Покойный Митька Кумакин действительно пользовался дурной славой, и причина была не в его пьянстве. На бегах многие склонны к этому распространённому в России пороку. Взять хотя бы Семёна Герасева.
Лет пять назад князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский повёз в Вену на международные бега жеребца Грозного. Рысак, как все считали, должен был вне конкуренции выиграть Большой Венский приз. Но наездник Семён Герасев выехал на круг вдребезги пьяным. Судья на старте заметил это и потребовал провести врачебное освидетельствование. Герасев бодро соскочил с "американки", а потом пошатнулся, рухнул на землю и заснул.
Президент Рысистого общества Австрии граф Кальман Хуньяди изумлённо разводил руками:
- В первый раз вижу наездника, который на ногах не держится, но столь уверенно сидит в качалке.
Скандал вышел громкий. Семёна, конечно, наказали - Оболенский уволил его из своей призовой конюшни, а Московское Императорское общество любителей конского бега запретило в течение года выступать на ипподроме. Но прошло время и все эту историю забыли. Сейчас Герасев содержит свою конюшню и ему охотно доверяют классных лошадей многие известные спортсмены.
Митьку не любили не за пьянство, а за подловатый нрав. Он мог не вернуть долг, украсть у своего, не умел быть благодарным. Когда его в очередной раз отовсюду выгнали старый наездник, Федотьев пожалел бедолагу и взял конюхом на свою конюшню. А через две недели Федотьев проиграл в заезде, где у его кобылы и конкурентов-то достойных не имелось. Выяснилось, что виноват Кумакин, давший лошади перед самым стартом ведро воды. Как оказалось, он за трёшницу продал своего благодетеля.
Под стать Митьке был его закадычный дружок и земляк Игнат Евсеев. Не имея ни опыта, ни деловой хватки он решил стать подрядчиком. Выклянчил у вицепрезидента бегового общества Колюбакина подряд на шоссирование Беговой аллеи, получил аванс. Но желая урвать себе побольше, нанял не нормальных работников, которых в Москве хоть пруд пруди, а беспаспортную рвань с Хитровки. Как и следовало ожидать, к назначенному сроку все деньги были потрачены, а работа, так и не выполнена. Колюбакин не стал обращаться в суд, а вспомнив молодость, когда командовал эскадроном, как следует, собственноручно, поучил нерадивого подрядчика.
Тогда Евсеев подался в "жучки" - за долю в выигрыше обещал назвать "надежную лошадку". Из трёх бегущих в заезде "надёжными" были все три. Одна-то из них выиграет обязательно! Как-то, не зная, кто такой Лавровский, Евсеев подошёл к нему и шёпотом предложил поставить на Налима.
- А как же Летучий? - искренне удивился Алексей.
- Не поедет. Пашка за это две красненьких взял. Ведь это жулик известный!
Услышав такую несправедливую оценку своего друга Павла Чернова, которого можно было упрекнуть во многом, но только не в нечестной езде, Алексей, от души, съездил "жучку" по уху.
Вспомнив неказистого, узкоплечего и лысоватого Евсеева Лавровский брезгливо поморщился. Ведь тот был ещё и "альфонсом". Находятся же дуры согласные содержать такую образину! Одну из них, Раису Нилову, молодую, симпатичную акушерку из Тверского полицейского дома, Алексей когда-то знал. Притом довольно близко.
К сожалению, больше ничего интересного от Ломоносова узнать не удалось. В этот день Кумакин, как всегда сидел в бильярдной. Изредка играл по-маленькой - на рюмку водки с пирожком, на пару пива. Ближе к вечеру сказал, что скрутило живот, и пошёл в отхожее место. Возле которого его позднее и нашли с проломленным затылком.
Не порадовал ничем "жареным" и Семён Гирин:
- Извозчики полагают, это залётные. Вокзал-то рядом.
- Ладно. Поехали в участок.
Пристав 2-ого участка Пресненской части Змеев особой благосклонностью к репортёрам никогда не отличался. Но сегодня встретил Лавровского радостной улыбкой:
- Слава богу, хоть один пожаловал. То от вас отбоя нет, а когда есть чем похвастаться - никого.
