Гости с любопытством смотрят на нас.
- Нет, мишенью будет портрет короля Людовика XV - самого распутного короля всех времен и народов! - с хохотом заявляет Теруань.
Я, конечно, не роялистка, но стрелять в безвинного деда нашего короля Людовика XVI мне как–то не хочется. Но отказаться нельзя, компания подобралась довольно радикальная.
Я понимаю, единственное, что я могу сейчас сделать - здорово опозориться. Похоже, у меня это получится великолепно.
- Я не знаю, с какой стороны стреляет пистолет, - шучу я.
Гости хохочут, Теруань громче всех.
- Неприятный тип, - говорит Поль, кивая в сторону портрета.
Ему легко говорить, ведь этот король для него чужой. А мне тяжело, каким бы гадом он ни был, все–таки наш, родной.
- Чем тебе он не угодил? - спрашивает его один из гостей.
- Этот король отверг нашу императрицу Елизавету, когда ему прочили ее в невесты. Тогда она была юной царевной! - говорит Поль.
- Ей повезло! С Луи Развратным ей никогда бы не стать великой правительницей, - отмечает Теруань. - От таких типов, нам, женщинам, одни страдания!
Тут, пожалуй, она права.
- Ну же, стреляй! - приказывает Теруань.
Я смотрю ей в глаза и вижу вызов. Она видит во мне соперницу. У меня нет выбора.
- Думаыю, мадемуазель Лемус не стоит сейчас заниматься стрельбой, - говорит Поль.
Он протягивает руку, чтобы забрать у меня оружие.
- Поль, все хорошо, - улыбаясь, говорю я.
Я беру пистолет (тяжеленная штуковина) в обе руки, направляю его на портрет. Жаль, что у меня не четыре руки, я бы заткнула уши. В этом момент я хочу стать индийской богиней Кали. Зажмурившись, я спускаю курки. Сильная отдача больно ударяет по запястьям, я вскрикиваю. Запах пороха вызывает у меня кашель. От боли я роняю пистолет и опускаюсь на колени, прижимая руки к груди. Из моих глаз текут слезы.
Поль поддерживает меня за плечи.
- Молодец, малая, попала! - кричит Теруань. - Прямо в нос! Жаль, что тут нет портрета Луи XV в полный рост. Ха!
Все хохочут над ее шуткой… Начинают поздравлять меня… Они замечают, что мне плохо. Спрашивают, как я? Я улыбаюсь, говорю, что все хорошо.
Поль опускается рядом со мной на колени и берет меня за руки. Проверяет, нет ли перелома. Нет, все нормально. Но нужно сделать повязку. Поль снимает свой белый галстук, делает мне из него повязки на запястья. Я смотрю ему в глаза и вижу жалость. Мне стыдно, что я доставляю столько хлопот. Он, наверно, в душе проклинает меня.
Я встаю на ноги. Постепенно ко мне возвращается способность мыслить. Я ничего не понимаю. Я не могла попасть, не могла! Я направила пистолет куда–то вверх, я попала бы куда угодно, но не в портрет.
Я смотрю на Поля, он хвалит меня. Я улыбаюсь ему, принимая комплимент. Он отводит взгляд. Что–то тут не так. Я обращаю внимание, что некоторые пуговицы его сюртука расстегнуты. Ясно, он достал пистолет из внутреннего кармана и выстрелил.
Все уже забыли обо мне, и я могу задать Полю вопрос:
- Это ты стрелял?
Он опускает глаза:
- Нет… почему ты так решила…
Я указываю на пуговицы сюртука. Поль виновато улыбается:
- Я не хотел тебе говорить… чтобы не расстраивать…
- Пустяки, я и в слона не попаду, - говорю я. - Спасибо, ты меня выручил. Ты великолепный стрелок! Всегда носишь пистолет под сюртуком?
- Да, так спокойнее, - говорит он. - Спасибо за похвалу… просто тут очень близкое расстояние…
- Не скромничай, - улыбаюсь я. - Для меня и это даль далекая.
Мне ужасно стыдно. Так я и знала, он меня серьезно не воспринимает. Сразу понял, что я мазила. Но он молодец, помог мне. Хотя перед ним я все же опозорилась, обидно! Он смотрит на меня как на фарфоровую дурочку!
