– Проклятие! – прохрипел Гродецкий, падая на мозаичный пол, бывший в его комнате черно-белым. В масонстве такая мозаика символизировала взаимочередование добра и зла в человеческом мире. Так убирались некоторые масонские ложи.
– Я вижу, пан Станислав, что вы торопитесь, – кивнул я в сторону его упакованного багажа.
– Да уж, – усмехнулся Гродецкий, обнажив свои жемчужно-белые зубы. – Торопился, по крайней мере…, – добавил он. – И угораздило же меня с вами связаться, Яков Андреевич! – процедил сквозь зубы Гродецкий, пока Кинрю связывал ему руки.
– Да, – кивнул я, – напрасно вы выбрали именно меня в козлы отпущения… Кстати, – осведомился я, – куда вы спрятали дневник Николая Николаевича? – осведомился я.
– Ищите, – пожал плечами Гродецкий с издевательской улыбочкой на устах.
– Найду, – заверил я его. – Не беспокойтесь!
Мира тем временем вытирала на полу керосин, а Мадхава освобождал от тенет своего "брахмачарина" Агастью.
– Мира! – позвал я индианку.
– Что? – негромко отозвалась она. Я заметил, что ее панический ужас прошел. Индианка с интересом рассматривала вещи Гродецкого.
– Позови Медведева, – попросил я ее. – Этот случай не терпит отлагательств до завтрашнего утра.
– Хорошо, – согласилась индианка и вышла из комнаты.
Я же начал осматривать багаж господина Гродецкого и через несколько минут уже обнаружил дневник князя Титова.
– Я вижу, вы торопились, – сказал я Гродецкому, кивнув в сторону обнаруженной мною тетрадки.
– Теперь это не имеет никакого значения, – мрачно ответил пан Станислав.
– О, да! – воскликнул я, вынимая из его дорожного погребца черный футляр. Я раскрыл его и обомлел. – А это что такое?
– произнес я вполголоса.
– Я вижу, вы узнали его, – ответил Гродецкий.
В эту минуту в комнату пана Станислава вошел Лаврентий Филиппович.
– Я так и знал, что вы что-нибудь этакое выкинете, Яков Андреевич, – усмехнулся он.
– Ну, все лавры в этом деле должны достаться пану Гродецкому! – заметил я.
– Догадываюсь, – кивнул Медведев. – Что я вижу? – Лаврентий Филиппович уставился на футляр с вензелем Гродецкого, выгравированным под крышкой. – Перстень с адамовой головой! – воскликнул он. – Я видел его на пальце князя! Он с ним никогда не расставался, – добавил квартальный надзиратель, – но на теле покойного этого перстня не было! – заметил он, постукивая пальцами по столу. Медведев поводил ноздрями по воздуху. – Что это? – удивился он. – По-моему, это керосин, – прищурился надзиратель. – Вы хотели спалить имение? – обратился Лаврентий Филиппович к пану Гродецкому.
– Представьте себе, что – да, – нагло ответил он.
– Господин Гродецкий пожелал таким образом от меня избавиться, – решил я внести некоторые пояснения и протянул Медведеву дневник Николая Николаевича Титова. – Занимательное чтиво, – заметил я.
– Обязательно почитаю на досуге, – ответил Лаврентий Филиппович.
– Я думаю, что настало время расставить все точки над i, – заметил я. – К сожалению, княгиня больна и не в состоянии выслушать эту историю…
– Да и Колганов с Сысоевым отсутствуют, – заметил мой Золотой дракон.
– Никита Дмитриевич по делам в деревню уехал, – сказал Медведев.
– А Иван Парфенович заперся в своей комнате, – заметил Мадхава, – и боится оттуда кончик носа высунуть, – усмехнулся он.
– Похоже, ваша дуэль с Колгановым не состоится! – сказал я Гродецкому.
– Не велика потеря, – ответил он. – У меня нет нужды сражаться с мошенниками!
– А себя вы к кому причисляете? – вкрадчиво осведомился Медведев.
– К патриотам, – серьезно сказал Гродецкий, – и к защитникам своего отечества!
– Ах, вот оно как?! – поджав губы, хмыкнул Лаврентий Филиппович.
