* * *
Соколов последовал совету, направился в залу, на ходу натягивая на свои большие руки белые перчатки. Уже через минуту-другую, вызывая восхищение окружающих, крепко охватив талию княжны Марии Егоровны, лихо вальсировал с нею, словно не чувствуя своего большого тела.
Княжна часто дышала, ее белое платье с розовым поясом подчеркивало прекрасное сложение тела, а зарумянившееся свежее личико светилось счастьем.
В перерыве между вальсом и кадрилью Соколов рассказывал княжне что-то забавное, интересовался здоровьем Егора Алексеевича и обещал непременно уж завтра навестить "больного папеньку".
Когда раздались звуки кадрили, Соколов повел в круг княжну и выделывал столь ловкие и замысловатые фигуры, что вновь вызвал общее восхищение - особенно молодых дам, и затмил всех других танцоров. И при этом он успел наговорить княжне кучу милых комплиментов, сравнивая ее и со свежей розой, и с недоступной горной вершиной, сверкающей нетронутыми снегами. В ответ княжна лишь молча улыбалась или простодушно отвечала: "Право, граф, вы смеетесь надо мной!"
Все шесть фигур кадрили закончились. Но дирижер, желая продолжить общее удовольствие, вновь сыграл ритурнель контрданса и громко скомандовал:
- Гран раунд!
Это было его правом - ввести в танец дополнительные фигуры.
И Соколов вновь повел в круг сиявшую восторгом первой любви княжну.
Снотворное
На другой день после полудня Соколов отправился на Поварскую, 26. Здесь в большом доходном доме Мария Егоровна и ее отец снимали просторную квартиру на первом этаже. В помещении пахло камфарным спиртом, лекарством и чем-то тяжелым, чем пахнет всегда там, где долго и трудно болеют.
Егор Алексеевич, которого еще на Рождество видели на балу в Дворянском собрании и который тогда всех поражал своим безудержным весельем и неутомимостью в танцах, теперь лежал в спальне весь высохший, с заострившимся подбородком, с черными кругами возле ввалившихся глаз.
Увидав гостя, Егор Алексеевич слабо улыбнулся бескровными губами:
- Мне Маня сказала, что давеча видела вас у сестры. Ей так понравился вечер, - больной закашлялся и долго не мог перевести дыхание. Наконец, справившись, он сказал дочери: - Вот, а ты, Маня, не хотела идти к сестре, еле заставил тебя. А как у вас дела, граф?
Соколов что-то начал говорить, а Егор Алексеевич устало закрыл глаза, и невозможно было понять, спит он или слушает. Вдруг он приподнялся на постели и тихо сказал:
- Граф, а моя свеча почти догорела. Чуть-чуть осталось.
Княжна заплакала и вышла из комнаты. Больной успел сказать вдогонку:
- Маня, дай мне снотворное... Очень горькое, но помогает хорошо. А от люминала и веронала давно никакого толку нет.
Соколов хотел посидеть еще, но больной великодушно прошептал:
- Идите к Мане! Я плохо обошелся с ней. Мать ее умерла, когда Мане шестой годок шел. А теперь я оставляю ее без капитала, замуж не успел выдать. Как она без меня будет? Ну, идите...
Когда Соколов увидал в соседней комнате княжну, она что-то капала в рюмку. Объяснила:
- Новое сильное снотворное - некрофин.
Сыщик ощутил резкий кисловато-горький запах.
Вскоре он раскланялся.
- На несколько дней, Мария Егоровна, я по служебным обстоятельствам покидаю Москву. Мне пора идти.
Она печально взглянула на него, с болью произнесла:
- Я буду скучать без вас. Храни вас Господь! - и по-матерински осенила его крестным знамением.
Гадание
Через Смоленск, Минск и Вильну два неразлучных приятеля - Соколов и Жеребцов направлялись в Граево. В вагоне первого класса приятно и привычно пахло кожей, дорогими женскими духами и паровозным дымом.
