Интересная особа. Стать её наставницей. Хм… тогда эта смазливая Мадлен станет моей соперницей. Пока в моём салоне я единственная женщина… Но быть наставницей! Как это мне льстит! Поучать неразумного, об этом можно только мечтать.
Может, сделать Мадлен компаньонкой? Нет, она слишком хороша для компаньонки. Она конкурентка!
- Увы, с сожалением должна сообщить, что не могу больше уделить вам время, - грустно говорю я. - Но буду ждать вас двадцатого числа к десяти утра. Мы сможем спокойно побеседовать. Вас это устроит?
- Да, мадам, - кивает Мадлен.
Я, Мадлен Ренар, всё поняла. Меня бесцеремонно выпроваживают. Мсье Ролан молча смотрит на нас. Конечно, ведь всё как угодно его жене.
- К вам мсье Бриссо, - докладывает лакей.
Бриссо, может, он предложит оставить меня. Интересно было бы послушать их беседу.
Входит Бриссо.
- Ах, мсье Бриссо, - восклицаю я. - Я много о вас слышала. Вы гениальный политик…
Бриссо игнорирует мои слова.
Вот и горничная, которую вызвали проводить меня. Я послушно ухожу.
Опять меня отпихнули. Пнули, как котенка. Это уже не первый раз! Такое чувство, что мир стал каким–то другим! В этом мире я чужая! Мне нет места. Я осталась совсем одна! Кругом самовлюблённые враги!
Я сажусь в свой экипаж. Велю ехать домой.
Ничего, друзья мои, мы ещё с вами побеседуем. Манон Ролан, скоро ты станешь моей приятельницей. Бриссо, ты будешь кланяться мне в ноги.
У меня есть деньги, а любой политической группе необходимо финансирование. Скоро вы будете заискивать передо мной! Чёрт бы вас всех побрал!
А Макс. Что Макс? Встречусь с ним вечером, поговорю по поводу петиции. И горе ему, если он вздумает её поддержать!
Я достаю платок, утираю слёзы.
Я, Макс Робеспьер, веду беседу с Барнавом. Честно говоря, мне этот разговор удовольствия не доставляет.
- Забудем наши личные разногласия, - начинает Барнав. - Вы ведь никогда не смешиваете политику и личные чувства.
"Разногласия"? А булавочку снять даже не потрудился. Ладно, послушаем, что он скажет.
- Вас занимает вопрос о петиции, не так ли? - задаёт он риторический вопрос.
- Да, мсье, - киваю я.
- Вы человек образованный, мыслите логически, - продолжает Барнав, - вы понимаете, что петиция может породить бунт, который приведет к кровопролитью. Не стоит забывать о драках за власть и гражданских войнах, что тоже ведет к гибели многих людей и обнищанию государства…
- Как я понимаю, - перехожу я к делу, - вы хотите дать мне совет - отказать Кордельерам в поддержке петиции?
- Вы проницательны, мой друг, - эти слова звучат, как издевательство.
Но сахарное лицо Барнава серьёзно.
- Хорошо, я буду иметь ваш совет в виду, - отвечаю я холодно.
На этом наша беседа завершена.
Как меня измучил этот вопрос с петицией. Одни кричат поддержи, другие не поддерживай. Точно два громких голоса орут в уши! И у всех свои аргументы.
Даже Мадлен интересует эта петиция… Мадлен… Она просила не поддерживать петицию… Барнав тоже пытался меня уговорить… Создаётся впечатление, что эти двое сговорились. Может, Мадлен пытается уговорить меня, чтобы потом Барнаву было легче добиться своих политических целей… А эта булавка…
Хватит! Нельзя так плохо думать о Мадлен! Естественно, её волнует этот документ. Падение монархии для неё не выгодно… и для Барнава тоже… Всё Хватит! Хватит!
Моё имя Клод Роне, мне 30 лет. Я знатный и состоятельный буржуа. У меня есть всё, что душе угодно. Я могу купить всё, что только пожелаю. Я завёл знакомства в высших политических кругах. Александр Ламет - председатель Собрания - мой приятель.
Однако последние события заставили меня поволноваться.
