31
Дядя немного помолчал, прислушался, но ничего особенного не услышал и, повернувшись к Маркелу, спросил:
- Так, говоришь, у Трофима живешь? У Прасковьи за стенкой?
Маркел кивнул.
- Давно?
- Третий день.
- Ох ты! Во как вовремя приехал… - с усмешкой сказал дядя. - И служишь там же, где и он служил?
Маркел опять кивнул.
- А за что его зарезали?
- Нас часто режут, - просто ответил Маркел. - Служба у нас такая.
- Ну а все-таки?
- Нам о таких вещах говорить не велят. У нас с этим строго.
- Ладно, - сказал дядя. - Пусть так. Ну а сам-то ты откуда будешь?
- Рославльский я.
- Дрянной городишко, - сказал дядя, выпятив губу. - Знавал я одного рославльского. Ух и скользкий же был человечишко!
Маркел усмехнулся и сказал:
- Люди везде разные бывают. Вот как вы с Родькой. Оба рязанские, а вот…
- Ты между нами клин не вбивай! - строго сказал дядя. - А сам ты кто? Чего к Прасковье прилепился?!
- Я не лепился.
- Я вижу! - грозно сказал дядя. И даже привстал. Но вовремя одумался и сел. Помолчал и сердито сказал: - Горе у нее. А бабы, когда у них горе, мягкие. Легко их обвести. Но ты у меня смотри! Я такого очень не люблю. Меня, может, отсюда и выпрут, но я тебя все равно везде найду! Сестра, как помирала, мне наказывала: "Тимоха, смотри за Прасковьей, она тебе как дочь. Нет у нее больше никого". И это когда Гурий еще здесь был. Ну да этот Гурий - тьфу! Может, это даже ее счастье, что он пропал.
- Прасковья говорила, он в тюрьме сидит, - сказал Маркел. - В Ливонии.
- Ага! В Ливонии! - передразнил его дядя. - Слушай ее больше. Да и что баба еще скажет? Страшно ей без мужа, вот что. И тут вдруг ты!
Дядя замолчал и стал рассматривать Маркела. Тот не сдержался и сказал:
- Мы люди известные. Нас в Рославле все знают. Мой родитель, Петр Косой, дослужился до полусотенного головы и выслужил поместье. А меня оттуда сюда взяли, и князь Семен говорит, что если я буду справно служить, то он возьмет меня вместо покойного Трофима стряпчим. А после, может, дойду и до стольника.
- Если, конечно, тебя тоже не зарежут, - ядовито сказал дядя. - Га!
- А вот смеешься ты зря, - медленно проговорил Маркел. - А то я сейчас не удержусь и запорю тебя!
И быстро вынул нож из рукава. Дядя также быстро отшатнулся и сказал:
- Какие вы в Разбойном приказе все разбойники! Вот уж воистину, с кем поведешься, от того и наберешься.
Маркел в ответ только хмыкнул и, не спеша, убрал нож. Дядя пожевал губами и спросил:
- Зачем тебе Родька?
Маркел подумал и сказал:
- Лекарь говорит, что не мог государь так быстро преставиться. Помогли ему преставиться, вот что!
- Какой лекарь?
- Какой надо! А что?
- А то, что никаких лекарей государь к себе давно уже не допускал, - строго сказал дядя. - И никаких зелий, снадобий ни от кого не брал. Может, конечно, оттого и помер, что не брал.
- Как он помирал, ты видел?
- Нет.
- А Родька видел! Вот я и хочу его порасспрашивать.
- Да рассказывал он мне! - сердито сказал дядя. - Слышал я все это! Ну и что? Да Родька сам же говорил, что он даже понять ничего не успел. Позвали его, он пришел, государь сидит, подушками обложенный, и говорит: "Давай!" Бельский подал Родьке короб, Родька стал выгребать из него шахматы…
- Бельский подал? - быстро уточнил Маркел.
- Бельский, - уверенно ответил дядя. - И Родька стал выгребать из него. А государь вдруг захрипел и повалился.
- Так только Родька выгребал из короба? А государь?
Дядя подумал и честно признался:
- А пес его знает. Не помню. Да и разве это важно?
