- А я, кажись, их нашёл.
- Их? - спросил Лавровский. - Это кого же?
- Обоих!
На Лубянке Гирина встретили доброжелательно. И дело не в протекции городового, строго-настрого приказавшего новичка не обижать. Среди извозчиков оказалось несколько страстных любителей бегов. Они частенько встречали Семёна возле ипподрома, видели, как запросто говорит он с билетёрами, другими служителями бегового общества и, даже, с некоторыми наездниками. Почему бы и не взять такого нужного человека в свою компанию?
- Место у нас бойкое, нечета твоему Брестскому вокзалу, - просвещал Гирина Василий Калугин, цыганистого вида верзила с длинными, почти до колен, руками. Все лубянские извозчики признавали его за своего старшего. - Седоки здесь всё больше люди солидные. Да ты сам посуди. У "Арсентьича" кто собирается? Купечество.
"Арсентьичем" москвичи называли трактир Михаила Арсентьевича Арсеньтева в Большом Черкасском переулке. Заведение это, действительно, пользовалось большой любовью у купцов. Очень уж хороши были здесь горячая ветчина и белуга с хреном и красным хлебным уксусом. Эту немудрёную закуску многие предпочитали любым заморским разносолам, всяким омарам с устрицами. Под неё и рюмку хорошей водки велись деловые разговоры и заключались миллионные сделки о купле-продаже хлопка, сахара, пшеницы. Обмывать их ехали к "Яру". Извозчики, на долю которых выпадали такие поездки, в накладе не оставались.
- Или взять Мясницкие нумера, - продолжал наставлять новичка Калугин. - Проживают там купцы приезжие, которые свой товар в столицу привезли, перекупщики богатые. Эти, для нашего брата извозчика, то же седоки выгодные. Цельный день по городу носятся, как угорелые. По магазинам, да амбарам, а иной услышит, что в Подольске или Серпухове цены лучше, так и туда его везёшь.
- А мне иногородние аршинники не нравятся, - возразил Семён. - Жадные больно, за копейку удавятся.
- Не все, мил человек, не все. Вон Коська Жданов, - Калугин ткнул пальцем в сторону неказистого мужичонки лет пятидесяти. - Недели две подряд возил он купчину из самарских. Рад радёшенек остался. Мне, говорит, Иван Васильевич, каждый день красненькую давал.
Сердце Гирина радостно ёкнуло. Похоже, он нашёл именно того, кого искал - извозчика, возившего постояльца Мясницких меблированных комнат, значившегося по документам Иваном Васильевичем Щебневым. Сообразив, что нащупал у Калугина слабинку - склонность перемывать косточки седокам - Семён решил попытать удачу ещё раз.
- А по мне, лучше всего везти гусара какого-нибудь или улана. Они денег не считают, - мечтательно улыбаясь, сказал он. - Да и судейские господа щедрые.
- Насчёт судейских не скажу - не возил. А гусары… Ну, их к лешему. С ними только свяжись, никаких денег не захочешь.
- Да, что так?
- Брат мой меньшой, Санька, вёз одного такого дён десять назад. Приехали, значить, пожалуйте, как договаривались, три рубля. А тот достал револьверт огромадный и говорит: "Опасаюсь, найдёт тебя муж моей полюбовницы и выпытает, где ты меня высадил. Придётся застрелить".
- И застрелил?
- Не. Постращал только: "Скажешь кому хоть слово - сразу панихиду заказывай".
- В полицию надо было…
- В полицию, - хмыкнул Калугин. - Молод ты ещё Сеня, жизни не знаешь… Санька опосля три дня животом маялся, а как поправился сразу уехал в деревню. Провались, говорит, ваша Москва пропадом.
- Сумской, поди, гусар?
Офицеры Сумского гусарского полка, квартировавшего в Хамовнических казармах, издавна славились своими безобразиями.
- Не. Вроде ахтырский - доломан у него коричневый был.
По собственному опыту Семён знал, если повезло угадать лошадь в первом заезде, то, скорее всего, угадаешь и во втором, и в третьем. Подтвердилось его наблюдение и сейчас.
