- Колледжи станут в университете могущественной силой, Мэтт. Сейчас их пять, а на будущий год планируется основать еще два. Это означает, что будет семь учреждений, к которым относятся профессора и которым принадлежит собственность. Профессора будут больше уверены в будущем, чем преподаватели в пансионах, - чем дольше они остаются в колледжах, тем крепче их власть. У пансионов нет собственности, вследствие чего они по природе своей неустойчивы, и со временем их место займут колледжи. Уже сейчас самые влиятельные люди в университете - профессора колледжей, а не преподаватели из пансионов. Суинфорд, должно быть, решил, что надо положить конец росту колледжей, потому что вскоре их могущество настолько возрастет, что они станут независимы от университета и подомнут под себя пансионы.
- Но зачем? - удивился Бартоломью. - Суинфорд - профессор, обладающий весом в университете, и он мастер Майкл-хауза.
- В документах епископа значится, что ему принадлежат многие здания, в которых расположены пансионы, - сказал бенедиктинец. - Арендная плата сделала его богатым. Он не захочет расставаться с таким источником дохода.
- И в этом все дело? - поразился Бартоломью. - В деньгах? Как со Стивеном?
Майкл негромко рассмеялся в темноте.
- Мэтт! Ты что, с луны свалился? Неужели ты не знаешь, что почти все преступления в стране совершаются с намерением обогатиться? Конечно, есть еще старая добрая страсть, она тоже частенько играет свою роль. Но основное человеческое чувство - это алчность.
Они какое-то время сидели в темноте, потом Бартоломью заговорил - скорее ради того, чтобы услышать голос Майкла, чем ради возобновления дискуссии.
- Интересно, зачем Суинфорду столько денег? Кажется, будто он задумал что-то определенное.
- Может, и так, - сказал Майкл. - Завладеть еще одним пансионом, может быть? Или должностью?
- Должностью? - переспросил Бартоломью. - Что за должность он собрался покупать?
Майкл пожал плечами.
- Не знаю. Должность мэра? Положение при дворе? Епархию?
- Епархию? - воскликнул Бартоломью. - Нельзя стать епископом за деньги!
- Еще как можно, Мэтт. Возможно, не напрямую, однако кругленькая сумма, пожертвованная в королевскую казну, вполне обеспечит ему нужное положение. - Внезапно он ударил кулаком по ладони. - Ну конечно! Как же я не догадался! Епископ Линкольнский стареет, и на праздничном обеде в честь Уилсона Суинфорд интересовался у нашего епископа, кто будет преемником. Я сам слышал! Суинфорд копит деньги, чтобы стать епископом! Из него бы получился епископ - он образован, благородного происхождения и человек весьма уважаемый.
- Да уж, уважаемый, - заметил Бартоломью. - Убийца, взяточник, мошенник. Таланты, заслуживающие всяческого уважения.
Майкл ничего не ответил, но Бартоломью слышал, как он заерзал, пытаясь устроиться поудобнее на своем ящике.
- Итак, давай подведем итоги, - сказал Майкл. - Примерно год назад Суинфорд решил уничтожить колледжи, чтобы укрепить пансионы. Вместе с группой избранных приспешников он распустил слухи, которые сваливали всю вину на Оксфорд, и даже убил профессоров из Кингз-холла, Питер-хауза и Клера, чтобы придать серьезности происходящему. Заговорщики убеждали торговцев жертвовать им деньги под предлогом, что, если университет потерпит крах, те потеряют большую часть клиентов. Сэр Джон невольно поспособствовал им в этом, потому что они воспользовались шпионской сетью, которая не имела ничего общего с университетами, но в которой сэр Джон по приказу короля играл незначительную роль. Когда сэр Джон что-то заподозрил, его убили, а смерть обставили как самоубийство. Доброе имя Майкл-хауза было запятнано, потому что его тело обнаружили… в чужой одежде. Вскоре после этого Суинфорд с Колетом решили добавить мнимому заговору правдоподобия и устроили поиски печати сэра Джона. Они убили Августа и Пола, а Монфише погиб случайно. Печать они не нашли даже после того, как распороли Августу живот. Уилсон по поручению канцлера ночью тоже отправился на поиски, но ничего не добился. Майкл-хаузу был нанесен урон, хотя печать так и не нашли. Епископ, понимая, что на кону стоит нечто большее, нежели репутация Майкл-хауза, заставил членов коллегии отрицать очевидное. Может быть, Колет и его дружки поняли, что они зашли слишком далеко, или их больше заботила надвигающаяся черная смерть, но они не делали больше попыток отыскать печать. Они отравили Элфрита, когда расспросы подвели его слишком близко к истине.
