* * *
Громче других хохотавший над проделкой птицы человек в штатском, с бритым худощавым лицом, похожий на Цезаря, с военной выправкой и искрящимися умными глазами, весело произнес:
Подарок, разумеется, замечательный, но Миша Хлудов своей молодой жене еще более серьезное подношение сделал. Рассказать?
Миша был примечательной личностью, и Соколов когда-то его знал. Отец Миши - один из богатейших людей России, собрал громадную коллекцию старинных рукописей и книг, за что попал в энциклопедические словари. Когда в 1882 году старик помер, то юный наследник стал устраивать на отцовские капиталы такие карамболи, что и представить невозможно.
По удивительному совпадению Хлудовы жили в богатом особняке в самом близком соседстве с домом, где родился и рос Соколов, - в Хомутовском тупике, недалеко от Красных ворот. Еще в детстве будущий сыщик наблюдал некоторые чудачества богатого соседа. Так, у Миши была домашняя тигрица, которую он держал вместо любимой собаки, и в крепком подпитии любил кататься на ней верхом.
Дамы стали требовать от худощавого мужчины:
- Павел Григорьевич, миленький, расскажите про Мишино подношение!
Мужчина не стал упрямиться:
- Первые именины молодой жены Миши пришлись на семнадцатое сентября - ее звали Софьей. Гостей, как водится, полный дом. Все ждут праздничного обеда. Вдруг Миша говорит: "Я приготовил своей Софьюшке маленький подарочек. Прошу наверх, в залу!" Все поднялись на второй этаж. Смотрят, несколько рабочих тащат громадный ящик. Стали гвозди выдирать, крышку открывать. Сам Миша больше других старается, с топором суетится. Наконец крышку подняли, тут все завизжали и бросились, давя друг друга, к дверям. Из ящика выполз громадный крокодил. Миша сияет: "Вот, Софьюшка, прими - от всего сердца тебе дарю!"
- И что стало с крокодилом? - полюбопытствовал кто-то из дам.
- Съели! Крокодил откусил тигрице лапу, за это Миша его самолично застрелил, повар жарил крокодилятину во фритюре. Сказочное блюдо, сам ел!
Мужчина, дружески улыбнувшись, обратился к Соколову:
- Ваш подарок, Аполлинарий Николаевич, хорош, но до Мишиного, не обижайтесь, не тянет.
Соколов хмыкнул:
- Хм, придется другой раз сюда доставить живого льва!
Княгиня вдруг засуетилась:
- Господа, вы знакомы?
Мужчина с доброй улыбкой протянул руку:
- Кто не знает знаменитого Соколова! Даже мальчишки играют в "гениального сыщика". Позвольте представиться: Павел Григорьевич Курлов.
Соколов в тон добавил:
- Кто не знает генерал-майора Курлова, товарища министра внутренних дел и командующего Отдельным корпусом жандармов! Мое, так сказать, высокое начальство.
- С недавних пор!
- Сменили Герасимова? Там, говорят, какая-то темная история... Ваши террористы-экстремисты куда хитрее и кровожадней наших подопечных - воришек и ординарных бандитов.
Курлов считался ставленником Императрицы, и с бывшим главой российских жандармов у него отношения были, мягко говоря, прохладными. Понятно, что Соколову об этом было известно, но деталей он не знал, да и не интересовался, ибо и своих забот хватало.
Вдруг Курлов сказал:
- Я еще вчера должен был уехать в Петербург, - в субботу делаю доклад Государю. Но, желая встретиться с вами в домашней обстановке, свой отъезд на сутки отложил.
Соколов удивленно поднял бровь, с высоты своего гигантского роста взглянув с недоумением на жандарма.
Тот задумчиво пожевал губами и решительно произнес:
- Да, граф, у меня к вам дело чрезвычайной важности! Это дело даже Государю стало известно, хотя я стараюсь его как можно меньше посвящать в нашу кухню. Государь настоятельно рекомендовал мне использовать вас в сложившейся ситуации.
Соколов вновь удивился. Курлов хотел продолжать, но в этот момент княгиня сказала:
- Господа, милости прошу к столу! Аполлинарий Николаевич, обратите внимание на мою племянницу Марию Егоровну, дайте ей руку...
Мужчины и дамы попарно двинулись в столовую.
Волнение крови
Княжна Мария Егоровна была очаровательна своей хрупкостью и особой тонкостью классических черт лица. Казалось, что она постоянно погружена в какие-то собственные, грустные думы. Ее отец и младший брат княгини Анны Алексеевны, отчаянный кутила и игрок, промотал состояние. Княжна считалась бесприданницей. И лишь ее необыкновенная миловидность подавала надежды на то, что девушка сумеет удачно выйти замуж. Под этим "удачным" замужеством подразумевалось, что найдется богатый, независимый человек, который будет настолько легкомысленным, что предпочтет красоту приданому.
