– Да я тебя!.. – Ольга Павловна замахнулась, но в последний момент спрятала руку за спиной. – Да я тебя в скотницы… Из барского-то дома! – проговорила она, часто и тяжело дыша. – Вон отсюда! – приказала княгиня.
Заплаканная Грушенька послушно ушла из гостиной.
– Вот дура-то, – произнесла со вздохом Ольга Павловна, немного остыв. Грушу она любила и даже готова была ее простить, но к Мире испытывала ненависть.
– Сударыня, – вновь обратился к индианке Лаврентий Филиппович, – я вынужден поместить вас к вашим брахманам, – развел он руками.
– Делайте что хотите, – ответила Мира, покорная воле богов.
– Что?! – воскликнул я. – Не будет этого!
– Но… – Медведев покосился в сторону Ольги Павловны.
– Не смейте вмешиваться! – прикрикнула она на меня. – Эта женщина, – она ткнула указательным пальцем в мою индианку, – по меньшей мере соучастница! И если произойдет еще одно убийство или кража, то виноваты в этом будете именно вы!
– Поверьте мне, Ольга Павловна, вы ошибаетесь, – прижал я руки к груди.
– Ничего подобного! – возразила княгиня. – Я никогда не ошибаюсь! – самоуверенно заявила она.
– Ладно, ладно, – вздохнул Медведев. – Я оставлю вам вашу индианку, но снимаю с себя какую бы то ни было ответственность!
– Лаврентий Филиппович, а почему бы вам не допросить всех слуг? – предложил я квартальному. – Возможно, убийца кто-то из них!
– Этим я-то и занимаюсь, Яков Андреевич, пока вы бездельничаете! – ответил он укоризненно.
На этом инцидент вроде бы был исчерпан. Я взял под руку Миру, которая едва держалась на подкашивающихся ногах, чтобы проводить ее в отведенную ей гостевую комнату.
За окнами стемнело, метель только усиливалась.
– И сколько еще мы пробудем здесь? – спросила Мира с тоскою в голосе. – Мне не нравится этот дом, – сказала она. – Здесь непременно случится еще какое-нибудь несчастье, – с горечью заключила индианка.
– Мы уедем сразу же, как только закончится метель, – ответил я.
– Яков Андреевич, вы кого-нибудь подозреваете? – спросила Мира, когда мы поднимались по лестнице.
– Да, – ответил я, имея в виду Гродецкого. Но мне так до сих пор и не удалось разобраться в его мотивах. А о доказательствах и вовсе речи не шло. Я даже не в силах был раскрыть в нем масона. И эта его выдержка тем более вселяла в меня уверенность, что он принадлежит к нашему братству.
Масон узнавал другого каменщика по знакам, пожатиям и клятве. Невольно вспомнилось мне:
"– Дай мне слово Иерусалима:
– Гиблин.
– Дай мне слово вселенной.
– Боаз.
– Сколько есть истинных уз?
– Пять: ступня к ступне, колено к колену, рука в руке, сердце к сердцу, ухо к уху.
– Истинное слово и истинная примета каменщика?
– Прощай!"
Но не мог же я подойти к Гродецкому и напрямую сказать ему все это, если он отказывался отвечать на знаки нашего братства!
– Кто он? – спросила Мира, облокотившись о мраморную колонну.
– Я не могу сказать…
– Понимаю, – проговорила индианка в ответ. Она отперла дверь ключом, и мы вошли в ее комнату, в которой царил безукоризненный порядок.
Индианка, наконец-то, присела на диван и смогла перевести дух.
– Медведев очень утомил меня, – медленно проговорила она.
– Почему он играет против нас? – неожиданно спросила Мира.
Я задумался.
– Видимо, – после недолгой паузы ответил я, – потому что еще так и не разобрался в ситуации. Он так же, как и мы, не понимает, что происходит…
В дверь постучали.
– Барышня, можно к вам? – узнал я Грушенькин голос.
– Входи, – позволила Мира, хотя я заметил, что больше всего на свете сейчас она хотела бы отдохнуть. Разговор с Лаврентием Филипповичем отнял у нее много душевных сил.
