- Именно так, сударыня. Когда из каменоломен вырубили камни для строительства зданий Парижа, в опустевших штольнях закипела своя жизнь: там обосновались клошары, не имевшие собственного жилья, контрабандисты; там воры прятали награбленное, а убийцы - тела своих жертв. И вот Государственный Совет решил положить этому конец, но… помешала революция. А за революцией последовала резня, потом еще одна, и еще… Изобретение мэтра Гильотена действовало бесперебойно, а свежие обезглавленные трупы свозились сюда, в катакомбы. Тут нашли свой последний приют не только князья и герцоги, но и великие граждане свободной Франции - Робеспьер, Дантон и другие.
- Улисс, да ты республиканец! - удивилась я.
- А что в этом плохого? По крайней мере, люди верили в идеалы, лелеяли мысль о свободе, равенстве и братстве…
Что не мешало им отправлять на гильотину тысячи своих собратьев, - оборвала я его. - Ты еще "Марсельезу" здесь спой. Самое место. Ведь, как ты сказал, именно тут находятся останки Дантона и Робеспьера.
- Не сердись, Полин. Если ты отдохнула, давай двигаться дальше, а то мы тут в спорах и так много времени потеряли, - примирительно ответил он. - Смотри, мы уже приближаемся к цели.
Но мы еще долго карабкались по мокрым, склизким камням. Два раза мы попадали в тупик и выходили из него по правилу правой руки; один раз я оступилась и упала в лужу; Улиссу на голову спланировала летучая мышь, и я, превозмогая отвращение, вытаскивала дрожащее животное из его длинных, спутанных волос. И при всех обстоятельствах он не забывал отмечать на стенах направление нашего движения.
В какой-то момент мне послышались шаги. Я остановилась, и мы долго прислушивались к шорохам в катакомбах. Потом мой спутник сказал, что меня сбила с толку капель.
Дальше нам пришлось двигаться чуть ли не на четвереньках. Я старалась не думать, под какой толщей земли мы находимся, - иначе просто умерла бы от страха. К горлу подступала тошнота, сердце колотилось, как сумасшедшее, а Улисс все подталкивал меня к темному проему высотой не более двух-трех локтей.
- Я не могу, Улисс, я боюсь! У меня клаустрофобия! - Я вспомнила слово, которое когда-то услышала от Лазаря Петровича. Он всегда так говорил, выходя из кладовки с пыльными папками, которую приспособил под архив судебных документов.
- Не бойся. Полезу первым, а ты за мной.
Только он собрался лезть в узкий проем, как вдруг остановился.
- Полин, посмотри, что это?
Улисс поднял с земли сложенный вчетверо клочок бумаги, заляпанный грязью и пометом летучих мышей, развернул его, и я вскрикнула - узнала свое письмо к Андрею.
- Дай его мне! - мой голос предательски задрожал. - Это я написала. Улисс, Андре подает нам знак!
У меня в руках оказался пустой надорванный конверт, но и этого было достаточно, чтобы возродить во мне надежду: мы шли по следам Андрея, и вот-вот я узнаю, что стало причиной его гибели.
- Лезь! - решительно сказала я Улиссу. - Я за тобой.
Было страшно. Я оказалась в полной темноте, так как фонарь Улисс проталкивал впереди себя и закрывал собой его свет, но я ползла вперед, не думая, как буду возвращаться.
Наконец лаз расширился, можно было уже встать на четвереньки, потом сделать несколько шагов, согнувшись, и наконец тоннель закончился.
- Обопрись на мою руку, Полин, - предложил Улисс.
- Где мы? - спросила я.
- В какой-то пещере, внутренней полости. Я сейчас посвечу, посмотрим, что тут есть.
- Полость, полость… - задумалась я, и тут меня осенило: - Каверна! Так вот о какой каверне он говорил!
- Кто говорил?
- Жан-Люк, приятель Андре, старый колдун и алхимик, который теперь в клинике для душевнобольных. Это он исчертил картину Андре так, что получился план.
