Вице-президент Московского Императорского общества любителей конского бега Колюбакин, когда общество решило учредить именной приз в его честь и попросило его самого разработать условия, написал без колебаний: "Ехать только в дрожках"…
За разговором время бежало незаметно. Лавровский достал часы:
- Ого! Половина двенадцатого. Как всегда заговорились мы с тобой, Егор.
- В самом деле. Через полчаса вторую уборку начинать пора… А я чуть не забыл тебя спросить, ты ведь всё всегда знаешь. Какая сволота распускает слух, что я деньги у букмекеров брал? Я им морды-то…
- Не начистишь. Митьку Кумакина в полицейский морг позавчера свезли, а дружок его Евсеев в кутузке. Да и вообще - пренебреги. В обществе никто в этот поклёп не поверит, а на букмекеров с "жучками" и прочей шантрапой внимание обращать не стоит… А я ведь к тебе тоже по делу зашёл. Ты местного околоточного Робашевского знаешь?
- Как не знать.
- Что он за человек?
- Ты анекдот про еврея и околоточного надзирателя слышал?
- Напомни.
- Приехал, значит, сапожник-еврей из Бердичева в Москву. Идёт по городу, а навстречу околоточный. Увидел еврея и спрашивает: "А какой документ, дающий право на жительство в столице, у вас имеется?" Белый билет, отвечает сапожник и достаёт двадцатипяти рублёвку. Взял её околоточный, посмотрел. "Правильный документ, - говорит. - За подписью директора Государственного банка". Так вот, это словно про Робашевского. Он за деньги, что угодно сделает.
- Может, наговаривают на человека? Сам знаешь, как у нас полицию любят.
- Какой там наговаривают? Ты Степана Хватова знаешь?
- Хватова? - наморщил лоб Лавровский, вспоминая. - Знаю, старший конюх с мазуринской конюшни.
- Потолкуй с ним. Он тебе такого про нашего околоточного порасскажет!
- А ему, откуда знать?
- Как это откуда! У него зять в участке писарем служит.
А вот это интересно! Обязательно надо потолковать с Хватовым и попросить его свести с зятем. Так уж сложилось, что своего надёжного человека в Петровско-Разумовском участке у Алексея до сих пор не было. Он ещё раз взглянул на часы и решил, что успеет попасть на мазуринскую конюшню до начала второй уборки и кормёжки.
Глава 11. СТРАННАЯ СДЕЛКА
Ещё недавно конный завод и призовая конюшня Митрофана Сергеевича Мазурина гремели на всю Россию. Его кабинет в особняке на Мясницкой улице украшали более сотни кубков выигранных на ипподромах Москвы и Петербурга, Тулы и Козлова, Тамбова и Ефремова… Да, что там Тула с Тамбовом! Мазуринские лошади блистали на беговых дорожках венского Пратера и Венсенского ипподрома под Парижем, уверенно побеждая лучших американских и французских рысаков. Удивительно, но факт - в 1876 году рыжая кобыла Краса выиграла Интернациональный приз, посвященный всемирной выставке в Вене, будучи жерёбой.
Митрофан Сергеевич занялся рысистым делом не в расчёте на барыши, а, как говорится "по охоте" - по любви. Будучи очень богатым (он являлся главным пайщиком и председателем правления "Товарищества Реутовской мануфактуры", на фабриках которой, работало более двух тысяч человек) не жалея тратил десятки тысяч рублей на покупку хороших маток и достойных производителей. Разбирался он не только в лошадях, но и в людях. Умел найти и заинтересовать настоящих мастеров своего дела. На его лошадях ездили только лучшие наездники, такие как Василий Морозов, Семён Герасев, Илья Федин. А на должность главного управляющего Мазурин пригласил известного добросовестностью и опытом Митрофана Илларионовича Крылова. Что греха таить, многие управляющие не считали зазорным обкрадывать своих хозяев, а уж обмануть покупателя, продать ему по дорогой цене никчемного рысачка - дело святое. Крылов был не из их числа. У него даже покупали лошадей "за глаза" - прислав письмо, в котором сообщали, для каких именно целей приобретается лошадь, и излагали свои пожелания к её происхождению и формам. Выбором Крылова, как правило, все оставались довольны.