В дверь кто-то деликатно постучался. На пороге стоял бравый генерал в форме пехотинца, он был явно навеселе. Бодрым баском проворковал:
- Простите, господа! Меня зовут Семен Ипполитович Обухов. Мы хотим сыграть в бостон, а нас трое, еще одного партнера не хватает. Не желает ли кто из вас партию составить?
Жеребцов вопросительно посмотрел на шефа. Соколов равнодушно произнес:
- Хочешь - играй! Все равно все казенные деньги у меня. Не проиграешь!
Жеребцов и генерал ушли.
За окнами стемнело. Погода испортилась, и наискось по стеклам струились дорожками мелкие капли. Соколов достал из саквояжа единственную книгу, которую взял в дорогу. Это был сборник стихов "Листопад". Несколько лет назад автор - Иван Бунин подарил ее сыщику, сделав дружескую надпись. Соколов наугад открыл книгу и прочитал:
Как жутко сердце замирает!
Как заунывно в этот час
Сквозь вопли бури долетает
Колоколов невнятный глас!
На душе стало как-то неуютно. Подумалось: "Это кто-то из великих любил гадать по книгам, и какой текст попадался наугад - так и сбывалось. Да, кажется, поэт Пушкин. Ладно, он суеверный был, а почему у меня сердце так тревожно сжалось? Что дальше в стихе?"
Звучит он скорбью погребальной,
И снится мне: уж не взойдет
Из тьмы холодной и печальной
Ни новый день, ни новый год...
И на пустынном, на великом
Погосте жизни мировой
Кружится смерть в веселье диком
И развевает саван свой!
- Тьфу ты, Господи! - в сердцах произнес Соколов. Пришла мысль: "И так словно с завязанными глазами в пропасть летишь, не знаешь, где и как приземлишься, а тут страсть такая! Когда охоту за кровавым маньяком Копченым начал, я уже себе представлял, с чем столкнусь.
Здесь же - нет, не могу разгадать загадку. Все, даже Коля Жеребцов, уверены, что я полностью лишен страха. Нет, ошибаются! Просто я умею потерпеть, могу себя в руках держать и никогда не впадаю в панику. Главное - дело честно делать!"
Дверь в купе распахнулась. На пороге появился Жеребцов, раскрасневшийся от азарта, выпитого вина и некоторого огорчения. Шумно вздохнув, произнес:
- Пятьдесят три рублика продул. Генерал играть любит, но не умеет. Так что с этим партнером мне не шибко повезло. Впрочем, нет худа без добра. Их превосходительство едет из Москвы на побывку к брату - как раз в Граево. У того большой дом - генерал очень просит остановиться у них. Тем более что в этой дыре нет ни одной приличной гостиницы, только постоялый двор при таможне, да другой дом - публичный. Ни то ни другое нам не подходит.
Соколов согласно кивнул толовой:
- Правильно, но у генерала остановишься только ты. Я полезу в пасть огненного дракона, пожирающего людей, - остановлюсь у Луканова.
Стратегия
В Граеве было темно и печально. В воздухе висела промозглая мга, пахло болотом, дымом кизяка и еще черт знает какой дрянью. Из вагона сыщики вышли порознь. Еще загодя Соколов предупредил:
- Адрес этого Луканова у тебя есть. Если завтра утром я не приду в генеральский дом, то бери жандармов из таможни, арестовывайте Луканова и ищите мой труп.
Жеребцов испуганно перекрестился:
- Господь с вами, Аполлинарий Николаевич!
Соколов спокойно молвил:
- Служба у нас такая! Мое дело - дать тебе указания, на всякий случай. Луканов - штучка не шибко простая.
Если он действительно корыстный убийца, я сделаю все возможное, чтобы его спровоцировать. По обычному каналу ему сообщили, что я к нему иду, и он знает, что меня следует перевести через границу.
- Но возможно, что Луканов не имеет отношения к исчезновению агентов?
- Вот это мне и предстоит выяснить! Вполне вероятен и такой вариант. Тогда будем искать причины исчезновения агентов в другом месте - пройдем всю цепочку.