Улисс присвистнул:
- Интересно… Я думал, что эту карту нарисовал Андре. Но если это дело рук алхимика, то он обладает острым умом и отменной памятью. Зачем его держат в сумасшедшем доме?
- Он там скорбит…
- Понятно.
Улисс поднял фонарь повыше, и я заметила на стенах факелы. Показав на них моему спутнику, я предложила их зажечь. Всего в пещере оказалось около двадцати факелов. Вскоре она озарилась ярким светом.
- Что-то в этом роде я и предполагал, - пробормотал Улисс, выйдя на середину пещеры.
- Боже мой! - воскликнула я.
Пещера была разделена на две части. В одной половине стоял грубо сколоченный стол, уставленный колбами, ретортами, и штативами с пробирками. Под столом оказались большая спиртовка и змеевик Возле стены грудой лежали старые одеяла.
В другой половине пещеры я увидела картины. Большие и маленькие, натянутые на подрамники и свернутые в трубку, - их было достаточно много, я насчитала около двух дюжин. Я взяла одну из картин - портрет девушки. "Франсуа Буше", - прочитала я подпись в углу. Другие картины, такие же старые, с потрескавшейся краской, были подписаны не менее известными именами: Ватто и Шарден.
- Что это, Улисс? Я ничего не понимаю. Подобные картины я видела в галерее Кервадека и даже купила одну из них - одалиску Энгра. А теперь я нахожу такие же картины тут, среди камней и реторт. Уж не зря ли я потратила пять тысяч франков?
- Есть два ответа, - подумав, сказал он и взял одну из картин, чтобы лучше ее рассмотреть. - Либо это фальшивка, картины приносили сюда в пещеру и искусственно старили с помощью химических реактивов, либо, наоборот, картины подлинные, но ворованные, а химия нужна была только для реставрации. Смотри, Полин, какие они старые и потрескавшиеся. Наверняка хранились где-нибудь на чердаках и в подвалах.
- Если картины подлинные, зачем лезть с ними глубоко под землю, чтобы реставрировать? Неужели нельзя устроить лабораторию в обычном доме, чтобы приводить их в порядок? И старить фальшивые картины можно там же. Зачем рисковать жизнью, лазать по жутким пещерам? Что-то тут не сходится, Улисс.
- Посмотрю, что в этих колбах, - вместо ответа сказал он и принялся исследовать стол с химическими реактивами. - Насколько мне известно, для старения картин используют соли лития и обработку специальными парами. От них трескается новая краска, и картина приобретает нужный вид.
- Откуда ты это знаешь?
- Я ведь не всегда был художником, Полин. Несколько лет я учился у профессора Нильсона в Упсальском университете - изучал сернистые и хлористые соединения мышьяка, потом занимался редкими землями.
- Ты еще и путешественник?
- Нет, - засмеялся Улисс. - Редкоземельными называются элементы, редко встречающиеся в земной коре. Сейчас их соединения называют солями, а полстолетия назад было принято название "земли". Это скандий, иттрий, лантан… Многие элементы были открыты в Швеции учителем моего профессора - Йенсом Якобом Берцелиусом. Поначалу я так увлекся химией, что мне хотелось встать вровень с гигантами. Но потом… - он осекся и посмотрел на меня. - Вижу, Полин, я совсем заморочил тебе голову. Ты меня совсем не слушаешь…
- Я поняла! - воскликнула я и схватила его за руку.
- Что ты поняла?
- Мне Мона, танцовщица из кабаре, рассказывала, что Жан-Люк говорил с Андре о покупке каких-то земель. Я еще удивилась, откуда у них на это деньги, а оказывается, они хотели приобрести препараты для химических опытов! Теперь понятно. А в колбах эти самые земли? - спросила я, увидев жидкость винного цвета.
- Раствор перманганата калия, но не это меня интересует, а вот что. - Улисс взял раскрытый фолиант, лежавший рядом со штативом, и протянул мне: - Прочитай, мне трудно разобрать старофранцузскую вязь.