А моя горничная Жюли… Интересно, как она? Может заявить о её исчезновении в полицию? Нет, не стоит.
Мои мысли прерывает визит некой Светланы Лемус.
Сейчас я не расположен вести беседу. Но раз речь идет об исчезновении Стефани… Мадемуазель вежливо интересуется, как мои дела. Я не смог скрыть мрачного вида…
- Исчезла моя горничная Жюли Дюбуа, - говорю я. - Ума не приложу, что могло статься с этой девицей.
Понимаю, это заявление не к месту. Но я не могу сдержать раздражения.
- Когда это произошло? - интересуется Лемус.
- Сегодня… мне кажется, что в этом виноват тот парень, который писал ей письма, - поясняю я ей. - Мне сразу показались подозрительными её частые исчезновения из дому в последнее время.
Хм… любопытно, заинтересовало ли её исчезновение моей горничной или нет. Похоже, заинтересовало.
- Мне надо поговорить с вами о мадемуазель Брион, - говорит девушка. - Вы хотели на ней жениться?
Девочка, зачем задавать вопросы, ответ на которые очевиден?
- Да, - киваю я, - я собирался заключить денежный союз с ее отцом, который решил скрепить браком. Не буду лукавить, я не любил эту девушку. Будь она хоть уродина, я бы все равно женился на ней.
- А если она была против этого брака? - спрашивает Светлана сурово.
Ох уж эти девушки. Для них брак по принуждению кажется страшнее смерти! Но если жених богат, умён, не уродлив - почему бы и нет!
- Я её не принуждал, - спокойно возражаю я. - Во время нашей беседы мадемуазель Брион сказала, что не хочет выходить за меня замуж и отец не будет ее заставлять. Я с ней не спорил и сказал, что настаивать не буду. Мне бы не хотелось тащить девушку под венец силой. Богатых невест и так предостаточно.
- Выходит, вы оба решили, что свадьбы не будет? - удивленно спрашивает Лемус.
- Да, именно так, - пожимаю я плечами. - Удивляюсь, зачем она решила с кем–то бежать. Может, отец не захотел, чтобы она вышла замуж за любимого человека.
Светлана кивает.
- А вы были знакомы с покойным Жаком Брионом? - спрашивает она.
М-да, только этого мне и не хватало.
- Я знал его лично, а вот близких отношений у нас с ним не было, - твёрдо говорю я.
На этом наш разговор завершён.
Сразу же после ухода Лемус мне сообщают о визите Беатрис Ванель и её полоумного рисовальщика. Придётся их принять. Иначе они не уйдут.
А вот и они.
- Чем обязан? - задаю я глупый вопрос.
Естественно, мне предложат картину.
- Мой друг сотворил чудный шедевр! - восклицает она.
- Браво! - без эмоций говорю я. - Простите, но я‑то тут при чём?
Делаю вид, что не понимаю, может, отстанут.
Ванель щёлкает пальцами. Лакеи вносят огромное полотно, закрытое покрывалом. Лесот с видом античного героя сбрасывает это покрывало. Я не успеваю зажмуриться.
О Господи!
- Что это?! - вырывается у меня.
- Нимфы, - как ни в чём не бывало отвечает Лесот.
По–моему, это какие–то Медузы Горгоны или Фурии. У этой голова больше всего туловища. А этой явно нужен доктор, у неё же перелом конечностей. А вот эта изогнулась, точно циркачка на ярмарке.
Всё в каких–то цветочках и бабочках ядовитых расцветок.
А цвета? Тут явно поработал дальтоник.
- Мило, - произношу я. - А теперь простите, у меня дела…
- Я делаю вам честь! - восклицает Лесот. - Хочу продать вам мой шедевр!
Продать? Это уродство? Ладно, подарить, но продать!
- Я не достоин! - коротко отказываюсь я.
- Мы можем поговорить наедине? - спрашивает Ванель.
- Ладно, - киваю я. - Пройдём в мой кабинет.
Интересно, как она собирается уговорить меня купить этот кошмар. И вообще, неужели у неё своих глаз нет? Это же страшнее казней египетских!
Я, Беатрис Ванель, и мой друг Августин прибыли к мсье Роне, дабы продать шедевр. Похоже, мсье отказывается. Ничего, я смогу его убедить.
