Вышло так, что вскоре, после приезда в Москву, Лавровский, случайно, спас Карасёву жизнь. А когда разговорились, выяснилось, вдобавок, они земляки. С тех пор старый полицейский волк и благоволил начинающему репортёру - помогал и советами и своими связями. Притом, бескорыстно…
По тому, как Карасёв время от времени прикусывал нижнюю губу, Алексей понял - очень сильно разозлили старика. Что и понятно! За десять лет в доме, опекаемом им, не было ни одной, даже копеечной кражи и вдруг двойное убийство!
- Пойдем-ка, Игнатий Францевич, ко мне, на квартиру - разговор имеется секретный, не для чужих ушей. И ты, Леша, давай с нами.
Пока спускались черной лестницей и шли по двору, Карасев и Замайский рассказали Алексею о случившемся. Убиты двое жильцов, Инокентий Титков и Кирилл Богословский - переписчики пьес для театров. Одного зарезали, другому свернули шею. Погибшие были люди безобидные и тихие. Даже напившись, что делали каждый раз, как только появлялись деньги, они не буянили. Врагов не имели. Красть у них было нечего. Швейцар и коридорный утверждают - в этот вечер в номер к ним никто не заходил. Хотя они и ждали какого-то американца.
- Кого? - изумился Лавровский.
Замайский пояснил:
- Они коридорного, часов в семь, за водкой и колбасой послали. Богословский хотел ещё пару пива. Выгребли из карманов все копейки - не хватило. А Титков и говорит: " Не печалься, Кирюха, будет тебе пиво - сейчас американец за работу должен четвертную принести". В номере визитные карточки заказчиков обнаружены. Посмотрел я их - нет ни какого американца. Фамилии сплошь знакомые - помощники режиссеров из московских театров. Вот одну только, что-то не припомню - Феодосиев. Вы, Алексей Васильевич, часом не знаете, в каком театре он служит?
- К сожалению не театрал, - развел руками Лавровский.
В квартире Карасёва, под коньячок с лимончиком, договорились. Замайский составляет протокол о том, что случилась пьяная драка, в ходе которой Титков и Богословский причинили друг другу увечья, от которых оба и скончались. А Лавровский именно так и пропечатает в газете.
- А убийцу этого я найду, - Карасёв сжал пудовые кулачищи. - Такого мазурикам с рук спускать нельзя. А то подумают, стар стал Карасёв, чего с ним считаться… Ладно, пошли в номера. Пусть Леша посмотрит все как есть, иначе, как писать-то будет?
В 39-м номере их встретил маленький толстенький человечек - врач из Тверского полицейского дома.
- Игнатий Францевич, - сказал он, что-то дожевывая. - Я выяснил, что этих двоих, прежде чем одному нанесли смертельную рану ножом в область сердца, а другому сломали шейный позвонок, отравили.
Замойский, в сердцах, выругался.
- Да, да, отравили, - продолжал врач. - Добавили яд в ром. Да вы сами понюхайте стакан - эдакий аромат миндаля.
- Какой ещё ром? - возмутился Замойский. - Они водку пили. И бутылки в комнате только водочные.
- Э, батенька, я запах хорошего ямайского рома от водочного всегда отличу. Поверьте, уж, на слово.
- А колбаса? Тоже была отравлена?
- Не похоже, - врач бросил взгляд на лист писчей бумаги в жирных пятнах, лежавший на столе. Погладил свой живот, - Определённо, не похоже.
- Ладно, доктор, давайте посоветуемся, как протокол писать.
Они отошли к окну, зашептались.
Лавровский окинул комнату взглядом в поисках каких-нибудь ярких подробностей для газетной заметки. Машинально взял в руки лист, служивший переписчикам тарелкой в их последней трапезе. на обороте, что-то написано. Вот это да!
Милостивый государь!