Грушенька опасливо вошла в комнату.
– Барыня, наверное, выгонит меня из дома, – медленно проговорила она, – но мне очень хочется, барышня, чтобы вы мне все-таки погадали.
– Хорошо, – согласилась Мира. – Мне не хотелось этого делать, но если ты так уж настаиваешь…
Она извлекла из комода свой обклеенный цветной бумагой сундук с гадальными принадлежностями. Я видел, что ей сильно недоставало Сварупа, ее старого индийца-слуги. Это он бережно укладывал ей в дорогу астрологические таблицы, вышитые мешочки с благовониями, разноцветные свечи и амулеты-пентакли, отлитые из свинца. Один из таких пентаклей-оберегов носил я у себя на груди. Здесь же лежал и изумрудный ларец с древней колодой карт Таро, которые Мира раскладывала только в самых особенных случаях.
Индианка опустила темно-бордовые занавеси на окнах, тяжелый бархат которых шумно упал на мозаичные плиты паркетного пола. Потом Мира велела Грушеньке затушить все свечи, которые были зажжены в канделябрах. Девушка тут же послушалась и с воодушевлением сделала то, что приказала ей предсказательница, словам которой она безоговорочно верила.
Мира скрылась за ширмой и переоделась в ярко-красное сари, которое ей несказанно шло. Запястья свои она унизала тяжелыми золотыми браслетами, которые обычно позванивали, когда индианка раскладывала карты.
Когда Мира появилась из-за ширмы, Грушенька вздрогнула, потому как не узнала ее. Ей была знакома европейская барышня, а не эта восточная принцесса с копной черных распущенных волос, огромными подведенными глазами и лихорадочным румянцем на смуглых щеках.
Мира извлекла из ящика три свечи и бронзовый старинный подсвечник. На круглом столике она поставила статуэтку Шивы, которую тоже привезла с собой из нашего столичного особняка.
Индианка зажгла свои свечи, от которых сразу стал исходить какой-то экзотический аромат. Невольно перед моими глазами возникли развалины древнего дворца ныне покойного раджи, на которых мне однажды посчастливилось побывать. В пламени свечей мне виделись милые сердцу Миры, зовущие, дикие джунгли.
Индианка прошептала какие-то ритуальные слова, которые мне не удалось разобрать, и велела Грушеньке сесть на стул.
Девушка механически проделала то, что от нее требовалось.
Тогда индианка перетасовала колоду карт с древними символами, смысл которых заключался в кабалистических аллегориях. Она приказала Грушеньке снять ее левой рукой и разложила на столе пентаграмму.
Я только дивился тому, как перекликались все древние учения между собою.
– Твое желание исполнится, – улыбнулась Мира. – Обязательно, – обнадежила она девушку, которая слушала ее с замиранием сердца. С первого взгляда было заметно, что думает Грушенька о каком-то определенном человеке, с которым давно знакома, и мечтает о нем, но боится признаться себе в своих мечтах. – Ты можешь на него положиться, – продолжала Мира вещать, – он – добрый человек, – проговорила она и задумалась, какая-то тень набежала ей на чело.
– Что-то не так? – спросил я индианку.
– Нет, – Мира покачала головой, продолжая вглядываться в выпавший ей аркан. – Но мне кажется… А, впрочем, нет! – отмахнулась она, бросив взгляд на испуганную Грушеньку. – Кстати, – добавила она, – видишь вот эту женщину? – она указала на верховную жрицу. – Княгиня даст свое разрешение на брак!
Потом Мира собрала свои карты, убрала их в ларец и спрятала в ящике, туда же она сложила и недогоревшие свечи, вместе с вышитыми мешочками, полными благовоний и ароматических трав.
– Ты осталась довольна? – спросила индианка у девушки.
– Да, – Грушенька закивала русоволосой головой.
– Тогда, может быть, ты поможешь мне переодеться? – попросила Мира ее.
– Конечно, – согласилась она обрадованно.
Мира скрылась за ширмой.
– Подай мне, пожалуйста, из шкафа муаровое платье цвета чайной розы, – попросила она.
