ГЛАВА 9
БАЗА ОТДЫХА
Николай ехал домой в совершенно угнетенном расположении духа. Теперь у него отпали все сомнения в том, что Ксения и Федотов не просто знали друг друга, но знали давно, скорее всего, еще по Ленинграду. Но каковы были их отношения? Что их связывало? Сокровища Дацана Гунзэчойнэй? Но на кой черт они были ей нужны? У Ксении у самой денег куры не клюют. Да и существуют ли они вообще, эти сокровища, не плод ли это больного воображения Дагбаева? Может, тогда - любовная связь? Старика и молодой девушки? Но это, по крайней мере, смешно! Хотя… чего в жизни не случается? Нет, в это поверить было бы трудно и больно. Но тогда что? Николай терялся в догадках. Возможно, что-то прояснится после поездки на базу "Работник социалистической культуры".
Было около двух часов дня, когда такси высадило Николая у самого подъезда его дома. Николай поднялся к себе в квартиру, открыл бар и перебрал несколько бутылок спиртного, остановился на плоской фляжке коньяка "Курвуазье", положил ее во внутренний карман пиджака и, не задерживаясь более, тут же спустился вниз. Там он пересел в свой, припаркованный тут же у дома, "ЗиМ-12" и поехал на автовокзал.
"ЗиМу" этому было уже около тридцати лет, и среди нынешних машин он выглядел допотопным неуклюжим монстром, хотя и весьма уважаемым. Конечно, со своими средствам и связями Николай мог бы купить себе новую "жульку" или "волжанку", или даже иномарку, причем, безо всякого многолетнего стояния в очередях, каковые тогда были за автомобилями. Но Николай любил свою машину, следил за ней, и она до сих пор была в отличном техническом состоянии. К тому же она была ему дорога и как память.
Этот "ЗиМ" подарил ему сам маршал авиации Александр Иванович Покрышкин - трижды Герой Советского Союза! Случилось это полтора десятилетия назад в Москве, когда Николай выиграл звание абсолютного чемпиона Советского Союза по боксу. Тогда к нему в раздевалку зашел с поздравлениями знаменитый земляк и вручил ключи от своей личной машины. И до сих пор, бывало, маршал звонит в Новосибирск, интересуется делами, удивляется и радуется, что старикан-"ЗиМ", такой же старый пень, как и сам маршал, до сих пор верно служит своему новому хозяину.
Четыре таких лимузина Николай видел еще в детстве в нынешнем доме актера, где в ранешние времена размещался автомагазин. В те годы за "Москвичами" и "Победами" стояли дикие очереди, а "ЗиМы" стояли свободно, никто их не брал. И не потому, что они стоили сумасшедшие деньги - в два раза больше чем "Победа" и в три раз больше, чем "Москвич", а именно - сорок тысяч рублей - средняя зарплата советского человека за шесть-семь лет упорного труда. А по иной причине: такую машину мог себе позволить взять только заслуженный, уважаемый человек - академик, министр или выдающийся артист, вроде Клавдии Шульженко. А любой, выпадающий из этого ранга, например, зав овощной базы - не мог. Он бы сразу попал на мушку органам - откуда деньги, дорогой гражданин? Когда успели наворовать? Не пора ли посетить места не столь отдаленные?
Да, вот такие были времена и такие люди…
На автовокзале Николай просмотрел на щите маршрут автобуса, идущего до ближайшей к базе отдыха деревне Кара-Ояш, и сверил его с картой области, которая всегда лежала в бардачке машины.
Примерно через полтора часа черная машина, сверкающая глянцем и никелем, остановилась на небольшой парковке базы "Работник социалистической культуры". Из нее вышел Николай и взялся за железную ручку калитки деревянного забора, окружавшего базу отдыха. Он топтался некоторое время на месте, не решаясь войти из-за боязни, что тайна, которая может открыться ему здесь, вдребезги разобьет ему сердце. Наконец, он отворил калитку и вошел внутрь.