- Ну разумеется! - Бартоломью вскочил на ноги и принялся расхаживать в темноте. - Уильям, не отдавая себе отчета, давным-давно рассказал мне, почему убили Элфрита. Только я не понимал этого. Он рассказал, что перед смертью Элфрит выглядел подавленным, выслушав исповедь принципала пансиона Всех Святых. Должно быть, этот принципал тоже был причастен к делу! Видимо, весть об исповеди вышла наружу и Элфрита убили на случай, если он услышал что-то опасное.
- Элфрит чтил тайну исповеди, - сказал Майкл. - Даже если умирающий принципал и признался ему в чем-то предосудительном, Элфрит никогда и никому не рассказал бы об этом.
- Стивен готов ради выгоды убить родного брата, - сказал Бартоломью, - и остальные, похоже, такие же фанатики. Убить на всякий случай монаха - для них пустяк.
- Как ни печально, думаю, ты прав, - сказал Майкл. - Но продолжим. Уилсон рассказал тебе о чердаке, возможно, для того, чтобы ты мог попытаться восстановить справедливость по отношению к несчастным жертвам, чья гибель по их с епископом милости осталась неотмщенной. Ни для кого не было секретом, что Уилсон долго разговаривал с тобой перед смертью. Не надо быть гением, чтобы предположить, что Уилсон рассказал тебе о чердаке, где все еще лежало тело Августа. Полагаю, либо Колет, либо Джослин перенесли тело в конюшню в надежде, что чумная телега увезет его незамеченным.
Он снова умолк и шмыгнул носом.
- Боже, здесь холодно, как в могиле.
- Уместное сравнение, - пробормотал Бартоломью под впечатлением от паутины интриг, которую они с Майклом распутывали.
Майкл продолжал:
- Мор погубил некоторых участников заговора - как, например, принципала пансиона Всех Святых. Полагаю, сейчас как раз удобный момент, чтобы нанести удар по колледжам, пока мы ослаблены и ничего не подозреваем. Они интриговали против Элкота, нападки на которого никак не отразятся на Суинфорде, а наоборот, могут даже упрочить его репутацию человека достойного, который возвращается, оказав помощь беззащитным родственницам, в бесплодной, но благородной попытке спасти колледж от упадка. Мы с тобой тоже предоставили им удобный случай убить нас таким способом, который еще больше укрепит дурную славу Майкл-хауза. Надо же мне было сунуться к ним с расспросами!
- Думаешь, все пансионы замешаны? - после недолгого молчания спросил Бартоломью.
- Сомневаюсь, чтобы им удалось действовать тайно и успешно столь долгое время, если бы были вовлечены все пансионы. Документы епископа указывают, что отдельные люди явно замешаны: Джон Рид, принципал пансиона Танстеда, - он умер от чумы; Джослин и Суинфорд из Майкл-хауза, Барвелл и Яксли из пансиона Бенета, Стейн из пансиона Марии, принципал пансионов Мартина и Всех Святых - впрочем, их тоже унесла чума; Колет из пансиона Радда, а также Кэкстон и Грин из пансиона Гаррета, но Грин мертв.
Бартоломью прислонился к сырой стене и сложил руки на груди.
- Тебе известно, кто из торговцев к этому причастен?
