- Не знаю. Обычно да, но в такое время он уже пьет пиво за дальним столиком в углу. Там нет? - Тулуз-Лотрек ткнул пальцем назад и попал в Анкетена.
- Нет, - ответил за меня Плювинье. - Мы осмотрели пивную.
- Жаль, - сказал Улисс. - Мы его не видели уже неделю. Обычно он бывает здесь каждый вечер. Вы ходили к нему домой, мадемуазель?
- Да, - кивнула я. - Его там нет. Консьержка сказала, что он уже третий день не появляется дома.
- Скверно, - протянул Улисс. - Тогда…
- Что? - спросила я.
- Нет, ничего, - ответил Улисс, словно ему расхотелось говорить.
- Послушайте, - вступил в разговор дылда Анкетен, - зачем вам, такой красавице, этот старый тип? Из него же песок сыплется!
- Из кого? - удивилась я. - Это Андре вы называете старым типом? Ему двадцать шесть лет! Вы его с кем-то путаете.
- Странно… Выглядит он на все пятьдесят. Может, вы, русские, от водки так стареете? Ему не дашь двадцати шести.
- А мы маленькие и удаленькие, - противным голосом захохотал сидевший у него на коленях Тулуз Лотрек. - Верно, Анкетен?
Его приятель не ответил, только удобнее усадил карлика на коленях.
- Послушай, Тигенштет, тебе известен адрес той натурщицы, которую Андре рисовал с месяц назад? Промеж них еще что-то вышло, - сказал Гренье.
Швед поколебался, отвечать или нет, но все же решился.
- Ее зовут Сесиль Мерсо, - буркнул он. - Ее можно найти на улице Миромениль, в доме вдовы Шамборан. Она там подрабатывает у скульптора Роже. Глину месит.
- Там рядом публичный дом мадам Лорен, - проговорил карлик. - Меня туда частенько приглашают погостить. Хотите составить мне компанию, Полин? Я вас приглашаю.
Терпеть такое было уже выше моих сил. Я вспыхнула и бросилась вон из пивной. Слезы застилали мне глаза.
- Полин, остановись, куда ты? - кричал мне вслед репортер, но я бежала, не разбирая дороги. - Осторожно! Берегись!
Вдруг передо мной вздыбились лошади, я обо что-то ударилась головой, и глаза заволокло чернотой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.
Очнулась я на узком неудобном диване в небольшой комнатке. Под потолком висели тенета паутины и плавали клубы дыма. Я закашлялась.
- Ах, прости, Полин, - бросился ко мне Доминик. - Я переволновался и закурил трубку. Сейчас загашу.
Он открыл окно, чтобы проветрить комнату, и выколотил трубку о подоконник.
- Вот не знала, что табачным дымом можно приводить в чувство обморочных барышень, - пошутила я. - Где я? Как я сюда попала?
- У меня дома. Я живу неподалеку и попросил помочь отнести тебя ко мне. Ничего страшного, тебя даже не задело, ты просто испугалась, когда лошади толкнули тебя.
- Лошади… - Я вспомнила, как выбежала из пивной, не разбирая дороги.
- Как ты себя чувствуешь? - Молодой человек присел на край дивана.
- Голова болит, - поморщилась я. - Где моя сумочка? Подай мне ее.
Незаметно для себя я стала называть его на "ты".
Доминик протянул мне сумочку, я достала из нее нюхательные соли и несколько раз сильно вдохнула. Не уверена, что они помогают, однако привычка пользоваться ими в критические моменты жизни успокаивала не менее самих солей.
- Мне нужно идти. - Я встала с кровати, но голова закружилась, и мне пришлось сесть снова.
- Не торопись. Может, ты голодна?
- Нет, спасибо, ничего не надо.
- Что ты собираешься делать?
- Соберу вещи и на вокзал. Мне здесь больше делать нечего.
- Но почему? Неужели этот художник так насолил тебе, что ты даже не хочешь видеть его? А вдруг все не так, как рассказывают эти болтуны?
- Я чувствую, что они говорили правду.