Водя пальцем по строчкам, я прочитала: "Возьми философской ртути три унции и прокали ее. Возродится Зеленый Лев, но не прекращай прокаливание, как бы он ни рычал на тебя. Получишь Красного Льва. Добавь унцию кислого виноградного спирта и нагрей, получишь сахар и флегму. От них отойдет горючая вода - пригорелоуксусный спирт и, наконец, явится Черный Дракон. Дай ему укусить свой хвост, и он вновь превратится в Зеленого Льва. Так происходит вечный круговорот из двух начал: мужского без крыльев внизу и крылатого женского наверху. Это сера и меркурий, сырость и теплота, солнце и луна…"
- Улисс, что это? Я ничего не понимаю.
- Все давным-давно известно. - Он махнул рукой и присел на кадку с зеленоватой землей. - Философской ртутью алхимики называли свинец, Зеленый Лев - это массикот, или желтая окись свинца. Красный Лев - красный сурик, сахар - ацетат свинца, если я не ошибаюсь, флегма - кристаллизационная вода, а то, что в книге называется пригорелоуксусным спиртом, - ацетон. После всех манипуляций в реторте остается свинец, который можно прокаливать еще раз. Вот тебе и дракон, кусающий себя за хвост. Обычная химическая реакция. К реставрации картин не имеет никакого отношения.
- Значит, тут не старили картины химическим способом?
- Конечно, нет. Скорее, здесь по старинным рецептам изготовляли краски. - Улисс улыбнулся и щелкнул пальцами. - Или вот еще догадка: искали философский камень. Чтобы обрести вечную молодость и превратить свинец в золото. Ты что выбираешь, Полин?
От факелов воздух в пещере нагрелся. Я взглянула на Улисса и обмерла: его лицо покрывала мелкая сеточка морщин, складки, идущие от носа к губам, углубились и потемнели. Он и раньше выглядел не вполне здоровым человеком, а сейчас мне показалось, что Улисс мгновенно постарел лет на десять.
- Что-то я устал, жарко тут и пить хочется. - Он потер лоб и вздохнул. - Надо возвращаться. Возьмем по картине, а наверху рассмотрим их внимательнее. Потом надо будет прийти сюда с полицией и все как следует обыскать.
Я достала из сумочки коробку с бальзамом и принялась втирать его в лицо и руки. Страшно было подумать, что и я теперь выгляжу так же. Я предложила бальзам Улиссу, но он только отмахнулся и полез в тоннель.
Мы не проползли и половины пути, когда раздался страшный грохот. На меня посыпались песок и мелкие камешки. Я вся сжалась и замерла, ожидая обвала. Но этого не произошло. Я попробовала продвинуться вперед и наткнулась на сапоги Улисса. Он не двигался.
- Улисс, Улисс, почему ты не ползешь вперед? Что случилось? - Я теребила его за ногу, но он не отвечал.
Мне стало страшно. Я поползла назад и снова оказалась в пещере. Времени на размышления не оставалось. Я решила: что бы ни произошло, надо вытащить Улисса из этой дыры. Набравшись смелости, я вновь полезла в тоннель, доползла до Улисса и принялась тянуть его за ноги. Мои усилия увенчались успехом, и вскоре я втащила его в пещеру.
Улисс был мертв. Во лбу его зияла страшная рана, лицо заливала кровь. Я истошно закричала и в ужасе заметалась по пещере, сшибая картины и опрокидывая колбы с растворами. Потом меня долго рвало и трясло от страха. Боже мой! Я на очереди! Сейчас убьют и меня. Что же делать? Как спастись? Есть ли выход из этого каменного мешка? Вытащив Улисса, я дала понять убийце, что знаю о его существовании, и, более того, открыла ему путь в пещеру.
Самообладание далось мне с неимоверным трудом. "Хватит паниковать, Аполлинария! Возьми немедленно себя в руки!" - приказала я себе и стала двигать тяжелую кадку с рудой к проему. Откуда только силы взялись?! Приподняв непосильно тяжелую кадку, я закупорила ею проход. Потом оттащила бездыханное тело Улисса за алхимический стол, накрыла его валявшейся поблизости рогожкой и принялась искать что-нибудь тяжелое, чтобы использовать в качестве оружия. И, кажется, нашла! Это был латунный пестик из ступки.