Всё шло превосходно. Но в конце 1880 года Митрофан Сергеевич, не дожив, до сорока пяти лет, умер. Его состояние перешло к малолетнему сыну, опекунами при котором стали братья покойного - Николай, Константин и Алексей. Разнообразными талантами бог их не обидел. Так, Алексей знал несколько иностранных языков, прекрасно музицировал, был одним из лучших московских фотографов. Его фотокартины, выставленные на продажу в магазине художественных изделий Дациаро на Кузнецком мосту, не смотря на высокие цены, шли нарасхват. Все трое были действительными членами Московского бегового общества. Но вот настоящего лошадника, знающего и любящего это дело, среди них не оказалось. Поэтому сейчас мазуринский завод и призовая конюшня были уже совсем не те.
Придя на конюшню, Лавровский понял, что торопился зря. Наездника Петра Звягина и старшего конюха Степана Хватова на месте не оказалось. А трое других конюхов "гоняли чаи" и, судя по всему, прерывать это занятие, ради дневной уборки не собирались.
- Присаживайтесь с нами, сударь, - предложил один из них, знавший Алексея. - Сейчас калачиков горячих принесут, колбаски генераловской.
Варёные колбасы из магазинов купца Генералова были не очень дороги, но всё-таки питаться ими каждый день простому человеку не по карману.
- У вас сегодня праздник какой? - поинтересовался Алексей.
- Какой там праздник, - вздохнул второй конюх. - Горе у нас.
А третий, от которого попахивало сивухой, пояснил:
- Да хозяева, будь они ироды неладны, лучших лошадей продали.
Оказалось, что вчера вечером им велели готовить к отправке новому владельцу лучших лошадей конюшни - Арфу, Удачную и Шипку. Ничего не понимаю, подумал Лавровский, ведь ещё позавчера мне Алексей Мазурин сам говорил, что в воскресенье их лошади бегут и, непременно, возьмут призы для кобыл.
- Петя Звягин с горя запил, - продолжал первый конюх. - Всю ночь они со Степаном пили, а с утра пораньше пошли опохмеляться в пивную Губина, а может в чайную к Лукичу.
Наездник Пётр Звягин особым пристрастием к горячительным напиткам не отличался, но после такой новости не мудрено и сорваться. Беговая публика его долго не признавала. Дескать, все его успехи от Красы и других лошадей, которых выездил старый наездник Илья Федин. Арфу Звягин подготовил сам и уверенно выиграл на ней призы общества для кобыл четырёх и пяти лет. А в следующее воскресенье она была записана на престижный приз Главного управления государственного коннозаводства. Притом люди сведущие не сомневались - выиграет без конкуренции. Большие шансы на победу в призах имелись и у сестёр Арфы - пятилетней Удачной и четырёхлетней Шипки.
В наездницкую стремительно ворвался главный управляющий Митрофан Илларионович Крылов. Глаза его гневно сверкали:
- Это, что такое? Почему лошади не чищены?
- Да чистили мы их с утра, - ответил один из конюхов. - А второй раз зачем? На проездку не выезжали.
- Поговори у меня ещё! - рявкнул Крылов. - Вмиг отправлю в контору за расчётом! Живо за дело!
Конюхов как ветром сдуло. Крылов поздоровался с Алексеем. Тяжело вздохнул:
- Где уж тут порядку быть… Вы, Алексей Васильевич, наверное, в курсе случившегося?
- Слышал, да честно скажу, ничего не понял. Расскажите.
Крылов рассказал, что в понедельник утром к опекунам малолетнего Мазурина заявился некий господин Ситников и предъявил "запродажную запись" - предварительный договор о купле-продаже. Согласно этому документу, составленному в июне 1880 года, Митрофан Сергеевич Мазурин обязался не позднее 1 июля 1882 года продать ему за 15000 рублей трех кобыл - Арфу, Удачную и Шипку, принял в задаток 7500 рублей. В случае отказа одной из сторон от выполнения условий сделки, предусматривалась неустойки в размере 15000 рублей.
