- Боюсь, Лёша, что в данном случае классическая схема не подойдет. Слишком много заинтересованных лиц получается. Во-первых, владельцы лошадей, записанных на Большой Московский приз. Ведь, если поедет Терентьев на Грозной им не только первого, но и второго места не видать - всех за "флагом" оставит.
- Ну, это ты, хватил. Долгоруковский приз Грозная возьмет вне конкуренции. А вот на Большом Московском ей и делать нечего - не для неё компания. Там воронцовский Свет первым будет. Да и "флаг" в этом призе установлен 12 секунд. Малютинский Летучий от Света отстанет на 2–3 секунды, не более… Извини, отвлекся.
- Во-вторых, обиженные Колюбакиным или беговым обществом. Это и наездники, лишенные права выступать и любители, не прошедшие в действительные члены.
- Да, среди тех, кого при баллотировке "на вороных прокатили" есть несколько таких тузов! Для них Колюбакин если и не шестёрка, то валет, да и то не козырной.
- Поэтому надо начать поиск с того, кто мог подложить письмо. А когда, и где человек снимает обувь?
Немного поспорив, согласились, что искать супостата надо дома у Терентьева, - то есть на колюбановской конюшне, в "грузинах" - любимой бане всех московских наездников, и… среди хипесниц.
На "картавом" - блатном жаргоне, который они оба хорошо знали, хипесом назывались преступления, совершаемые при помощи женщин. Пока кавалер наслаждался ласками своей случайной обольстительницы, её напарник, спрятавшийся заранее в другой комнате, чистил карманы незадачливого любовника. А если можно вытащить, то и подложить немудрено. В последнее время хипесники нет-нет, да и наведывались в Первопрестольную из Варшавы, Риги, Одессы. Терентьев для них был клиент подходящий - "ходок" известный.
К столу подошёл Кузьма.
- Ещё чего-нибудь не угодно-с?
- Яичницу с ветчиной, - решительно сказал Малинин, покосившись на товарища.
Тот одобрительно кивнул:
- Мне тоже. И, скажи-ка, Кузьма, что, Мишка Терентьев грамотный?
- А то! Михал Василич всегда газету спрашивает. Только редко он к нам заглядывает. Они все больше с Пал Алексеичем то в "Яр", то в "Стрельну"…
Кузьма был словоохотлив. Он знал, что Лавровский репортёр "Московского листка" и за интересные сведения всегда даст гривенник, другой.
- А знаете, что у них случилось? Заарестовали Михал Василича!
- Это уже не новость.
- А знаете из-за чего? - Кузьме очень не хотелось упускать гонорар. - Из-за любовницы новой. Настоящую барыню он себе завел, а муж видать узнал.
- Барыню? - хитро прищурился Лавровский. - А ты-то, откуда знаешь?
- Пал Алексеич рассказывал.
- Тебе? Ну, ты, братец, хватил. Не поверю, чтобы Чернов с тобой лясы точил.
- Почему со мной? Хозяину рассказывал, а я случайно услышал. Видел, говорит, я эту Мишкину графиню. В ней, дескать, пудов шесть, как в замоскворецкой купчихе.
Когда вышли из "Перепутья", Лавровский спросил:
- Твой приятель, по-прежнему, в сыскном? Тогда езжай туда, поинтересуйся, кто из хипесников сейчас в Москве гастролирует и есть ли среди "кошек" похожие на замоскворецких купчих? А я на колюбакинскую конюшню и малютинскую дачу. Надо у Павла Алексеевича Чернова о "графине" расспросить. Потом в редакцию… Держи на расходы…
- С утра на ипподроме будешь?
- Да, на проездке. Там и увидимся.
Глава 3. БАРСИК И ЕГО "КОШКИ"
На площади у Брестского вокзала стояло десятка полтора извозчиков. Окинув их взглядом, Малинин поморщился: "ваньки", подмосковные крестьяне, перебравшиеся в город, чтобы подработать на извозе. На экипажи, смотреть неприятно, сбруя веревочная, а лошади - сплошь клячи. На таком ехать - быстрее своим ходом. А вот этот, пожалуй, подойдет. Не "лихач", конечно, но ничего.
