- Да, храм солнечный, - улыбнулся Касаткин, вспоминая. - Помню, как первый раз пришел на службу в собор с полком. Мое место было в пределе Марии Магдалины, и служба как раз на день ее памяти пришлась… И вот какая конфузия случилась… Солнечно, все в храме блестит и от икон отражается, даже когда в императорских покоях караул нес - и то так солнечно не было… И вот все солнечные зайчики словно решили на мне попрыгать. От барельефа, что Скрижали Завета изображает, прямо на меня свет падает - там же большая поверхность, гладкая, почти как зеркало…. А от латунной задвижки дымохода, что на втором ярусе, такой свет отражается, словно я под прожектором стою… По окончании службы ко мне священник подходит и грозно так спрашивает: "Ты почто, служивый, мне два часа рожи корчил?! Или тебя от молитв корежит?! Что б я этого больше не видел!"… И смех и грех…
В дверь заглянула перепуганная свечница:
- Отец Сергий! Там опять хулиганы в соборе! Бесчинствуют… Прихожан задирают… Комсомольцы, наверное…
- Пойду, гляну, - грузно поднялся протодиакон. - Ты, Дмитрий Ляксандрыч, лучше здесь оставайся… Ни к чему тебе лишний раз… Да и выглядишь ты что-то… не очень…
Касаткин пару минут колебался, но все же последовал за священнослужителем.
И как раз успел застать начало провокации. Один из троих безобразничавших в храме мужиков, повернувшись на замечание отца Сергия, с размаху залепил протодьякону пощечину.
Отец Сергий аж губы закусил от обиды, но сдержался.
- Это за что мне? - спросил.
- Хочу посмотреть, как ты теорию в жизнь воплощаешь, - нагло улыбнулся мужик. - В Писании сказано: "ударили по правой щеке, обрати и другую".
Опешившие поначалу от такого бесчинства прихожане начали окружать обидчиков с видом отнюдь не "всепрощающим", но тут протодиакон мощной затрещиной, опрокинул наглеца навзничь.
- А еще там сказано: "Какой мерой мерите, такой и вам отмерено будет", - ровным голосом пояснил отец Сергий. - Евангелие от Матфея.
-Отец Сергий! - окликнул его вбежавший в храм настоятель. - Вы что делаете?!
- Писание толкую, - кротко ответил протодьякон. - Мог бы с историческими примерами и богословскими подробностями, но… так доходчивее.
В собор уже входили чекисты, словно только и ждавшие этого инцидента. К удивлению собравшихся, задерживать никого не стали, только переписали имена участников конфликта и нескольких свидетелей, после чего удалились. С ними ушли и зачинщики скандала.
Настоятель, который взглядом уже не только отчитал, но практически отпел, непокорного протодьякона, сделал к нему шаг:
- Вот что, отец Сергий…
- Простите, отче… Просто я его знаю… Это Мордехай Симонюк… правда, теперь он зовется "товарищ Гурин" … Чекист… Я его еще пацаненком знал, он в соседнем дворе жил…Если б я ему… не отвесил, то прихожане бы их помяли, а ведь это явная провокация была… Они бы так и так своего добились: иконы бы крушить стали, или еще чего… Вопрос лишь в том, кого за это на Литейный потащат: меня или прихожан… Вот я и выбрал… Если б прихожане вступились это можно было бы трактовать почти как бунт, а так всего один дурак-протодьякон в ответе…
Настоятель вздохнул и немного поник. Касаткин давно заметил эту интересную особенность: в обычной жизни настоятель был добр, улыбчив, очень внимателен, и внешне походил на убеленного сединами ученого или доктора, но выходя в богослужебном одеянии, преображался неузнаваемо: был торжественно-строг и величественен. Касаткин невольно сравнивал его с Александром Суворовым: фельдмаршал тоже в обыденной жизни был добродушен и прост, но когда доходило до дел ратных… И судя по тому, как погрустнел настоятель, Касаткин понял, что "атака на крепость" мятежного протодьякона - отложена…
- Отец Сергий, - сказал настоятель. - Соберите приходской совет через полчаса…
…Выслушав рассказ о происшествии, члены совета помрачнели. Не надо было быть семи пядей во лбу, что бы догадаться: чекисты устроили провокацию и ее последствия могли помешать подготовке к празднику Рождества.