- Что тебя задело? То, что у него связь с натурщицей? Полно… С кем не бывает? Натурщицы - девушки легкомысленные. А ты - настоящая красавица. Не думаю, что у твоего художника что-то серьезное с Сесиль.
- Зато я отношусь ко всему более чем серьезно.
- Полин, останься, прошу тебя! Посмотришь Всемирную выставку и новое творение инженера Эйфеля - его башню. А сколько в Париже удивительных мест! Я буду твоим гидом.
- Спасибо, Доминик, но я не могу. Найди мне фиакр. Мне пора, я и так уже здесь задержалась.
Он вышел из комнаты. Я быстро привела себя в порядок, пригладила волосы, надела шляпку и принялась ждать. Плювинье отсутствовал недолго.
- Я поеду с тобой, - сказал он, усаживая меня в фиакр.
- Нет, - покачала я головой и приказала кучеру: - "Отель Сабин" на авеню Фрошо!
Увидев меня, хозяйка расплылась в улыбке.
- Мадам Авилова, как хорошо, что вы вовремя вернулись. Через четверть часа у нас обед. Переодевайтесь и спускайтесь в столовую.
Только я собралась отказаться, как в желудке засосало, и я подумала: почему бы не пообедать, раз пансион входит в стоимость комнаты? Зачем так спешить на вокзал, да еще голодной? Заодно, может быть, узнаю какие-нибудь новости.
- Хорошо, я буду вовремя, - кивнула я.
Переодевшись в первое же попавшееся платье, которое вытащила из саквояжа, я спустилась в столовую.
За столом сидели двое постояльцев: невзрачный мужчина лет пятидесяти, с глубокими залысинами, и дама неопределенного возраста, которая подошла бы под определение "роскошная брюнетка", если бы не увядшие формы, откровенно выставленные из низкого декольте. Мужчина был в узком сюртуке серого цвета, его шею украшало пышное шелковое кашне. При виде меня он отложил в сторону салфетку, встал и поклонился. Дама посмотрела на меня с интересом. Она сильно благоухала "Персидской сиренью" Брокара .
- Познакомьтесь, наша новая постоялица, - возвестила хозяйка. - Между прочим, она тоже из России. Будет жить в розовой комнате.
- Князь Кирилл Игоревич Засекин-Батайский, - представился мужчина. - Занимаю зеленую комнату. Милости прошу. Всегда рад соотечественнице, особенно такой молодой и очаровательной.
- Очень приятно, Аполлинария Лазаревна Авилова, вдова коллежского асессора, - ответила я и повернулась к даме.
- Матильда Ларок, рантьерша, - улыбнулась она, оценила быстрым взглядом мой слегка помятый туалет и приступила к супу.
- Ваше лицо мне кажется знакомым, - сказал князь. - Вы из Санкт-Петербурга?
Нет, из N-ска, - ответила я, - и в столице мне приходилось бывать нечасто. Последний раз - вместе с покойным мужем, пять лет назад.
- Вы приехали на выставку? - спросила мадам Ларок. - Весь мир стремится в Париж, чтобы увидеть чудеса, представленные на ней.
- У меня здесь дела, которые я, кажется, уже завершила, поэтому надолго в Париже не останусь. Может, еще день-два, и все.
- Что вы говорите?! Разве можно уехать, не посмотрев достопримечательности Парижа! - всплеснула руками хозяйка. Но по ее тону я поняла, что она просто не хотела терять постоялицу.
- С удовольствием покажу вам достопримечательности, - предложил Засекин-Батайский, а мадам Ларок покачала головой, по-видимому осуждая настойчивость князя. - И все же где-то я вас видел… Вспомнил! Это поразительно! В галерее Себастьяна Кервадека, что на площади Кальвэр, выставлен эскиз Энгра к его картине "Одалиска и рабыня". Так лицо девушки словно с вас списано, мадам Авилова. Я сразу подумал, что у его натурщицы были славянские корни.
- Спасибо, князь, что сравнили меня с натурщицей, - нахмурилась я, вспомнив Сесиль Мерсо. - А может быть, с одалиской или рабыней?