Обращаюсь к вам, как к человеку известному всей Москве, своею порядочностью. Нет сил, смотреть, что творится в нашем любимом Московском Императорском обществе любителей конского бега. Кому доверили мы управление? Пьянице Колюбакину, допившемуся до того, что не увидел, как на собственной конюшне, крамольники гнездо свили. Вору Приезжеву, общественные деньги, как свои собственные тратящему. Взяточнику Пейчу, наездников незаконными поборами замучившему. Бездельнику Сонцову, который из своего курского имения в Москву раз в год приезжает. Развратнику Бутовичу, промотавшему с любовницей (между прочем, замужней женщиной!) два свои имения.
Уверен, вы поддержите меня в том, что на ближайшем общем собрании действительных членов общества мы должны выразить недоверие колюбакинской шайке и…
Жирная клякса мешала прочитать последние слова письма.
Вот и выстроилась цепочка, подумал Лавровский: донос, подборка ругательных заметок в "Русских ведомостях", письма к членам бегового общества… Именно письма, потому что если надо написать одно письмо, то к услугам переписчиков не обращаются. А кто стоит за всем этим? Какие цели преследует? Со временем узнаем. Пока ясно только одно - убить для него, что комара прихлопнуть.
Алексей небрежно засунул лист в карман:
- Помчался я в редакцию.
Карасев, вышедший проводить Лавровского, поинтересовался:
- На бумажке-то, что интересное написано?
- А вы как догадались, Аристарх Матвеевич?
- Глаза у тебя засверкали. У меня, по-молодости, тоже так бывало, когда след возьму.
Лавровский не стал скрытничать, тем более старый полицейский был в курсе дела - ведь это он помог ознакомиться с донесением охранного отделения генерал-губернатору.
- Ну и влез ты в историю, Лёша, - покачал головой Карасёв. - Да и я с тобой вместе. Ладно, как говорится, бог не выдаст, а свинью мы и сами съедим.
Глава 6. НОВЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Солнце едва взошло, а на беговом круге ипподрома, "на бегу", как называли его москвичи, уже в разгаре была ранняя проездка.
Лавровский пришел, когда лошади ведущих конюшен, в основном, проехали. Проспал. Ночь выдалась хлопотная - пока до редакции добрался, заметку об убийстве написал… Под утро решил вздремнуть хоть часок и проспал.
- Ничего не потерял, - успокоил Малинин. - Из резвачей мало кто и был. Грозная не ехала, но это и понятно, замену Терентьеву сразу не найдешь. Индюк то же не ехал, темнит его, видать, Чебурок. Наверное, в Петровском парке резвую делает.
- Во втором участке Тверской части клопов кормит. А Ефим Иванов в третьем…
Обменялись собранными сведениями.
Они прохаживались вдоль фигурной металлической решетки, отделявшей партер от бегового круга. Думали, что дальше делать.
- Да, с размахом действует господин, назовем его Икс, - Лавровский попыхивал сигарой. - Нанять хипесников и убийцу, в один день подстроить два дебоша, купить газетчиков…
Малинин поморщился не то от дыма, не то от этих слов:
- С чего ты взял, что заметки в "Русских ведомостях" проплачены?
- С того, мой друг, что там сидят хоть и любимые тобой либералы, но не идеалисты бессребреники. К тому же прекрасно знаю кое-кого из их сотрудников. Одного из них, Серёжку Емельянцева, я сегодня возьму в оборот. А ты, как всегда по полицейской части - попробуй получить свидание с нашими сидельцами… Смотри!
По внутренней дорожке бежал мелкий рыжий жеребец с белыми отметинами.
- Мелковат. И костлявый чересчур, - пренебрежительно бросил Малинин. Но тон его изменился, как только жеребец перешел с маха на резвую рысь. - Ты гляди, что делает! Кто это?
- Сам в первый раз вижу. И наездник незнакомый.
К ним подошел высокий молодой человек, к которому лучше всего подходило определение "энглинизированный" - сухопарый с бритым аристократическим лицом, с моноклем в глазу. Это был племянник Колюбакина, Аркадий Аркадьевич Иволгин. Отпрыск, некогда богатой, но разорившейся дворянской семьи, страстный беговой охотник. Отсутствие средств не дозволяло ему держать свою призовую конюшню. Поэтому он иногда, как любитель, ездил на призы на лошадях своего дяди.