Здесь, среди столетних корабельных сосен, расположилось десятка два одно- и двухквартирных аккуратных щитовых домика для отдыхающих, построенные в лесу без видимого порядка, дабы не нарушить структуру самого леса и не спиливать красавец-сосен. Воздух тут был напоен хвоей, пьянящей голову, вокруг звонко щебетали птицы, порхали стрекозы и яркие бабочки. В небе сияла многоцветьем радуга, и мелкие брызги слепого дождя, серебряной пылью сыпавшиеся на плечи и голову, тут же испарялись, неся с собой отрадную прохладу в сегодняшний знойный день. Но эта картинка, как будто вернувшаяся из далекого беззаботного дачного детства, и эта нежданно-негаданно пролившаяся прохлада совсем не умиляли нашего героя - ничего этого он не замечал.
Пройдя пару сотен метров по центральной песчаной аллее, усыпанной сосновыми шишками и петляющей между домами, от которой разбегались по траве в разные стороны десятки таких же песчаных тропинок помельче, Николай подошел к дому, несколько выделяющемуся среди прочих своими габаритами и основательностью. Над крыльцом тут висела синяя стеклянная табличка, на которой было крупно золотом выведено: "Администрация" и что-то там еще более мелкими буковками.
Внутри помещения за канцелярским столом сидел мужчина средних лет, он был в домашней майке в потных разводах, плотный и крепкий, как грецкий орех. Лицо и руки его были покрыты матовым, коричневым загаром - поцелуй летнего сибирского солнца. Несмотря на открытое окно, умиротворенно жужжа, работал, стоящий на деревянном полу, вентилятор, разносивший по помещению запах вяленой рыбы, лежащей на газете перед сидельцем.
- Здравствуйте, - войдя в кабинет, сказал Николай.
- И вам будьте здоровы, - оторвавшись от амбарной книги, над которой хозяин кабинета, скорее, дремал, чем что-то там в ней вычитывал, ответил он посетителю сонным голосом.
- Мне бы начальника базы увидеть.
Мужчина откинулся на спинку стула, сонная наволочь мгновенно улетучилась с его лица, он важно раздул щеки и выпятил грудь, и теперь своим видом вполне соответствовал собственной высокой должности.
- Я заведующий. Давайте!
- Что давать?
- Путевку, что же еще?
- Извините, я по другому вопросу.
- И какому же? - взметнул вверх выгоревшие брови на низком, с залысинами, лбу начальник.
- Тут вот какое дело, - начал Николай, оценивая заведующего на предмет сговорчивости, - у вас здесь три года назад, а точнее в мае, отдыхала одна парочка - мужчина, уже в возрасте, по виду монгольского типа, и одна девушка. Довольно красивая, ее невозможно не запомнить. Вот ее фотография.
Николай достал из бумажника снимок Ксении и протянул его собеседнику.
- Да, весьма симпатичная девушка, только знаете, сколько людей проходит здесь каждый сезон? Сотни! У нас ведь и зимой люди отдыхают, а вы хотите, чтобы я вспомнил то, что было даже не в этом сезоне, а несколько лет назад. Ясно дело, я ничего не помню!
- А у вас есть что-то вроде журнала регистраций, где можно было бы посмотреть, кто тогда в мае у вас отдыхал? Я бы по фамилиям узнал.
- А вы, собственно, кто будете? Такие данные мы предоставляем только органам.
Николай полез во внутренний карман пиджака, вынул оттуда фляжку коньяка "Курвуазье" и поставил на стол.
- Может, обсудим проблему за рюмкой чая? - вкрадчиво предложил он.
Заведующий сделал судорожное глотательное движение и, облизнув губы, спросил:
- Французский?
Николай небрежно кивнул.
Собеседник энергично замотал головой:
- На работе не положено… Но я скоро закончу.
- Я не могу ждать, товарищ?…
- Зовите меня Павлом Ивановичем… Что же вы не присаживаетесь?
- Так вот, уважаемый Павел Иванович, - усевшись на стул напротив собеседника, продолжил разговор Николай, - у меня совершенно нет времени. Вы можете взять коньяк себе, потом как-нибудь выпьете.
Собеседник быстренько спрятал бутылку в стол.