- А чем интересным похвастаетесь? - спросил Алексей.
- В результате проведенных мною и моим младшим помощником Баяновским розыска и предварительного дознания, по "горячим следам", задержан и изобличён убийца бывшего наездника Дмитрия Кумакина.
- Поздравляю. И кто же это?
- Саратовский мещанин Игнат Евсеев, приятель погибшего.
Алексей недоверчиво покачал головой:
- Сомнительно - не того поля эта ягодка.
- Какие право все сомневающиеся стали, - и вы и Соколов из сыскного. А у меня неопровержимые доказательства имеются! Да и чистосердечное признание преступника. Дело, значит, было так…
Алексей достал записную книжку и стал записывать рассказ пристава.
Глава 3. КРАСИВЫЙ-МОЛОДЕЦ И ЕГО "БРАТЬЯ"
- В "Черныши"? - спросил, ожидавший Лавровского у ворот участка, Семён, имея в виду меблированные комнаты Чернышёвой и Калининой на Тверской, в которых жил Алексей.
- Нет. На дачу Сахновского. Сергей Алексеевич на ужин приглашал.
- Ну, что Змей рассказал?
- Убийцу задержал.
- Да, ну?! И кто такой?
- Игнат Евсеев.
- Чего? Игнашка?! Смехота, да и только. Вот новичку на бегах голову задурить, у бабы последнюю копейку выманить - это по его части. А смертоубийство… Жидковат он для таких дел… Отчихвостите Змея в газете? Дескать, вместо того, чтобы ловить настоящих преступников, хватает первых попавшихся.
Лавровский долго молчал. Конечно, что букмекера убил тщедушный Евсеев весьма сомнительно. С одного удара проломить затылок "Каролиной Ивановной" - тут нужны и сила и практика. Однако и доказательств его непричастности тоже нет. Да и не испытывал Алексей добрых чувств к этому типу.
- Нет, - сказал он решительно. - Я репортёр, а не сыщик. Моё дело рассказывать читателям о происшествиях, а не преступников ловить.
- Не сыщик, - хмыкнул Семён. - А кто, как не вы с Сергеем Сергеевичем харьковских конокрадов повязали? Кто шайку Кольки Американца разоблачил? Да и у Игнашки это…, как его…, больно уж слово мудрёное…
Вспомнил! Алиби! Когда Митьку в "Мире" порешили, я Евсеева, кажись, возле бегов видел.
- Так, видел или кажись?
Семён задумался:
- Кажись…
- Вот видишь - нет у нас с тобой оснований шум поднимать, полицию чихвостить. И вообще, с какой стати нам со Змеевым ругаться? Сколько раз к нему обращались - никогда не отказывал.
- Это верно, - согласился извозчик, вспомнив сколько раз, благодаря участковому приставу, ему удавалось избежать наказания за стоянку в неположенном месте, не пристёгнутую полость, чрезмерную быстроту езды. - Приехали, Алексей Васильевич.
Огромная дача Сергея Алексеевича Сахновского находилась на Петербургском шоссе. Будучи весьма стеснен в средствах, большую её часть хозяин сдавал в аренду. Длинный двухэтажный дом, выходивший фасадом на шоссе, был разбит на квартиры. Ещё один, в глубине двора занимал владелец кондитерской фабрики Сиу, а в многочисленных хозяйственных постройках разместилось несколько призовых конюшен. Сам Сергей Алексеевич, вдвоем с женой, Пелагеей Васильевной, жил в маленьком, вросшем в землю, одноэтажном домике возле въездных ворот. Но, до чего же, уютно было в этом, неказистом на первый взгляд, доме! Ореховая мебель в русском стиле, многочисленные иконы с теплящимися перед ними лампадами, портреты знаменитых рысаков и книги, великое множество книг.
Сахновские жили скромно, хотя ни в чем себе не отказывали. За модой, громкими знакомствами и прочей мишурой не гонялись. Алексей относился к ним с большим уважением и охотно бывал в гостях.