- Никто, - ответил Майкл. - О настоящем заговоре знали только представители пансионов. Но в плане Суинфорда торговцы играли существенную роль. Без них ничего бы не вышло. Он не хотел бороться с колледжами ни за свой собственный счет, ни за счет коллег. Торговцы вносили щедрые пожертвования, считая, что спасают университет от происков оксфордцев, тогда как на самом деле их деньги шли на то, чтобы ослаблять колледжи.
Ложь, ответная ложь и снова ложь, думал Бартоломью. А в итоге ни в чем не повинные люди лишились жизни.
- Они не думают о том, что нужно защищать оба университета, чтобы было два места для обучения новых клириков, когда мы оправимся от последствий чумы? - спросил он.
- Чума им только на руку. Чем больше клириков удастся приманить в университет, тем лучше. Они будут жить в пансионах, которые принадлежат Суинфорду, а их денежки рекой потекут в его сундуки. Епископ считает, что черная смерть унесет половину нашего духовенства, и стране отчаянно нужно выучить новых священников, если мы хотим сохранить наш общественный строй. Когда народ останется без священников, начнутся бунты и кровопролитие. Пансионы Суинфорда окажут Англии жизненно важную услугу.
По крайней мере, подумал Бартоломью, деньги Стэнмора были растрачены не впустую, если они помогут добиться хоть какой-то общественной устойчивости, когда чума прекратит свирепствовать.
- Как думаешь, зачем Колет ввязался в эту затею? - спросил Майкл. - Я всегда считал, что у него блестящая будущность как у врача - куда более блестящая, чем у тебя, поскольку его методы менее спорны, чем твои.
- Не знаю. Может быть, из-за чумы? Во-первых, добрая часть его состоятельных пациентов должна была умереть, таким образом, его доходы сокращались. Во-вторых, чума - недуг, невыгодный для врача: риск заражения огромен, а шансы на успех ничтожны. Мы обсуждали это ad nauseam еще до того, как она разразилась, и он не хуже моего знал, что врачи, вероятно, станут изгоями: те, кому посчастливилось не заразиться, будут нас избегать, а кому не посчастливилось - презирать, поскольку мы не в силах их исцелить. Пиявки, которые он ставил от зубной боли и похмелья, не слишком действенное средство от черной смерти. Вероятно, он решил принять меры против превратностей судьбы, как Стивен.
Бартоломью смотрел в темноту и думал о Колете. Тот прекратил обходить пациентов, когда заболел Бартоломью и умер Роупер. Однако примерно в то же время скончался богатый торговец Пер Гольдем, который был самым состоятельным из его пациентов. Колет, должно быть, решил, что помогать Бартоломью в трущобах и возиться с чумными ямами - не для него. Как удачно отвертеться от постоянных просьб о помощи, если не разыграть безумие? В церкви Колет был в относительной безопасности от зачумленных, а его приспешники без труда могли с ним видеться. Его прогулки и походы за черникой были лишь прикрытием для того, чтобы отправиться по своим делам.
Бартоломью переполняло отвращение. Ведь Колет ему нравился. Хороший же вышел из Мэттью знаток человеческих душ - Филиппу, Стэнмора и Майкла он считал виновными, а Колета даже не заподозрил.
Больше говорить было не о чем, и собеседники погрузились в раздумья.
* * *
Время в темнице тянулось невыносимо медленно, но очень скоро они услышали, как крышку подпола снова открыли. Майкл ахнул - очевидно, бенедиктинец, как и Бартоломью, решил, что им конец. Раздался грохот - монах, попятившись, сбил сундук. Бартоломью устроился у двери. Засовы с мучительной неторопливостью были отодвинуты, и он ощутил, как на затылке у него выступил пот.
Дверь медленно распахнулась, и сквозь щель пролегла косая полоска ослепительного света.
- Отойди, - велел Колет. - У мастера Джослина при себе арбалет, и он не колеблясь всадит в тебя стрелу, если попробуешь выкинуть какую-нибудь глупость.