Жеребцов, всегда гордившийся: дружбой с гением сыска,. с довольной улыбкой произнес:
- Это дело нашей чести! - И уже раз в пятый просительно сказал: - Аполлинарий. Николаевич, позвольте мне пойти к Луканюву - или одному, или вместе с вами? А?
В голосе Соколова прозвучала досада:
- Хватит канючить, Коля! Вдвоем идти бессмысленно. Если Луканов действительно причастен к исчезновению людей, тоща он побоится раскрыться. А пустить тебя одного - прости, нельзя. Это дело не только рискованное, но и ответственное. Твое место - в арьергарде. - И, переменив вдруг серьезный тон на шутливый, добавил: - Любопытное совпадение: в Тайной палате времен Петра Великого своим зверством отличался палач по фамилии Луканов. Этот, не потомок ли? - И совсем уже весело рассмеялся.
Улыбка дьявола
...Теперь, когда все было решено и взвешено, Соколов решительным шагом направился на окраину городка. Сверху сыпал мелкий дождь. Где-то в березняке жалобно блеяла овца - видать, заблудилась. В окошках слабо дрожал свет керосиновых ламп. Еще в Москве по графическому плану Соколов прочно затвердил свой маршрут. Шел он довольно споро, хотя дорожка раскисла и ноги в изящных штиблетах от фирмы "Скороход" порой скользили.
Сыщик быстро нашел старый, но крепкий двухэтажный дом, скрывавшийся за высоким забором.
На звон колокольца вышел широкоплечий старик лет пятидесяти с остатками волос, гладко зачесанными назад. Небольшие серые глаза смотрели настороженно. Узнав, кто гость, растянул большой брыластый рот в улыбке:
- Проходите, господин хороший! Мне сообщили о вашем прибытии.
Земля вокруг бревенчатого дома густо поросла деревьями и кустарником орешника. Соколов отчетливо услыхал вдруг свиное хрюканье.
- Свинок держу, - угодливо обнажил в улыбке желтые зубы Луканов. - Смею заметить, мои окорока самые знаменитые. Покупают охотно обыватели. Даже прозвали "Мясником". Желаете в свинарник заглянуть? Экземпляры, доложу, выдающиеся.
Почувствовав приход незнакомца, громадные животные с небывалым остервенением стали бросаться на ограждение, злобно сопя.
- Это не свиньи - тигры натуральные, - покачал головой Соколов.
- Характерные животные. Перекусим, чайком побалуемся - с медом. На свинину тут с местным пасечником меняюсь. Немного отдохнем, а перед рассветом пойдем "зеленую торить".
* * *
Соколов оказался в комнате, заставленной геранью, фикусами. Луканов поставил на спиртовку чайник, толстыми ломтями нарезал вареную свинину. Как бы невзначай спросил:
- Мне бы двести марок на рубли поменять! Вам все равно на той стороне менять придется...
- Охотно, - произнес Соколов и достал бумажник, пухло набитый ассигнациями. - Может, больше? Деньги для уплаты агентам у меня.
Глаза Луканова алчно загорелись.
- Будя, пожалуй! Да вы, как вас там величать, чаек пейте, кишочки грейте. Хи-хи!
Соколов поднес к губам чашку и вдруг ощутил знакомый кисловато-горьковатый запах. Сразу подумал: -Да ведь это тот самый некрофин - сильное снотворное, что княжна отцу своему давала! Луканов хочет усыпить меня. Но нет, бестия, я тебя перехитрю!"
- А вина или ликера рюмку найдете?
- Обязательно! - И пока Луканов повернулся к буфету, Соколов выплеснул чай в горшок с кактусом.
...Вскоре сыщик устало потянулся:
- Что-то спать захотелось, заморился, как почтовая лошадь. Где моя комната?
Луканов радостно засуетился:
- Крепкий сон - залог здоровья! Вот в эту дверку, кладитесь на постельку.