Ужин давно закончился. Сергей Алексеевич и его давний друг, известный коннозаводчик и спортсмен Михаил Иванович Бутович сидели на веранде, выходящей в большой запущенный сад, и пили чай.
- А я знал, что вы обязательно зайдёте - уважите старика, - обрадовался Сахновский. - Нарочно велел закуски не убирать. Вы ведь весь день в делах, наверное, и маковой росинки во рту не было?
- Почему? Успел в буфете на бегах пару пирожков и рюмку водки перехватить.
- Ну, что для такого богатыря пара пирожков? На один зуб. Угощайтесь. Вот севрюжка, холодная телятина, рокфор… И, рекомендую, наливочка вишнёвая.
- Божественный напиток, Лёша, - поддержал хозяина Бутович. - Из Малороссии привезли. Такой вишнёвки у Леве и Депре не сыщешь. Да и у Шустова тоже…
Попробовав, Алексей тут же признал правоту Михаила Ивановича. В роскошных, сверкающих стеклянными витринами и золочеными гербами поставщиков императорского двора лучших московских винных магазинах Леве на Кузнецком мосту и Депре на Тверской улице можно было найти всё, что угодно. Любое шампанское - клико, моэт, аи, самые изысканные французские, мозельские и рейнские вина, всевозможные ликёры - шартрез, бенедиктин, кюрасао… А вот наливки там не продавали. Появились они у начавшего входить в моду водочного фабриканта Шустова, но и шустовской вишнёвке с этой не сравниться.
Когда Алексей перекусил и достал сигару, Сахновский сказал:
- Дело у меня к вам, Алексей Васильевич.
- Весь внимание.
- Чувствую я, последнее время свою вину перед русским рысаком, перед коннозаводством нашим.
- Вы? - изумился Лавровский - Из-за чего это?
- Да из-за Красивого-Молодца.
Лавровский понял, о чём идёт речь.
… Как-то осенью 1874 года Сергей Алексеевич ехал по Замоскворечью. В пролётку был запряжён очень резвый рысак - других он не признавал ни на бегах, ни в городской езде. Вдруг его на рысях обогнал крупный, тёмно-гнедой жеребец, везущий сорокавёдерную бочку воды. Сахновский попытался его обойти, да так и не смог. Когда водовозка остановилась, попросил у кучера разрешения осмотреть лошадь, так как был просто восхищен её ходом и резвостью. Сразу убедился, жеребец породистый, хотя и не в порядке - с разбитыми и исковерканными ногами; следами многочисленных, давно заживших побоев, разжиревшей шеей. Пошёл к хозяйке и сказал, что не прочь купить лошадь, если аттестат имеется. Посмотрел аттестат и обомлел. Это был Красивый-Молодец, сын знаменитого Непобедимого - Молодца 2-го, принадлежащего светлейшему князю Меншикову; внук Молодецкого, из завода самого Василия Ивановича Шишкина, ученика и сподвижника основателя породы графа Алексея Орлова.
Как такая лошадь оказалась в водовозке, история тёмная. Скорее всего, из-за дурного нрава. Хозяйка рассказывала, что больно зол жеребец был в молодости - много пролёток разбил и людей покалечил, пока жизнь самого не обломала.
Сила Красивого-Молодца (в свои девятнадцать лет, не смотря на тяжёлую жизнь, он выглядел не старше десятилетнего), резвость и интересная родословная подсказали Сахновскому, что из него получится отличный производитель. Сторговались за 150 рублей.
Коннозаводчики, узнавшие об этой покупке, посмеивались:
- Чудит, Сергей Алексеевич! Из водовозки жеребца выпряг и в завод производителем поставил.
Перестали смеяться, когда на бегах появились дети Красивого-Молодца - Кряж, которому только несчастье, случившиеся в прошлом году помешало установить новые всероссийские рекорды и Кремень, выигравший все призы для трёхлеток. И у Сахновского сразу нашлись десятки подражателей. Они принялись усердно искать подобных Красивому-Молодцу у водовозов и извозчиков, в пожарных обозах. Ловкие барышники не преминули воспользоваться этим. В ход шли всякие уловки: будто бы случайные, а на самом деле, подстроенные встречи с "выдающимися" жеребцами, всевозможные небылицы и самые невероятные легенды. В результате в заводы стали поступать старые, никуда не годные, а зачастую и беспородные жеребцы…
- Губят породу, - вздохнул Сергей Алексеевич. - И я, невольно к этому руку приложил.