Ясно, Теруань это подстроила нарочно, она хотела, чтобы я села в лужу. Интересно, что бы она сказала, узнав о поступке Поля?
- А твоя проницательность достойна Робеспьера! - восклицает Поль. - Тебе надо быть сыщиком!
- Спасибо, но ты мне льстишь, - говорю я.
Нас прерывает голос Теруань:
- Что–то мне стало скучно! Предлагаю покинуть этот склеп и устроить охоту! Все желающие могут поехать! Трусы и лентяи пусть идут домой!
Хоть я и люблю лошадей… просто погладить… Признаюсь честно, охоту я ненавижу, мне жаль зверюшек. Но мне не хочется, чтобы Поль считал мне трусихой, а уж тем более лентяйкой. Я соглашаюсь. Однако, сославшись на боль в запястьях, говорю, что поеду медленно.
- Не кисни, малая, - говорит мне Теруань.
Я оборачиваюсь, смотрю в ее глаза и вижу… на этот раз сочувствие и даже просьбу простить… Теруань мне улыбается.
Я Анна Теруань, понимаю, что эта партия проиграна. Именно слабость девчонки, которую я хотела сделать объектом насмешек, помогла ей. Нет, не только слабость, а природная доброта, вежливость. Вряд ли бы ее пожалели, начни она скандалить.
В тот момент, когда девчонка падала от боли, я померкла для всех. Все устремились к ней. Она была центром внимания, все хотели ее утешить. А Поль особенно! Как он суетился вокруг нее! Никогда не забуду его укоризненный взгляд, брошенный мне. Но самое странное, что и мне было ее жаль. У меня было такое чувство, что я обидела беззащитного ребенка.
Я хотела унизить ее, а унизила себя. Я унизила себя перед Полем, Светланой, всей компанией, даже себе я кажусь униженной.
Я провалилась с треском. Увы, я всегда действую по первому впечатлению, иду за первой мыслью, поддаюсь чувствам и никогда не думаю о последствиях. А потом всегда стыдно и обидно, что сделанного не исправишь.
Я, Поль, сгораю от стыда! Если бы я знал, что подберется такая компания. Светик слишком хрупка для подобных развлечений и сборищ.
Извиняться поздно. А с Анной я поговорю, ее шутки не подходят для такой девушки как Светлана. Удивительно, что Светик не возмущалась, не ругала меня за то, что я привел ее сюда, не ушла оскорбленной. Хотя это было бы вполне оправданным, я бы не обиделся.
Меня опять поразила женственность Светик. Когда она падала на колени от боли, мое сердце разрывалось от жалости. О, какое удовольствие подхватить ее, оказать помощь, а потом услышать благодарность. Вся компания тоже сочувствовала ей, глупые мужланы! Я знал, что будет больно, я пытался остановить ее… Почему она выстрелила? Она боялась… Бедняжка.
Жаль, что она узнала о моей помощи. Как она проницательна, я поражаюсь! А ее благодарность! Большинство девиц просто бы фыркнули, дескать я бы и сама смогла.
Я хочу стать ее покровителем, рыцарем. Это нежное, хрупкое существо надо беречь, охранять. Сейчас в Париже неспокойно, такую девушку каждый может обидеть.
Бедная девочка. Я видел, с каким трудом ей удалось сохранить самообладание. Но она выдержала! Как мне хотелось ее поцеловать!
Мы поедем на охоту. Светлана волнуется, но я буду рядом, я ей помогу.
Я, Светлана, меньше всего сейчас хочу на охоту. Верхом я не ездила несколько лет.
К тому же мои умения оставляют желать лучшего. Мысль, как я буду править лошадью с болью в запястьях, меня очень интересует.
Я прошу самую смирную лошадь и постарше. На меня все поглядывают с улыбкой. Мне очень стыдно. Но от пони я бы не отказалась.
Поль помогает мне сесть на лошадь. Он берет меня двумя руками за талию и легко сажает в седло. М-да, сильный парень. Я опять чувствую себя неуклюжей коровой. Все мои попытки забраться самой были смеху подобны. На нас смотрит вся компания. Наверное, в душе они помирают со смеху.