Соколов грузно упал на металлическую кровать, и та вся заходила под его могучим телом. И почти сразу громко захрапел.
Луканов, искривив рот дьявольской улыбкой, затворил за собой дверь.
Столкновение
Соколов слышал, как кровь гулко приливает к его вискам. Он уже четко понимал, что произойдет дальше, но не знал как и когда. Минуты бежали, а хозяин не появлялся. Где-то снизу негромко хрюкали свиньи, да в соседней комнате под ногами Луканова скрипели доски. Сыщик с ужасом почувствовал, как на него мягкими, теплыми волнами накатывает сон. "Господи, что такое? Не годится так, нельзя спать, - подумал Соколов. - Однажды, когда раскручивал дело Эльзы Бланк, убивавшей мужчин, я не совладал со сном - это было в "Большой Московской гостинице". Но тогда Бог меня миловал. Может, подняться на ноги, чуть подвигаться? Сон сразу бы прошел. Увы, нельзя, все дело могу испортить. Но притворяться, что сплю, а самому бодрствовать? Эх, спать, спать хочется..."
* * *
Вдруг в слабом свете луны, проникавшем в окно сквозь занавески, Соколов увидал, как хорошо смазанная дверь бесшумно открылась. На пороге стояла фигура - это был Луканов. В руках он держал большую подушку.
Соколов, от которого сонливость моментально отлетела, стал усиленней храпеть, подпуская тонкий подсвист.
Послушав спящего, Луканов осторожно приблизился к кровати. Вдруг он резво навалился на спящего. Но Соколов ударом ноги опередил его, вскочил и еще добавил раз по челюсти - теперь своим громадным кулачищем.
Злоумышленник, бездыханный, грохнулся лицом в пол.
Соколов достал из кармана моток загодя приготовленной шелковой бечевки, скрутил руки Луканову за спиной и пошел вниз искать лампу. Она, с горящим фитилем, стояла на обеденном столе. Когда сыщик вернулся, Луканов, злобно скрипя зубами, пытался освободиться от пут. Соколов, усмехнувшись, ласково сказал:
- Лежи, Мясник! Сейчас тебя убивать буду, долго и больно.
Луканов вспомнил свои гражданские права:
- Нет такого закона - без суда и следствия! За что убивать?
Соколов вдруг с самым свирепым видом рыкнул:
- Одно тебя спасет: говори, куда трупы дел?
Неожиданно для сыщика, перепуганный до заикания,
Луканов сразу же признался:
- Скажу, т-только н-не убивайте! Я их свинкам отдавал.
- А кости где лежат?
- Возле ограды, в старый колодец бросал.
- И чисто обгладывали?
- Чего обгладывали?
- Ну, свинки твои - трупы?
Луканов с нотками гордости сообщил:
- Начисто! Один шкилет оставляли - коли можно было, так я их в анатомический кабинет в какой-нибудь за недорого продал бы.
Соколов с горькой иронией поддакнул:
- Да, большой прибыток тебе был бы. Пошли к колодцу, где кости лежат. Вставай!
Луканов застонал:
- Ой, веревка треклятая, до кости врезалась! Ослобоните малость.
Соколов подумал: "Пожалуй, его надо будет в колодец опускать за костями. Вряд ли сбежать сумеет, авось пригляжу за ним внимательней!"
Он развязал веревку и скомандовал:
- Веди к колодцу! И не дури - стреляю без предупреждения и без промаха.
Они вышли в темный двор. Соколов левой рукой держал лампу, правой схватил за шиворот Луканова. Тот спокойно двинулся в угол двора, но вдруг крутанулся вокруг своей оси - старый воровской способ освободиться - и рванулся в заросли кустов. Соколов ринулся за ним, но зацепился ногой за какой-то пень, грохнулся на землю, заорал:
- Стой, паразит, застрелю! - На ходу он выхватил из кобуры револьвер и пальнул вверх.