- Причем тут вы? - попытался успокоить Сахновского Алексей. - Любители на грош пятаков у нас всегда были, есть и никогда не переведутся. Только толковый заводчик лошадь без аттестата покупать не станет
- Что такое аттестат, - усмехнулся Бутович, - когда ассигнации подделывают и Рембрандта с Рубенсом.
- Появились мошенники, которые подделывают аттестаты самых выдающихся заводов, - продолжал Сахновский. - Недели две назад Серёжа Живаго купил будто бы родного брата Красивого-Молодца, десятилетнего. Я ему объясняю - не возможно это, так как Непобедимый-Молодец пал ещё в 1869 году, за три года до рождения этого самозванца. А он мне аттестат показывает, подписанный Меншиковым. Я не поленился, послал телеграмму в Баден-Баден.
Светлейший князь Владимир Александрович Меншиков, конный завод которого когда-то считался лучшим в России, давно отошёл от дел, с 1861 года постоянно жил в Баден Бадене, где стал одним из руководителей самого престижного спортивного общества - Международного клуба скачек.
- Ну и что князь? Ответил?
- Ответил. Я, пишет, больше двадцати лет ни одного аттестата лично не подписывал, выдал на это доверенность управляющему, а Непобедимый-Молодец действительно пал в 1869 году.
- Вот прохвосты! - возмутился Алексей. - Ладно. Я их во всех газетах и журналах, как говорит Пастухов, отчихвостю.
- Нет, Лёша, - сказал Бутович. - Обязательно надо найти мерзавцев. От полиции проку мало. Одна надежда на тебя. Берёшься за это дело?
- Берусь, - недолго думая, сказал Лавровский.
- Тогда, прими задаток, - Бутович достал из бумажника два сторублёвки.
- А вот это лишнее! Разве я из-за денег?! - возмущенно замахал руками Алексей. Он прекрасно знал, что Сахновский не богат, а Бутович сейчас и вовсе на грани разорения - даже свой конный завод стал распродавать.
- Бери, - настаивал Бутович. - И не переживай - деньги не мои и не Сергея.
- А чьи тогда?
Бутович замялся.
- Надо ему всё рассказать без утайки. Миша, - предложил Сахновский. - Алексей Васильевич человек надёжный.
- Уговорил, - согласился Бутович. - Только больше никому ни слова. За розыск платит герцог Лейхтенбергский.
Член российского императорского дома Георгий Максимилианович Лейхтенбергский приходился внуком императору Николаю I. Этот сказочно богатый и жутко капризный молодой человек был большим любителем рысистых лошадей. Любителем, но не знатоком. Его конный завод, находящийся в селе Ивановка Рязанской губернии, состоял из лошадей посредственных и много лет влачил жалкое существование. До тех пор пока директором его не стал Сахновский. За три года завод преобразился и сейчас его питомцы уже брали призы на московском, петербургском и провинциальных ипподромах. Но, не выдержав постоянного вмешательства в дела герцога и его шталмейстера, Сахновский отказался от очень выгодной должности.
- Значит и герцог на сына Непобедимого-Молодца попал? - догадался Лавровский.
- Попал, - подтвердил Бутович. - Рвёт и мечет, хочет, чтобы виновные были найдены и наказаны. Но категорически не желает, что бы при этом фигурировало его имя.
- Понятно, - сказал Алексей. - А кто из барышников ему устроил покупку жеребца?
- Михай - цыган, - ответил Бутович. - Я в субботу взял эту шельму в оборот, припугнул, как следует. Божится, что самого в заблуждении ввели, даже комиссионные согласился вернуть.
- А продавец кто?
- Купец какой-то… Фамилия очень знакомая - Щебнев.