- Прошу прошенья, господа, что мешаю любоваться бегом. Но вас ждут в беседке. Кстати, дядюшка ввел меня в курс дела доверенного вам и попросил помогать.
Они поднялись в ложу вице-президента, стены которой были сделаны из огромных зеркальных стёкол. Здесь находились святая-святых бегов - часы и колокол. Магический колокол, заставляющий усиленно биться сердца наездников, хозяев лошадей и зрителей, вспомнились Алексею слова из своего первого бегового отчёта, напечатанного в "Московском листке".
Вся администрация бегового общества была в сборе - вице-президент Колюбакин, казначей-секретарь Приезжев, старшие члены Пейч и Сонцов.
- Прежде всего, забудем о воскресном недоразумении. Кто старое помянет…, - пожав им руки, сказал Колюбакин. - Впрочем, давайте о нашем деле. Какие-нибудь новости появились?
- К сожалению, - Алексей достал номер "Русских ведомостей".
- Читал уже эту пакость, - как от зубной боли, поморщился Колюбакин. - Гнусная ложь. Сашка Чебурок мухи не обидит и вдруг ни с того, ни с сего избил кого-то. Честнее Ефима Иванова и быть нельзя, а его шулером объявили…
- Но это не все, - Алексей протянул ему лист писчей бумаги с жирными пятнами. - Прочитайте.
- Вслух, Александр Васильевич, - попросил Приезжев.
Тот прочитал и побагровел, казалось, сейчас удар хватит:
- Что это за мерзость? Г де вы её взяли?
- Снял с мертвого тела, - немного преувеличил Лавровский. - А так как убитый зарабатывал на существование перепиской бумаг, полагаю, этот пасквиль скоро могут получить многие члены бегового общества.
Присутствующие, возбужденно загалдели.
- Господа… Найдите… Найдите этого писаку! - голос вице-президента дрожал от ярости.
- Недостаточно просто отыскать виновного, - сказал Малинин. - Необходимо собрать убедительные доказательства для суда…
- Последние излишне, - вступил в разговор, молчавший до того, старик с белоснежной бородой - председатель суда чести бегового общества Михаил Иванович Бутович. - Вы только найдите, а я вызову подлеца и пристрелю.
В молодости Бутович служил в лейб-гусарском полку. Все знали, стреляться ему доводилось не раз. Знали и то, что он слов на ветер не бросает.
- А я догадываюсь, кто решил опорочить Александра Васильевича и всех нас, - сказал Иволгин.
- Потише, господа. Вы забыли, что у нас гость, - предостерег Приезжев. - Не желательно посвящать посторонних в возникшие затруднения. После всё обсудим.
- Совсем забыл о нашем американце, - смутился Бутович.
Алексей встрепенулся:
- Американец? Где?
Приезжев указал взглядом на высокого довольно полного человека, одетого в отлично сшитый черный сюртук с разрезами по бокам, который стоял у открытой стены ложи и внимательно наблюдал за проездкой лошадей. Тот, словно, почувствовал, что говорят о нем, прервал свое занятие и направился к ним. Он прихрамывал, поэтому опирался на трость.
Колюбакин представил ему Лавровского и Малинина.
- Очень приятно, - дружелюбно улыбнулся тот, кого Бутович назвал американцем. - Николай Константинович Феодосиев.
В беседку подали кофе и холодный легкий завтрак. За столом Лавровский оказался рядом с Феодосиевым. Разговорились:
- Слышал о вас много хорошего, - улыбнулся Феодосиев.
- От кого же?
- От Георгия Ивановича Рибопьера - мы с ним свойственники. Рассказывал, как под Харьковым, вы цыганского барона скрутили. Не только лошадьми, говорит, жизнью Лавровскому обязан.
- Кто кого спас, вопрос. Не подоспей граф во время… - Алексею не очень хотелось вспоминать ту историю, когда исключительно из-за его самонадеянности они с Малининым уходили в расставленную западню и чудом остались живы. Да и была тема куда более для него интересная. - Если не секрет, почему вас называют американцем?