- Вы уж простите меня, Христа ради, - тихо сказал протодьякон.
- Да вы - то здесь при чем, - отмахнулась казначей собора Елена Александровна. - Они бы погром устроили, но своего добились… Когда Иоанна Кронштадтского такие же паскудники по щеке ударили, он кротко стерпел… Но если б такая же ситуация была… Кто знает… Характером-то проповедник бывал весьма резок, благо что терпелив…
Члены приходского совета невольно заулыбались. У Елены Александровны уже имелся опыт борьбы с чекистскими провокациями. Но тогда окончилось все курьезом… Точно рассчитав, что в таком огромном соборе, да еще во время ремонта, бухгалтерия - лакомый кусок для хитроумных трактовок, чекисты решили нанести удар именно в этом направлении. Беда была лишь в том, что интеллигенцию большевики давно пересажали, а уж про первоклассных специалистах в столь сложных областях, как бухгалтерские аудиты, и говорить не приходилось. Помог лично Секретарь Ленинградского обкома и горкома товарищ Жданов. Был он сыном инспектора народных училищ и внуком ректора Московской Духовной семинарии, считаясь "революционно- демократическим интеллигентом", а потому среди его родственников и знакомых все же нашелся один весьма заслуженный профессор математики. Был он стар, мудр и дал согласие помочь только после некоторого давления на его семью. Прибыл в собор в сопровождении двух чекистов и направился в кабинет казначея. Елена Александровна была женой священника, высланного за пределы Ленинграда, и лишенного всяческих средств к существованию, а потому любила чекистов куда меньше любой аудиторской проверки. А уж если эти два "счастья" прибыли в ее кабинет одновременно… В общем, чекисты принялись раскладывать на столе какие - то санкции и предписания, а профессор, достав пенсне, углубился в изучение небольшого плаката над рабочим столом, гласившего: "Если результат не зависит от способов решения - это математика. Если зависит - бухгалтерия. Поэтому бухгалтерия - триумф разума над математикой!" …
Один из чекистов, начал было с формального:
- Вы - казначей Троицкого собора, Андреева Елена Александровна?
Елена Александровна неторопливо заперла сейф, демонстративно спрятала ключ куда-то в глубины платья, подошла в плотную к растерянно замолчавшему следователю и заявив:
- А вот это тоже еще надо доказать! А я пока в храм… служба, знаете ли, начинается, - и величественно удалилась.
Профессор задумчиво посмотрел ей вслед, еще раз перечитал плакат, и решительно взяв порывающихся броситься за казначеем чекистов под локти, вывел их из собора, благо родственник Жданова мог позволить себе такую роскошь. Что было в его отчете о не состоявшейся "карательной экспедиции", мы уже никогда не узнаем, но в бухгалтерию чекисты больше не совались…
- Ладно, вздохнул настоятель. - На все воля Божия… Елена Александровна, что у нас с подготовкой к Рождеству?
- Свечи и просфоры на епархиальном складе я заказала. С елками сложнее… Есть одна возможность, но… Дмитрий Александрович, что с вами?!