– Знакомы ли вы с книгой Иоанна Масона "О познании самого себя"? – обратился я к пану Станиславу. – Ведете ли вы дневник с целью исповедания?
– Мне нет надобности испытывать самого себя, – ответил Гродецкий. – Ежедневно и еженощно могу я сказать, что служу своему отечеству! – воскликнул он.
– Но к чему вам, господин Гродецкий, понадобилось обращаться к ведическому ритуалу?! – изумленно воскликнул Мадхава, широко распахнув свои огромные черные глаза.
– Думаю, я смогу ответить на этот вопрос, – проговорил я вполголоса.
– Не сомневаюсь, – кашлянул Лаврентий Филиппович.
– Какой-то неизвестный агент Титова, – начал я свой рассказ, – сообщил ему, что я как-то связан с польским масонством, – я мог говорить об этом, поскольку в комнате не было никого кроме индусов, которым я уже доверял и которые вскорости собирались уехать на родину, Медведева и Миры, – Литовские ложи вопреки желанию Его Императорского Величества Александра I и Великой Петербургской ложи "Астреи" присоединились в Великому польскому востоку, отчаянным противником чего был князь Николай Николаевич Титов. Но к его мнению прислушивались, – проговорил я многозначительно, – и господин Станислав Гродецкий как истинный патриот, – я кивнул в сторону поляка, – решил физически устранить своего противника… и, – добавил я, – свалить это все на меня. Для этого ему не понадобилось чрезмерных усилий, достаточно было намекнуть Николаю Николаевичу, чтобы он пригласил в это имение индусов. Его тайный агент также докладывал Титову, что "брахманы" как-то связаны с поляками, что было только на руку Гродецкому… Я подозреваю, что это именно он и связан с ним! Теперь меня легко было обвинить в том, что я через индианку Миру передаю информацию индусам, которые, якобы, работают на Великий польский восток.
– Я же вам говорил, – кивнул Лаврентий Филиппович, – что Иван Сергеевич Кутузов вам больше не доверяет!
– Вы были правы, – ответил я. – Но в данный момент меня интересуют имена сообщников пана Гродецкого и имя этого засекреченного агента!
– Этого имени вы никогда не узнаете! – воскликнул Гродецкий.
– Ну, это мы еще посмотрим! – ответил я. – Кстати, – обратился я к пану Станиславу, – объясните мне, зачем вы убили англичанку?! Она же была вашей любовницей и сообщницей. Ведь Мери-Энн нередко бывала в салоне Божены Феликсовны Зизевской, где вы и приглядели индусов…
– Какой такой Божены Феликсовны? – насторожился Медведев, – имя показалось ему знакомым, но он никак не мог припомнить, где его слышал!
– Это я вам, Лаврентий Филиппович, потом объясню, – ответил я.
– Это не ваше дело! – грубо ответил Гродецкий.
– Ну, тогда я сам, – развел я руками. – Мери-Энн была вам нужна, чтобы выкрасть у княгини жемчужину, подложить ее мне, для того чтобы в смерти князя обвинили меня, но в последний момент она почему-то заартачилось и сообщила вам, что жемчужина исчезла… Вы занервничали, поссорились с ней и нечаянно толкнули ее! Мисс Браун упала и ударилась головой.
Вы, господин Гродецкий, не рассчитали своего удара… Ее смерть спутала все ваши планы. В момент ее убийства я был заперт в комнате Миры, что и оправдало меня! Тогда вы сменили тактику и открылись мне, что принадлежите к польскому масонскому братству и даже принесли мне свои извинения. Но вам надо было найти виновного, – продолжил я, – и ваш выбор пал на Сысоева, поэтому-то вы и подложили ему другую жемчужину, почти идентичную той, что исчезла из комнаты Титовой.
– А откуда она взялась? – изумился Мадхава.
– Ну, об этом господин Станислав Гродецкий на всякий непредвиденный случай заранее побеспокоился, – ответил я.
– Между прочим, вы знаете, где он с господином Титовым познакомился?
Все отрицательно закачали головами.
– В Индии, – ответил я. – В ювелирной лавке!
– Надо же! – изумился Медведев.
– Вот пан Станислав и подложил Никите Дмитриевичу свою жемчужину…
– Завтра же я отвезу вас в Управу, – сказал Медведев Гродецкому.