Тень пробежала по лицу Феодосиева. он как-то грустно улыбнулся:
- Какой секрет… Просто в молодости обстоятельства сложились так, что мне пришлось уехать в Америку.
- В Калифорнию? За золотом? - вспомнилась Алексею его детская мечта.
- Был и в Калифорнии, но, в основном, жил на севере. Нью-Йорк, Чикаго… Изучал коннозаводство и беговой спорт, организацию ипподромного дела… Во всем этом американцы нас далеко обошли, не грех поучиться. Какую породу вывели!
Разговор постепенно стал всеобщим и бурным. Бутович говорил, что "американка", двухколёсная беговая коляска, постепенно вытесняющая русские дрожки, изобретение действительно достойное, а вот американский рысак - так себе. Колюбакин безапелляционно заявил, что красивее русского рысака, никого на свете нет и быть не может. Остальные с жаром поддержали его.
- Это с какой точки зрения посмотреть, - возражал им Феодосиев. - По формам, бесспорно, нашим равных нет. А вот по резвости! Кстати, я привез из Америки двух лошадей. Вот увидите их на бегу!
- Маленький рыжий жеребец, ваш? - спросил Лавровский.
- Мой. Пас-Роз. Думаю, он возьмет Большой Московский приз без конкуренции.
- Ну, это, ты, Коля, хватил! - возмутился Бутович и стал перечислять лошадей, записанных на главный приз летнего сезона - Полкан, Свет, Индюк, Пройда, да и голицинскую Зиму в расчет брать надо…
- Глупости, - перебил Колюбакин. - Моя Грозная всех за флагом оставит.
- Все, господа, все, - замахал руками Приезжев. - Дел на сегодня очень много. Вы, как хотите, а нам пора. Пойдемте, молодые люди.
- Одну минуту, господа, - остановил их Феодосиев. - Позвольте пригласить вас всех сегодня отобедать у Тестова. Ведь побывать в Москве и не заглянуть к нему - это одно и то же, что приехать в Рим и не увидеть папу. А я у Тестова пока ещё не был.
Когда они покинули, продолжающую бурно спорить, компанию, Приезжев сказал, обращаясь к Лавровскому и Малинину:
- Вы не против, что мы решили привлечь к нашему делу Аркадия Аркадьевича? Человек он ловкий, много к кому вхож.
Они не возражали. Совместно обсудили, намеченное на сегодня - редакция "Русских ведомостей", 2-й и 3-й участки Тверской части.
- А ты, Аркаша, чем займешься? - спросил Приезжев Иволгина.
- Для начала загляну в охранное отделение. Мы с Скандраковым ещё с Петербурга в приятельских отношениях. Вдруг, намекнёт от кого донос поступил?
- А о какой версии, ты давеча, в беседке хотел сказать?
Иволгин замялся:
- Речь идет об очень уважаемом человеке. Прежде, чем высказывать подозрения вслух, я обязан кое-что проверить.
- Правильно, Аркадий. И вот, что, господа… В воскресенье долгоруковский приз разыгрывается. Его сиятельство обязательно на бега приедет. Эх, если бы смогли мы доложить ему вразумительно о том, что творится. Сам знаю - времени осталось мало, ведь сегодня среда… Но уж вы постарайтесь! - напутствовал их Приезжев. - Разведаете, что интересного, прошу ко мне на квартиру - хоть днём, хоть ночью…
- Ты, что не весел, Лёша? - спросил Малинин, когда они остались одни.
- Похоже, мы нашли того, кому это выгодно и чьих рук это дело. Американец, Феодосиев, претендент на Большой Московский приз…
- А скандал, зачем ему нужен?
- Как зачем? Прекрасная возможность встать во главе общества - ни в чем не замешан, беговое дело знает…
- Слишком все просто у нас с тобой получается. Как Цезари, какие - пришли, увидели, нашли… А ты знаешь, сколько американцев в Москве?
- В каком смысле?
