- Да. Жди меня около двух дня, - сказал Леон и вдруг заторопился. - Я совсем забыл о цветах! Их надо заказать заранее…
Глава четырнадцатая
Ровно в девять она влетела в еще пустую лавку. Дверной висячий звонок так истошно задребезжал, словно возмутился бесцеремонностью раннего посетителя.
Растрепанная борода Федора Михайловича высунулась из подсобки.
- Ты что, очумела?!
Не в силах отдышаться, она прижала руки к груди.
- Вы у него уже были?
- Заходи, поговорим! - Он распахнул дверь в кладовку, и Тоня увидела Егорова, который, сидя на перевернутом ящике, аппетитно уплетал колбасу, толсто нарезанную на газете.
- Привет! - сказал он. - Садись, заправляйся… Хлеба не принесла?
- Нет, - сказала Тоня, присаживаясь рядом на скрипучую табуретку - единственное, что можно было условно назвать мебелью в этом закутке.
Федор Михайлович прикрыл дверь и веселым баском сказал:
- Хорош мужик этот Коротков! Мы с ним по всем пунктам договорились… Конечно, психует, но я его малость успокоил… Ну, чего уставилась?
- Федор Михайлович, я всю ночь не спала!
- По глазам вижу. Ты тоже немного… того. Не в себе.
- Что случилось? - тревожно спросил Егоров, протянул руку за колбасой, но так и не взял.
- У меня вчера вечером был Петреску. Он сказал, что на Хаджибеевском лимане строят ложный аэродром.
- Признался-таки? Это ценно, - серьезно сказал Федор Михайлович.
- Да не признался, а просто-напросто сообщил. Сам. Ясно? Я его ни о чем не спрашивала! И мало того: он пытался убедить меня, что десант нужно высадить именно в районе ложного аэродрома, и как можно скорее.
- А ты и развесила уши? - со злостью спросил Егоров. - Ну, чего молчишь?..
Тоня молча покусывала губы. Федор Михайлович озадаченно теребил бороду.
- Ладно, о сообщении Петреску я кое с кем посоветуюсь, не нам с вами судить, что оно означает. А вот Короткова, можно сказать, я до самых костей прощупал. Личность, конечно, самая заурядная, но хитер, подлец!.. Так и втирается в доверие. Ликвидировать его - дело плевое, но нам выгоднее разом накрыть всю его группу.
- А слежки за вами не было? - спросила Тоня.
- В том-то и дело, что я подошел к нему на улице, посидели в садике, поговорили; он все рвался в лавку за бутылкой вина сбегать, а я говорю, что не стоит, мол, в следующий раз отметим знакомство. Когда попрощались, он - за мной, вроде проводить хочет, тут я его и осадил. "Соблюдайте же, говорю, конспирацию! Показываться вместе нам не следует". Вышел из ворот - и сразу в соседний проходной двор, а там переулками. Такие-то вот дела, ребятки! И все же здесь оставаться нам нельзя…
- Уходить?.. - спросил Егоров.
- Уходить! Он мои приметы уже наверняка описал во всех подробностях, и меня небось по всей Одессе ищут…
- Федор Михайлович! - прервала Тоня. - У Фолькенеца завтра помолвка. За мной заедет Петреску. А потом все поедут на дачу к Тюллеру, и я, конечно.
- О, какая прекрасная новость! - воскликнул Егоров.
А Федор Михайлович прямо впился в Тоню сузившимися от напряжения глазами.
- Сколько же продлится этот праздничный обед? - спросил он как бы самого себя. - Ведь подводная лодка может подняться, только когда стемнеет. Рацию придется вынести к берегу.
- Опасное это дело, - вздохнул Егоров. - И много народа высадится?
- Человек пять.
- На лодке?
- Да, на резиновой лодке…
- Дьяченко останется?
- Да. У него свое задание. Но он поможет.
- Когда пойдешь на рекогносцировку?
- Скоро! Встречаюсь с Тюллером у ворот на Привозе. Пойду следом за ним. Он войдет на дачу - там уже наводят порядок, - а я осмотрю все вокруг, определю место, где укрыться радистке и откуда можно будет скрыто подавать световые сигналы в море.
- Конечно, Фолькенец привезет охрану, - сказал Федор Михайлович.