Словоохотливый Василий Калугин, сев на любимого конька - обсуждение и осуждение седоков - ни как не мог угомониться:
- Самые жадные, мил человек, это немцы. Отвозил я одного такого в воскресенье на галафтевские дачи в Люблино. Сговорились за полтора рубля. Приехали значить. Добавить бы, ваш-сиясь, прошу, назад-то пустой поеду. А он мне: "Уговор дороже денег. Зато совет бесплатный дам - езжай на железнодорожную станцию, может, кто из дачников на вечерний поезд опоздал".
Уговор дороже денег… Это была любимая присказка Карлушки Гехта. Имелась у него и привычка раздавать бесплатные, ничего не стоящие советы…
- А с Коськой потолковать не успел. Он первым в ряду был - уехал с какой-то барынькой, - сокрушался Гирин. - Ладно, сейчас вернусь на Лубянку, всё из него вытяну.
- Нет, - решительно остановил его Малинин. - Познакомься с ним, приглядись, что за человек. А о "Щебневе" пока молчок.
- Правильно, - поддержал друга Лавровский. - Не исключено, Коська в этом деле человек не случайный. Свой извозчик в любом хорошем хороводе имеется. Полезешь с расспросами - вспугнёшь раньше времени. Ты, лучше, попробуй у Калугина разузнать, на какую дачу он Гехта отвёз. Скажи, что подрядили тебя завтра в Люблино ехать, а ты тех мест совсем не знаешь.
- Не беспокойтесь, Алексей Васильевич. Сделаю всё как велели, - заверил извозчик. - Только мне бы контрамарочек парочку, а то я Калугину пообещал.
Алексей дал ему несколько контрамарок на воскресные бега.
- Ну, поехал я, - сказал Гирин, поднимаясь.
А вслед за ним встал из-за стола и Малинин:
- Я в сыскное, на телеграф, потом…
Лавровский, не дослушав, перебил его:
- Извольте, друзья мои, присесть. Дел у всех много. Но это совсем не повод, чтобы толком не пообедать. Кузьма!
Тут же появился половой:
- Чего прикажите-с?
- Угостил ты нас на славу, закуски отменные, - похвалил его Алексей. - А чем покормишь?
- Рекомендовал бы бараний бок с кашей. Натуральные котлетки из телятины сегодня удались.
- Неси и то и другое, - распорядился Лавровский.
- А мне бы, что-нибудь полегче, - попросил Малинин. - Чувствую и так объелся.
- У нас новое блюдо - судак по-гречески. Думаю, вам понравится, вступил в разговор, незаметно подошедший хозяин трактира. Кивком головы, он отправил Кузьму выполнять заказ, а потом, немного помявшись, обратился к Малинину. - Сергей Сергеевич, пока будут готовить, уделите мне пару минут. Прошение в городскую управу о перестройке дома я написал. Посмотрите, всё ли там как полагается изложено.
Отказать в услуге хозяину трактира, который в дни безденежья всегда предоставлял неограниченный кредит, Малинин не мог:
- Пойдёмте, посмотрим.
Алексей достал сигару, спички. В это время возле их стола остановился человек неопределённого возраста в потрёпанном форменном сюртуке и чиновничьей фуражке.
- Ты, что, безобразишь?! - напустился он на Гирина. - Кто дозволил в неположенном месте стоять?! Почему кобылу без присмотра оставил?! Вот сейчас протокол…
- Это жеребец, - невозмутимо сказал Алексей, раскуривая сигару.
Страж порядка осёкся. Потом окинул Лавровского оценивающим взглядом. Видимо высокие сапоги, и картуз с лаковым козырьком впечатления на него не произвели - явно из приказчиков или конюхов. Поэтому начальственно рявкнул:
- Что-о-о?!
- Жеребец, говорю, а не кобыла, - Алексей с наслаждением попыхивал ароматной "гаваной". - И, кстати, милейший, вы кто такой будете? Судя по петлицам, служите по министерству финансов, а фуражка - Главного управления государственного коннозаводства.
- Грамотный очень?! Властям дерзишь? Вот сволоку тебя в участок - по-другому запоёшь. Я, Николай Михайлович Архипкин, старший делопроизводитель околоточного надзирателя, капитана Робашевского. Слыхал о таком?