Княжна протянула Соколову белую точеную руку в перчатке и с робкой улыбкой посмотрела ему в лицо. Казалось, что она совершенно не понимает своей силы, заключенной в красоте лица, в открытых плечах, в довольно смелом декольте. Сыщик ощутил близость ее тела, и у него в груди вдруг проснулось что-то давно забытое, то, что он не испытывал с той давней поры, когда был страстно влюблен в свою невесту, ставшую потом его супругой итак рано ушедшую.
Гости, разбиваясь по парам, проследовали в столовую. Первой шла княгиня, ведомая ее родственником-сенатором. Они и заняли главное место за громадным столом. Карточка с именем Соколова лежала на самом почетном месте - слева от хозяйки.
Прежде чем самому сесть, Соколов отвел молодую княжну на ее место - как раз с противоположной стороны, так что сыщик оказался напротив девушки. Но еще прежде, вдруг испытав что-то похожее на легкую робость, он успел сказать княжне:
- Мария Егоровна, вы еще никому танцев не обещали?
- Нет, - ответила она тихо, чуть краснея.
- Тогда позвольте пригласить вас на полонез, вальс, кадриль, падекатр... Что еще нынче танцуют?
Княжна простодушно ответила:
- Шакон, миньон, польку, падепатинер.
- Сдаюсь, - рассмеялся Соколов, - старому коню такая ноша не в пору!
Он поцеловал руку спутницы выше перчатки. Облаченный в новый, прекрасно сшитый фрак, в белый с мелкими звездочками жилет и в модный широкий белый галстук, Соколов выглядел как образец элегантности. И он добавил:
- Позвольте, княжна, иметь надежду на три первых танца?
Мария Егоровна покачала головой:
- Но нет же, граф! Вы отлично знаете, что это не по правилам - нельзя отдавать три танца подряд одному кавалеру... Если он только не жених.
- Дурацкие правила! Загодя завидую вашему жениху.
Княжна вновь покраснела:
- У меня нет жениха.
- Но если бы он и был, - быстро ответил Соколов, незаметно для других пожимая ее кисть, - то я... - он понизил голос до шепота, который, впрочем, было слышно в дальнем углу зала, - я бы отбил вас у него. Или, - он сделал страшные глаза, - застрелил бы на дуэли!
Все, как бывает обычно в начале обеда, двигали стульями, носились ливрейные лакеи, на хорах настраивался оркестр. Соколов, помогая удобнее сесть Марии Егоровне, произнес:
- Тогда мои - вальс и кадриль. Не возражаете?
Княжна белозубо в ответ улыбнулась:
- Согласна!
* * *
...На хорах заиграла тихая музыка. Раздались звуки ножей и вилок. Подходя с правого плеча, дворецкий предлагал:
- Дрей-мадера или токайское?
Соколов приказал:
- Шампанское!
Подали черепаховый суп. Соколов отведал и восхитился:
- Анна Алексеевна, ваш каторжник и впрямь отличный кулинар!
Княгиня отозвалась:
- Рада угодить вам! А то на самом деле из-за какого-то супа моего бедного Жана этапом отправите в Сибирь.
За столом улыбнулись.
На мужской половине, как обычно бывает, делалось все шумнее и шумнее. Говорили о перемещениях в правительстве, о наглости германского императора и прусского короля Вильгельма II Гогенцоллерна, о разгулявшемся в России бандитизме и революционном терроризме, о Думе, ставшей источником склок и раздоров.
Курлов вина не употреблял, и чувствовалось, что он испытывает нетерпение. Соколов пил лишь шампанское, и им овладело приятное возбуждение. Он вдруг поймал на себе взгляд княжны, и это наполнило его приятным волнением.
Гости один за другим произносили пышные тосты в честь "незаменимого украшения общества княгини Анны Алексеевны, соединяющей в себе женственность, отзывчивость и радушие", пили за ту, что "стоит на высоте современного положения вещей, когда достоинства личности более не определяются ее половым происхождением".
Старенький сенатор Орлов, крестным отцом которого был Алексей Андреевич Аракчеев (о чем сенатор любил напоминать), долго и не к месту рассуждал "о нынешнем упадке нравов, крушении настоящих государственных авторитетов и возвышении личностей ничтожных", но все же наконец закончил:
- Княгиня! Ваш дом - оплот настоящей и подкупающей обстановки душевного гостеприимства.
Пребывая в стенах вашей родовой крепости, я словно вновь погружаюсь в ту атмосферу человечности, которая была свойственна нашему обществу в благословенные времена Императора Николая Павловича! Так выпьем за княгиню Анну Алексеевну! Виват!