- Вот потому-то нам и нужна группа поддержки. А кроме того, кому-то надо Фолькенеца тащить. Он же начнет сопротивляться, как буйвол.
Все усмехнулись. Федор Михайлович обратился к Тоне:
- Чем тебя обеспокоил Петреску? Ты ему поверила?
- Не знаю. Но, по-моему, ему что-то действительно известно.
- И ты хочешь сказать, что я должен отказаться от совместной с Коротковым операции?
- Федор Михайлович, вы опытнее меня, решайте. Я вам все сказала…
- Нет, подожди! Давай вместе спокойно все рассудим. - Он медленно опустился на мешок с картошкой. - Самое главное звено - это Штуммер, верно? Верно! Штуммер знает, когда группа Короткова выйдет на операцию. Это первый минус. Второй минус состоит в том, что мы не знаем, кто такой Луговой. А теперь рассмотрим плюсы… Нам известно, что Коротков предатель… Мы знаем его замысел, и я уже предупредил командира отряда в катакомбах. Мы сможем внезапным ударом уничтожить и Короткова и его людей. И, наконец, сто пленных будут спасены. Если же их не пустить в катакомбы, несчастных в тот же день расстреляют.
- Но это же слишком большой риск…
- Риск, конечно, есть, но если всего бояться, то можно всю войну солеными огурцами проторговать… Нет, всей группой я, конечно, рисковать не стану. Возьму с собой пятерых боевых хлопцев.
- Когда намечен выход?
- Начиная с пяти вечера по одному будем выбираться из города к месту сбора.
- Ну, а если вас обнаружат?
- Будем драться. На всякий случай за себя я оставляю Бирюкова. Вы о нем знаете. Он в порту действует. Если со мной что случится, выходите на связь с ним. А останусь живым, завтра утром ждите меня на Пересыпи. Ну, присядем, что ль, по русскому обычаю. Путь у меня и близкий, но и дальний!
Присели, с минутку помолчали. Потом Федор Михаилович по очереди обнял их, поцеловал.
- Ну, дети, живите в мире… Если не вернусь, ты, Егоров, бросай лавку, черт с ней…
Он ушел, прикрыв за собой дверь кладовки. Слабо звякнул колокольчик, и все стихло.
- Когда отсюда уйдем? - спросила Тоня.
- К вечеру. Из Люстдорфа сразу же отправлюсь к радистке. Свяжусь с Савицким. И все решится окончательно.
До встречи с Тюллером оставалось не больше часа. Приходили покупатели, и Егоров неторопливо взвешивал яблоки, капусту и зеленый лук.
Тоня сидела в кладовке и прислушивалась к разговорам, которые вел Егоров с покупателями. Нет, даже не прислушивалась. Просто глядела перед собой, ни о чем не думая. А где-то в глубине души нарастало тревожное предчувствие недоброго. Что знает Петреску?.. Что-то он несомненно знает!
Резко звякнул колокольчик.
- Килограмм ранета! - услышала Тоня мужской голос.
- Одну минутку, господин! Мадам, с вас три марки…
Шелестела бумага. Очевидно, Егоров заворачивал покупку. Снова колокольчик, и Тоня услышала сдавленный от волнения голос Егорова.
- Что случилось?
Тоня вышла в лавку. Там, привалившись к стойке и устало облизывая сухие губы, стоял Дьяченко; правой рукой он придерживал брезентовый вещевой мешок, по-видимому довольно увесистый.
- Дайте глоток воды!
Пока Дьяченко пил из жестяной кружки, Тоня и Егоров тревожно выжидали. Наконец он напился и стукнул кружкой о прилавок.
- Что случилось, спрашиваете? А то, что разобрался я наконец с Камышинским! Всех вас Штуммер обвел вокруг пальца, вот что!
- Как это? - Тоня смотрела на потное лицо Дьяченко. - Не слишком ли много ты на себя берешь, Дьяченко?
- Не слишком много! Не слишком! - Он вновь придвинул к себе кружку, заглянул в нее, словно опять изнывая от жажды. - Камышинского, если хотите знать, вовсе и не выпустили.
- А как же он тогда оказался в Люстдорфе? - удивленно спросил Егоров.