- Помните, вы мне предлагали одну сделку, - начинаю я.
Он кивает.
- Я согласилась её принять, - говорю я. - Эта сделка очень важна для вас, не так ли?
Он колеблется.
- Сколько вы с меня хотите содрать? - спрашивает Роне.
- Нисколько, - заверяю я его. - Только одно условие - картина должна висеть у вас в гостиной.
Мсье вздрагивает, но всё же соглашается.
Молодец! Люблю людей, с которыми легко договориться. Хотя, уговорить можно любого, надо только знать, что его интересует.
Мы с Августином покидаем Роне.
- Беатрис! Вы чудо! - восклицает мой маленький гений.
- Пустяки, дружок, - отвечаю я, потрепав его по голове. - Это только начало. Когда люди узнают, что в домах таких влиятельных господ висят твои картины, они будут умолять тебя продать их! Ты будешь богат!
Подумать только! Я явлю миру нового гения живописи!
- Думаю, Александра Ламета я сам смогу уговорить, - заявляет Августин.
Он осмелел. Это радует.
- У тебя есть аргументы? - интересуюсь я.
- Ещё какие! - смёется он.
Я, Жорж - Жак Дантон, опять беседую с Робеспьером. Этот упрямец не очень торопится поддержать петицию об отстранении короля–изменника.
- Ты только подумай, - я продолжаю приводить свои аргументы, - у нас всех появился шанс разом прихлопнуть всю королевскую шайку. Один наш клуб кордельеров бессилен, но если твой якобинский клуб нас поддержит, мы победим.
- Все не так просто, мой друг, - возражает Макс. - Ты даже не понимаешь, на какой риск придется пойти. Законодатели обладают большей властью, чем мы. Они в любой момент могут сделать из твоей петиции повод для провокации. Им достаточно издать закон, оправдывающий короля… Боюсь, даже оговорка о конституционных мерах не спасёт…
Ну что он заладил одно и то же!
- Ты мне это твердишь уже третий раз! - перебиваю я. - Но если не пойти на этот шаг сейчас, будет ли у нас потом другая возможность? У этих сволочей хватит наглости восстановить абсолютную монархию.
- Тут я с тобой согласен, - кивает Робеспьер, - бездействие опасно. Завтра утром в клубе я сообщу о своем окончательном решении.
Я протягиваю руку Робеспьеру, говорю, что всегда рад видеть его в рядах своих союзников. Чёрт его знает, какое решение он примет. Самое интересное то, что весь клуб будет действовать согласно решению Макса.
В общем, опять получился бесполезный разговор.
Я спускаюсь по лестнице. О-о! Мадлен Ренар. Что–то она сюда зачастила.
- Красотка Мадлен! - восклицаю я. - Какая встреча!
- Не называй меня так, - зло перебивает Ренар.
- Раньше тебе это нравилось, - издеваюсь я. - Ох, тогда ты была такой милой, доброй куколкой.
- Слащавой дурой я была! А ты зато не изменился, такой же нахал и пьяница. Заработал себе известность дебошами!
В ответ я хохочу громким раскатистым смехом, который эхом разносится по подъезду.
- Догадываюсь, зачем ты опять пожаловала, - посмеиваюсь я. - Хочешь уговорить Робеспьера не поддерживать нашу петицию. Посмотрим, оправдывает ли он прозвище Неподкупный. Не знаю, смог бы я устоять перед такой красоткой…
Я нагло обнимаю Мадлен. В ответ она больно наступает мне на ногу каблуком. Я, громко ругаясь, выпускаю дамочку.
Ренар бросает несколько злобных слов в мой адрес и быстро поднимается по лестнице.
- Какой ангелочек, - вздыхаю я, - а как некрасиво выражается… Хм, похоже, мои шансы на то, что Робеспьер поддержит петицию, падают.
Я, Мадлен Ренар, довольна впечатлением, которое произвела на Неподкупного. Надо сразу же пойти в наступление. Делового разговора у нас с ним не получилось, ничего, у меня есть другой способ.
Начинаются объятия, поцелуи, ласковые слова.
- Ох, Макс, - вздыхаю я. - У меня к вам большая просьба.