- Слыхал, - Лавровскому с величайшим трудом удалось скрыть радость и изобразить испуг. Всё утро думал, как познакомиться поближе с околоточным, ничего путного в голову не приходило, и вдруг такое везенье. - Может не надо в полицию, ваше благородие? Мы люди понятливые - ну штраф там, или ещё чего…
Архипкин, хоть и был польщён, что его "благородием" титулуют, остался непреклонен:
- Нет, голубчик! Поедем к околоточному. Извозчик, может быть, штрафом и отделается. А ты, за предерзостное поведение, в арестном доме насидишься.
- Ох, беда. Да делать, видать, нечего. Поехали, - тяжело вздохнул Алексей и лукаво подмигнул Гирину.
Подбежал встревоженный Кузьма. Лавровский протянул ему двадцати пяти рублёвку и тихо, чтобы не слыхал Архипкин, сказал:
- Сдачу отдай Сергею. И передай: у нас всё в порядке, мы на рыбалку поехали, утром встретимся в беговой беседке.
Глава 13. ВЕЧЕР В СЫСКНОМ
- А где Алексей? - удивился Малинин, вернувшись к столу.
- Их с Семёном в участок забрали, - сообщил половой. - А Алексей Васильевич такой довольный, весёлый… Передай, говорит, Сергею Сергеевичу, поехали мы на рыбалку, завтра на ранней проездке увидимся. За обед он заплатил. Вот сдача-с.
Участок… рыбалка… Похоже, Алексей вышел на след полицейского офицера, связанного с мошенниками.
Поручений Аристарх Матвеевич надавал Малинину много. Выяснить в купеческой управе состоит ли в числе московских временных купцов, проживающий в Самаре Иван Васильевич Щебнев. Узнать в Якиманской части кому проданы серые лошади, выбракованные в этом году, при проведении ремонта конского состава пожарной команды. Отправить телеграммы в Ригу, Самару и Саратов… В управление Московской сыскной полиции Сергей попал только вечером. Благо, его давний приятель, регистратор стола приключений Василий Степанов имел привычку засиживаться на службе допоздна.
- Давненько не заглядывал, - обрадовался Степанов гостю. - Присаживайся, чайком побалуемся. Ручаюсь, ты такого никогда не пил.
- От Перловых? - поинтересовался Малинин, имея в виду магазин "Чайный дом Сергея Васильевича Перлова" на Мясницкой улице, славящийся на всю Россию.
- От Дмитрия Алексеевича Расторгуева. Ему через Кяхту такие редкие сорта китайского чая провозят, что и в магазины не поступают, по самым уважаемым клиентам расходятся. Заезжал он сегодня к нам в управление.
- Благодарил?
- Конечно. Кассир у него сбежал. Так мы в три дня нашли, и кассира, и кассу.
Чай оказался восхитительным - с лёгким цветочным ароматом и привкусом неведомых фруктов.
- Тебя, наверное, убийство букмекера Кумакина интересует? - спросил Степанов, наливая по второй чашке.
- Угадал.
- К сожалению, ничего определённого сказать не могу. Мы этим делом не занимаемся.
- Как не занимаетесь? На убийство, ведь, выезжал Сашка Соколов.
- Выезжал. Но потом судебный следователь Победимов решил, что пристав Змеев справится и без нашей помощи. Впрочем, ты лучше самого Соколова расспроси. Он вот-вот должен вернуться… А у нас тут на днях ещё одно любопытное дельце появилось. В какой-то мере с лошадьми связано. Может, что и подскажешь.
- Рассказывай.
- Проводили мы облаву на Солянке на хитровских огольцов…
- Важнее, чем ловить малолетнюю шпану для сыскной полиции дела нет, - усмехнулся Малинин.
- Полностью с тобой согласен, что не мы должны этим заниматься. Но сверху указание поступило. Кухарка Шестёркина с базара шла, а у неё корзину вырвали, и колечко с пальца сдёрнули.
Старшина мещанской управы и гласный Московской городской думы Иван Иванович Шестёркин отличался скандальным характером. К тому же был вхож к генерал-губернатору. Поэтому связываться с ним не любили. Неудивительно, что полиция незамедлительно приняла меры по его жалобе.
- Наловили десятка два малолеток, - продолжал свой рассказ Степанов. - Стали обыскивать, а у одного при себе три паспорта.
