- И ты ему не дала, putana? Побрезговала черным, хоть и царем? Ничего, сейчас мы тобой побалуемся. Давно не видели белых дамочек. Энрико, стащи с нее юбки.
Да что это такое! Только избавилась от негуса, так эти наглые жеребцы напали. Я изловчилась и двинула одного их них ногой прямо в пах. Тот взвыл от боли и машинально меня отпустил. Воспользовавшись этим, я наклонилась и вывернулась из рук второго насильника, и ударила его локтем в живот.
Но их было четверо. Еще пара повалила меня на землю, один из них сел на меня верхом.
- Так о чем ты говорила с негусом? Будешь говорить? Ведь живой от нас не уйдешь!
Вдруг послышался звук удара, итальянец замолчал и повалился на меня. От неожиданности я громко икнула.
- Нэ бойтэсь, это мы…
Меня крепко в объятьях держал Сапаров. Рядом стояли братья-казаки, Али и Малькамо. Казаки зажимали рот служанке, которая, скорее всего, и показала, куда меня утащили итальянцы. Бравые ребята расправились с насильниками так тихо, что ничто не шевельнулось в ночи, несмотря на то, что вокруг было полно слуг и стражи.
Казаки быстро сняли с итальянцев мундиры и переоделись в них. Заодно отобрали и пистолеты. Сапаров остался в своем - на него форма щуплых итальянцев не влезала. Поэтому он связал одежду казаков в тючок и держался за ними. Али и Малькамо были одеты как стражники негуса - белые подштанники и хламиду поверх носил каждый второй абиссинец.
Али тихо что-то шепнул девушке, я расслышала только слово фаренджи. Служанка кивнула и пошла вперед. Казаки ее не отпускали. Прохор держал девушку за кушак, которым она была обмотана. Она шла и боязливо оглядывалась на нас, боясь, что ражие парни сейчас с ней что-то сотворят, скорее всего, съедят сырой.
- Куда мы идем? - спросила я Али.
- Турма, - ответил он, и я поняла, что мы направляемся то в место, где томятся наши друзья.
У круглостенного дома с такой же конической крышей, как и у большинства домов в Абиссинии, стояли на посту два стражника - точно также, как и около моего домика. Но было различие: четверо других босоногих солдат-сменщиков спали неподалеку.
- Что будем делать? - прошептала я. - У них ружья. Они же полгорода на ноги поднимут.
- Не волнуйтесь, Аполлинария Лазаревна, - ответил мне Прохор. - Мы в армии лазутчиками были - все сделаем, как надо. Ведь для них все белые на одно лицо. Вот мы и сыграем на этом. Но прежде надо связать Георгия. Будто мы его поймали и ведем в тюрьму.
Они с братом для вида перевязали Сапарова. Малькамо, в белой накидке на лице, открывавшей только глаза, шел за ними. Вся группа, не таясь, подошла к стоявшим на страже абиссинцам, подталкивая Сапарова вперед, и Прохор рявкнул:
- Как ты, морда неблагообразная, стоишь перед итальянцами?! А ну во фрунт! Смирррна!
Абиссинцы схватились за копья, но казаки несколькими точными движениями разоружили их.
Тем временем проснулись четверо других. На них навалились Сапаров с Малькамо, потом и Прохор с Григорием подоспели. Сонных стражников спеленали их же подстилками, засунув предварительно кляпы в рот.