Алексей усмехнулся. Пьеса Сухово-Кобылина "Свадьба Кречинского" пользовалась большой популярностью у всевозможных мошенников. Поэтому фамилии её героев нередко становились кличками - Кречинский, Расплюев, Щебнев… Одного такого Щебнева Лавровский знал - Василий Васильевич Тёмный. Но тот интересовался только картами и бильярдом, а лошадьми никогда не занимался.
- А Сергею Живаго тоже Михай помог?
- Нет, ему посодействовал… Всё забываю, как эту немчуру пронырливую зовут. - Сахновский на минуту задумался, - Г ехт! А продавец тот же самый - Щебнев…
Глава 4. НЕОЖИДАННЫЙ ВЫЗОВ
Долго просидел Алексей с Сахновским и Бутовичем. Узнал много любопытного. Например, что Гехт показывал Сергею Живаго опись меншиковского завода, в которой упоминался младший брат Красивого Молодца, родившийся в 1872 году.
- Есть у меня эта опись, - горячился Сахновский. - И в ней черным по белому напечатано, что Непобедимый-Молодец 2-ой пал в 1869 году.
Он ушёл в свой кабинет и через несколько минут вернулся с книгой в зелёном сафьяновом переплёте с золотым тиснением. Открыл на нужной странице:
- Вот, удостоверьтесь сами…
Ещё раз всё обсудив, пришли к общему мнению - хочешь, не хочешь, а придётся давать делу официальный ход. Иначе, что делать с мошенниками, когда они будут найдены и изобличены? Морды бить?
- Надеюсь, Сергей Живаго, в отличие от герцога, огласки не боится? Тогда надо, чтобы он обратился к прокурору Московского окружного суда, - предложил Лавровский. - Все основания для начала предварительного следствия имеются - противоправное деяние, причинение убытка… Не хватает только жалобы потерпевшего.
- Правильно, Алексей, - поддержал Сахновский. - Я попрошу Сергея завтра же съездить к прокурору.
- А мы с прокурором оба калужские, - сказал Бутович. - Думаю, Пётр Наркизович Обнинский в просьбе земляку не откажет и поручит это дело самому толковому следователю…
Перед самым закрытием, Алексей зашёл в трактир "Перепутье". Расспросил своего давнего "агента" полового Кузьму о Гехте. Кто заходил к нему в последние дни, не заметил ли в его поведении чего-либо не обычного?
- Да много кто к нему заходил, - отвечал половой. - Всё больше играющие… Василий Данилыч, буфетчик из "Яра"… Иван Савельич, хозяин похоронного заведения. Ставки делали. Вчерась ещё этот был - "кот" плешивый.
- Какой ещё плешивый кот? - не понял Лавровский.
- Да Игнашка Евсеев.
Алексей от души рассмеялся:
- Не "кот", а "альфонс".
- Один хрен, раз за счёт баб живет, - махнул рукой Кузьма. - А необычное, в самом деле, было. Карл Карлович с Игнашкой книжками торговать стали.
- Чем?
- Книжками. Самолично видел, как Гехт Игнату книжку передал - зелёную, всю в золоте. Только, говорит, по пьянке не потеряй, мы на ней много тысяч заработаем. А тот отвечает, не беспокойтесь Карл Карлович, она у меня на фатере будет, туда и покупатель придёт… А разве бывают книжки, которые тысячи рублей стоят, Алексей Васильевич?
Алексей не отвечал. Книга в зелёном переплёте, с золотым тиснением. А ведь так выглядит опись меншиковского завода! Но на квартире арестованного Евсеева её не обнаружено - сам протокол обыска читал. Интересно, очень интересно.
Уходя, Алексей дал Кузьме полтинник. Заслужил…
К себе в "Черныши" Лавровский вернулся глубоко за полночь. Швейцар, открывший дверь меблированных номеров, сказал:
- А вас Аристарх Матвеевич спрашивал. Велел, как вернётесь сразу к нему зайти.
- Да спит уже, поди!
- Не. Сказал, что и ложиться до вас не станет.