– Не мешало бы еще в деревню заехать, – добавил я. – Чтобы разобраться с его сообщниками!
– Непременно, – ответил Лаврентий Филиппович и чихнул. – Кстати, – спросил он Гродецкого, – а зачем вы сняли с Титова перстень с адамовой головой, ведь это же только доказывает вашу вину?!
– В знак того, – ответил Гродецкий с чувством собственного достоинства, – что я осуществил свое жизненное предназначение и исполнил свой долг перед польским братством, – добавил он.
– Ну-ну, – покачал головой Лаврентий Филиппович, поглаживая рукой чисто выбритый подбородок. – Я думаю, вы не будете возражать, пан Станислав, если я закрою вас здесь на эту ночь?
– Ну что вы, – протянул Гродецкий. – Конечно, нет! – усмехнулся он.
– И у дверей я бы попросил подежурить господина Юкио Хацуми, – проговорил Медведев, – а то что-то на лакея Григория у меня нет надежды, – добавил он. – Вы не против, Яков Андреевич? – обратился надзиратель ко мне.
– Если Кинрю не возражает, – ответил я.
– Кинрю не возражает, – усмехнулся японец. – Я с превеликим удовольствием! – угрожающе добавил мой Золотой дракон. Он все еще не мог простить Гродецкому смерти англичанки мисс Браун.
– У меня для вас есть сюрприз, – обратился я к надзирателю и достал из кармана серебряный сундучок.
– Что это? – удивился Медведев.
Я приподнял серебряную крышечку.
– Ой! – воскликнул Лаврентий Филиппович, не веря своим глазам. – Откуда это у вас?
И я пересказал ему историю, рассказанную мне моим ангелом-хранителем.
– Пока я оставлю этот сундучок у себя, – произнес Медведев, выслушав рассказ до конца, – в качестве вещественного доказательства. Но как только появится возможность, я сразу же передам эту жемчужину Ольге Павловне. Кстати, надо еще, чтобы она ее узнала…
– Не сомневайтесь, – заверил я Медведева. – Княгиня ее узнает!
– Да, – протянул Лаврентий Филиппович, – ничего себе подарочек!
Я вернулся к себе, оставив Кинрю у дверей Гродецкого охранять нашего преданного своему делу поляка, ознакомившегося в Калькутте с азами ведического действа.
Куда уж было моей бедной Мире с ее скудными познаниями в области религии своего народа до пана Станислава, виртуозно освоившего начала ритуального жертвоприношения?!
У меня не укладывалось в голове, что этот фанатик принадлежал к мировому франкмасонскому братству, призванному воздвигнуть на земле камень за камнем духовный храм всеобщей любви…
– Яков Андреевич, неужели все кончилось? – устало спросила Мира.
– Надеюсь, моя милая предсказательница, – нежно ответил я.
– Но звезды предсказывают иное, – сказала Мира взволнованно. Какая-то тень легла на ее чело, и мне показалось, что она состарилась лет на пять.
– Когда ты успела составить гороскоп? – осведомился я.
– Я делаю это каждый день, – сказала индианка. – Марс грозит нам бедой, – проговорила она. – Мне кажется, что эта история еще не завершена, – печально вздохнула моя возлюбленная.
– Типун тебе на язык! – шутливо цыкнул я на нее.
Мира рассмеялась и обвила руками меня за шею. Этой ночью она осталась спать в моей комнате.
Около полуночи нас разбудил отчаянный стук в закрытую дверь.
– Вот оно, начинается! – встревоженно прошептала Мира, набрасывая поверх кружевной ночной сорочки полупрозрачный пеньюар из тончайшего нежно-голубого флера.
– Да что происходит, черт возьми?! – выругался я, зажигая свечу в шандале. – Кто там? – воскликнул я, спросонья протирая глаза.
– Яков Андреевич! – услышал я из-за двери детский, дрожащий голос. – Это Саша, – отчаянно всхлипнул он. – Я вас очень прошу, впустите меня, пожалуйста!
Мира бросилась к двери, чтобы впустить ребенка. Сердце тревожно забилось у меня в груди предчувствием беды.