Обед подошел к концу. Мужчины потянулись в курительную комнату, в кабинет. Лакеи уже спешили туда с ликером и кофе. Соколов и Мария Егоровна вновь обменялись взглядами и уже улыбнулись друг другу как старые друзья.
Жандармские секреты
Курлов и Соколов направились в зимний сад. Шеф жандармов сказал:
- Если то, что рассказывают о вас, Аполлинарий Николаевич, хотя бы на треть верно, то вы рождены для политического сыска. Почему бы вам не перейти в наше ведомство?
- Милый Павел Григорьевич! У вас служат ради чинов, наград, денег, а меня ничего из этого не интересует. Я... свободный художник в своем Деле. Да и чувствую личную острую неприязнь к убийцам и маньякам. Вот и охочусь за ними.
Курлов живо подхватил:
- Прекрасно! У меня есть одна задачка, которую мы разрешить сами не умеем. Вы мне можете посвятить несколько минут?
Соколов согласно кивнул головой:
- Обожаю задачки из криминальной математики! - и он широко улыбнулся.
- История сложная, запутанная, я изложу лишь самое необходимое, довольно схематично. Все началось с разоблачения осведомителя "всех времен" Евно Азефа. Негодяй Бурцев сделал это в исключительный вред Империи. Если, не приведи Господи, когда-нибудь у нас произойдет революция, то этот горе-правдолюбец должен знать: именно он ее значительно ускорил.
- А что, разве в среде революционеров стало меньше доносчиков?
- Доносчиков мы имеем столько, сколько позволяет наш бюджет: все они поголовно продажны. Уже это говорит о том, что никаких возвышенных идей "за социальную справедливость" у них нет. Но несколько сотен рядовых осведомителей не могут заменить единственного, находящегося в партийной верхушке.
- Конспирация в революционной среде значительно осложняет раскрытием их преступлений, - согласился Соколов.
- Нам повезло: по доносу в 1908 году мы арестовали в Саратове руководителя крупнейшей в Империи, динамитной лаборатории, бывшего учителя Петрова-Воскресенского. Понимая, что за его кровавые делишки грозит веревка, этот самый "педагог" предложил нам свои услуга. Он клялся и божился, что понял "ошибочность прежних своих верований в спасительность террора", обстоятельно рассказал о явках и запланированных убийствах.
- И этот Петров действительно многое знал?
- Да, именно, очень многое, почти все. Дело в том, что он был близок к самому Савинкову, пока тот не соблазнил жену педагога, и они рассорились. Петров, почувствовав веревку на шее, предложил свои услуги Герасимову. И ненависть к Савинкову возбуждала желание насолить его партии.
- И тот устроил Петрову исчезновение из тюрьмы?
- Да, для начала поместил якобы на исследование в психолечебницу Сербского, а оттуда только ленивый не сбежит. Петров, казалось, стал кладом для Герасимова. Эсер многое выложил ему, помог разоблачить группы Гофштейн, Каца и Бледногубова. И еще настоятельно рекомендовал некоего типа - Панкрата Луканова, присяжного стряпчего, отсидевшего в тюрьме два с половиной года за составление каких-то подложных документов. Этот Луканов был родом из Граева - местечка на границе с Пруссией, в Ломжинской губернии. В молодости этот стряпчий промышлял там контрабандой, теперь умерли его родители, оставили дом. Вот он и выразил "горячее желание содействовать законной власти" - за мзду, понятно. Петров отправился в Париж в объятия Савинкова, Авксентьева и Чернова - главарей эсеров. С его совета они начали энергично использовать "зеленую тропу" в Граеве.
- И Луканов хорошо "содействовал"?
- Еще как! Герасимов через этих двух агентов начал получать массу важнейших сведений о террористах. Успех вскружил ему голову. В своих честолюбивых мечтах он высоко занесся, решил, что ждет его пост товарища министра внутренних дел. Но Государь был недоволен тем, что террористы чувствуют себя в Империи вольготно. Он понизил Герасимова, дал ему почти декоративную должность генерала для поручений при министре внутренних дел. Тот откровенно оскорбился... А далее началось такое, во что разум отказывается верить.
- Иди сюда, любезный! - поманил Курлов лакея, выпил шампанского и продолжил: - Герасимов решил физически устранить "обидчика". А им был я, ибо получил от Государя то, на что претендовал Герасимов. Как, Аполлинарий Николаевич, вы думаете, что предпринял этот "слуга престола"? Он вызвал из Парижа Петрова и поручил ему убить меня. Взамен обещал "безнаказанность и много денег". Петров уперся: "Не могу!" Тогда бывший шеф охранки пригрозил: "В таком случае я предоставлю доказательства эсерам, что ты - предатель, а они на расправу скоры!"