Теруань же, в отличие от меня, мгновенно прыгает в седло, по–гвардейски на крупного "боевого" коня.
Я же, как идиотка из богословской школы, сижу, свесив ноги с одной стороны. Иначе сесть я боюсь. Лошадь у меня, действительно, смирная, но очень нетерпеливая, хочет скорее начать путь. Я не могу с ней справиться. Полю приходится держать ее за поводья, что очень неудобно, сидя верхом на другой лошади. Мне становится не по себе. Лучше бы я пошла домой.
- Поль, мы с тобой как всегда умчимся вперед? - спрашивает Теруань. - Мы первые догоним кабана!
- Нет, прости, - говорит он. - Я буду сопровождать Светлану, мне бы не хотелось оставлять ее одну.
- Все с тобой ясно! - хохочет Теруань. - Береги свою Дульсинею!
- Кабана? - спрашиваю я, немного заикаясь.
Мне становиться дурно. Спасибо, Поль, не бросил. Ох, похоже, я испортила ему всю охоту!
- Сейчас самое время для кабана, - поясняет она.
Я мысленно читаю "Отче наш" и "Аве Мария", мы трогаемся в путь. Держать поводья я еще могу, а вот править нет, больно. Это за меня делает Поль. Мне очень стыдно.
С меня можно писать картину: "корова на лошади". На меня все смотрят, улыбаются. Еще бы им не улыбаться, такой комедии они еще не видели. Хорошо бы сейчас провалиться сквозь землю.
Я, Поль, ничего не понимаю. Раньше меня раздражала беспомощность дамочек. Дескать, мсье, вы что не видите - мне нужна помощь! Одна и та же музыка от Петербурга до Парижа. А слабость Светик мне нравится. Потому что она искренна, ей действительно нужна поддержка. Светик даже не просит о помощи! Это так трогательно. А я, как истинный рыцарь, должен сам угадывать, когда ей нужно помочь.
Как приятно было усадить ее на лошадь. Светик легка, как пух, а талия у нее такая тонкая. В этот момент мне все гости завидовали.
Еще раз поражаюсь ее благодарности, ради милой улыбки и добрых слов я готов на все!
Зачем я все это делаю? Зачем я так веду себя? Может, потому, что мне 17 лет? Нет, я вижу, какими глазами смотрят на Светик мсье и постарше!
Ради хорошей, доброй благодарной девушки каждый незаурядный мужчина готов стать рыцарем.
Я помог ей справиться с лошадью. Сейчас мы едем, я помогаю Светлане править, у нее болят руки. Она очень благодарна мне. Я рад, что могу ей помочь. На нее все смотрят с улыбкой, любуются. Светлана в бежевом костюме идеально смотрится верхом! Нет, она не амазонка! Светик - античная богиня, юная стройная Геба, решившая прокатиться верхом. Вот сюжет для картины. Я чувствую зависть других гостей, мне даже становится немного страшно, но настоящий рыцарь должен быть готов ко встречи с соперником.
Я, Светлана, наконец, возвращаюсь домой. Я очень устала и чувствую себя разбитой. Поль сопровождает меня. Я совсем его замучила! Вот мы у двери моего дома. Ура! Тут я с ужасом понимаю, что не могу открыть дверь ключом. Мне больно. Поль помогает мне. М-да… Теруань ему таких проблем не создает.
Мы входим в дом. Я ужасно голодна. Надо разогреть ужин. Поль, наверное, тоже проголодался. Я предлагаю ему поужинать со мной.
- Но твои руки! - восклицает Поль.
- Да, - вспоминаю я.
- Можно поужинать в ближайшем кафе, их тут много, - предлагает Поль.
Я так устала, что у меня нет сил идти в кафе, лучше остаться голодной.
Поль это видит и предлагает сам разогреть ужин. Это уже слишком. Нет, я не хочу, чтобы он окончательно меня возненавидел.
- Спасибо, - благодарю я. - Ты сегодня и так много для меня сделал.