- Видать, дорогущий. Небось, за чеки взяли в "Березке"? Я такой никогда не видел! - совершенно иным, угодливым тоном, проговорил Павел Иванович.
- Ну, вроде того, - уклончиво ответил Николай - этот коньяк Ксения привезла из Рима два месяца назад, когда там проводилась выставка ее картин, и он действительно стоил прилично - с месячный оклад иного директора или генерала.
- Послушайте, да я же вас знаю! Вы - Николай Север, знаменитый чемпион! - протянул к Николаю руки заведующий, словно к родному брату, которого не видел лет десять.
Николай слегка улыбнулся - несмотря на мрачное настроение, ему было приятно быть узнанным, это иногда помогало решить определенные проблемы.
- Мой сын из-за вас когда-то в бокс пошел, только ничего хорошего из этого не вышло - ему там пару раз морду начистили, он и бросил. И то дело - хоть с мозгами остался, и теперь институт кончил, а так бы…
Заведующий базой осекся, поняв, что сказал что-то не к месту, и сразу же перевел разговор в деловое русло:
- Вся наша документация за прошлые годы хранится в Областном управлении культуры, но вам там никто ее не даст. Однако лично для вас я готов съездить туда и во всем разобраться.
- Так поехали, я на машине.
Заведующий посмотрел на наручные часы.
- Сегодня не успеем, уже половина четвертого, а там до пяти работают. Да к тому же просто так к нашим бабам там не подступишься, пока лясы с ними поточишь, комплимент сделаешь, шоколадку или духи подаришь, пока искать будут - то да се. Давайте завтра с утра все сделаем.
- Нет, это поздно, в моем случае время совершенно не терпит.
Возникла тягостная, молчаливая пауза, во время которой Павел Петрович отчаянно чесал затылок, и Николай слышал, громкий, казалось, набатный, стук дятла в лесу, словно бьющий прямо ему в голову.
- А давайте, я жену кликну, она у меня тут и за повара, и прачечной заведует. Может, она что вспомнит.
Павел Петрович неуклюже поднялся со стула и подошел к открытому окну.
- Лида, Лидуся! - закричал он в окно.
Откуда-то снаружи дома послышался женский недовольный голос:
- Ну, что тебе? У меня тут тесто пухнет!
- Бросай его к чертовой матери, давай иди сюда быстрей!
- А что такое?
- Говорят, иди сюда! Дело срочное.
- Да уж иду, иду…
Николай в это время бессмысленно блуждал взглядом по кабинету, но вдруг его глаза зацепились за цветную фотографию, стоящую в рамке на столе. Там, на фоне дачных домиков в лесу, был заснят Павел Петрович среди двух женщин. Одной из них была дородная, совершенно безликая тетка, в кудряшках на крупной голове и со слоновьими ногами, а другой - хрупкая, довольно милая, чернобровая девушка, лет восемнадцати, с двумя толстыми, короткими косицами, лежащих на плечах, и обряженная в изумительное кремовое платье, совершенно не предназначенное для дачного отдыха.
Николай вздрогнул и даже привстал с места, он схватил фотографию и стал ее внимательно рассматривать. Именно в этом платье была Ксения в тот день, когда они познакомились! Спутать ни с каким другим его было невозможно, его она привезла из Парижа, и оно было не какое-нибудь там "прет о порте", а "от кутюр" фирмы Пьера Кардена. И подарил платье Ксении, вместе с точно таким же, но только розовым, в блестках, сам маэстро - тогда он купил одну из картин Ксении, а в знак признания ее таланта одарил этими эксклюзивными платьями, специально для нее пошитым и стоящих целого состояния.
Поступил он так потому, что деньги и драгоценности давать советским людям было нельзя, все равно их потом забирало государство, а взамен выдавало небольшой процент чеками. Вот и придумал такой подарок. Платья ведь не отнимешь. Ксения сама Николаю об этом рассказывала.
Потом он видел это кремовое платье на ней еще раза два, но вскоре после того, как они поженились, оно исчезло из ее гардероба. Тогда Николай не придал этому никакого значения, но теперь это стало для него важным.
- Кто эта девушка и откуда у нее это платье? - тыча пальцем на фото, взволнованно спросил он Павла Петровича, когда тот вернулся к столу.