- И что же Петров? - от удивления у Соколова поползла вверх бровь.
- Прибежал к полковнику Карпову - начальнику охранного отделения Петербурга и все ему рассказал. Дело дошло до Столыпина, тот возмущенно потребовал: "Если и впрямь Герасимов виновен, следует разоблачить его и предать суду!" С этой целью Петрову сняли конспиративную квартиру. Сюда он должен был пригласить Герасимова и продолжить переговоры о моем убийстве. Соседнюю комнату нарочно оборудовали для подслушивания. Петров жил в этой квартире, как дома. И поскольку у него сохранялась патологическая страсть к деланию бомб, то он и продолжал развлекаться этим. Чтобы обсудить последние детали разоблачения Герасимова, к Петрову заглянул полковник Карпов. Именно во время этого несчастного визита бомба и рванула. Карпова разнесло на куски, Петрова лишь оглушило.
- Вы полагаете, что Петров нарочно убил полковника?
- Не я - суд, который приговорил мещанина Петрова-Воскресенского к смертной казни через повешение.
- Но зачем было рвать полковника бомбой, да еще рисковать самому? - продолжал сомневаться Соколов. - Ведь проще было стукнуть его по голове чем-нибудь тяжелым, а самому скрыться.
Курлов сморщил лоб:
- Наверное, граф, вы правы. Но дело не в этом Петрове - он лишь штрих в той кровавой картине, которая проявилась в результате сей истории. Речь идет о Луканове. Еще до убийства Карпова, но после нанесения "обиды" Герасимову в Граеве вдруг стали исчезать нелегалы. Из двадцати семи человек пятнадцать, работавших под нашим контролем, бесследно исчезли. - Курлов в недоумении развел руками. - Мы вызывали Луканова сюда, устраивали ему проверки - все тщетно. А лучшие люди растворились, как туман на солнце.
- А что говорит сам Луканов?
- Утверждает, что всех благополучно провел через границу, а куда они делись - ни сном ни духом не ведает. "Я, - говорит, - работник честный, что всю жизнь мне начальство приказывает, то все безукоснительно исполняю - без всяких рассуждений. Мне вникать по должности не положено. Я обо всем вам самые точные сведения сообщаю!" Он ведь деньги гребет с обеих сторон - и от охранки, и от эсеров. А деньги для этого дяди - главное в жизни. За них он мать родную зарезал бы, если б предложили.
В зале заиграл оркестр знаменитого Гречанинова - начинались танцы. Под звуки полонеза двое в штатском, но с военной выправкой заканчивали содержательную беседу. Курлов сказал:
- Луканов - ценнейший агент. Благодаря сведениям, которые от него поступают, благополучно прошли путешествия Государя в Полтаву, Крым и Италию. Очень прошу вас, Аполлинарий Николаевич, в этой истории разобраться. Почти уверен, что здесь с какого-то бока замешан Герасимов. Может, он задался целью разрушить нелегальную сеть? Этакая страшная месть! И делает это через Луканова, который выдает агентов эсерам, а те их потихоньку, без шума, убирают. Герасимов вполне мог оплатить эту услугу Луканову.
Соколов произнес:
- Я займусь этой историей. Однако сейчас, Павел Григорьевич, я себя веду по отношению к Марии Егоровне, которая обещала мне танцы, крайне неучтиво. Давайте в нашей занимательной беседе сделаем небольшой перерыв, тем более, что виновница нынешнего торжества заметила наше уединение и спешит сюда.
Любовный круг
Действительно, старая княгиня мелкими спорыми шагами подошла к мужчинам и строго погрозила веером Соколову:
- Граф, да вы просто медведем каким-то стали! Смутили покой моей очаровательной племянницы, та киснет в зале в полной меланхолии, а вы здесь спрятались, заставляете старую женщину вас искать по всему дому.
Соколов, с самым веселым видом, поймал руку княгини, поцеловал с чувством ее и громко произнес:
- Право, Анна Алексеевна, мне стыдно! Тем более, что молодую княжну я помню совсем ребенком, а теперь она стала... ах, просто очаровательна! Как ее родитель себя чувствует?
- Егорушка? - переспросила княгиня, и в ее голосе звучали и презрение, и жалость, которые она не желала скрывать даже от постороннего человека - Курлова. - Оставил Марию нищей, такое состояние промотал! А сам болеет все время. Мария почти не отходит от его одра.
- Надо бы навестить Егора Алексеевича! - шумно вздохнул Соколов.
Лицо княгини оживилоеь:
- Вот-вот, навестите! Он вас, сударь, маленького на качелях качал. - Глаза ее хитро вспыхнули. - Да и в холостом звании не надоело вам болтаться? Не век же вдовцом ходить. Ну, спешите, сейчас вальс начнется...