- Тёмные глаза? - поинтересовался Малинин.
- Да, все паспорта фальшивые, - отвечал Степанов, недовольно поморщившись. Он не любил без особой необходимость говорить на "картавом" - блатном жаргоне. Хотя знал его в совершенстве, на досуге даже занимался составлением словаря "Блатная музыка московских трущоб". - Паспорта выписаны на разные фамилии, но, несомненно, предназначались одному человеку: 38–40 лет, среднего роста, плотного телосложения. А, кроме того, у мальчишки нашли аттестат на жеребца конного завода князя Меншикова от…
- От Непобедимого-Молодца и, скорее всего, Каролины, - закончил за приятеля фразу Малинин.
- Так ты в курсе?
- Нет, впервые слышу. Но мы с Алексеем сейчас, как раз, заняты поиском мошенников, которые пекут такие аттестаты. Продолжай, пожалуйста, все это очень интересно.
Допрашивал мальчишку сам начальник управления полковник Муравьёв, известный своим рукоприкладством. Малец попался упрямый. От кого получил документы и кому их нёс, говорить не хотел.
- Догадываюсь, - сказал Малинин. - Муравьёв налил ему как богатому.
- Сергей! - не выдержал Степанов. - Мы с тобой не в хитровской ночлежке и не на этапе. Говори по-русски.
Избитого мальчишку отвезли в больницу при Мясницком полицейском доме, а ночью он бежал. Полиция искала его, но тщетно. Удалось выяснить, что Шалунок, такая кличка была у беглеца, родился на Хитровке. С малолетства побирался, потом обирал пьяных, лежащих у трактиров. Вместе с другими огольцами "работал" по базарам - ватагой набрасывались на торговок, опрокидывали лоток и, расхватав товар, разбегались в рассыпную. За ловкость и гибкость приняли было его в компанию посерьёзнее - в "фортачи", которые совершали кражи, проникая в квартиры через открытые форточки. Но здесь он долго не задержался - после Пасхи с Хитровки Шалунок сбежал.
- Нахамил? - спросил Малинин.
- Нет, укусил кого-то, - ответил Степанов и, в сердцах, плюнул. - Тьфу! Пять минут с тобой пообщался и сам по "фене заботал".
"Нахамить" на "картавом" означало утаить часть общей добычи, а "укусить" - беспричинно обидеть кого-либо из своих.
В комнату вошёл полицейский надзиратель Александр Соколов, маленький, вихрастый, вечно улыбающийся. Несмотря на молодой возраст, он заслуженно считался одним из лучших московских сыщиков.
- Сергей Сергеевич! Наше вам с кисточкой, - распахнул он объятия навстречу Малинину. - Краем уха услышал, что Шалунком интересуетесь?
- Интересуюсь Саня. Очень надо мне узнать, откуда у него аттестат на рысака взялся и кому он его нёс.
- Кому нёс, не знаю, а вот откуда… Огольцы хитровские кое-что порассказали. Когда они Шалунка на
Солянке встретили, тот хвастаться начал. Я, мол, сейчас на Грачёвке, с серьёзными людьми знаюсь, жоржи в звонки взяли. Для них, говорит, меньше чем косуля это и не бабки, а я при самом бароне состою.
- Любопытно, весьма любопытно, - заинтересовался Малинин. - Ученик у мошенников, которые счёт деньгам ведут исключительно на тысячи… А барон настоящий или липовый?
- Не знаю, Сергей Сергеевич, - вздохнул Соколов. - Слышал, что зовут так какого-то бирочника из Колосова переулка. Говорят, он любой вид на жительство сделать может. А больше ничего сказать не могу - у меня на Грачёвке своих агентов нету.
- Это вотчина помощника начальника Николаса, - пояснил Степанов. - Поэтому другим сыщикам, кроме его любимчика Тимошки Ватошника, туда дорога заказана.
- Понятно. Грачёвка место доходное… Вася, хорошо бы мне взглянуть на фальшивый аттестат, который у Шалунка нашли.
- К сожалению, Серёжа, у нас теперь новы порядок завели - деньги, документы и прочие предметы, изъятые при задержаниях и обысках, передаются на хранение помощнику делопроизводителя Чистякову.