- Диву даюсь, - сокрушался Крылов. - Я об этой "запродажной" впервые услышал. А ведь покойный Митрофан Сергеевич никаких дел по конской части без совета со мной не решал. Да и не мог он именно этих кобыл продать! Сам мне сколько раз говорил - потомство от Закраса и Удалой мазуринский завод в веках прославит.
- А как опекуны ко всему этому отнеслись?
- Николай и Константин только руками разводят. А Алексей Сергеевич говорит, что присутствовал при составлении "запродажной". Братец, мол, в этот момент очень в наличных нуждался для каких-то своих интимных дел, очень не хотел, чтобы жена об этом узнала, вот и запретил кому-либо рассказывать. Ох, нечистое тут дело…
- Насколько я понимаю в коммерции, подобные документы должны заверяться у нотариуса?
- Само собой. Да разве подпись и печать подделать трудно?
- Так спросите у самого нотариуса.
- Не у кого спрашивать. Нотариус Ефим Шварц прошлой зимой умер.
- Обратитесь в нотариальную часть при Московском окружном суде, где хранятся годовые реестры всех совершённых сделок.
- Уже обращался. Нет там шварцевского реестра за 1880 год.
- Почему?
- Помните, какой пожар приключился в августе позапрошлого года в Г ородской части?
- Конечно. Тогда ведь почти вся Ильинка сгорела.
- А контора Шварца, как раз и была на Ильинке.
Алексей присвистнул. Совпадение? Жизнь приучила его в такие совпадения не верить.
- Как покупателя-то фамилия, говорите? - спросил Лавровский.
- Александр Андреевич Ситников.
С членом-любителем Московского бегового общества Ситниковым Алексей был знаком. Сразу вспомнилась их первая встреча.
… За столом в саду "Эрмитаж" сидел Николай Иванович Пастухов в компании своих приятелей и сотрудников, в числе которых был и недавно принятый в газету Алексей. Подошёл щёголь - блондин с пушистыми усами и протянул с любезными словами Пастухову руку. Тот, молча, протянул ему два пальца и отвернулся, продолжая прерванный разговор. Сконфуженный блондин отошёл от стола.
- Кто это, Николай Иванович? - поинтересовался Алексей.
- Просто сволочь.
Мнению Пастухова о людях Алексей доверял.
Потом они познакомились на бегах - Ситников был их завсегдатаем. Он даже имел собственного рысака и сам ездил на призы. Притом перед записью часто интересовался мнением Лавровского, которого считал большим знатоком бегового дела:
- Как вы полагаете, у моего Валета есть шансы в этой компании?
И если Алексей говорил, что нет, то не записывал.
Чем занимался Ситников никто, толком, не знал. Вроде бы, коммерцией. Но от Малинина, который поинтересовался у своих друзей в сыскной полиции, Алексей знал - основной доход спортсмену дают карты. Точнее содержание "мельницы", где собираются известные шулера…
При всем желании, трудно было поверить, что миллионщик Митрофан Мазурин, потребуйся ему срочно деньги, стал бы обращаться к такой тёмной личности.
Прав управляющий, подумал Алексей, дело действительно, нечисто, только к поиску мошенников торгующих мнимыми братьями и сёстрами Красивого-Молодца оно никакого отношения не имеет. Поэтому в подробности вдаваться не стал и поспешил откланяться - ему нужно было идти в "Перепутье".
Глава 12. "КЛУБ ЧЕРВОНЫХ ВАЛЕТОВ"
День выдался пасмурный. Настроение у Лавровского было под стать ему. Он обошёл все ближайшие пивные и чайные - Хватова в них не оказалось. Ничего нового об околоточном надзирателе Робашевском узнать не удалось. Берёт подношения? Все берут. Сквозь пальцы смотрит на то, что в чайных, из-под прилавка, торгуют водкой? Попробуй найти в Москве хоть одну чайную, где ею не приторговывают. Не пресекает недозволенную игру? Так и в этом он не отличается от других полицейских, которые составляют протоколы только тогда, когда букмекеров за руку поймали служащие бегового общества. Живёт не по средствам? Приведи такой довод судебному следователю или присяжным заседателям - засмеют… Короче, нет до сих пор никаких конкретных фактов, подтверждающих связь околоточного с мошенниками. С воскресенья розыск идёт. А, что, собственно, выяснить удалось? Да, почти ничего.