Молодой бородач в чистом синем халате, сидевший на козлах пролётки, в которую был запряжён крупный серый жеребец, пригласил:
- Пожалуйте, вась-сиясь! Домчу на резвом!
Другие извозчики возмущенно загалдели:
- Сёмка! Куды без очереди прёшь?
- Не ты, чай, первый в ряду!
Чтобы в корне присечь недовольство, которое легко могло обратиться и против него самого, Малинин громко сказал:
- В Большой Гнездниковский. В сыскное.
Заметив, как вмиг помрачнел Сёмка (как же, дождешься от сыщика платы!), тихо добавил:
- Не бойся, не обижу.
Извозчик слегка шевельнул вожжами, и жеребец пошёл мелкой рысью.
- Хорош конёк! - похвалил Малинин.
Польщённый Семен похвалился:
- У самого Ильюшина взял. С аттестатом! Не дешево обошёлся, теперь в долгу, как в шелку. Но оно того стоит.
- С бегов жеребец?
- Не, в карете ходил. А от беговых, избави бог!
- Что так?
- Да в прошлом году тут такое дело приключилось… Помер на Башиловке купец. Пришли его наследники к Ивану Савельичу, хозяину похоронной конторы. Ты, говорят, сделай все по высшему разряду. В дроги распорядись заложить лучшую лошадь, да смотри, чтобы была вороная и покрупнее. Покойный, мол, большой охотник до таких был - пусть напоследок порадуется… Иван Савельич и рад угодить. Есть, есть, говорит, у меня такой жеребец - благородных кровей, когда-то на бегах все призы брал… Ну, повезли купца на Ваганьково. Впереди, как положено, похоронные дроги. Жеребец в них, загляденье - огромный, вороной, без единой отметины. Идёт шагом, голову понурил. Ну. потом родственники, да приятели покойного. А "траурных" наняли рыл двадцать - венки несут, медали на подушках… Дошли так до "Яра", а тут на бегах колокол зазвонил - лошадей значить на круг приглашают. Ну, вороной-то и вспомнил былое, головой тряхнул, зарысил. Кучер его осаживать, да куда там… А колокол ещё раз ударил - старт, значить, дали. Ну, он и пошел в резвую… Кучер с козел кувырком, гроб на дорогу свалился… Только у самих бегов и догнали. Вот они какие, беговые!
Малинин рассмеялся. Анекдот, конечно, но всё равно надо будет рассказать Алексею - может и пригодится для какого-нибудь фельетона.
Выехали на оживленную Тверскую. Семён с нескрываемым удовольствием, обгонял все попутные экипажи.
- Тебе на бега надо, - похвалил Малинин, не любивший тихой езды. - Азарт, как у хорошего наездника!
- Вот и сам Михаил Васильевич, намедни, так сказали, - заулыбался довольный извозчик.
Малинин встрепенулся:
- Терентьев? Мы с ним приятели. С дамой, поди, был?
- С дамой!
- Куда отвозил их?
Семён, вспомнив, что перед ним человек из сыскной полиции, замялся.
- Ты, любезный, коли начал говорить, то говори, - голос Малинина стал на мгновение жёстким, но тут же потеплел. - Да ничего нового я от тебя не узнаю. С графиней Терентьев был?
- Не, он её баронессой называл.
- Хороша штучка, правда?
- Не, тощая, как селёдка.
- Вот как… Тогда давай поподробнее. Глаза, какие? Волосы?
- Не знаю. Они в этой были, как её…
- В вуалетке?
- Ага. Одета богато…
В чем именно была одета баронесса, Малинин так и не выяснил - в предметах женского гардероба Семён не разбирался. Единственное полезное, что удалось узнать - Терентьев с баронессой взяли извозчика у сада "Фантазия", а отпустили на Тверской.
За разговорами незаметно доехали до Большого Гнездниковского переулка, где находилось управление Московской сыскной полиции.
Василий Степанов служил регистратором стола приключений, куда поступали сведения обо всех преступлениях совершенных в Москве и её окрестностях. Присутственный день уже закончился, но он часто засиживался в управлении допоздна. Так было и в этот вечер.