- В том-то и дело, дорогие детки, что его передали с рук на руки. Есть у нас Гаврилюк, он в тюрьме дежурил как раз в тот день, когда Камышинского освобождали. Он мне и рассказал, что был получен приказ выпустить Камышинского лишь после того, как к начальнику караула явится человек.
- Ну и что? - Тоня иронически усмехнулась.
- Никакого письменного распоряжения и в помине не было! Понятно? Просто боялись, что Камышинский сбежит. Ищи его тогда!.. Вот его и повели от самой тюрьмы… А где-то в центре города уже зацепили накрепко…
- Эх, Дьяченко! - воскликнула Тоня. - Опоздал ты со своими рассказами! Камышинского на моих глазах убили. И знаешь кто? Коротков!
- То есть как? Коротков, выходит дело, предатель?
Егоров усмехнулся:
- Стопроцентный агент гестапо! И мы это тебе как полицаю сообщаем, официально.
- Ну, дела!.. - проговорил Дьяченко. - Вы знаете больше, чем мы в полиции… Вот что, ребята! Треба изготовить небольшую машинку. Есть возможность подорвать гестапо.
- Ты что, с ума сошел? - Егоров постукал пальцем по потному лбу Дьяченко. - Ты нам своей затеей все дело угробишь! Если гестапо взорвется, то и помолвка Фолькенеца полетит к черту! Брось эту авантюру!
Дьяченко снова приложился к кружке, а затем с сердцем бросил ее о прилавок.
- Не ломай кружки! - сказала Тоня.
- Да как же вы не понимаете? Это дело не менее серьезное, чем помолвка, - взорвался Дьяченко. - Я уже три раза конвоировал туда арестованных и высмотрел местечко в подвале, где паровое отопление. И доступ туда у меня есть. Чего молчите? - Дьяченко усмехнулся. - Когда, говорите, помолвка?
- Завтра.
- Ну, так гестапо взорвется послезавтра утром! Это вас, надеюсь, устраивает?
Егоров и Тоня ничего не ответили - они видели, что теперь уже Дьяченко никто и ничто не остановит.
- А где хозяин лавки? - по-деловому осведомился он.
- Пошел на встречу с Коротковым, - ответил Егоров. - Сегодня назначена совместная операция. На товарной станции будут освобождать пленных…
- Мама дорогая! Теперь понятно, почему с утра пленных отправили на работу! А нас предупредили, чтобы их не очень удерживали, если начнется заваруха. Двух-трех для порядка убить, а остальных не трогать.
- Скажи, а к той группе, которую ты привез с аэродрома, кого-нибудь добавляли? - спросила Тоня.
- Трудно понять, - сказал Дьяченко. - В лицо всех разве запомнишь! Но зачем же все-таки вам нужно было варить эту кашу, если известно, что Коротков предатель?
- Его скоро не будет, - сказал Егоров.
- Ах, вот как! Ну-ну…
Егоров обернулся к затихшей Тоне:
- Завтра ровно в восемь утра придешь к входу в Александровский сад. Я сообщу тебе окончательное решение Савицкого.
Он скрылся в подсобке, а вернулся с двумя вальтерами. Один сунул себе в карман, другой протянул Тоне.
- Заряжен!
Уголки ее рта дрогнули, она молча взяла револьвер и спрятала его в карман пальто.
Егоров и Дьяченко, заперев лавку "на переучет", еще долго возились с каким-то небольшим фанерным ящиком из-под турецкого инжира.
- Теперь турецкий инжир будет с начинкой. - Дьяченко быстро развязал вещевой мешок и осторожно извлек из него две желтоватые шашки тола. - Прекрасно! А сюда поставим взрыватель… Эй, Егоров! - крикнул Дьяченко в подсобку. - Мыло найдется?
- Найдется, - отозвался Егоров. - Зачем оно тебе?
Тоня подошла поближе. Впервые она видела самодельную мину замедленного действия. Очевидно, Дьяченко действительно научился этому искусству.