- Я вас слушаю, дорогая, - отвечает Макс, обнимая меня.
- Надеюсь, вы не будете поддерживать петицию кордельеров, - говорю я.
Я, не дожидаясь ответа, целую Макса, но он прерывает поцелуй.
- Дорогая, вы уже второй наш разговор сводите к этой петиции, - произносит он монотонно. - Можно предположить, что вы только за этим и пожаловали.
- Нет… я… - бормочу я что–то невнятное.
Чувствую, что краснею.
Робеспьер берет меня за плечи и внимательно смотрит в глаза. Невозможно выдержать этот пристальный взгляд, пронзающий, как стальной клинок. Я опускаю глаза.
- Вы хотите меня использовать? Да, мадам? - спрашивает Макс, на его тонких губах мелькает печальная улыбка. - А я, дурак, подумал, что наши отношения стали такими же, как прежде. Увы, это невозможно, вы слишком изменились. Хотя, как ни странно, такой вы мне нравитесь больше.
- Вы тоже изменились! - говорю я мрачно. - Вы стали каким–то ледяным. Мне кажется, что в вас умерли все чувства!
- Может, это и так, - пожимает он плечами. - Перейдем к делу, вы хотите, чтобы я не поддерживал петицию. Увы, я уже принял противоположное решение.
Я устало вздыхаю.
- Неужели вы не сделаете это ради меня? - прямо спрашиваю я. - Вы меня уже не любите?
- Я люблю вас, Мадлен, - отвечает Макс. - Но я никогда не смешиваю личные чувства и политику. Простите меня, дорогая, но иначе нельзя. И очень прошу вас, не предъявляйте мне ультиматумов. Я готов пожертвовать своими личными чувствами ради Франции.
Меня словно окатили ледяной водой. Отказ. Чёткий ясный отказ! Я ещё раз убедилась в том, что теперь Макс - совсем другой человек.
Ах так! Хорошо! Пеняйте на себя, мой друг! Я вас уничтожу. Я добьюсь того, чтобы вы с позором вернулись в свой городишко! Я загублю вашу политическую карьеру!
- Что ж, как вам будет угодно! - произношу я зло. - Потом вы пожалеете об этом. Я хотела как лучше для вас, а вы отказались.
С этими словами я ухожу, нарочно громко хлопнув дверью.
Меня охватила злоба, обида и какая–то грусть.
Я, Августин Лесот, прибыл к Ламету. Мне назначено. Ах, он ведь важная птичка! Он ведь занят! Какие политики мелочные! Каждую минутку берегут! А ведь жизнь - это такой простор!
- Если речь пойдёт о ваших картинах, буду вынужден вам отказать! - сразу же заявляет Ламет.
- Мсье, не надо так грубо, - улыбаюсь я. - Предлагаю вам маленькую сделку.
- Не имею чести понять! - удивляется политик.
Ох, болван! Все вы болваны! Ничего не смыслите ни в жизни, ни в искусстве!
- Вы посещаете заведение мадам Жасмин? - игриво спрашиваю я. - Не отпирайтесь, я вас там видел! Вы ещё здорово напились и выбалтывали государственные тайны!
Я начинаю гоготать.
- Наглая клевета! - восклицает Ламет.
По его волнению и эмоциям я понимаю, что попал в точку. Как нехорошо, такой важный гусь, а шатается по таким местам. Я был удивлен, когда его там увидел.
- Но ведь и вы там были! - замечает Ламет.
- Ха, я художник! - отмечаю я. - А жизнь людей искусства всегда окутана шлейфом скандалов. Нам это положено. Но вы ведь безупречный политик! У вас же кристальная репутация…
- Что вам угодно? - сдаётся Ламет.
- Повесьте мою картину в гостиной, - говорю я, указывая на моё гениальное полотно. - Рассказывайте всем, что это моя работа.
Политик кивает.
При мне мою картину на стену вешают.
Бедняга Ламет понимает, что дёшево отделался. Поделом, больше не будет ходить по таким заведениям.