Сквозь тянущий его куда-то в сторону липкий туман, Касаткин успел расслышать: "К врачу его надо! Срочно!", и хотел было возразить, что нет нужды, что это не впервой и он отлежится, а перед праздником каждая пара рук дорога, но… Сознание милосердно покинуло его, хотя бы на время освобождая от боли…
… Его приютил у себя на квартире прихожанин собора хирург Красницкий, бывший участник "Пироговских съездов", не принявших Октябрьский переворот, а потому попавших под репрессии. Врачу столь высокой квалификации сделали исключение, оставив жить и работать в Ленинграде (хотя в картотеке на Литейном он и числился в "неблагонадежных"). Он ухаживал за умирающим, не имея никакой надежды. Однако странный "измайловец" и в этот раз оказался крепче смерти. Касаткин пришел в себя в самый канун Рождества. Очнувшись в пустой квартире (хирурга срочно вызвали в больницу - кому-то из высокопоставленных начальников требовалась операция), он, невзирая на слабость оделся, и направился в собор. Шел медленно, почасту останавливаясь и отдыхая. К счастью, хирург жил недалеко от собора, иначе это безумство могло закончиться для штабс-капитана, едва начавшись. На него никто не обращал внимания: кутаясь в пальто и шубы, люди привычно торопились по своим делам. Собор напугал его темнотой в окнах. В хорошую погоду собор был виден за 20 километров, а теперь едва проступал в сгущающихся сумерках. Касаткин как-то пытался разгадать замысел Стасова: зачем над куполами собора он поместил маленькие башенки с выходящими на четыре стороны света окнами - гений архитектуры никогда ничего не делал просто так, но не сумел найти ответа. Как-то раз он даже забрался туда, но если в четырех башнях куполов были хоть и небольшие, но все же свободные помещения, то в пятой, основной, находились крепления для венчающего собор креста, и поместить в ней что либо было попросту невозможно. Касаткин тогда прикинул, что если на башне центрального купола зажечь лампу, то она будет видна даже далеко за пределами города. Но Стасов уже давно не мог не подтвердить, ни опровергнуть его догадку…
Возле паперти столпились встревоженные старухи. Касаткин слышал отрывистое: "запретили", "не откроют", "специально под Рождество", "священников жалко", и уже догадывался что ему предстоит увидеть.
Открыв своими ключами дверь черного хода, Касаткин вошел в собор. Шаги гулко раздавались в тишине.
- Дмитрий Александрович, - тихо окликнули его. Из-за колоны вышел диакон Сергий- "младший".
- Не чаял вас увидеть, - признался он. - Как вы?
- Я, как видите, здесь… Что случилось?
- Открыли дело по "антисоветской деятельности в Троицком соборе". Арестовали священников, членов "двадцатки", несколько прихожан. Были обыски… Настоятель успел меня предупредить - послал какого-то мальчишку…Просил кое что сделать и уезжать… Вот…
Диакон протянул Касаткину вещмешок.
- Это все, что удалось в свое время спасти из музея собора. Напрестольный крест, с которым священник вел за собой солдат, тот самый, прострелянный, несколько орденов, крест за Бородинское сражение, несколько фотографий… Просил спрятать для потомков… Каких потомков? - голос дьякона дрогнул. - Чьих? Надо ли им это будет? Поймут ли вообще…
- Что со священниками - узнавали?
Диакон молчал, глядя в сторону.
- Да не тяните же, отец Сергий!
- Я пытался через прихожан… Членов "двадцатки", вроде, планируют выселить в Казахстан А священников…Есть у этих нелюдей привычка расстреливать священников в большие праздники…Что б больней было, злобней… У них ведь все давно готово было, "следствие" - лишь формальность… А это значит, что…
- Сегодня, - догадался Касаткин.
- Да. Я поэтому сегодня в собор и пришел… Помолиться…
- И… где?
- Не знаю… Да и к чему это знание? Вы же не собираетесь угнать броневик и освободить их… Это невозможно… Летом расстреливали на полигоне в Левашово. Сейчас зима… Зимой они, что б землю не копать, выводят приговоренных на лед Финского залива, и… Помните, до революции рядом с нами красивейший храм был - святого Андрея Критского? Там был чудесный настоятель, друг Иоанна Кронштадтского - отец Философ Орнатский, позже - настоятель Казанского собора… Расстреляли на дамбе вместе с сыновьями, тела сбросили в воду… Настоятеля Адмиралтейского собора отца Алексей Ставровского расстреляли на льду залива и так же сбросили в воду… Говорят, в Москве тоже начались большие "чистки" … Страна впала в безумие… Я попытаюсь уехать… Туда, где еще можно служить Богу… Как думаете: что делать с этим? - указал он на вещмешок. - Взять с собой я не могу, а здесь они все перевернут в поисках "сокровищ" … А какие "сокровища" - все давно конфисковано…
- Значит надо спрятать так, что б даже они не нашли, - сказал Касаткин. - Есть у меня одна идея, но нужна ваша помощь… Я неважно себя чувствую, одному не справиться…
- Все что угодно, - заверил дьякон.