Грушенька открыла шкаф, замерла на какое-то мгновение, а потом издала истошный вопль.
– Что случилось? – хором воскликнули мы с Мирой.
– Там… там… – Грушенька указывала пальцем в шкаф красного дерева. – Там…
– Да что там? – я подошел к шкафу, который так напугал экономку. Девушка стояла, бледная как смерть, и продолжала указывать на полку.
– Ты увидела призрак? – спросила индианка, высунувшись из-за ширмы.
– Платок, – прошептала девушка побелевшими губами.
– Какой еще платок? – удивился я.
– В крови, – тихо промолвила девушка. Ее трясло, словно в лихорадке.
В этот момент я тоже увидел предмет, который привел Грушеньку в такой ужас. Это был белый батистовый платок князя Николая Николаевича Титова, весь пропитанный бурой кровью. На нем был золотыми нитками вышит княжеский шифр – вензель, составленный из его инициалов.
– Какой ужас! – всплеснула руками Мира, которая закуталась в шаль и вышла все-таки из-за ширмы. – Теперь в убийстве все обвинят меня, – прижала она ладони к разгоряченным щекам.
Грушенька переводила взгляд с меня на Миру и не знала, верить ли гадалке, которая десять минут назад предсказала ей сказочную судьбу, или не верить. Но то, что Мира могла убить человека, никак не укладывалось у нее в голове.
– Грушенька! – обратился я к экономке. – Пообещай мне, пожалуйста, что никому не расскажешь о том, что увидела! Это может стоить барышне жизни… Ведь нет никаких сомнений в том, что платок покойного князя кто-то подбросил в Мирины вещи.
– Хорошо, – пообещала девушка. – Я никому не скажу, но я не понимаю…
– Я обещаю тебе, что обязательно разберусь в этом деле и назову имя истинного убийцы, – заверил я Грушеньку, которая испуганно озиралась по сторонам. Ее все еще продолжал бить озноб.
– Мне страшно, – сказала она. – Ведь следующей жертвой может стать кто угодно…
Я не знал, как успокоить ее. Мне тоже казалось почему-то, что одним убийством в этом доме дело не ограничится.
– Мне надо идти, – объявила Грушенька, как только немного успокоилась. – Княгиня Ольга Павловна верно уже разыскивает меня, – сказала она, направившись к двери. – Но я обязательно еще забегу к вам, – пообещала девушка Мире, – чтобы помочь одеться к ужину.
С этими словами Грушенька покинула нас.
– И что ты об этом думаешь? – спросил я свою индианку, как только она нарядилась в муаровое платье с высокой талией и закончила свой туалет.
– Что кто-то хочет, чтобы меня обвинили в убийстве, – сказала она.
В этот момент распахнулась дверь, и на пороге возник Медведев, княгиня Ольга Павловна и Гродецкий, размахивающий дуэльным пистолетом от Кухенрейтора.
– Что это за вторжение, господа? – осведомился я.
Выражения лиц наших гостей определенно не сулили нам ничего хорошего.
Медведев заговорил:
– Я обвиняю госпожу Миру в участии в ведическом жертвоприношении.
– Лаврентий Филиппович, – покачал я головой, – вы опять за свое!
– Дело гораздо серьезнее, чем вы думаете, Яков Андреевич, – сухо проговорил Медведев. – У нас есть веские основания полагать…
– Какие еще основания? – перебил я его. – Объяснитесь!
– Я же говорила, что она – убийца! – воскликнула Ольга Павловна. В трауре ее фигура казалась особенно величественной. На лбу у княгини пролегли две новые глубокие складки, черты благородного лица заострились. – Я получила записку, – сказала она, повертела ею у меня перед носом и протянула Медведеву. – В ней говорится об окровавленном платке, – добавила княгиня с победоносным видом. – Он должен находиться в ваших вещах! – она ткнула пальцем в Миру, лицо которой покрылось мертвенной бледностью.
– В записке также говорится и о вашем сговоре с индианкой, Яков Андреевич, – бесстрастно проговорил Лаврентий Филиппович.
– Что?! – выдохнул я. – Да как вы вообще смеете?! Вы с ума сошли, Медведев?