Ко мне приходит идея. У нашего дома всегда допоздна болтают кухарки, лавочницы, торговки. Я спускаюсь к ним и прошу одну из женщин принести мне поесть, за плату, разумеется. Иногда я так поступаю. Будьте уверены, через пятнадцать минут заказ будет выполнен.
Так и сейчас. Не прошло и пятнадцати минут, как мне приносят отличный паштет, горячие булочки и шоколад. За посудой обещали зайти утром. Это, конечно, хорошо, но часто их услугами пользоваться нельзя. Они быстро начинают поднимать цену.
Поль принимает поднос и расплачивается. Мне стыдно, но спорить нельзя. К счастью, много с него не взяли. Новый человек, к тому же иностранец.
Я, маркиз Лафайет, как обычно, провожу вечер в кругу семьи. Мне докладывают о визите герцога Орлеанского.
- Извини, Адриена, - говорю я супруге. - Думаю, беседа с герцогом будет недолгой.
Супруга кивает. Она уже привыкла. Мне очень совестно перед Адриеной и детьми, я уделяю им так мало времени.
Герцог Орлеанский настроен весьма решительно. Наверняка недавно беседовал с Мирабо.
- Я принял решение остаться во Франции, - говорит герцог.
Так я и думал. Ничего, я смогу его переубедить. Нужно быть резче.
- Ваше право, герцог, - говорю я. - А вы не боитесь разоблачений?
- Маркиз, не надо лжи! - восклицает Орлеанский. - Ваша цель устранить меня очевидна! Похоже, вы пренебрегли своим благородством и опустились до интриг.
- Я бы попросил вас оставить беспочвенные обвинения, - спокойно говорю я. - Похоже, мне придется все сказать вам на прямоту…
- Сделайте одолжение! - усмехается герцог.
- С удовольствием, - киваю я. - Ведь вы - главный подозреваемый в организации мятежа. Меня терзают мысли, что подозрения вполне обоснованы. Как вам известно, я взял на себя ответственность за охрану Их Величеств…
Пыл герцога быстро остывает.
- Черт с вами, - говорит он. - На днях я отправляюсь в Лондон. У меня есть дипломатическая миссия. В Лондоне я постараюсь раскрыть организаторов беспорядков.
- Никто в них не был заинтересован больше, чем вы, - сурово говорю я, - и никто другой не скомпрометировал себя в них больше вас. Если бы у меня были веские доказательства вашей причастности, я уже приказал бы арестовать вас.
Я тверд и непоколебим. Орлеанский напуган. Теперь его не переубедит даже Мирабо.
12 ОКТЯБРЯ, понедельник
Я, Светлана Лемус, встала рано. Боль в запястьях вроде бы утихла. Пытаюсь писать, бесполезно, рука быстро устает и начинает болеть. Что ж, повод отдохнуть. Интересно, как я объясню это Максу. Хм… у него много дел. Вряд ли мы сегодня увидимся.
В дверь стучат. Наверно, за посудой. Я открываю и вижу… Анну Теруань.
- Проходите, - говорю я.
А у самой дрожат колени. Она мне улыбается, явно настроена дружелюбно. В руках у нее небольшая коробка.
- Привет! - говорит Теруань. - Я пришла тебя проведать. Руки не болят?
Удивительно, такая забота, как будто не она виновница моих страданий.
- Все хорошо, - говорю я. - Очень рада вас видеть!
- Взаимно, - кивает она. - А это тебе, сладкоежка!
Она протягивает мне коробку, а там два пирожных. Я удивлена, начинаю ее благодарить.
Теруань виновато смотрит на меня.
- Прости, - говорит она. - Я была не права. Это подарок в знак примирения.
Ее слова звучат искренне. Я знаю, такие люди не могут притворяться. Я улыбаюсь.
- Я не сержусь на вас, - говорю я.
- Хорошо, - она легонько хлопает меня по плечу. - Я рада.
- Вам чай, кофе? - спохватываюсь я.
- Нет, я уже ухожу, - говорит Теруань. - Еще раз извини. Не забудь про мой дамский кружок.
Она уходит. Я принимаюсь за пирожные. Они очень хороши. Я быстро простила Теруань. Удивительно, как легко она остывает.