Бартоломью медленно попятился, щурясь от слепящего света. За дверью стоял Джослин с нацеленным в грудь Бартоломью арбалетом. Привратник из пансиона Радда тоже был там, с мечом наготове. Колет явно не хотел рисковать.
- Что тебе надо? - спросил Бартоломью с напускной храбростью, которой не ощущал.
- Экий ты неблагодарный, Мэтт, - сказал Колет, и Бартоломью подивился, что он никогда прежде не замечал в голосе друга этой неприятной гладкости. - Я принес тебе еды и вина. Я подумал, что ты, должно быть, успел проголодаться, а твой толстый приятель и вовсе никогда не бывает сыт.
Он кивнул, и привратник ногой втолкнул в комнату поднос. Там лежали сморщенные яблоки, хлеб и еще что-то, накрытое тряпицей. От толчка красное вино выплеснулось через край кувшина.
- Что ж, - сказал Колет, - вы, должно быть, успели побеседовать.
Бартоломью и Майкл ничего не ответили, и Колет продолжал злорадным голосом:
- Ну, теперь вы все понимаете? Что мы делаем и зачем?
И снова Бартоломью с Майклом промолчали, и самообладание слегка изменило Колету.
- Как? Вы ни о чем не спрашиваете? Неужели мы оказались настолько беспечны, что не осталось ни одной загадки, которую вам не удалось бы раскусить?
Майкл с невозмутимым видом уселся на сундуке, который он сшиб.
- Доктор Бартоломью утратил вкус к вопросам, когда ответы столь неприятны, - сказал он. - Но должен признаться, две вещи все еще ставят меня в тупик. Во-первых, каким образом вы убили Элфрита? Нам известно, что вы использовали яд. Но мы так и не поняли, как вы заставили его поверить, что убийцей был Уилсон.
- Я не желаю этого знать, - с отвращением сказал Бартоломью. - Вы убили хорошего человека, притом с помощью орудия столь низкого, как яд, и для меня этого более чем достаточно.
- О, неужели? - рассмеялся Колет. - Где же твое любопытство и любознательность? Никогда не подумал бы, что ты откажешься узнать что-то новое - и это после всех наших споров и совместных опытов.
- Тогда мы были другими людьми, - с неприкрытой неприязнью отрезал Бартоломью.
- Пожалуй, - согласился Колет. - Но брат Майкл задал мне вопрос, и я чувствую себя обязанным ответить на него. Элфрит слишком близко подобрался к правде. От монахов монастыря Святого Ботолфа я слышал, что по пятницам Элфрит исповедовал Уилсона. Поэтому я послал Элфриту небольшую бутылочку меда с запиской от имени мастера: я-де благодарю его за понимание и шлю этот мед, чтобы он мог отдохнуть душой после трудов в городе. Записку, разумеется, написал я, а мед был отравлен. Бутылку с остатками меда я забрал в ту же ночь, как он умер, чтобы ты ее не нашел.
Он рассеянно улыбнулся.
- Я ведь чуть не попался. Яд оказался более медленным, чем я рассчитывал. Элфрит был еще жив и корчился, когда я пришел за бутылкой. Вы, брат, попытались помочь ему вернуться в комнату, и я едва успел запереть дверь. Вы отвели Элфрита умирать куда-то в другое место, а я отделался легким испугом.
Бартоломью помнил, Майкл рассказывал ему, что дверь в комнату Элфрита оказалась заперта, и он предположил, будто соседи францисканца заперли ее из страха перед зачумленным. Оказывается, там прятался Колет с орудием убийства в руках.
- Значит, ты убиваешь исподтишка, - с горечью проговорил Бартоломью. - Так, я уверен, ты поступил и с сэром Джоном, потому что в честной борьбе ты бы ни за что его не победил.
- Верно, - признал Колет, - я и не думал пытаться. В ту ночь я был не один. Меня сопровождали мастер Яксли и мастер Барвелл.