Приятели обнялись.
- По делу или чайку попить? - спросил Степанов.
Малинин объяснил, что именно его интересует.
- Хипесницы, говоришь, - задумался регистратор. - Если не ошибаюсь, последний зарегистрированный хипес был в январе этого года.
Он водрузил на нос очки, полистал один журнал, другой. Достал из канцелярского шкафа предмет своей гордости - картотеку, которую вел по собственному почину.
- Точно, не ошибаюсь. 24 января 1881 года у купца Буркина похищены 150 рублей и золотые часы. Похитители, мещанин Соломон Рубинчик и крестьянка Галина Ромашко, были арестованы на следующий день.
Этапированны в Одессу, полиция которой разыскивала их за ранее совершенные преступления. Больше заявлений от потерпевших не поступало.
- Это ни о чем не говорит. Не каждый в полицию станет обращаться.
- Полностью с тобой согласен. Поэтому пойдем, потолкуем с дежурным агентом.
- А кто сегодня дежурит? Не Байстрюков, надеюсь? - спросил Малинин. Из-за Якова Байстрюкова ему в свое время пришлось уйти из полиции.
- Нет. Сашка Соколов.
Соколов был ровесником Малинина и Степанова. Правда, в отличие от них, не только университетского образования не имел, но и гимназию не закончил. Однако сыщиком был, что называется, от бога.
- Сергей Сергеевич! Наше вам с кисточкой, - распахнул он объятия навстречу Малинину. - Чем могу услужить? Хипесом интересуетесь? Есть слух, Барсик на гастроли из Варшавы приехал.
- А это, что за зверь такой? - спросил Малинин, - Никогда не слышал.
- Барсевич Станислав Юзефович, - сказал Степанов, делая ударения на второй слог.
А Соколов пояснил:
- Известный антрепренер хипесниц. Его шайка отличается от других тем, что в ней три-четыре "кошки", а "кот" только один - он сам.
- Где остановился? Как "кошки" выглядят?
- Сергей Сергеевич, вы меня часом с Иваном Дмитриевичем Путилиным не спутали? Откуда мне знать?
- Надо узнать, Саня, надо, - Малинин опустил в карман сыщика пятирублёвую ассигнацию.
- Постараемся. Говорят ещё, будто бы на "мельнице" у Цапли его видели, во что охотно верю - картишки он любит. Да, чуть не забыл. Одна его "кошечка" любит представляться баронессой. Узнаю, что новое, найду вас. Или сами в гости заглядывайте - я в четверг, как самый молодой, опять дежурю…
На том и разошлись.
Глава 4. СКАНДАЛЬНАЯ ХРОНИКА
А у Лавровского вечер не заладился.
Единственный, кого Алексей знал на колюбановской конюшне, кроме самого Терентьева, был его помощник Николай Петров. Но оказалось, что он здесь уже не служит.
- Ушёл, - сказал сторож. - У кого сейчас, не знаю. А Михаила Васильевича тоже нет. Может ему передать чего? Кто заходил, сказать…
Не понравилось всё это Лавровскому. Не понравилась и не весть откуда взявшаяся пьяная пара, увязавшаяся вслед за ним. "Кавалер" бубнил что-то неразборчивое, а его спутница визгливо смеялась. Потом затянула:
Пьем мы водку, пьем мы ром,
завтра по миру пойдём…
Алексей пошёл побыстрее - они тоже. Он замедлил шаг. Приотстали. Чмоканье, обрывки фраз:
- Какая ты…
- Ишь, нетерпеливый… До фатеры подождать не можешь.
Лавровский свернул в узкий переулок, и они следом. Резко развернувшись, Алексей шагнул им на встречу.
- Ваша фатера там, - мотнул головой в сторону, уходящего в темноту, переулка. - Вот и топайте с богом. А за мной попрётесь - ноги переломаю.