- О, эта наша с Лидой дочка! Ветреная девчонка, я вам скажу, несчастная дуреха. Мы отослали ее учиться в Москву, чтобы вдали от нас она набралась ума, а она в этой Москве вышла замуж и показала нам нос. С тех пор мы ее как не видели! Иногда только письма соизволит писать или позвонит. А насчет платья я ничего сказать не могу, тряпки - они и есть тряпки, одним словом. Это по бабьей части, вы лучше у жены моей спросите, она лучше знает. Вот если бы Вы захотели поговорить со мной по поводу катеров или моторных лодок, тогда бы я мог с вами побеседовать с удовольствием, у меня у самого катер "Прогресс". Хотите, можем вечерком покататься по реке, рыбку половим?
- Нет, извольте…
В этот момент в кабинет, переваливаясь, вошла женщина, в белом халате, поварском колпаке, со следами муки на руках и просторная, как русское поле. Ее круглое лицо имело нездоровый цвет сырой картошки. В ней Николай узнал женщину с фотографии.
- Лидусик, - с приторной улыбкой обратился к ней Павел Петрович, - тут у нас посетитель - знаменитый боксер, Север Николай! Это из-за него когда-то наш Ванька в бокс пошел, помнишь? Надо, одним словом, помочь товарищу.
"Лидусик", которая, понятное дело, ничего такого не помнила, кивнула крупной головой, казалось, росшей прямо из плеч, так, словно хотела этим сказать, мол, мне этот драный бокс и все эти боксерские знаменитости - до лампочки.
- Откуда у вашей дочери это платье? - спросил Николай, показывая на снимок в рамке.
- А-а, - то знатное платье! Как же, помню! Тут у нас три или четыре сезона назад одна сладкая парочка отдыхала - мужчина, уже в возрасте, холеный весь из себя такой, вроде, казах на вид, и дамочка молодая с ним. Уж они тут повеселились! Ящик шампанского с собой привезли, да-а! Он, видно, был мужчина не бедный. Они эти два дня, пока отдыхали тут, хлестали шампанское так, словно у них был медовый месяц. Впрочем, возможно, так оно и было, хотя он ей в отцы годился. А что касается платья, то девушка прожгла на нем дырку на подоле, когда они за своим домиком шашлыки жарили. Вот после этого она платье моей дочурке и отдала, да. Видите, вон на подоле розочка такая малэнька нашита - это там дырка от искры была, и нам, видите, для симметрии и с другой стороны пришлось розочку такую же пришить.
- А имена их вы помните?
Женщина прикусила в раздумье губу и оставила след помады на зубах.
- Вот по именам - давно дело было, запамятовала.
- Не эта ли девушка? - Николай показал поварихе фотографию Ксении.
- Да, вроде, она. Красавица, что и говорить! Только тогда она моложе была и волосы, вроде, темнее, - не берусь утверждать точно. Я вам так скажу, мил человек, - такие молодые и красивые девчонки совершенно приканчивают мужчин, которые знают, что их время на исходе… - на этих словах она осеклась, и благодушие исчезло с ее лица. - А кто она вам приходится? Уж не…?
- Студенткой моей была когда-то, - прервал ее Николай, сказав первое, что пришло в голову.
- Упустил, значит, мил человек, упустил девку! Что ж, такое бывает. Меня Павлуша в шестьдесят шестом тоже едва не упустил, - ласково погладила Лида широкой пятерней по сивому чубу мужа, оставив на нем мучное пятно. - Я тогда на заводе работала, а тут приехал к нам за оборудованием один джигит с Кавказа и чуть меня не покрал. Тот еще красавец был - орел черноокий! Там такая драка была, вы бы только видели, до ножей дошло, но Павлик меня отбил, не дал увезти в горы!
Николай поднялся в совершенно потерянном состоянии. Уходя, он даже не попрощался.
- А как насчет завтра? В управление-то поедем? - крикнул ему вслед заведующий.
Но его вопрос остался без ответа, Николаю и так теперь было все ясно.