Дьяченко ткнул пальцем в неширокую щель:
- Вот видишь, справа - взрыватель. Слева - боек на пружине. А между ними - паз для прокладки. Сюда можно заложить кусок сахара рафинада, да он слишком слаб. А мне нужно обеспечить замедление на несколько часов… Пластинка мыла как раз подойдет. Когда буду устанавливать, налью в паз воды, постепенно мыло разрыхлится, боек под напором пружины ее и пронзит. Хлоп по пистону! Здравствуй, моя тетя, и прощай… Понятно? Тогда помоги найти в этом ковчеге доску для крышки.
Они стали копаться под прилавком в поисках подходящей доски. В это время Егоров торопливо вышел из подсобки и заглянул в ящик.
- Нужно мыло? - переспросил он.
- Да, совсем маленькую пластиночку, - ответил Дьяченко из-под прилавка.
- Сейчас! - Егоров покопался в углу стеллажа, вытащил большой кусок мыла, быстро отрезал узкую пластинку и осторожно вмял ее в паз. - Смотри не надорвись, Дьяченко. Ящик-то велик!
Дьяченко вылез из-под прилавка красный от натуги.
- Куда вы все крышки подевали?
- Нашла! - Тоня разыскала наконец среди каких-то мешков кусок фанеры.
Дьяченко тут же схватил, примерил и даже крякнул от удовольствия.
- Ай да турки! Тара у них что надо! А ты, Егоров, молодец - сообразил, куда мыло засунуть.
- Быстрее, Дьяченко, быстрее! Некогда! Мне надо уходить.
Дьяченко торопливо набросал поверх тола инжир и осторожно прижал крышкой.
- Братцы, молитесь, чтобы я нигде не споткнулся.
- Смотри под ноги, - сказал Егоров, вынимая из кармана ключ. - А куда ты идешь?
- На Французский бульвар! - Дьяченко осторожно поднял ящик. - Так и норовит, собака, грохнуться… Ну, ребята, прощевайте!.. Гестапо взлетит, когда я буду на задании. Останусь жив - встретимся!
- Дай я тебя поцелую, Дьяченко! Не сердись на меня. - И Тоня внезапно поцеловала его в полную, лоснящуюся от пота щеку.
Дьяченко покачнулся и чуть снова не уронил ящик.
- Черт побери! Еще один такой поцелуй - и мы все трое вознесемся в рай!
- Слушайте, вы! - строго сказал Егоров. - К лавке и близко не подходите!.. Возможно, уже установлено наблюдение.
По лицу Дьяченко поползли красные пятна, он подкрался к окну и долго вглядывался в каждого прохожего.
- Д-да, - пробормотал он, - с этим ящичком можно засыпаться.
- Пойдешь через кладовку во двор и сквозь щель в заборе проберешься на другую улицу.
- Так они же видели, что я сюда вошел!
- Решат, что проглядели.
- А как же я? - спросила Тоня.
- Уйдешь, как пришла. Вот, забирай кулек с яблоками… Я с этой минуты перехожу на нелегальное положение.
- Где же ты будешь ночевать? - вырвалось у Тони. - На Пересыпи показываться нельзя!..
- Где-нибудь переночую. Надо еще предупредить Бирюкова. Прямо голова идет кругом. Ну, Тоня, выходи первая.
Стукнула откинутая щеколда. Тоня вынула из кулька яблоко, откусила и неожиданно улыбнулась:
- До свиданья, Геня! Смотри не опаздывай!.. - и неторопливо вышла, спокойно прикрыв за собой дверь.
Печально звякнул колокольчик. Егоров напряженным взглядом посмотрел ей вслед. На середине тротуара она остановилась, словно раздумывая, в какую сторону пойти, а потом неторопливо свернула влево, к Приморскому бульвару.
- Ну и стальная у нее воля! - сказал Дьяченко. - А ведь еще недавно была совсем жалкенькой девчонкой! - Он положил ящик на прилавок, вытащил папиросы, но тут же сообразил, что зажигать спичку рядом с толом, пожалуй, опасно. - Нужна моя помощь?
- Нет! У тебя свое задание, у нас - свое! Ты и так нам многим помог.
- Наконец-то услышал о себе доброе слово!
- Ты здесь не такая зануда, как в разведотделе.
- Иди ты к черту, Егоров! Просто мы стали лучше понимать друг друга.
- Не мы, а ты, Дьяченко! Ну ладно, чего копаться в прошлом. Уходи!..
Дьяченко бережно прижал к себе ящик и пошел вслед за Егоровым в кладовку.