ДОЛГОЖДАННЫЙ ПРАЗДНИК
16 июля
Я, Максимильен Робеспьер, принял решение. Я поддерживаю петицию. Последнее время так сложилось, что моё слово становится главным для всего клуба Якобинцев. Вернее, почти всего. Кроме Барнава и его компании, которая составляет довольно солидную часть. Да, наш клуб раскололся, этого следовало ожидать - одна группа поддерживает меня, другая - Барнава.
А триумвират ловко придумал. Под причиной петиции покинуть клуб Якобинцев и организовать свой.
Почему я решил поддержать петицию? Неужели из–за Мадлен, из–за глупой ревности… Нет, я никогда не смешиваю личные чувства и политику! Я руководствуюсь только логикой! Короля Луи Тупого надо призвать к ответственности! Предатель не может быть королём.
Но всё же… Буду честен перед собой… Мадлен оказалась той частичкой, что перевесила чашу весов в пользу петиции… Да, именно чувства толкают людей, заставляют принимать решения!
- Молодец, Макс! - Жорж хлопает меня по плечу. - Ты принял верное решение!
Когда–нибудь он меня так прихлопнет.
- Меня пугает Барнав и его компания, - говорю я. - Сегодня они объявили о своём уходе из клуба. Причём сделали это в весьма скандальной форме. Как говорится, ушли, громко хлопнув дверью.
- Да ну их, - отмахивается Жорж, - пусть проваливают! Надоело их хныканье!
- Всё не так просто, - говорю я. - Теперь нам придётся быть вдвойне осторожными. Триумвират избрал благоприятный момент для своего ухода. Они выставят нас мятежниками, врагами конституции…
- Пусть только попробуют, - Жорж сжимает кулаки, - я их…
- Попробуют, - твёрдо говорю я. - Таким образом они не только лишат нас доверия и влияния, но и привлекут на свою сторону клубы провинций, которые не очень компетентны в парижских делах.
- Что ты предлагаешь? - спрашивает Жорж.
- Не упиваться победой петиции, - говорю я, - а готовиться к новой "битве", противостоять триумвирату.
- Это можно! - усмехается Жорж.
- Также не забывай, что вопрос о судьбе короля остаётся открытым, - говорю я. - Собрание в любой момент может издать закон, снимающий всякую вину с Луи Тупого.
Жорж кивает.
- Ты привык всё продумывать, - говорит он. - Но иногда надо действовать вслепую. А теперь поспешим на площадь! Наша петиция будет представлена народу!
Моё имя, Катрин Мариэль, мне 40 лет.
Мне крупно не повезло в жизни. У меня был любимый человек. Пусть не ангел. Но мы любили друг друга. Я жила в роскоши, ни в чём себе не отказывала. А теперь? У меня осталась только эта галантерейная лавка. Что ж, это лучше, чем ничего!
Я оглядываюсь вокруг. Вполне приличная лавка. Но это не сравнится с тем, что было у меня раньше.
Мои размышления прерывает покупательница. Молодая светловолосая девушка.
- Чем могу служить, мадемуазель? - вежливо спрашиваю я.
- Мне нужны ленты для шляп, - говорит она. - Моё имя Светлана Лемус, я хотела бы поговорить с вами о мсье Жаке Брионе…
Я раскладываю перед ней ленты. Упоминание о Жаке заставляет меня вздрогнуть.
- Почему вас это заинтересовало? - сухо спрашиваю я.
- Мой друг Робеспьер расследует обстоятельства исчезновения Стефани Брион, - поясняет девушка, - есть версия, что это как–то связано со смертью Жака Бриона.
Я внимательно смотрю на Лемус.
- Вы тоже думаете, что его убили? - спрашиваю я.
- Такая версия есть, - кивает девушка.
- Версия? - я усмехаюсь. - У него были враги!
- Вы кого–то подозреваете? - спрашивает она.
- Да, некоторых, - говорю я, - последнее время Жак отошёл от своих "опасных дел", которыми его продолжали корить. Но он много знал о некоторых из них… Например, Патрик Леруа, помешанный на своём законопослушании. Он боялся, что станет известно то, что он служил у Жака. Нынешние буржуа напыщенны, даже к этой мелочи могли бы придраться, негласно исключить его из своих кругов. Вот вам мотив.
Девушка делает пометки в блокноте.