Присев на землю около проема, я стала прислушиваться к звукам, доносившимся снаружи. Было тихо, как в могиле. Иногда мне слышалось какое-то царапанье, но я относила эти звуки к шуму в голове. Факелы догорали, воздух прогрелся еще сильнее, и все больше хотелось пить. Фонарь я прикрутила так, что он еле светил. У меня не было спичек, поэтому тушить его было нельзя - не зажгу, если понадобится.
Итак, я в западне, из которой нет спасения. Сколько мне еще тут придется сидеть? Может, там, наверху, выход из катакомб уже замуровали? Скоро наступит кромешная тьма. А где-то в лабиринте катакомб меня поджидает убийца.
Постепенно страх притупился, и я начала размышлять о том, что произошло. Как ни крути, а оказалась я в такой ситуации по своей вине, из-за своего безмерного любопытства и самоуверенности. Ну не лезут девушки и дамы из благородных семей в подобные авантюры. А я сама недавно пыталась убедить министра иностранных дел в том, что женщины ни в чем не уступают мужчинам. Еще восхищалась Мэй Шелдон ! Вот это леди! Она не спасовала бы перед препятствиями.
Не поворачиваясь спиной ко входу, я встала, подошла к столу и обнаружила под ним оловянную бутыль с наклейкой "Aqua destillata" . Пить теплую безвкусную воду, отдающую жестью, было противно, но она кое-как утолила жажду, и я принялась рассматривать картины.
Какая-то мысль крутилась у меня в голове, но мне никак не удавалось ухватить ее за хвост. И вдруг меня словно пронзило - я вспомнила слова Улисса о купленном мною эскизе Энгра: "Ты все же сделала удачное приобретение. И сможешь рассказывать своим гостям, чем эскиз Энгра отличается от большой картины, - вот тут парча другой расцветки, и у одалиски нос поменьше".
Покрывало, на котором лежала одалиска, было из той самой золоченой парчи с песлийским узором, которую Андрей принес из мебельной мастерской своего отца. Абсурд в том, что у Энгра на парче от генеральши Мордвиновой лежит одалиска, похожая на меня! Тогда получается, что я купила не Энгра, а подделку, написанную Андреем и, вполне вероятно, состаренную здесь, в этой пещере. Выходит, во всем виноват Кервадек! А я ему поверила! Боже, как я глупа! Он заставлял Андрея рисовать копии, а Жан-Люка Лермита старить их химическим способом. Затем продавал их за большие деньги, а когда Андрею надоело это делать, то Кервадек убил его. Потом он пришел за картинами в мансарду и наткнулся на нас. Сесиль и девушку-соседку убили лишь потому, что они оказались свидетельницами преступления. Опасность также подстерегала меня и Плювинье. А теперь и Улисс пал жертвой Кервадека.
Вдруг кадка с рудой задрожала и начала раскачиваться. Факелы уже потухли, прикрученный фитиль от лампы почти не давал света, и я с трудом различала в темноте выход из пещеры. Крепко сжав в руке тяжелый пестик, я прислушалась к стуку, доносившемуся из тоннеля. Прижавшись к стене, я приготовилась дать отпор. Будь что будет!
Кадка с рудой сдвинулась, посыпалась земля, и я услышала приглушенный голос: "Полин…". Мужчина не успел договорить, так как пестик со всего размаху обрушился ему на голову. От моего удара непрошеный гость ввалился в пещеру и замер, растянувшись на глиняном полу.
Я спряталась за стол алхимика. Кажется, я убила человека.
- Николя, где вы? Я иду за вами! - раздался знакомый голос.
- Кто тут?
- Полин, ты здесь? Жива? Это я, Доминик.
Затеплив фонарь, я подняла его над поверженным противником и с ужасом обнаружила, что приложила пестиком по лбу не подлого Кервадека, а Николая Ивановича Аршинова.
В проеме разлился свет и показался репортер. В руке у него был фонарь. Я отпрянула, закрыв глаза рукой.
- Что с тобой, Полин? Ты в порядке?
- Со мной все ладно, а вот он… - Я показала на лежавшего Аршинова. Тот издал слабый стон.