Егоров приоткрыл дверь, выглянул во двор. В дальнем углу играли дети, а на балконе старуха развешивала на веревке выстиранные простыни.
- Щель в левом углу!
Дьяченко постоял мгновение, а затем стремительно, словно в атаку, рванулся вперед мимо Егорова.
Старуха удивленно перегнулась через перила, наблюдая, как плотный полицейский с усилием протискивается в отверстие между досками забора. Впрочем, она уже привыкла к тому, что для полицейских вообще не существует запретных дорог. Если представитель власти избрал этот странный путь, значит, в соседнем дворе кому-то непоздоровится.
На всякий случай она решила поскорее убраться с балкона, чтобы ничего не видеть и ничего не знать.
Егоров мгновенно оценил ее тактичность.
Глава пятнадцатая
Почему Штуммер ее не беспокоит? Вот уже пять часов она сидит в одиночестве, ожидая резкого стука в дверь.
И вот он раздался.
Она сунула руку в карман и только сейчас поняла, что, вернувшись домой, так и не снимала пальто. Если это гестаповцы, она будет стрелять. Решив так, Тоня словно перешагнула какую-то невидимую узкую грань между жизнью и смертью.
- Кто там?
Чьи-то кулаки продолжали барабанить, и потому на лестничной площадке никто не услышал ее голоса.
- Кого надо? - переспросила она.
За дверью зашаркали сапоги.
- Тонечка! Открой! Я на минутку!..
Петреску! Один или нет?
Она сунула в карман руку, сжала в ладони пистолет и, повернув ключ, отпрянула в глубину темной прихожей.
Петреску стоял на пороге с большим пакетом в руках.
- Не очень-то любезно ты встречаешь гостя, который принес тебе платье для торжественного вечера!
Он шумно прошел мимо нее в комнату и остановился у стола, ожидая бурного восторга - платье было действительно неслыханно красивым!
- Французское! - сообщил Леон. - Самое наимоднейшее! Фолькенец будет счастлив, что у его невесты такая нарядная подружка. - Он посмотрел на безучастную к роскошной обновке Тоню и удивленно вскинул брови.
- Ты собралась уходить? Или только что пришла? Разве у тебя появился ночной пропуск?
- Нет, просто в комнате немного прохладно, я озябла.
- Не простудилась ли? Смотри не вздумай заболеть! Мне пришлось выдержать за тебя отчаянный бой с невестой. Я-то думал, что в ресторане вы подружились, она почему-то говорит о тебе с раздражением. Ты чем-нибудь ее обидела?
- Странно! У нас был ничего не значащий разговор, мы хохотали над разными пустяками.
- Просто есть женщины, которые не любят других женщин, особенно молоденьких и хорошеньких. А ты в тот вечер была прелесть как мила! В общем, неважно. Я решительно заявил, что без тебя не приду на помолвку. И она дала согласие.
- Совершенно напрасно, Леон. Не особенно-то приятно веселиться там, где ты кому-то неприятен. Я, пожалуй, не пойду.
Леон в ответ лишь взмахнул воздушным платьем, словно парусом. Она видела такие платья лишь на обложках модных журналов. Ажурное, легкое, оно казалось сотканным из морской пены. Длинная юбка искрилась блестками. Нет, не то что надеть, но даже и дотронуться до такого платья ей казалось невозможным.
- В этом платье тебя приняли бы даже при дворе короля Михая! - Леон приложил его к плечам Тони. - Прелестно!
- А где ты его раздобыл?
- О, не спрашивай. Это целая история!..
- Я не видела таких в магазинах.
- Еще бы! Это же брюссельские кружева!
- Настоящие? Не подделка? - зачем-то спросила Тоня.
- Ты ничего не понимаешь! - вскипел Петреску.
- Ладно, не обижайся, - сказала она. - Лучше скажи, как оно к тебе попало.
- Какое это имеет значение?
- Имеет. Я не хочу носить чужие платья!
Петреску побледнел от обиды.
- Если бы ты не была женщиной, я бы тебя ударил! Это платье было недавно прислано жене генерала Монолеску, начальника штаба армии, и я получил его в благодарность за одну важную услугу.
- Какую же именно? - дерзко спросила Тоня.