- А в любом. И по национальности, и по кличкам. По национальности десятка полтора - консул Джон Смит, представители торговых фирм, цирковые недавно приехали. По кличкам - шулер Пашка Американец, "мельницу" на Грачевке держит, сутенёр Оська Американец, он при трактире "Чепуха" промышляет. Есть свой "американец" и в беговом обществе - князь Хилков, железнодорожный делец, он года три назад из СевероАмериканских Соединенных Штатов вернулся. Ладно, пошел я Серёжку Емельянцева опохмелять.
Глава 7. "ЧИСТОСЕРДЕЧНЫЕ" ПРИЗНАНИЯ
Разведать в этот день удалось многое.
Выходя с бегов, Лавровский догнал Павла Чернова, невысокого усатого щёголя, с крупными выразительными чертами лица. Чувствовалось, он чем-то очень сильно расстроен. Понуро опустив голову, шел вслед за конюхом, который вел в поводу, укрытого теплой попоной, крупного, нарядного жеребца - малютинского Летучего.
Свой род Павел Алексеевич Чернов вел от знаменитого наездника самого графа Алексея Орлова - Семёна Черного, прозванного Дрезденским. И отец Павла, и дед, и прадед блистали на беговых дорожках. Не обидел бог талантом и его самого - не так давно появился на московском ипподроме, но уже успел прочно войти в число лучших. Каждая его езда отличалась исключительным мастерством и успехом. Так, что цену себе Павел Алексеевич знал - не с каждым и разговаривать станет. Но с Алексеем у него сложились приятельские отношения. Уважал он его - и за беговые отчеты, не то что у других репортёров, которые порой без смеха и читать нельзя, и за знание лошадей, и за широкую русскую натуру. Доводилось, и кутить вместе не раз.
Поэтому Лавровский обратился к нему запросто:
- Что, ты молодец не весел? Что головушку повесил?
- Да все из-за этого красавца, - Чернов ткнул хлыстом в сторону жеребца.
- А чем плох? Такие формы!
Наездник посмотрел по сторонам, не слышит ли кто, и почти зашептал:
- Не ладит жеребец. Попробовал сегодня поехать в резвую… Через версту весь в мыле и встает… Эх, а я думал на нем Большой Московский взять! Словно сглазил кто…
- И Терентьева сглазили, и Чебурока с Ефимом Ивановичем заодно.
- Так ты думаешь…
- Паша ты меня знаешь, я в сглаз, случайности и совпадения не верю.
- Правду значит говорят, что кто-то воду мутит? А тебя сам генерал попросил…
- Кто говорит-то?
- Да все…
- Ну, ежели все - значит правда. Так, что давай рассказывай. Меня сейчас Мишкины пассии интересуют. Графиня особенно.
Оказалось, что Юлия Ефимовна Оршанская появилась в Москве ещё зимой. Представляется, как польская помещица. Но видом на замоскворецких купчих похожа. Денег - не меряно. Приехала, будто бы, для закупки лошадей в свой завод.
- У Терентьева с ней роман? - спросил Лавровский.
Чернов заливисто рассмеялся:
- Мишку послушать, так все бабы без ума от него. Как только увидят, тут же ему письма шлют - "Я вся горю…" и все такое прочее.
- А познакомились они где?
- Да она приезжала колюбакинскую конюшню посмотреть. Потом и у нас были. Ох, и хват-баба! Как репей пристала к Николаю Павловичу - уступи, мол, Летучего, любых денег не пожалею. Потом ко мне. Если уговорю хозяина, хорошие комиссионные сулила.
- Вот как? А ты говоришь, сглазили жеребца!
Чернов вспыхнул, голос задрожал как струна:
- Вы, сударь, думайте, что говорите! Да, чтобы я…
- Не о тебе я, Паша, не о тебе. Но ты ведь на конюшне не один. Кто-нибудь мог и купиться.
- Ох, если только найдем шкуру продажную…
- Найдем, Паша. Непременно найдем. А сейчас надо думать, как Терентьева из кутузки выручать. Расскажи-ка мне о баронессе.
- О какой ещё баронессе?
- О той, с которой он в понедельник вечером встречался.
Чернов снова развеселился:
- Баронесса! Ну, Мишка, ну хвастун… Баронессы в "Фантазию" не ходят.