- Важно, дядя, очень важно! - строго сказал Маркел. - Вставай, пойдем. Сведи меня к Родьке. И я ему зла не желаю. Да я на него и не думаю.
- А на кого?
- Еще не знаю. А надо узнать! Не узнаю, мне князь Семен голову свернет. И твою вместе с моей.
- А мою за что? - спросил дядя.
- За то, что мне не помогал, - сказал Маркел. - Я так и скажу ему: пришел я к этому Тимохе, а он как начал вилять! Так что, скажу, может, и не зря на него думают, что он государя нарочно запарил.
- Э! - гневно вскричал Параскин дядя. - Ну, вы там, в Разбойном, все злодеи! Все, как один! Пошли! Креста на тебе нет…
Сказав это, Параскин дядя резко встал, надел шапку, взял со стола плошку и пошел к двери. Маркел пошел следом за ним.
32
Родька жил на нижнем этаже где-то в совсем дальнем углу. Пока Маркел с Параскиным дядей дошли до него, они, наверное, раз десять свернули туда и сюда и раз пять то поднимались, то спускались по лестницам. Параскин дядя держал плошку высоко, но свету от нее все равно было немного. Зато было много теней, которые скакали как попало, и Маркел боялся оступиться. А Параскин дядя шел легко, уверенно. Ну, еще бы, сердито думал Маркел, он здесь уже, наверное, лет двадцать ходит, ему тут каждая половица знакома. И Параскин дядя и в самом деле не только быстро шел вперед, но при этом еще и рассказывал примерно вот что:
- Видишь, куда его заперли? А раньше он жил наверху, рядом с Мастерской палатой. Но потом стал выпивать. А царь пьяных очень не любил. Что это, говорил, такое, куда ни сунься, везде эта пьяная рожа. И Родьку переселили. Но он за ум так и не взялся. Так что, бывало, его собирают к царю и только розовой водой побрызжут, дадут цукату пожевать, космы расчешут и ведут. Давно бы другого взяли, да где еще такого умельца найти?! Он же и в шахматы, он и в тавлеи, он даже в чет-нечет на пальцах всегда первый. Сколько раз мы его, бывало, испытывали, а он всегда был при выигрыше. Отец Феодосий говорит, что Родька - чертов сын, и как его увидит, обязательно крестится. А вот и он!
Это Параскин дядя сказал, когда они подошли к двери, которая была закрыта на метлу.
- Что такое? - спросил Маркел. - Он что, уже ушел куда-нибудь?
- Наоборот, пришел, - сказал Параскин дядя. - Это его здешние снаружи заперли, соседи, чтобы он ночью не шастал, не мешал отдыхать.
С этими словами Параскин дядя вытащил метлу из пробоев, отставил в сторону и открыл дверь.
Когда они вошли внутрь, то стало слышно, что там кто-то тяжело сопит. Параскин дядя посветил, и Маркел увидел Родьку. Это был еще не старый человек, худой, с редкой кустистой бородой. Родька лежал на лавке и спал не разувшись.
- Родя! - сказал Параскин дядя и наклонился к нему. - Это я, Тимоха.
Родька продолжал сопеть. Он был лобастый, белобрысый.
- Родя! - еще раз сказал Параскин дядя. - Царь зовет!
Родька перестал сопеть и замер. Параскин дядя повторил:
- Родька! Царь зовет! Вставай!
Родька открыл один глаз и стал им осматриваться. После опять закрыл. Параскин дядя сел рядом с Родькой на лавку, положил ему руку на плечо и заговорил уже вот как:
- Родя, за тобой пришли. Говорят, ты царя уморил. Будут тебя казнить. Вставай!
Родька открыл оба глаза и посмотрел на Маркела. Параскин дядя продолжал:
- Видишь его? Это Маркел. Он сейчас будет тебе руки выкручивать и иголки под ногти загонять.
- Не иголки, а щепки, - поправил Маркел.
- О! - сказал Параскин дядя. - Слышишь?
Родька помолчал, потом с усилием, но и очень сердито спросил:
- Ты кто такой?!