- Прошу прощения, - проговорил князь, - я не задумался о двусмысленности моего сравнения. Но должен сказать, что Энгр был великим художником. И его эскиз стоит пять тысяч франков!
- Смею напомнить, дорогой князь, - сказала Матильда Ларок, - что у Энгра одалиска лежит, отвернувшись от зрителя. Что касается ее лица, то видны только подбородок и часть носа. Я не в восторге от этой картины: живот висит, талии нет совсем. И почему за картины Энгра платят такие огромные деньги?! Только потому, что он нарисовал императора Наполеона Бонапарта сидящим на троне? Или баронессу Ротшильд? Естественность, конечно, вещь прекрасная, но разве стоит ею так увлекаться?
Мне понравились точные, хотя и безапелляционные суждения яркой парижанки, поэтому я заметила:
- Не каждому художнику, мадам Ларок, выпадает возможность написать портрет императора и оставить свое имя в истории. Что же касается портрета баронессы Ротшильд, то, судя по всему, Энгр брал за работу большие деньги, иначе толстосумы не заказывали бы у него картины. Они платили не столько за мастерство, сколько за репутацию.
- Работа, о которой я упомянул, мадам Ларок, - заволновался Засекин-Батайский, стараясь доказать свою правоту, - это эскиз, свидетельствующий о творческих поисках художника. Разве не интересно узнать, спустя восемьдесят пять лет, как художник искал модель, какие ракурсы выбирал…
- Этой натурщице следовало питаться одной овсянкой, как делают англичане, - доедая суп с корнишонами, ответила Матильда. - Противно смотреть, как некоторые дамы берут деньги за то, что выставляют напоказ изъяны фигуры.
Ее декольте кричало об обратном.
- Никогда еще не видел тощую лошадь, питающуюся овсом, - кольнул собеседницу князь.
- Ах, князь, оставьте ваши булавочные уколы. Право, они смешны.
- Мадам Ларок, вы меня, конечно, извините, но в вас говорят предрассудки. Еще поэт воспевал:
И одалиской Энгра, чресла
Дразняще выгнув, возлежит,
Назло застенчивости пресной
И тощей скромности во стыд.
А вам лишь бы покритиковать. Рантьерша не удостоила его даже взглядом.
- И что люди находят в этих облупленных картинах? - Она повернулась ко мне. - То ли дело импрессионисты - яркие краски, необычные композиции. А Энгр и ему подобные уже давно заросли паутиной. Поверьте, я хорошо разбираюсь в современном искусстве!
- А что в нем разбираться? - фыркнул Засекин-Батайский и раскрыл "Фигаро". - Висит на стене - значит, картина, а если сможешь обойти кругом - статуя. А вам, мадам, в импрессионизме, по моему разумению, нравятся исключительно сами художники - они ведь помоложе будут покрытого паутиной Энгра. Я говорю это вам как ваш старинный друг - кто же, кроме друга, скажет вам правду?
- Господа, попробуйте фрикасе из утки. Сегодня оно удалось на славу. - Хозяйка попыталась притушить спор, а я с интересом наблюдала за пикировкой между князем и мадам Ларок - меня это развлекало. Мысль об отъезде заблудилась где-то далеко.
- Только глупцы платят по пять тысяч франков за то, что случайно не оказалось в мусорной корзине…
Договорить мадам Ларок помешали. В столовую вошел человек среднего роста, чуть полноватый, в форменном мундире.
- Добрый вечер, дамы и господа. Меня зовут Прюдан Донзак, я полицейский уголовного сыска Сюртэ.
- О, Святая Дева! - воскликнула хозяйка. - Полиция в доме де Жаликуров! Какой позор!
- Что случилось? - почему-то занервничала Матильда Ларок. Засекин-Батайский аккуратно сложил газету и вынул из глаза монокль.
- Я ищу даму из России по фамилии Авилова.
- Так я и знала! - всплеснула руками хозяйка.
- Это я, - спокойно ответила я. - Чему обязана?
- Когда вы приехали в Париж, мадам Авилова?
- Сегодня утром, берлинским экспрессом.