- Он упал?
- Я бы так не сказала. Это я ударила мсье Аршинова пестиком по голове. Надеюсь, не сильно.
- Ты не убила его? - Репортер принялся поднимать Аршинова. Потом осмотрелся по сторонам и спросил: - А где Улисс? Он ушел, а тебя оставил здесь одну?
- Улисс убит, Доминик.
- Что?! - Он резко выпрямился, и несчастный Николай Иванович вновь повалился на землю. От вторичного падения он пришел в себя, схватился за голову и застонал.
- Как это случилось? - спросил Доминик Мы решили выйти отсюда. Улисс полез первым, потом раздался шум, и, когда я втащила его за ноги обратно в пещеру, у него зияла дыра во лбу.
- Ты знаешь, кто его убил?
- Если бы я знала, - вздохнула я. - Я боялась нос высунуть. Потом немного пришла в себя и взяла вот этот пестик для самозащиты. Когда Николай Иванович появился в пещере, я подумала, что это убийца за мной лезет, и ударила его по голове.
- А где тело Улисса?
- Вон там. Я оттащила его в сторону.
Аршинов и Плювинье подошли к телу и откинули рогожку. Потом Доминик внимательно посмотрел на меня и произнес:
- Полин, мы не видели никого, пока шли сюда. Ты ничего не путаешь?
- Как я могу путать? Улисс убит в упор. Я ползла за ним. Пистолета здесь нет, хоть все обыщи.
- Но если мы были с другой стороны и никого не видели, то как все это могло произойти?
- Может, ты думаешь, это я застрелила Улисса?!
- Нет, ну что ты, - поторопился ответить Плювинье, однако некое недоумение от положения, в которое я попала, явно читалось в его глазах.
- А как вы нас нашли? - спросила я Аршинова.
- По белым стрелкам на стенах. И не только по ним, стрелки могли быть и старыми. А вот следы ваших сапог хорошо отпечатались.
- Надо немедленно осмотреть путь сюда! Думаю, мы найдем следы, отличные от наших. Они наверняка принадлежат убийце! - воскликнула я.
- Пусть лучше этим займется полиция, - сказал Плювинье. - А пока расскажи нам, что здесь происходит? Уверен, из этого выйдет хороший репортаж для "Ле Пти Журналь".
- Ты настоящий репортер, Доминик, - произнесла я с сарказмом. - Далеко пойдешь.
- Работа такая. - Плювинье вовсе не выглядел смущенным.
- Ну что ж, слушайте, - кивнула я.
И я рассказала ему и Аршинову о картинах, о том, что Андрей и Жан-Люк старили их с помощью химических реактивов, о том, как потом эти холсты оказывались у Кервадека и как тот продавал их, выдавая за подлинники. Плювинье строчил, не отрывая карандаша от блокнота.
- Это сенсация, - приговаривал он и требовал от меня новых и новых подробностей.
- Пора выбираться отсюда, - тронул его за плечо Аршинов. - Жарко тут.
Он многозначительно кивнул в сторону трупа Улисса.
- Да, верно, пойдемте отсюда, - заторопился Доминик.
Не помню, как я выбралась наружу. Я шла в натирающих ноги сапогах, цепляясь то за Аршинова, то за Доминика, и твердила себе: "Только бы выйти на белый свет!.." Меня не пугали ни летучие мыши, ни черепа, ни извилистые закоулки, - я брела и молилась за погибшего Улисса!
К моему великому разочарованию, света я так и не увидела - стояла глубокая ночь. Наверху нас ждали взволнованная Сара Бернар, каменщики, полицейские и пожарные.
- А где ваш спутник? - спросила мадам Бернар.
- Остался внизу. Он убит, - ответил Доминик.
- Как это произошло?
- Неизвестно.
- Я должен немедленно послать за следственной полицией. Попрошу всех оставаться на местах, - сказал пожилой полицейский.
Мне стало плохо, силы оставили меня, голова закружилась, и дальнейшего я не помню. В конце концов, дама я или нет? Положено мне хоть иногда падать в обморок?