Маркел вместо ответа показал овчинку. Родька на это только усмехнулся. Маркел убрал овчинку и сказал:
- Меня князь Семен прислал. Князь Лобанов-Ростовский, из Разбойного приказа. А я там стряпчий. И князь Семен мне сказал: сходи, стряпчий, к Родиону и скажи ему, пусть сразу во всем признается, тогда ему будет послабление. Так и сказал: послабление.
Родька в ответ только хмыкнул и посмотрел на Параскиного дядю. Тот встал, сходил за занавеску, повозился там, позвякал, а после вышел со шкаликом. Родька перестал дышать. Параскин дядя сел с ним рядом, одной рукой помог ему подняться, а второй подал шкалик. Родька его быстро выпил, отбросил на лавку, на тряпки, утерся и уже только после этого посмотрел на Маркела и спросил:
- Ну так чего тебе надо?
Голос у Родьки был хриплый, глаза у него бегали, а какие уши были у него, ого, с удивлением подумал Маркел, он таких больших ушей сроду не видывал!
- Ну, - опять спросил Родька, - чего?!
Маркел сказал:
- Люди стали разное брехать. Одни даже брешут, что это ты царя сгубил. Но князь им не верит. Иди, он сказал мне, и расспроси у Родьки сам. И как он скажет, так и запишем.
- А! - сказал Родька. - Вот как…
И опять стал смотреть на Маркела. Маркел заговорил:
- Люди говорят, к тебе пришли и повели к царю. Ты пришел, а царь уже сидит, и уже доска готова, и даже Бельский уже шахматы достал, расставил, и царь уже ждет. Так было?
- Нет, - с трудом ответил Родька и облизал губы. После вдохнул побольше воздуха и так же с трудом стал продолжать: - Я пришел, а государь сидит. Смотрит на меня, усмехается. Говорит: чего ты такой красный? Тоже в бане был? Я молчу. А он тогда: давай.
И Родька замолчал. Маркел спросил:
- А дальше что?
- А дальше Бельский дает короб.
- Бельский дает? - переспросил Маркел.
Но Родька, как будто не слыша его, продолжал уже бойчее:
- И я лезу в короб, беру двух пешцев, белого и черного, быстро беру, чтобы государь не рассмотрел, зажимаю в кулаках, прячу за спину, после опять сую вперед. Он тогда хлоп меня по левой руке! Я разжимаю, а там белый пешец. Значит, государю играть белыми. И мы с ним тогда оба сразу лезем в короб и начинаем доставать - он белых, а я черных. И тут он вдруг как охнет, вдруг захрипит - и упал! И шахмата с ним на пол тоже.
- Какая шахмата? - быстро спросил Маркел.
Родька вместо ответа посмотрел на Параскиного дядю. Тот поднял с лавки шкалик и ушел за занавеску. Пока он ходил, Родька молча смотрел в сторону.
Дядя вернулся, Родька выпил и сказал:
- Белый цесарь была эта шахмата.
- И что? - спросил Маркел.
- И ничего! - сердито сказал Родька. - Цесарь упал, и государь сразу за ним. Ух, я тогда напугался! Отскочил к стене, стою, трясусь и думаю, сейчас государь поднимется и грозно скажет: "Это все ты, Родька, виноват, фу, как от тебя разит, я аж чуть не задохнулся насмерть!" И я стою, трясусь. А он не поднимается. Тут Бельский вдруг кричит: "Попа зовите! Где Федоска?!" Вбегает Федоска, государев духовник, и сразу к государю, руку ему вот так поднял и говорит: "Чего же вы, псы?!" Ну, и еще прибавил всяко.
- А шахмата? - спросил Маркел.
- Какая шахмата?
- Белый цесарь. Она что?
- Так она упала вместе с государем! - сердито сказал Родька. - Я же говорил!
- И там так до сих пор валяется?
- Нет, не валяется, - ответил Родька. - Я после приходил, смотрел. И даже рукой пощупал. Нет там ничего!
- Так, может, Спирька подобрал? - спросил Параскин дядя.
- Может, и Спирька, - сказал Родька. - А может, и кто другой. Да только я здесь при чем? Иди к Спирьке и у него спрашивай. Он там сторож, а не я.