– Вы что-то не поделили с князем, – сказал квартальный, – на почве известных вам интересов, – добавил он тише, намекая видимо на нашу с Титовым принадлежность к масонскому братству, и одарил меня весьма многозначительным взглядом.
Гродейцкий и бровью не повел, я только дивился выдержке поляка и иной раз начинал сомневаться в справедливости своих туманных догадок на его счет.
– Я настаиваю на обыске в этой комнате! – заявил Лаврентий Филиппович.
– А если я вам не дам на это своего согласия? – я делал отчаянные попытки защититься, понимая их тщетность.
Мира сидела на канапе, как громом пораженная, зная, что мы с ней угодили в чьи-то умело расставленные ловушки.
– Вам придется подчиниться! – заговорил Станислав, пистолет в его руке был направлен мне в грудь.
– Вы удивляете меня, – сказал я Гродецкому. – А впрочем, сила на вашей стороне, – развел я руками.
– Вот именно, – подчеркнул Медведев. Он осмотрелся по сторонам. В Мириной комнате ему еще ни разу не приходилось бывать. Я заметил, что Лаврентия Филипповича несколько разочаровало скромное убранство ее будуара.
– Чего же вы медлите? – спросила Мира. К этому времени индианка успокоилась и готова была подчиниться судьбе, какой бы горькой она ни оказалась.
– И в самом деле, Лаврентий Филиппович, – обратилась к квартальному Ольга Павловна, – чего вы медлите? Пора бы уж закончить с этим…
– Ну что ж…
Я заметил, что Лаврентий Филиппович все еще сомневается, не осмеливаясь вступать со мной в открытую конфронтацию. Тогда мне пришло в голову, что дело еще можно как-то поправить, и я открыл было рот, чтобы попытаться обратить эту ситуацию в свою пользу, как дверь отворилась, и в комнату вошла сильно встревоженная Грушенька.
– Яков Андреевич! – воскликнула она. – Госпожа Мира!
Головы всех присутствующих обернулись в сторону ключницы.
– Я ни в чем не виновата! – всхлипывала Грушенька. – Я про платок никому ничего не говорила! Я не знаю, откуда они узнали! Я не…
– Что? – прошипела княгиня, морщины на ее лице обозначились еще резче. – Так ты знала про платок? Ты!.. – она наградила несчастную Грушеньку звонкой пощечиной.
Девушка заплакала и выбежала вон из Мириной комнаты.
– Какая мерзавка! – воскликнула Ольга Павловна. – Вот и делай этим людям добро!
– Значит, Яков Андреевич, – сухо сказал Медведев, – вы действительно знали про платок, а это только доказывает, что вы покрываете свою индианку!
– Но…
Лаврентий Филиппович молча проследовал прямиком к злополучному шкафу. Он пошарил руками на дне гардероба и извлек из него двумя пальцами платок с запекшейся кровью.
– Что это такое, хотел бы я знать? – проговорил он, обращаясь ко мне.
– Его подбросили, – ответила Мира.
– Все так говорят, – усмехнулся Лаврентий Филиппович.
– Вы говорите так, – возмутился я, – будто имеете дело с каторжниками!
– От тюрьмы и от сумы, как говорится, не зарекайся! – развел руками Медведев.
– Лаврентий Филиппович, вы издеваетесь?! – взорвался я.
– Нет, – возразил квартальный, – я выполняю свой долг! – произнес он с гордостью.
– Вы нашли то, что хотели, – проговорил я почти бесстрастно. – Уходите!
– Я полагаю, что в этом будуаре, – произнес он, осматриваясь по сторонам, – мы можем обнаружить еще массу интересных вещей!
– Вы невыносимы, Медведев! – вздохнул я и уселся на канапе, все еще находясь под прицелом Гродницкого.
Лаврентий Филиппович тем временем выдвинул на середину комнаты Мирин кабалистический ящик. Он открыл его и начал вытаскивать из него ее вещи.
– Вы не смеете! – воскликнула индианка.
– Еще как смеет! – процедила сквозь зубы княгиня.
Она сама начала переворачивать Мирины пуховые одеяла.