Но в "Перепутье" Алексея ожидал сюрприз. Половой Кузьма устремился ему на встречу:
- Пожалуйте-с за ваш постоянный столик. Сергей Сергеевич уже там-с.
- Серёжа?! - изумился и обрадовался Лавровский.
Помощник присяжного поверенного, Сергей Малинин, как всегда, был одет с иголочки, гладко выбрит, благоухал дорогим английским одеколоном.
- Сегодня утром вернулся из Харькова, - объяснил он другу. - Зашёл в "Черныши", но тебя уже не застал.
- К Матвеечу заглянуть не догадался?
- Догадался. Он меня просветил и сразу запряг - сходи в сыскное, потолкуй с тем, загляни к этому… Сам знаешь, как любит старик покомандовать.
- Знаю. Он такой, - от пасмурного настроения Алексея и следа не осталось. - А, что это, мой друг, мы за пустым столом сидим? Твоё возвращение не грех и отметить.
- С удовольствием. Но только при одном условии - если ты при деньгах, так как у меня…, - не договорил он, сокрушённо махнув рукой.
- С барышнями харьковскими, поди, всё прокутил?
- С ними, Лёша, с ними.
- Не переживай, деньги есть. Кузьма!
Расторопный Кузьма уже спешил к столу с полным подносом.
- Всё как вы любите, - говорил он, расставляя тарелки с закусками. - Селёдочка с картошечкой горячей, балычок, рыжики солёные, огурчики… Водочка, как всегда, смирновская-с…
- И шустовской графинчик подай, - весело потребовал Малинин, успевший прочитать в "Московском листке" фельетон друга о скандале в "Салошке". - Мы их сравнивать будем.
Оба заливисто рассмеялись.
- Не извольте беспокоиться. Для таких уважаемых гостей у нас всегда только натуральные продукты-с, - заверил Кузьма, который, как и вся грамотная трактирная прислуга, любил и постоянно читал пастуховскую газету…
- Кстати о барышнях, - аппетитно похрустывая огурчиком, после третьей рюмки сказал Малинин - В поезде имел удовольствие…
- Прямо в поезде? - Лавровский сделал изумлённое лицо. - Ну, ты и хват!
Снова дружный хохот.
- В поезде я имел удовольствие познакомиться с одной дамой, - продолжал Малинин.
- Хорошенькая?
- Не то слово - красавица. Так вот, Лёша, всю дорогу она расспрашивала меня о тебе. Восхищалась просто! Какой мужчина, римский гладиатор, Геркулес, такая восхитительная мускулатура. Интересно, где это она тебя рассмотреть так подробно успела? Не иначе, как в бане… В общем, пришлось мне пообещать привести тебя к ней в гости.
- Самое время нам сейчас по гостям ходить, - смущенно проворчал Алексей. - Мошенников найти не можем и, что обидно, никаких путных мыслей в голове нет.
- А у меня появилась одна, - уже совсем другим голосом сказал Сергей. - Ты о "Клубе червонных валетов" слышал?
- Это которые дом генерал-губернатора английскому лорду продали?
- Сплетни. Но на их счету и без того достаточно разных афёр.
… "Клубом червонных валетов" называлась шайка аферистов восемь лет действовавшая в Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, Тамбове и Туле. Она совершила 56 различных преступлений. Чего только не было на её счету! Присвоение чужого имущества, посредством выманивания; составление подложных документов и введение в обман; кражи; грабежи; убийство.