- Та-ак! - сказал Параскин дядя. - Понятно…
И посмотрел на Маркела. Маркел смотрел на Родьку. Родька опять лег на лавку и закрыл глаза.
- Родя! - сказал Параскин дядя. - Родя! - И стал трясти его за плечо. - Как тебе, Родя, не совестно! Чьи это шахматы, твои или его?!
Но Родька уже опять лежал, как мертвый. Параскин дядя оставил его в покое, посидел, подумал и сказал:
- Ну, что, может, и вправду сходить к Спирьке?
Маркел согласно кивнул.
33
Параскин дядя взял со стола свою плошку, они вышли, Маркел опять закрыл дверь на метлу, и они пошли к Спирьке. Параскин дядя сразу стал о нем рассказывать, и из его слов получалась, что Спирька, или Спиридон Фомич, комнатный государев сторож, был человек богатый. Государь же часто его жаловал, вот и была у Спирьки деревенька под Смоленском, и там жили его домашние. А сам Спирька безвыездно жил здесь, в царском дворце, в тесной каморке, кормился впроголодь, одевался как попало, и из-за этого все его звали Старый Жила.
- Да ты сам это сейчас увидишь, - продолжал Параскин дядя. - Бывают же такие люди! А вот государь его любил. Такой, говорил, не продаст, поскупится.
И Параскин дядя, отсмеявшись, сразу же начал рассказывать о том, как Спирька ходил в ряды покупать себе новые сапоги.
Но дорассказать не успел, потому что они уже пришли. Даже дверь у Спирьки, подумал Маркел, была низенькая, узкая. Параскин дядя постучал в нее условным стуком, после стукнул еще раз и сказал вполголоса:
- Спиря, это я, Тимоха. Не гневи меня.
Только тогда Спирька открыл, и то не сразу. С виду Спирька был ничем не примечательный, и одет он был в самый обычный халат. Серый он весь, вот что, подумал Маркел, мимо такого пройдешь и не заметишь.
- Дело какое? - спросил Спирька, стоя прямо на пороге.
Маркел молча пошел на него. Спирька так же молча отступил. Маркел и Параскин дядя вошли к Спирьке. Горница там была почти пустая. Один сундук, две лавки, один стол, одна божница, и та небольшая. Куда он все прячет, подумал Маркел. Спирька стоял посреди горницы и держал руки при груди.
- Дело какое? - опять спросил он.
- Да, дело, - ответил Маркел, достал овчинку, показал ее и строгим голосом прибавил: - Пропажа объявилась. И на тебя все показывают.
- Как это на меня? И кто? - с явной опаской спросил Спирька.
- Кто, кто? Все! - еще строже продолжил Маркел. И вдруг почти мягко спросил: - Когда государь помирал, ты где был?
- Здесь, - ответил Спирька. - А после сразу туда побежал.
- Ну, прибежал, и что?
- Помогал обряжать.
- А еще?!
- Прибирал.
- Что прибирал?
- Ну, - сказал Спирька, морща лоб. - Кубки прибирал. Блюдо. Шахматы.
- И все чин по чину, счет по счету?!
- А как же. У нас с этим строго. До смерти!
- Ага! - радостно сказал Маркел и еще радостней спросил: - А шахматы куда прибрал?
- В сундук. Как и всегда, в красный сундук, в игроцкий, тот, что в углу, и ключ при мне. Никому его я не давал. Да никто его у меня и не спрашивал.
- Покажи!
Спирька распахнул халат и там снял с пояса связку ключей (а еще несколько других связок осталось) и показал Маркелу. Маркел взял связку и спросил:
- Который?
Спирька выбрал один из ключей. Маркел строго сказал:
- Веди. Показывай нам тот сундук. Оттуда одна шахмата пропала, вот что. А голова у нее была золотая, говорят. И ты эту голову украл, пока там была неразбериха, царя прибирали.
- Да что ты! - громко сказал Спирька. - Да чтобы я когда чего?
- А чего ты так шумишь? - строго спросил Маркел. - Если там все на месте, то проверим и сразу отпустим, вот и все. Веди!
Спирька тяжело вздохнул и посмотрел на Параскиного дядю. Тот только развел руками.