- Пустили козла в огород, - фыркнул Соколов.
Малинин распрощался с сыщиками. Уже у порога вспомнил:
- Саня, ты, ведь, не только на убийство Митьки-наездника выезжал, но и на обыск к Евсееву?
- Выезжал.
- Тебе так на глаза книга не попадалась? Зелёная с золотом.
- Была такая книга.
- А в протоколе обыска она, почему-то, не упоминается.
- Так её помощник пристава Пашка Баяновский себе взял. Сказал, что к делу она всё равно никакого отношения не имеет, а ему пригодится.
Вот это удача! Подключиться к розыску и в первый же день узнать, кто из офицеров полиции связан с мошенниками.
- Здравствуйте, господа!
Стремительной походкой в комнату вошёл мужчина лет сорока пяти, очень примечательной внешности: высокий и широкоплечий; короткие волосы цвета "перца с солью"; небольшие лихо закрученные усы; острый, казалось видящий тебя насквозь, взгляд. Это был начальник управления Московской сыскной полиции полковник Константин Гаврилович Муравьёв.
Сашка, торопливо вскочив со стула, начал было докладывать:
- Ваше высокоблагородие! Дежурный по управлению полицейский надзиратель…
- Сиди, Соколов, сиди. Сам знаю, что происшествий, слава богу, никаких. Чаи гоняете? А налейте-ка и мне.
Судя по одежде - смокингу, галстуку-бабочке, ботинкам тонкой кожи - полковник провел вечер в Английском клубе, в который его недавно приняли. А благодушное настроение лучше всего говорило, что вечер был проведён с пользой для дела.
- Сыграл партию на бильярде с самим, - сказал Муравьёв, имея в виду московского генерал-губернатора Долгорукова. - Обещал он отписать в Петербург о необходимости увеличения нашего штата в связи с предстоящей коронацией Его Императорского величества.
- Превосходно! - обрадовался Степанов. - Значит, теперь самое время подумать о создании антропометрического бюро. Нельзя же, Константин Гаврилович, по старинке, как деды работать!
- Вот именно об этом я с тобой и хочу потолковать.
У Соколова тут же нашлись неотложные дела. В след за ним поднялся и Малинин:
- Не буду вам мешать. Разрешите откланяться.
- Не спеши, Сергей, - остановил его Муравьёв. - Тебя это тоже касается.
- Каким это образом? - насмешливо хмыкнул Малинин. - Я, господин полковник, ежели запамятовали, с марта позапрошлого года в сыскной полиции не служу. Сами настоятельно рекомендовали подать прошение об отставке.
По лицу полковника пробежала тень. Вспоминать эту историю ему было неприятно.
… Начальник управления отличал молодого сыщика Малинина, часто ставил его в пример другим сотрудникам, прочил блестящее бедующее. И, разумеется, у Сергея сразу появились завистники и недоброжелатели.
Полиция вышла на след фальшивомонетчиков. Но кто-то предупредил их о готовящемся обыске. Те успели уничтожить улики и скрыться. Один из бежавших, по стечению обстоятельств, был однокурсником Сергея по университету.
Об этом тут же сообщили Муравьёву. Доложили ему и о том, что "согласно агентурным сведениям, в ночь со 2 по 3 марта 1880 года на "мельнице" у Цапли, молодой человек, очень схожий внешностью с полицейским надзирателем Малининым С.С., расплатился за проигрыш в банковку десятью двадцатипятирублёвыми фальшивыми ассигнациями".
Муравьёв пришёл в ярость и, вместо того, чтобы внимательно разобраться в этой тёмной истории, предложил своему недавнему любимцу подать в отставку. А летом прошлого года выяснилось, что фальшивомонетчиков предупредил сыщик Яков Байстрюков. Под его же диктовку один их агентов написал, что Малинина видели у Цапли…
- Налей-ка, Вася, мне ещё чайку, - попросил Муравьёв, отгоняя неприятные воспоминания. И, когда Степанов подал ему чашку, продолжал. - Прочитал я вчера брошюру Бертильона, которую ты мне дал. Толковая вещь!
Малинин понял, что речь идёт об изданной в 1881 году во Франции брошюре чиновника Парижской префектуры полиции Альфонса Бертильона "Практическое применение антропометрии".