Они спустились в подвал, где в подсобных помещениях хранились материалы для ремонта, замесили в ведре цементный раствор, сложили в мешок с десяток кирпичей, прихватили баночку "английских" белил, мастерок, кисть…
- Несите все это за мной, - сказал Касаткин.
- И куда?
- Над приходом Марии Магдалины есть отверстие дымохода, там большая ниша, места хватит. Снимем заслонку и заложим кирпичами. После побелки не найдут, хоть ломом простукивать будут.
- Почему именно там? Дымоходы везде есть…
- Надо же не только спрятать, но и потомкам место указать… Есть у меня одна идея… Не зря же я состоял в комитете "Измайловского досуга", мои стихи ведущие поэты Петербурга хвалили… Оставим намек, что б сведущий человек смог найти и через сто и через двести лет… Если они собор не взорвут… Но тут уж мы бессильны… Мы же сделаем все, что можем, а там - как Бог даст… Только записать не на чем…
- А вот, на фотокарточке и запишите, - нашелся отец Сергий. - Это фото одного из настоятелей собора… Пусть он и хранит подсказку…
- Хорошая идея, - согласился Касаткин. - Дайте мне пару минут…
Некоторое время он стоял молча, формулируя и рифмуя мысль, затем быстро и без помарок набросал на обратной стороне карточки четыре строчки.
- И что это значит? - сказал диакон, прочитав.
- Вот в дороге голову и поломаете, - улыбнулся штабс-капитан. - Вам проще, вы знаете где тайник, поэтому быстро сообразите, а вот постороннему человеку, плохо знающему собор, придется трудно… Не потеряйте фото… Мало ли что…А теперь - за работу…
…Закончив, они простились.
- Куда вы теперь? - спросил Касаткин.
- Не знаю… Туда, где можно служить Богу…Попытаюсь перейти по льду Финский залив… Регент Финляндии Маннергейм - бывший русский офицер, принимает беженцев… Если дойду… Буду молиться за вас…
- Спасибо, батюшка. Удачи вам.
- И вас - храни Бог…
Диакон еще раз окинул взглядом собор, перекрестился и вышел.
(Молодой и сильный, он сумеет обмануть чекистов и добраться до Финляндии… Через три года будет рукоположен в сан священнослужителя… И еще через четыре года арестован "СМЕРШом" под Выборгом во время службы, когда советские войска войдут в город. Чудом выжив в лагерях, будет принят в Троицко-Сергиевой лавре, где и окончит свои дни, окруженный братьями, в мире и уважении… Предчувствуя смерть, он найдет способ передать бережно хранимую фотографию с посланием в Троицкий собор, выполнив обещание данное много лет назад…)
Дмитрий Александрович вынул часы, откинул крышку и посмотрел на стрелки. Приближалась полночь. Он вновь спустился в подвал, отыскивая в многочисленных комнатах фонарь, открыл дверь на винтовую лестницу, ведущую на купола и стал подниматься. Идти ему было тяжело. Он часто опускался на ступеньки передохнуть. Злился, коря себя за слабость, поднимался и снова шел…
- Догоню, - твердил он непонятное. - Все равно догоню… Успею…
Пот заливал лицо, в висках стучало, в голове нарастал гул. До башни главного купола, куда он стремился, оставалось метров пятьдесят… Еще два, ну три мучительных перехода, и он зажжет фонарь, который будет виден далеко за пределами города… Он сделал еще шаг и тяжело рухнул навзничь, прижимая к груди заветный фонарь…
Шофер остановил хлебный фургон, переоборудованный под "автозак" и сообщил:
- Дальше не проедем. Сами видите.