С базы Николай направился домой, но только для того, чтобы принять душ и переодеться, коль скоро он пообещал приехать на сегодняшний день рождения Киры, и потом сразу погнал машину прямо к Володе. Он хотел побыстрее разделаться с вечеринкой у Киры и освободиться от этой обязанности, хотя вечеринкой ее день рождения и назвать-то было нельзя - кроме Николая и Ксении, Кира других гостей не ждала.
Дорогой он заехал в цветочный магазин и купил большой букет алых гвоздик - Николай знал, что Кире нравятся именно эти цветы. Машину он оставил на автостоянке вблизи Володиного дома, резонно полагая, что если ему придется этим вечером выпить, то он сможет отправиться домой только на автобусе или трамвае, а "ЗиМ" останется на стоянке до утра, когда он вернется за ним.
ГЛАВА 10
ВЕЧЕРИНКА
Кира была дома одна, Володя где-то задерживался. Но все уже было готово, и Кира, робко протянув Николаю руку, будто впервые видела, сразу же пригласила его за стол и даже не спросила, почему он пришел один, без Ксении. Впрочем, это не особо насторожило Николая - Кира хоть и была в хороших отношениях с Ксенией, но любила, почему-то, именно его одного. По-братски, конечно.
Кира очень обрадовалась цветам и, сидя напротив Николая за столом, долго не выпускала букет из рук, с усладой вдыхая его умирающий аромат. Обычно Кира не слишком следила за своей внешностью - хотя и безо всяких макияжей она была весьма хороша - но она, практически, никуда и не выходила, разве что муж иногда возил ее по магазинам. Но сегодня она преобразилась и выглядела не просто красивой женщиной, а настоящей королевой.
На ней было шелковое вечернее платье, с экстравагантным, длинным вырезом на спине, солового цвета, отливающее на свету, словно шкура молодого ахалтекинца. Темные, слегка вьющиеся волосы Кира собрала наверх в незамысловатую прическу, обнажавшую лебяжью шею, которую оттеняла нить дорогого и редкого черного жемчуга. Запястья ее украшали индийские серебряные браслеты с агатами, в ушах поблескивали массивные золотые серьги в виде змей, кусающих себя за хвост. Несколько тяжелых, красного золота, перстней, с крупными рубинами и сапфирами великолепной огранки, украшали изящные, длинные пальцы рук.
Вообще, подобные украшения вполне соответствовали ее утонченной красоте, в которой чувствовалась порода. У нее были правильные черты лица, с явными примесями южных кровей, чистая кожа и большие, выразительные и влажные печальные, черные глаза. Ее не портили даже вечные тени под ними, придававшие Кире вид очень чувственной и очень ранимой женщины. Глядя на нее, мужчины тайно вздыхали и потихоньку сходили с ума. Неудивительно, что Володя души в ней не чаял и сдувал с нее каждую пылинку. Одно было плохо - периодически проявляющиеся неконтролируемые приступы ее душевной болезни.
Наконец, Кира поставила букет в хрустальный кувшин с водой, стоящий на краю стола, видимо, заранее здесь приготовленного для этого случая, и сказала безо всякого энтузиазма в голосе:
- Давай выпьем, не будем ждать Вову. Я знаю - ты домой торопишься, сидишь тут как на иголках. Да, я знаю все…
Николай вопросительно вскинул брови.
- Мне Вова все про Ксению рассказал, - призналась Кира смущенно. Багряный солнечный закат, лежавший на белом фортепиано, своим отсветом наводил румянец на лицо красивой женщины, внешне усиливая ее смущение. - Ты только не ругай его, он последние дни хмурый какой-то ходит, сам не свой, вот я и заставила его признаться - в чем дело. По-моему, он за тебя сильно переживает!
Николай, кивнул, налил себе треть бокала коньяка и хотел, было, наполнить бокал своей прекрасной визави каким-либо соком, ибо Кира редко пила спиртное, даже в такие дни, дабы не спровоцировать нервное потрясение, но она упредила его жестом и словом:
- Нет, в таком случае я тоже выпью… Коньяк.
- За тебя, Кирочка, счастья тебе! - предложил тост Николай, подняв свой бокал.