Знавший местность как свои пять пальцев, Луканов, с треском ломая кусты и ветви, уходил от погони. Вдруг, к великому удивлению Соколова, раздался истошный крик беглеца:
- Ай, больно!
И веселый голос Жеребцова разрезал воздух:
- Стыдно, дядя, бегать от старших по званию!
Когда Соколов прибежал на голоса, он увидал Жеребцова с генералом Обуховым и двумя жандармами. Луканов лежал на земле. Жеребцов извиняющимся голосом произнес:
- Простите, Аполлинарий Николаевич, вопреки вашему запрету, решили подежурить здесь.
- И не зря, - было согласился Соколов, но тут же, напуская суровый вид, произнес: - Дитя природы, за нарушение приказа будешь наказан!
Эпилог
Соколов вернулся домой триумфатором. Столыпин телеграммой выразил свою благодарность, а из Петербурга пожать герою руку прибыли Курлов и товарищ министра внутренних дел Лыкошин.
Соколов решил покончить со своей одинокой жизнью. Он посватался к княжне Марии Егоровне и получил согласие. Ее отец скончался в сентябре, как раз на Рождество Пресвятой Богородицы. Свадьбу пришлось отложить. По прошествии должного срока траура молодых обвенчал в Богоявленском соборе в Елохове отец Николай Воробьев.
Больше всех радовалась Анна Алексеевна. В честь торжества ее повар Жан приготовил черепаховый суп. Однако спустя месяц после свадьбы старая княгиня скончалась. Почти все ее громадное состояние, включая три больших дома в Москве и попугая в клетке, отошло по завещанию к Марии Егоровне.
Попугай, в связи с особой направленностью его речи, был отправлен в ссылку - в мытищинскую усадьбу Соколова. Здесь бывалый взломщик сейфов Буня Мильштейн научил способную птицу задавать вопрос гостям: "По фене ботаешь?’’
Но гораздо раньше П.П. Луканов предстал перед закрытым военным судом. Было доказано, что, подсыпав в чай мощное снотворное некрофин, он задушил во время глубокого сна пятнадцать человек. Их трупы он скармливал свиньям, а начисто обглоданные скелеты были вытащены из колодца. Эти кости были представлены суду. Разумеется, Герасимов замешан тут не был.
Убийца был повешен.
...Минут годы. Бестолковая и непоследовательная политика руководителей Империи толкнет Россию в кровавые руки интернационального большевизма.
Бывшие шефы охранки Герасимов и Курлов окажутся в городке, что на речке Сене - в Париже. Как заведено, они поспешат сочинить мемуары. Забавно, что вербовку Петрова-Воскресенского каждый из них припишет именно себе. Виновных в развале великой России не найдется.
Порой на разных юбилеях, до которых мы такие охотники, они будут сталкиваться с желчным, высохшим человеком с горящим, безумным взглядом. Это фанатичный "разоблачитель" чье усердие было явно не по его разуму, - Владимир Львович Бурцев. Понятно, что жандармы руки ему не протягивали, как, впрочем, и друг другу. Разброд и взаимные обвинения продолжались.
Кровавые дела маньяка с полуинтеллигентным лицом Луканова, казалось, навсегда канули в Лету. Но, как это часто бывает в истории преступности, у него нашелся последователь. 25 июля 1924 года самая крупная русская газета в Париже "Последние новости" опубликовала сенсационную заметку. В ней рассказывалось, что в Восточной Пруссии арестован мясник Ганс Хаарман по кличке "Толстый Ганс". Этот Ганс был осведомителем политической полиции и имел собственную мясную лавку. Будучи ярым патриотом фатер-ланда, он повесил объявление: "Французам и бельгийцам ничего не продается. Только для немцев!"
Ганс сотрудничал с реваншистскими нелегальными организациями и тайком проводил нелегалов через границу. Но некоторых из них - наиболее молодых - убивал. Их кровь он выпивал, а мясо продавал в своей лавке. Лишь доказанных жертв оказалось двадцать восемь.
Знать, нет такого свинства, которое нельзя было бы превзойти.