Я мэр Байи. Мне доложили о визите одного из депутатов собрания. Этот человек давно записался ко мне на прием. Он хочет, чтобы я помог ему в расследовании убийства. Говорят, Морьес был отравлен. Охотно верю. У него было много врагов, и я в том числе. Ловко он вычислил, что при помощи долга я покрыл растрату в городской казне. Да, долг я ему вернул, но алчный Морьес захотел получить больше. Он попросил у меня еще денег за молчание. Если узнают, что я промышлял подобными делишками, мне несдобровать. Но у меня не было такой суммы. А Морьес из тех, кто выполняет свои обещания. Хотя… мне кажется, что виной всему не деньги, а его желание, чтобы я оставил пост мэра. Уверен, компания дельцов уже подыскала более угодного для себя кандидата.
Входит депутат. Мсье как его там… Робе… неважно! А он набирает популярность в народе, и чихать ему на мнение Собрания… Я смотрю на него. Тоже из тех, кто полагается только на свой ум. Уважаю таких!
- Что вам угодно узнать? - спрашиваю я.
- Мсье, благодарю, что согласились побеседовать со мной, - кланяется он. - Я смел надеяться, вдруг вы что–то заметили в тот вечер…
Да, я наблюдателен. Тут он прав. Однако ничего я не заметил, увы.
- Вынужден вас разочаровать, - говорю я.
- А вам знакома Натали Планш? - спрашивает он. - Это поденщица…
Я зову моего секретаря. Спрашиваю о приходящей прислуге. Да, Натали Планш была нашей поденщицей.
- Вы кого–нибудь подозреваете? - задает гость новый вопрос.
Мне тут же хочется навешать подозрения на всех подряд, но здравый смысл удерживает меня. Наверняка этот депутат подозревает и меня! Нужно быть осторожным.
- Нет, я никого не подозреваю, - говорю я. - Не стоит говорить о том, чего не знаешь.
- Полностью с вами согласен, - говорит он. - А вы знаете мадемуазель Шабри?
- Знакомое имя… Да, девочка, которая была представлена королю, - отвечаю я. - Она и ее попутчицы принесла в Париж радостную весть. Я встречал их.
Такую дамочку не забудешь. Она рассказывала о походе, о дворце, потом перешла на смерть поденщицы… говорила о том, что знает, что Морьеса хотят убить. Очень переживала за это. У меня создалось впечатление, что девица слишком много знает… М-да…
На этом наша беседа с мсье депутатом заканчивается. Интересный человек. Именно его мне стоит опасаться. Может, в скором времени он станет моим главным врагом.
Я, Светлана Лемус, и Анна Теруань возвращаемся после встречи в ее дамском кружке. М-да… прием был своеобразный. Удивляюсь, как меня не напоили… а скольких трудов мне стоило отказаться от сигары…
Я смотрю на Теруань. Она явно слишком много выпила. Думаю, мужья женщин, которые ходят в общество Анны, ее ненавидят. Посудите сами, в доме есть нечего, дети школу прогуливают, кругом беспорядок, бедолага муж возвращается в этот кавардак после тяжелого рабочего дня, а его встречает пьяная жена и начинает втолковывать про свои права. Я, конечно, против того, чтобы запереть женщин на кухне, но ведь и совесть надо иметь!
Я иду вместе с Теруань. Она навеселе. Мы подходим к какой–то лавке. Анна смеется.
- Это лавка одного злостного спекулянта! Сейчас я ему подпорчу! - говорит она, доставая пистолет.
- Нет! - кричу я. - Так же нельзя!
Теруань оборачивается ко мне. В ее глазах мелькает злость.
- Как ты смеешь мне указывать!? - кричит она.
Я поднимаю руки, чтобы укрыться от удара. Я чувствую острую боль в скуле. Я падаю на бок. Она ударила меня. Мне требуется около минуты, чтобы придти в себя. Я сижу около витрины, потирая щеку. Из глаз текут слезы. Я поднимаюсь на ноги. Теруань, слава Богу, ушла. Я отряхиваю перепачканную юбку, бесполезно. Уже темнеет. Надо идти домой, к счастью близко.