Хоть и было темно, успел рассмотреть. Женщина, похоже, из гулящих, какими полны все здешние чайные и трактиры. А вот её спутник… Коренастый, с густыми бровями и небольшими усами подковкой. Одет чисто. Да и водкой от него не разило. Н-да! Не исключено, что филер…
Только на Петербургском шоссе, убедившись, что следом за ним никто не идет, спрятал в карман стальной кастет с острыми шипами.
На даче у известного коннозаводчика Малютина, у которого служил наездником Чернов, его ждала ещё одна неудача. Загулял, оказывается, Павел Алексеевич. Обещался быть только к утренней проездке.
Но ещё более неприятные новости ожидали его на Софийской набережной, в редакции газеты "Московский листок".
- Алексей Васильевич, - оторвалась на мгновенье от гранок корректор Ольга Михайловна. - Вас сам уже несколько раз спрашивал. Гневается, что-то.
Лавровский вошел в тесную комнатушку служившую кабинетом издателю - редактору газеты Николаю Ивановичу Пастухову.
- Прилетел, голубь сизокрылый? Ну, что принес?
- Ничего особенного, Николай Иванович. Два пожара, самоубийство курсистки, на Ярославской дороге паровоз с рельс сошёл - курьерский опоздал на полтора часа. Уже в набор сдал.
- А про бега?
- Так бегов сегодня не было, только по воскресеньям. Пока писать не о чем.
Пастухов стукнул кулаком по столу и закричал:
- Что-о-о тако-о-ое? Не о чем?! А они пишут!
В руках его был вечерний выпуск "Русских ведомостей", главного соперника их газеты.
- Почитай, почитай, - лаского-ехидно предложил Пастухов.
Лавровский взял газету. В разделе "Московские новости" нашёл рублику "Происшествия". Вот оно.
АРЕСТ НА КОНЮШНЕ
Вчера на конюшне вице-президента Московского Императорского общества любителей конского бега был арестован наездник Михаил Терентьев. Наводит на размышления то, что задержание производили чины охранного отделения и Московского губернского жандармского управления.
- Николай Иванович, я об этом знаю. Нарочно не стал писать. Тут история тёмная.
- Ты дальше читай. Там ещё о беговых напечатано.
- Эта, что ли?
СКАНДАЛ В БИЛЬЯРДНОЙ
Сегодня, около двух часов по полудню в бильярдное заведение Карла Шольца, что на углу Тверской и Малой Дмитровской улиц, была вызвана полиция. Оказалось, что один из игроков, будучи уличён в нечестной игре (этот ловкач исхитрился смазать кий, которым играл его противник салом) устроил дебош с мордобитием. Составлен протокол. Задержанный оказался беговым наездником Ефимом Ивановым. Он выступает на лошадях многих владельцев, в том числе и одного князя, причастного к громкому судебному процессу о злоупотреблениях связанных с поставками сухарей в действующую армию во время минувшей русско-турецкой войны.
- Читай, читай. Это ещё не всё.
ВОЗМУТИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ
Возмутительный случай произошёл сегодня около пяти часов вечера возле трактира Саврасенкова, что на Тверской заставе. На этот раз отличился беговой наездник Александр Чебурок. Будучи пьян, он безо всяких причин избил молодого человека, приехавшего из Калуги посмотреть
Первопрестольную - купеческого сына Ваню Лубенцова. Вот оно наше хвалёное московское гостеприимство. Чебурок доставлен во 2-й участок Тверской части. Составлен протокол.
А заканчивалась рубрика "Происшествия" таким вот комментарием от редакции.
Ещё совсем недавно главными нарушителями общественного порядка считались у нас сапожники и извозчики. Недаром люди говорят "пьян, как сапожник", "ругается, как извозчик". Теперь, похоже, незавидная пальма первенства переходит к беговым наездникам. В чём тут причина? Пора бы городской власти разобраться с этим
Лавровский, ошарашено, молчал, а Пастухов сокрушался:
- Обошли, обошли нас "Ведомости". Но и мы должны свое слово сказать. Иначе шептаться станут - "Листок" от бегового общества кормится.
- Да, ведь я действительно почти в каждый номер от них объявления приношу. Доход газете немалый.
- Ну и что? Меня объявлениями не купишь… У тебя перо бойкое, тему знаешь - отутюжь-ка их.