Дверь распахнулась, на пороге стоял заплаканный, шмыгающий немного вздернутым носом Саша.
– Что стряслось? – взволнованно осведомился я.
– Господина Кинрю убили, – дрожащим голосом ответил Саша Титов.
IX
– Что?! – у меня волосы на голове встали дыбом от ужаса.
– Кого убили?!
Мира вскрикнула и едва не потеряла сознание. Ее связывала с Кинрю искренняя, крепкая дружба. Иногда они позволяли себе подшучивать друг на другом, но никогда не заходили дальше обычного дурачества. Мира была нежно привязана к немного нелюдимому, замкнутому Кинрю. Еще никому и никогда не удавалось нарушить наш довольно устойчивый триумвират, основанный на взаимовыручке и доверии.
– Золотого дракона! – заплакал мальчик.
– Кто тебе сказал?! – воскликнул я и усадил его в глубокое сафьяновое темно-зеленое кресло, в котором ребенок утонул, словно в бездонном озере.
– Я сам видел, – ответил мальчик, вздрагивая всем телом. На его черных, длинных ресничках застыли прозрачные слезинки, поблескивающие в свете одинокой свечи.
– Где? – воскликнул я.
– У дверей комнаты господина Гродецкого…
– Этого еще не хватало! – выдохнул я, глотая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Нет! – закричала Мира и заплакала, спустившись на пол по стеночке. Она сама стала похожа на беззащитного, брошенного ребенка.
– Перестань убиваться! – воскликнул я и поднял индианку на ноги. Потом я достал из шкафчика графин и налил в прозрачную стеклянную рюмку крепкой, хорошей водки.
– Выпей! – велел я Мире.
– Нет, – она затрясла головой с растрепавшимися волосами, упавшими черными крыльями ей на лицо. В этот момент моя индианка и в самом деле стала похожа на цыганскую ведьму.
– Я не могу это пить! – воскликнула она с отвращением и скорчила презрительную гримасу.
– Выпей! – настаивал я. – Тебе станет легче! Представь, что это лекарство!
– Нет, – Мира снова затрясла головой. – Юкио Хацуми мертв! – простонала она.
– Это еще неизвестно, – произнес я с надеждой в голосе. – Мальчик мог ошибиться, тем более в темноте! Выпей ради меня!
Наконец Мира подчинилась и, зажмурившись, выпила содержимое рюмки.
– Как ты оказался у дверей пана Станислава? – обратился я к Саше.
– Я видел, как все вы пошли туда, но не видел, чтобы Кинрю вернулся, – всхлипывая ответил он. – Я думал, что господин Юкио еще расскажет мне про самураев!
– И куда только смотрит Грушенька?! – невесело усмехнулся я.
– Не говорите ей… – попросил Саша, – она такая добрая!
– Хорошо, не буду, – ответил я, – только для этого, ты, мой хороший, должен обязательно успокоиться! Договорились?
– Qui, – всхлипнул мальчик.
– Ну-ну, – я похлопал его по плечу, стремясь сохранять самообладание. – Я уверен, что наш Золотой дракон все еще жив! – проговорил я, стараясь сам поверить в свои слова.
Мне стоило огромного труда самому не разрыдаться, но я был в ответе за Миру и маленького Сашеньку, а потому был обязан держать себя в руках. – Я должен посмотреть, что там случилось, – обратился я к индианке. – А ты пока присмотри за ребенком! – Я считал, что эта обязанность должна была привести ее в чувство.
Как оказалось, я не ошибся. Мира действительно пришла в себя.
– Ждите меня здесь! – велел я обоим и отправился на поиски своего попавшего в беду ангела-хранителя.
Я поднялся по лестнице, пугаясь своего отражения в зеркалах.
Казалось, что усадьба полна была привидениями. Из-за одного угла выглядывала мисс Браун с разбитой головой, из-за другого – Кинрю, застреленный из "кухенрейтора", а мне почему-то представлялось, что пан Гродецкий застрелил моего японца из дуэльного пистолета, из-за колонны усмехался сам князь Николай Николаевич.
Я перекрестился, отгоняя прочь это наваждение.
У дверей комнаты Гродецкого я и в самом деле наткнулся на тело Золотого дракона.