- Верно, - кивнул он, - этот поезд прибывает каждый четверг в восемь утра. У вас сохранился билет?
- Да. Он в сумочке наверху.
- Я хотел бы на него взглянуть. Скажите, мадам, какова цель вашего приезда во Францию?
Я рассердилась и с гневом произнесла:
- По какому поводу вы меня допрашиваете, мсье инспектор? Я ничего не нарушила, я подданная Российской империи и буду отвечать на ваши вопросы только в присутствии российского консула. В чем меня обвиняют?
Услышав о консуле, Засекин-Батайский приосанился и сорвал с шеи салфетку. Вид у него был прекомичный.
- Боже упаси, мадам Авилова, французская полиция вас ни в чем не обвиняет, - сказал полицейский. - Мне просто надо выяснить цель вашего приезда в Париж. Поверьте, у меня есть серьезные причины для этого.
- Я приехала посмотреть парижские достопримечательности: башню инженера Эйфеля, Лувр, выставку, - ответила я.
Полицейский позволил себе усмехнуться:
- И поэтому вы начали с пивной "Ла Сури"? Она вас заинтересовала больше Эйфелевой башни или Лувра?
- Я искала одного человека. Пошла к нему домой, а консьержка сказала, что он часто посещает это заведение. Я и направилась туда.
- И как? Нашли?
- Нет, к сожалению. Его там не оказалось.
- Кого именно вы искали?
- Знакомого художника, Андрея Протасова. Он уехал в Париж, сначала часто посылал мне письма, а потом перестал. Я решила выяснить, что случилось.
- Как он выглядел? - спросил полицейский.
- Ростом чуть выше меня, волосы русые, до плеч, нос прямой, глаза серые, на шее слева родинка.
- Вам придется поехать со мной.
- Куда?
- На опознание в морг. Найден утопленник. Тело выловили из Сены. По приметам похож…
- Вам нужна помощь? - участливо спросил князь. - Только прикажите.
- Нет, благодарю вас, князь, - сказала я и, надев шляпку, вышла вслед за мсье Донзаком.
Морг на набережной де ла Рапе представлял собой мрачное серое здание с решетчатыми окнами. Непонятно было, для чего нужны эти решетки: чтобы мертвые не сбежали или живые не влезли?
Безуспешно отгоняя от себя дурные мысли, я молилась: только бы не он, только бы не он. Пусть я не увижу его больше, пусть он будет с этой натурщицей, лишь бы я не узнала там, куда меня везут, милого художника, шептавшего мне когда-то: "Полинушка, душа моя…"
Пожилой сторож, похожий на гамлетовского могильщика, не сказав ни слова, пропустил нас внутрь. Резкий сладковатый запах ударил в ноздри, и я в очередной раз полезла в сумочку за нюхательными солями.
- Прошу вас, мадам Авилова, сюда. Осторожно, не оступитесь.
Полуприкрыв глаза, я следовала за Донзаком, боясь смотреть по сторонам. На столах лежали тела, накрытые простынями, только желтые ступни с бирками на больших пальцах торчали наружу.
Мы зашли в небольшую комнату, где я увидела невысокого человека средних лет, склонившегося над цинковым столом. У него был высокий лоб мыслителя и аккуратная борода. В руках он держал большой деревянный циркуль.
- Здравствуйте, Альфонс, - приветствовал его мсье Донзак. - Я вижу, вы уже начали измерения. Как продвигается ваш новый проект?
- Спасибо, - кивнул тот, не прекращая работы. - С утра я говорил с префектом, и он позволил мне продолжать исследования. Я решил упорядочить действия полицейских фотографов. Преступников надо фотографировать анфас и в профиль, а не как взбредет в голову. Эти фотографы-любители до сих пор воображают, что занимаются художественной съемкой. Мне глубоко безразлично, как будут падать тени, главное - другое: подозреваемый на фотографии должен быть похож на себя в жизни. И точка! - Альфонс взмахнул циркулем и воткнул его в воздух, словно ставя эту пресловутую точку. - Кстати, вот очень интересный случай. Структура кожи на лице и теле разная по плотности. И еще я нашел шишку таланта.