- Нет, Николай Иванович, у меня там друзей много.
- Ну как хочешь. Сам отчихвостю.
Взгляд его азартно загорелся, любил Николай Иванович репортёрскую работу. Но Лавровский зная, что Пастухов с молодости испытывает робость перед большим начальством, подпортил ему настроение:
- Николай Иванович, ведь у них президентом сам генерал-губернатор состоит. Разгневаться может.
Издатель-редактор сразу поскучнел:
- Ладно, иди. У меня дел ещё на сегодня много.
Глава 5. УБИЙСТВО В "ЧЕРНЫШАХ"
Меблированные комнаты Чернышевой и Калининой, "Черныши", как называли их москвичи, находились на третьем и четвертом этажах огромного темно-серого дома Олсуфьевых, стоявшего почти напротив генерал-губернаторского дворца. Здесь и обитал Лавровский.
Жильё было удобное. В самом центре города. Недорого. Соседи - мелкие служащие, актёры, пишущая братия, хотя и разной тёмной публики хватало… Вся прислуга относилась к нему уважительно. Знали, что дружен Алексей с самим Карасёвым. Поэтому ему дозволялось нарушать установленные правила проживания, среди которых имелись весьма неудобные для молодого человека. Вроде такого: "Гости могут быть у жильцов до 11 часов вечера и отнюдь не ночевать". Разумеется, не соблюдали правила и другие жильцы. Только, в отличие от Алексея, им приходилось "благодарить" швейцара и коридорных.
Входную дверь отворил… городовой.
- Вам, сударь, чего здесь надобно? - спросил он.
- Жильцы они-с, - угодливо пояснил, высунувшийся из-за его плеча, швейцар. - В 43-м нумере квартируют-с.
- Тогда идите в свой нумер, - разрешил страж порядка. - Только по коридору чтобы не шляться.
Швейцар, незаметно от городового, шепнул Алексею:
- Беда у нас. Убийство в 39-м нумере, двоих порешили.
Ну, разве может репортёр упустить такой случай? Конечно, Алексей направился не к себе, а на место происшествия.
В коридоре третьего этажа, не смотря на поздний час, было многолюдно - несколько городовых, местный околоточный надзиратель. Кое-где из комнат выглядывали встревоженные постояльцы. Из 39-го номера вышел пристав 3-го участка Тверской части Замайский. Обычно обходительный и даже любезный с репортёрами, он сейчас был зол и резок:
- Никуда от этих газетчиков не денешься! Кто вас сюда допустил?
- Живу я здесь, - невозмутимо ответил Лавровский.
- Извольте вернуться в свой номер!
- А может быть, я изволю идти в отхожее место?
- Если вы, незамедлительно…
- Успокойся, Игнатий Францевич, - пророкотал густой бас и из 39-го номера вышел высокий, косая сажень в плечах, старик. - Алексей Васильевич свой человек, надёжный.
Это был ангел хранитель и гроза не только "Чернышей", но и всего олсуфьевского дома - Аристарх Матвеевич Карасёв, с незапамятных времён проживавший здесь же, только не в номерах, а в отдельной квартире.
… Службу свою он начинал простым городовым, да и сейчас должность занимал не очень видную - внештатный околоточный надзиратель полицейского резерва Московской городской полиции. Правда, имелось одно обстоятельство: очень доверял Карасёву генерал-губернатор князь Долгоруков, поэтому ещё лет десять назад велел откомандировать в своё личное распоряжение. С тех пор Аристарх Матвеевич и состоял при нем, не то вестовым, не то исполнителем деликатных личных поручений. Полиция боялась его больше чем самого князя. Поэтому в олсуфьевский дом, чтобы там ни творилось, она носа не совала. А за это Карасёв обложил податью не только содержательниц меблированных комнат, но и хозяев магазинов, винного погребка и парикмахерской, расположенных на нижних этажах. Платили ему и кое-кто из жильцов. Но основной доход давали многочисленные, самого трущобного вида флигеля, занимающие весь огромный двор. Проживало в них тысячи полторы различных мастеровых, в основном, портных.