– Кинрю! – тихонько позвал я его.
В ответ мне раздался стон, и я уже смог облегченно вздохнуть.
– Жив! – воскликнул я.
– Жив, – эхом откликнулся мой Золотой дракон, приходя в сознание. – По-моему, я потерял много крови, – заметил он, показывая мне окровавленную ладонь.
– Он выстрелил в тебя? – спросил я взволнованно.
– Нет, – покачал головой Кинрю. – Ударил ножом!
– Вот мерзавец! – воскликнул я. – Но как он дверь-то открыл?
– Не знаю, – пожал плечами Кинрю. – Наверное, у него были еще ключи, которые у него не отобрал Медведев. – Или ему удалось взломать замок, – добавил он неуверенно. – Но, так или иначе, этот пан едва не отправил меня к праотцам!
– Все хорошо, что хорошо кончается, – заметил я.
– Это вы верно подметили, Яков Андреевич! – с трудом проговорил японец. Я взял его под руку и сначала помог подняться с пола, а затем добраться до мой комнаты. Кинрю сказал мне, что Гродецкий сбежал. Впрочем, я сам в этом тоже нисколько не сомневался.
– Кинрю! – ахнула Мира, когда он ввалился в дверь. – Ты жив! – обрадованно вскричала она.
– Нет, – покачал головой японец, – это мой призрак бродит по старинной барской усадьбе!
– Господин Кинрю, вы живы! – мальчик в ночной сорочке до пят выпрыгнул из моей постели.
– Сашенька? – удивился японец. – А ты здесь какими судьбами?
– Ему ты обязан жизнью, – ответил я. – Мальчик решил, что тебя убили, и первым делом примчался ко мне!
– Глупенький, – улыбнулся Кинрю. – Золотые драконы не умирают. Они вечно живут! – добавил он.
Я оставил раненого Юкио на попечение моей индианки и отправился на поиски господина Гродецкого, уповая на то, что он до сих пор не успел еще покинуть усадьбы.
В комнате, разумеется, вещей поляка не оказалось. Я спустился в людскую, кучер Гродецкого так же пропал.
Истопник сказал мне, что видел, как тот выходил на улицу около полуночи… Ему, видите ли, воздухом подышать захотелось!
Я набросил на плечи шубу и вышел на освещенную усадебную веранду. В воздухе пахло морозной свежестью, под ногами похрустывал девственный снег. От веранды по мраморной лесенке петляли две цепочки следов. Я поежился. Пора была и вправду студеная.
Дормез Гродецкого растворился во тьме, словно карета беглого привидения.
– Вот вам и ведическое убийство! – проговорил я себе под нос. – Ищи – свищи ветра в поле!
Теперь мне предстояло разыскивать и ловить Гродецкого.
Когда я вернулся к себе, оказалось, что в моей комнате меня уже дожидается Медведев.
– Яков Андреевич, и как же это вы так могли? – покачал он седеющей головой.
– О чем это вы? – не понял я.
Японец хмыкнул себе в ладонь.
– Упустили-таки поляка! – Лаврентий Филиппович досадливо ударил себя ладонью по пухлой ляжке.
– А кто в этом доме представляет полицию? – осведомился я.
– Кто не хотел прислушиваться ни к одному моему слову? – горячился я.
– Ну, ладно! Ладно! – замахал руками Лаврентий Филиппович.
– Больно уж вы, Кольцов, разошлись! Не на шутку! – добавил он. – Не об обидах, а о деле думать надо! – произнес Медведев назидательно.
– Ну-ну, – покачал я головою в ответ.
Выспаться, разумеется, этой ночью мне совершенно не удалось.
Встал я на рассвете разбитый и отправился вместе с Мирой в столовую завтракать, где Грушенька накрыла нам стол на троих с Медведевым.
Кинрю крепко спал в своей постели после того, как моя индианка опоила его своим дурманным питьем. Он рвался в бой и собирался сегодня же утром отправиться на поиски Гродецкого, но мы уговорились с Лаврентием Филипповичем его не будить. В конце-концов, моему Золотому дракону надо было скорее выздоравливать.
– Что вы думаете делать? – осведомился квартальный надзиратель, орудуя серебряной вилкой в китайской фарфоровой тарелке.