- Альфонс, я привел даму на опознание. Познакомьтесь, мадам Авилова. Это мсье Бертильон, гений точных измерений. Именно он по своей картотеке нашел террориста Равашоля, подложившего бомбу на бульваре Сен-Жермен.
- Очень приятно, - промямлила я дрожащими губами.
- Прошу вас, подойдите и посмотрите на тело. - Полицейский подошел к столу и откинул простыню.
Горький комок подкатил к горлу. Я зажмурилась и отвернулась.
- Ну, полно, полно, успокойтесь, - похлопал меня по плечу полицейский. - Вы должны нам помочь. Соберитесь с силами и…
Да, это был Андрей… Бледное лицо, прямой нос, длинные волосы. А на шее страшная странгуляционная борозда. Но что это? Лицо покрывали глубокие старческие морщины. И руки были испещрены сеточкой. Ахнув, я закрыла рот рукой и отшатнулась.
- Да, это он. Андрей Протасов. Как он умер? Его убили?
Мсье Донзак кивнул:
- Его задушили, а потом сбросили в Сену. Тело быстро нашли, поэтому оно не обезображено. Пойдемте отсюда, мадам Авилова, вы нам очень помогли.
На ватных ногах я еле дошла до выхода. Донзак и Бертильон поддерживали меня с двух сторон.
На улице я смогла отдышаться. С Сены веяло прохладой.
- Когда я смогу забрать тело и похоронить его по православному обряду? - спросила я Донзака.
- У него здесь нет родственников?
- Ни единой души. Все родственники в России, а в Париж он приехал, чтобы учиться живописи. Я очень вас прошу, мсье Донзак.
- Хорошо, я распоряжусь, мадам Авилова. Я рад, что вы, как добрая христианка, хотите отдать последний долг погибшему.
- Он был хорошим художником? - участливо спросил Бертильон.
- Да, очень, у него был настоящий талант. - Я отвернулась, чтобы они не увидели моих слез.
- Вас проводить до дома? - спросил меня Донзак.
- Нет, спасибо, я доберусь сама. Остановите мне, пожалуйста, фиакр.
- Я рад, что мои измерения оправдались, - сказал Бертильон. - У настоящего художника должна быть такая шишка!
Уже сидя в фиакре, я спросила у полицейского, стоявшего возле экипажа:
- Мсье Донзак, скажите, каким образом вы нашли меня? Ведь я всего день в Париже. Неужели парижская полиция ведет слежку за всеми прибывающими в город?
- Нет, ну что вы, мадам, - возразил он. - У погибшего под ногтями обнаружились частицы масляной краски, это говорило о том, что он или маляр, или художник. Я решил, что художник, посетил несколько мест, где они обычно встречаются, и в "Ла Сури" мне сказали, что некая дама искала пропавшего художника по имени Андре. В пивной мне сообщили адрес Протасова, а еще сказали, что русскую даму сбил фиакр и репортер Доминик Плювинье отвел пострадавшую к себе домой. Ваш адрес я узнал уже от него. Я пошел по адресам, консьержка рассказала мне, что вы приходили к ней и спрашивали о художнике. Так что в отель "Сабин" я пришел во всеоружии.
- Отдаю должное оперативности французской полиции. Смею надеяться, что вы так же быстро найдете убийцу.
- Мы сделаем все, что в наших силах, мадам Авилова. Только одна просьба: не покидайте Париж, пока все не прояснится. До свидания.
В отель "Сабин" я не поехала - не было сил отвечать на вопросы хозяйки и постояльцев. Я приказала кучеру отвезти меня в православную церковь. Через полчаса я оказалась перед воротами белоснежного храма. Табличка возле каменных ворот гласила на двух языках: "Улица Дарю. Храм Александра Невского". Перекрестившись, я вошла под гулкие своды. В храме было темно и прохладно.
Круглолицая монашка в железных очках продавала свечи. Я купила одну и спросила по-русски, где мне найти священника.
- Сейчас позову отца Иоанна, - ответила она и скрылась за небольшой дверкой.