- Дойдем, - весело сказал товарищ Гурин. - Не в первый раз. Семенов, открывай дверь, выводи осужденных.
Чекист снял навесной замок с двери и скомандовал:
- На выход!
Окоченевшие священники с трудом выбрались из промерзшего грузовика. Из машины сопровождения вышел отряд одетых в тулупы чекистов. Было заметно, что все уже изрядно пьяны, но время от времени все равно прикладывались к фляжкам. В последние месяцы работы палачам прибавилось: приходилось расстреливать по сто человек в день. Один из чекистов достал из машины канистру с одеколоном - запах крови и пороха шел от них такой, что по воспоминаниям одного из них "даже собаки от нас шарахались, а если и лаяли, то - издалека".
Священникам связали руки за спиной проволокой, последовала команда: "Вперед!".
Первым шел настоятель, за ним протодиакон Крестовский, три священника собора и псаломщик. Небо было затянуто тучами, дул леденящий морской ветер, громко хрустел под ногами снег… И тут протодиакон запел. Пел он тропарь Рождеству с некоторым усилием - у него были разбиты губы и выбит зуб, но пел он громко и радостно.
- Молчать! - крикнул сзади Гурин. - Молчать, а не то…
- А то что? - прервался на минуту отец Сергий. - Что ты теперь-то со мной сделаешь?
- Умереть по разному можно, - сказал чекист. - Ох как "по разному" …
- Значит, страстотерпцем буду! - отрезал протодиакон, но после секундного раздумья, поправился. - Хотя нет… Раз ты здесь, то - мучеником…
- А в чем разница? - полюбопытствовал Гурин.
- Да в том, что мученикам приходится помирать в окружении таких козлищ, как ты! - отчеканил протодьякон.
- Отец Сергий! - окликнул настоятель.
- А я чё? Я ему Писание растолковываю…
- Я не про то, - строго сказал настоятель. - Ты не отвлекайся. Пой.
Протодьякон продолжил, а чекист лишь сплюнул и решил потерпеть, благо оставалось недолго.
У слегка подмерзшей проруби остановились. Один из чекистов привычными ударами прорубил тонкий лед.
Священников выстроили в ряд. Настоятель, с плотно сжатыми губами, смотрел куда-то в темное небо. Гурин проследил за его взглядом.
- А! - догадался чекист. - Рождественскую звезду ждешь? Извини, папаша - не судьба… Сказки кончились. Собор ты тоже зря ремонтировал - закроем.
- Когда-нибудь откроют, - сказал настоятель.
- Взорвем!
- Отстроят…
- Да некому отстраивать-то будет. Через пятилетку-другую в России верующих не останется. Ни одного!
- Будут, - уверенно сказал настоятель, все еще глядя куда-то вверх.
- Не будет сегодня звезд, - заверил Гурин. - Не судьба! Твой Бог даже над погодой не властен…
- Обернись.
…Над окутанным мраком городом ярко горела звезда…
Рука Гурина невольно поползла к кобуре.
- Ты в нее и впрямь стрелять собрался? - улыбнулся отец Варфоломей. Покрытые инеем и снегом священники улыбались белыми губами.
Гурин опомнился, скомандовал одному из бойцов:
- Это в соборе! Кто-то из недобитков… Взять машину! Привезти сюда! Быстро! А вы что радуетесь?! - повернулся он к священникам. - Это - не звезда!
- Это - звезда, - твердо сказал настоятель. - Уж вы их и закрашивали, и переворачивали, и переделывали, а все не выходит, да? А тебе такой звезды вовек не увидеть…
- Вы со своим фанатизмом совсем ума лишались, - покачал головой Гурин. - Это - свет на башне!..
Настоятель улыбался и смотрел вверх. Падающий снег покрывал его седые волосы.
- Это свет на башне! - крикнул Гурин. - Просто свет!.. Да что я с вами вообще разговариваю?!… Взвод! Слушай мою команду! Становись… Готовсь… Целься… По чужому и вредному для нашей власти элементу… Огонь!..