- К чему столько хлопот ради какой-то печати? - спросил Майкл. - После смерти сэра Джона вам от нее не было бы никакого толку.
- Вы правы, печать тут ни при чем, - сказал Колет. - Как только королевские шпионы проведали о смерти сэра Джона, печать утратила свою ценность и никогда больше не могла быть использована по назначению. Но в наши планы входило создать видимость того, будто есть люди, готовые ради печати на все. Если печать настолько важна, что ради нее можно пойти на убийство, значит, сведения, которые сэр Джон получал от его осведомителя - наши послания, - тоже имеют огромное значение.
- Вы или Суинфорд пытались посреди ночи устроить пожар в комнате бедняги Августа? - спросил Майкл.
- Ну, это не я и не он. Мы не собирались ни устраивать пожар у него в каморке, ни сжигать его вместе с постелью. Это привлекло бы внимание к комнате, которую мы пытались обыскать. Мы намерены были сделать так, чтобы он задохнулся от дыма.
- Ясно, - с сарказмом заметил Бартоломью. - И как же вы умудрились полностью провалить столь несложное дело?
Колет пробуравил Бартоломью злобным взглядом.
- Джослин решил, что огонь разгорается слишком медленно, и поджег кровать снизу, чтобы ускорить процесс. Но вместо дыма получился пожар, и старик проснулся. - Он с отвращением оглянулся на Джослина; тот презрительно скривил губы. - К счастью, он был слишком сбит с толку, чтобы узнать Джослина, и нашему поджигателю удалось затушить огонь и бежать через потайную дверцу, прежде чем появились вы и высадили дверь. Потом вернулся я, чтобы исправить то, что напортачил Джослин, и постарался уничтожить все следы огня.
Бартоломью вспомнил пепел, приставший к его мантии, когда он распластался на полу и доставал из-под кровати пробку от пузырька, которую уронил Майкл. На следующее утро следы пепла исчезли.
- Ты мне омерзителен, Колет, - негромко сказал Бартоломью. - Ты ведь врач, ты давал клятву исцелять. Даже если вы не использовали никакого оружия, перепугать старика до смерти - это убийство.
- Вообще-то ты меня чуть не застукал, - невозмутимо продолжал Колет, и Бартоломью понял, что все это для него не более чем забава. - Я выбрался через вторую потайную дверцу и спрятался в комнате Суинфорда, поскольку не знал точно, известно ли тебе о дверце в каморке Августа и не полезешь ли ты искать меня. Но ты не полез, и я вернулся на чердак, готовый продолжать поиски.
В голове у Бартоломью вдруг всплыло отчетливое воспоминание о тени, мелькнувшей по двери, когда он спускался по лестнице после того, как осмотрел тело Августа. Если бы он только был внимательнее, все могло кончиться еще там и тогда.
Колет улыбнулся.
- Не так-то просто было протащить его сквозь люк. Но еще тяжелее мне пришлось, когда этот жирный слизняк Уилсон попытался взгромоздиться на чердак. Ты, Мэтт, должно быть, очень напугал его, когда застал за расковыриванием половиц, потому что в нормальном состоянии он непременно заметил бы кровь на полу и Августову ногу, которая торчала из прохода. Но он ничего не заметил, и нам обоим удалось улизнуть.
- Ты не просто нарушил клятву исцелять, но еще и надругался над мертвым телом, - сурово сказал Бартоломью.
- Это крайне неприятно, - согласился Колет, - но это нужно было сделать. Я никогда не был так искусен в хирургии, как ты, Мэтт, и, боюсь, это мне не очень-то удалось. Я уже говорил: я увидел, как Август проглотил что-то. Что еще это могло быть, если не печать? Закончив осмотр внутренностей, я завернул его и спрятал в замурованном проходе.
- Значит, ты ничего не нашел, - заметил Бартоломью.
- Вовсе нет, - возразил Колет. - Я нашел вот это.