- Ладно, - сказал Спирька. - Пойдем. Если нас туда пропустят.
- Это уже тебе об этом печалиться, - сказал Маркел. - Потому что, если не пропустят, я тебя к себе сведу. В приказ. - Помолчал и прибавил: - На дыбу!
Спирька опять посмотрел на Параскиного дядю. Но тот теперь даже не стал руками разводить, а только прищурил глаза. Спирька запахнул халат и сказал:
- Ладно, пошли. Да здесь не так и далеко.
Идти там и в самом деле оказалось близко, но, правда, не просто. То есть там нужно было пройти всего шагов с полсотни, но и еще через два рундука, при которых стояли ближние государевы жильцы, которые, как они говорили, знать ничего не знают и никого не станут пропускать, потому что им это не велено - пропускать кого-либо в такую пору. Тогда Спирька выступал вперед и говорил, что как им не совестно, они же все его уже по сколько лет знают, он же царев сторож Спиридон Фомич, и показывал им что-то очень небольшое, что он зажимал в кулаке, и при этом грозно добавлял, что его сам Годунов послал, а дожидается сам Бельский и, если он припозднится, тогда сюда явится сам Бельский а следом за ним Годунов! И жильцы, пусть и не сразу, пропускали Спирьку, а за ним и Маркела с Параскиным дядей, когда Маркел показывал овчинку, а дядя какой-то узелок. Так, может, через полчаса они все трое все-таки дошли до так называемого малого государева чулана, как называл его Спирька.
Там, возле чуланной двери, Параскин дядя светил плошкой, а Спирька отпирал засовы. После они зашли в чулан. Там было много сундуков. Что в них хранилось, Маркел так никогда и не узнал. А вот в красный сундук он заглядывал сам. Но ничего особенного не высмотрел, потому что там лежали самые обычные (с виду, конечно) коробы. Спирька достал один из них и протянул Маркелу.
- Нет, - сказал Маркел, - сам открывай.
Параскин дядя посветил. Спирька открыл короб. В нем лежали шахматы - одни светлого дерева, другие темного. Шахматы как шахматы, только дерево, наверное, драгоценное, подумал про себя Маркел, а вслух спросил:
- Где белый цесарь?
Спирька порылся в коробе, после еще порылся. После даже чертыхнулся и опять стал рыться.
- Дай сюда! - строго сказал Маркел.
Спирька отдал ему короб. Маркел шагнул вперед и высыпал короб на стол. Спирька подскочил к столу и стал перебирать фигурки, раскладывать их по кучкам, по цветам… А после замер и посмотрел на Маркела. Тогда уже Маркел порылся в шахматах, нашел черного цесаря и стал его рассматривать. Цесарь был такой: в длинной широкой шубе, с личиной и в шапке. Шапка была, конечно, деревянная. Маркел вернул цесаря на место и молча посмотрел на Спирьку. Тот сказал:
- Ну, белый, может, куда закатился. Да кому он нужен? Деревяшка. Ты же видишь, нет тут нигде никакого золота.
- Где белый цесарь? - очень строгим голосом спросил Маркел. Спирька молчал, опустив голову. Маркел сказал: - Родька говорит, что царь его в руке держал. А когда помер и упал, цесарь у него из руки вывалился и под лежанку закатился. Ты под лежанкой искал?
- Ну, может, и искал…
- Может! - грозно перебил его Маркел. - А сейчас тебя, может, на дыбу?
Спирька стал белым-белым и сказал:
- Шахмата какая-то… Тьфу на нее! Было у нас уже такое: пешник упал на пол, государь на него наступил, раздавил, и Бельский послал к Жонкину. Жонкин нам нового пешника сделал - и вся недолга! И теперь можно опять послать. Служка скоро сбегает, никто и не заметит.
Маркел посмотрел на Спирьку. Спирька покраснел, но все же выдавил:
- Я заплачу. Не поскуплюсь!
- Га! - громко сказал Маркел. После спросил: - А Жонкин - это кто такой?
- Это с аглицкого подворья, - сказал Спирька. - Точильщик. Он нам эти шахматы точил. Да мы всегда у него точим. Бельский всегда у него заказывает.