– Какой ужас! – схватилась индианка за голову.
В этот момент Лаврентий Филиппович уронил на пол ее изумрудный ларец с картами Таро. Колода рассыпалась по паркетной мозаике. Индианка бросилась собирать многочисленные мечи, кубки, пентакли и жезлы, разбросанные на черно-белом полу. Я тоже стал помогать индианке поднимать с паркета фигуры старших арканов. В тот момент, когда я взял в руки "Звезду" и собрался поднять "Свершение", Медведев ткнул пальцем в какие-то Мирины книги и с лихорадочным блеском в глазах воскликнул:
– Вот!
– Что это? – спросила взволнованная Анна Павловна.
– "Веды" – ответил я.
Это были священные тексты, составленные на санскрите.
Медведев взял в руки как раз том, в который были заключены самхиты – сборники ритуальных гимнов, таинственных заклинаний и молитв; стряхнул с него пыль, потряс им в воздухе и возбужденно проговорил:
– Вот доказательство!
Потом он вытащил из обклеенного бумагой ящика и брахманы – трактаты, подробно толкующие ритуалы и объясняющие систему ведических жертвоприношений. Раскрыл том и пролистал его, рассматривая рисунки.
– Ну, что я говорил? – проговорил он с торжествующим видом.
Медведев, конечно, не знал санскрит, но с него было довольно и иллюстраций, к тому же книги были обернуты белой бумагой и Мириною рукой подписаны по-русски, чтобы мне, при желании, было легче в них разобраться.
– Ведьма, – презрительно бросила Ольга Павловна в сторону Миры.
– Но это же только книги, – произнес я расстроенно.
– Э… нет, – погрозил пальцем квартальный надзиратель. – Это не просто книги. Это – пособия, – изрек он многозначительно. – Пособия по жертвоприношениям и ритуальным убийствам!
– Но Мира – индианка, – развел я руками. – Что может быть естественнее того, что она хранит у себя религиозные книги своего народа? Это все равно, – я задумался, подыскивая подходящее для этого случая сравнение, – все равно… если бы вы хранили у себя Евангелие! – нашелся я.
– Не мелите чепухи! – отмахнулась княгиня. – Все доказательства налицо, – заключила она. – Моего мужа убили индусы и эта индианка в сговоре с вами!
– Вы бредите, – устало вымолвил я.
Медведев тем временем продолжал обыскивать Мирину комнату.
Он разворошил ее платья, достал шкатулку с драгоценностями, высыпал их на столик и все перебрал, в надежде обнаружить исчезнувшую жемчужину. Но ее, на наше счастье, в драгоценностях Миры не оказалось, что, впрочем, очень сильно удивило меня. Я считал, что в действиях преступника отсутствует логика. Если бы в Мириной комнате, помимо окровавленного платка с вензелями, обнаружилась бы еще и княжеская жемчужина, то вина индианки, с точки зрения Лаврентия Филипповича Медведева, была бы фактически доказана!
– Странно, – разочарованно проговорил Медведев. – Я полагал… – он не договорил и стал перекладывать драгоценности со стола обратно в шкатулку.
– Это только доказывает, – сказал я в ответ, – что мы с Мирой здесь ни при чем.
– Это еще ничего не доказывает, – заметил Гродецкий, по-хозяйски расхаживающий по Мириной комнате. Я чувствовал, что медленно начинаю его ненавидеть. Внутренний голос все настойчивее советовал мне остерегаться его. А вольные каменщики привыкли прислушиваться к своему внутреннему голосу.
– Поищите еще! – потребовала княгиня. – Не может быть, чтобы жемчужина не нашлась! Она должна быть обязательно где-то здесь! – Ольга Павловна прищурила темно-карие глаза, которые превратились в две узкие щелочки.
Княгиня Титова стала перебирать Мирины коробочки с косметикой, стоящие на трюмо с венецианским зеркалом.
Медведев же снова начал копаться в магическом ящике и просыпал ароматическую траву из алого бархатного мешочка.
Анна Павловна последовала его примеру и стала потрошить остальные мешочки с травами и благовониями.