Мошенники вовлекли молодого двадцатилетнего московского купца Клавдия Еремеева, получившего богатое наследство, в пьянство и разгул. Допившись до "белой горячки", не соображая, что делает, он выдал "друзьям" долговые обязательства почти на 60 тысяч рублей. Конеторговец Николай Попов продал одному из "валетов" восемь отличных рысаков, взяв за них вексель на 15 тысяч. Ему и в голову не приходило, что денежное обязательство молодого человека, принятого в лучших московских домах, ничем не обеспечено.
Много шума наделала, так называемая, "история с пустыми сундуками". На железнодорожных товарных станциях сдавались для отправки в другие города сундуки и ящики, набитые разным хламом. Хитрость заключалась в том, что задекларирован этот груз был как "пушной товар" или "готовое парижское бельё". Расписки грузоперевозчиков, являющиеся, согласно действующему законодательству, ценными бумагами, закладывали в ссудные кассы.
Не угомонились мошенники, даже очутившись за решёткой. В Бутырской тюрьме они наладили изготовление и сбыт крупных банковских билетов. Оставшиеся на воле "валеты" покупали сторублёвые билеты Волжско-Камского или Московского купеческого банков, а сидевшие в Бутырке ловко переделывали их в пятитысячные.
Успехам аферистов во многом способствовало и то, что в их компании был однофамилец московского генерал-губернатора Всеволод Долгоруков. Обещания замолвить слово перед всемогущим дядюшкой, посодействовать в решении любых вопросов притягивали людей как магнит.
По самым скромным подсчетам с 1867 по 1875 год мошенники "заработали" более трехсот тысяч рублей.
Не останавливалась шайка и перед самыми решительными мерами. Один из её членов, отставной коллежский советник Слабышенский, служивший ранее по сыскной части, приревновал свою любовницу к более молодому "валету" и пригрозил донести на всех. Через несколько дней он был убит.
Владимир Андреевич Долгоруков, узнав о проделках "червонных валетов", рассвирепел.
- Изловить и посадить! - приказал он. - Незамедлительно!
Вот только после этого и начали ловить преступную шайку. Изловили, хоть и не так быстро, как требовал генерал-губернатор. В феврале 1877 года на скамье подсудимых оказалось почти пятьдесят человек. Кого среди них не было: богатый помещик и скромный банковский служащий, отпрыск известнейшей московской купеческой фамилии и иркутская мещанка, отставной павлоградский гусар и поездная воровка, нотариус и карточный шулер…
- А вот их атамана Павла Карловича Шпейера поймать так и не смогли, - рассказывал Малинин. - Исчез без следа.
Алексей о многом услышал впервые. Он поинтересовался у Сергея:
- А ты откуда обо всём знаешь?
- Во-первых, Лёша, я читал судебный отчет, а во-вторых, рассказывал Плевако, который, будет тебе известно, защищал на том процессе нескольких обвиняемых.
- Извини, отвлёк я тебя. Ты о Шпейере говорил.
- Шпейер, Лёша, это талант. Он сумел собрать и объединить вокруг себя таких разных людей. Между прочим, был у него и свой человек в полиции - квартальный надзиратель Швиндт. На мелочи, в отличие от некоторых своих компаньонов, никогда не разменивался. Если уж он хотел, кого облапошить, то подыскивал фигуру посолиднее - с десятками тысяч рублей, как купчик Еремеев или наилучшей конюшней, вроде барышника Попова. Кстати, Шпейер очень любил менять личину - поэтому, всегда, брил усы и бороду. Представлялся то немецким профессором, то чиновником из Петербурга…
- Подожди, подожди… Так ты хочешь сказать, что…
- Да. Очень похоже, что твой "Щебнев" и Шпейер это один и тот же человек.
Подумав минуту-другую, Алексей согласился:
- Похоже, всё сходится. То он купец, то судейский, то гусар. Агентом Департамента полиции представился. А в хороводе у них кого только нет - сцепщики, бирочники…
- А главное, Лёша, жоржи. Такую шпану как Игнат Евсеев так величать не станут. Да и Гехта с Михаем тоже. Жорж это мошенник высокого класса.
К столу подошёл извозчик Семён Гирин. Радостно улыбаясь, он сообщил: