Я решаю уйти. Не люблю ставить людей в неловкое положение.
Вскоре я понимаю, что Лесот увязался за мной.
- Если вы хотели высказать мне свои замечания, - говорю я ему, - не следовало делать этого при посторонних. Выяснять свои отношения в обществе - это неуважение к людям!
- Вас слишком заботят правила, - усмехается Лесот. - Глупо! А я плюю на правила! Говорю только то, что думаю! Эмоции правят мной.
Ненормальный!
- Хочу пожелать вам удачи, - иронично произношу я.
- Ох уж эта сдержанность, - усмехается художник. - Не мудрено, что Стефани вас не любит!
Стефани? Кто дал тебе право рассуждать, кого любит Стефани?
- И кого она любит? - устало спрашиваю я.
- Меня! - уверенно говорит Лесот. - Она чувственная девушка, а чувственным девушкам нужны только творческие люди.
Я молчу. Смотрю в глаза художнику.
- Будьте уверены, я добьюсь своего, - говорит он. - Скоро мои картины будут покупать все! Вы думаете, я бездарность? Ха! Какая разница? Какая этим напыщенным дуракам разница! Они купят то, что модно! К тому же я верю в то, что я - гений!
Кошмар! Я начинаю понимать, что предо мной не сумасшедший рисовальщик, а холодный расчётливый тип. Этот ни перед чем не остановится, пройдёт по трупам.
- Я уничтожу каждого, кто мне помешает, - обещает он. - Каждого глупого буржуа.
Страшный человек.
- Вы тоже глупый самодовольный буржуа, - добавляет Лесот.
- О-о! Августин, твоя искренность восхитительна! - восклицает подошедшая Ванель. - Какие чувства! Это придаёт очарования!
Ах, вы цените открытость! Хорошо, получите!
- Извините, - говорю я, - но я уже устал слушать вашу ахинею и ахинею вашего наглого дружка!
Они замирают с раскрытыми ртами. Да, иногда приходится жертвовать принципами. Сейчас это того стоит!
Я гордо удаляюсь.
Я, Луиза Робер, расстроена решением якобинцев забрать петицию из типографии. Они отказались нас поддержать! Макс решил не рисковать. Его можно понять… Но король Луи Тупой должен понести справедливое наказание. Мы и так просим то, что должны требовать! Какие могут быть конституционные меры к изменнику!
Я сижу за столом. Уже давно стемнело. Предо мной лежит текст петиции. Я беру перо и уверенно перечёркиваю фразу "конституционные средства". Мы должны добиться своего!
Завтра будет важный день. Я встаю из–за стола и направляюсь к платяному шкафу. Я должна выглядеть очаровательно. Я раскладываю на диване мой наряд на завтра. Элегантное платье жемчужно–серого цвета и маленькую шляпку с изящными перьями.
17 июля
Я, Луиза Робер, и мои друзья давно пришли на площадь. На алтаре отечества мы сообща написали новый текст петиции, более резкий. Пусть знают дружки Луи Тупого, народ не сдаётся!
На площади собралась огромная толпа. Они желают подписать сей документ!
Люди пришли, как на праздник. Все женщины нарядные, красивые, многие с детьми.
Я тоже принарядилась. А моя новая шляпка получила уйму комплиментов.
- Ваш облик, Луиза, помогает нам собрать несметное число подписей, - замечает Эбер.
Я с улыбкой благодарю его.
Уже начались танцы, веселье. Торговцы сладостями предлагают свой товар, уличные музыканты и певцы веселят народ своим искусством. Как прекрасна жизнь!
Ах, Робеспьер, зря ты испугался! Зря! Жаль, что твоего имени не будет в списке борцов за права народа!
Я, Жильбер Лафайет, обеспокоен нынешней ситуацией. Париж на грани мятежа, это очевидно.
- Если верить людям Ламета, - говорит Байи. - В полдень всё было спокойно. Толпа веселится, радуется жизни.
Отлично. Можно не опасаться ответных ударов.
- Подумать только, мы должны приказать расстрелять безоружную толпу, - печально продолжает Байи. - И ответственность за кровь будет на нас!
Старый мудрый Байи. Ученый человек. За всю жизнь не обидевший даже мухи. Да, тебе тяжело отдать такой приказ.
- Так надо, - твёрдо говорю я.
- Кому надо? - спрашивает Байи. - Кому нужна смерть сотен людей! Королю? Тогда будь проклят такой король!
- Тише, тише! - шикаю я на него. - Петиция - сигнал к мятежу! Это сегодня они спокойны, а завтра выйдут с оружием!
Мудрый человек. А что позволят себе болтать, будучи должностным лицом.
- Кто бы мог подумать, что, дожив до седин, я стану убийцей безоружных парижан! - вздыхает он. - Парижан! Жителей города, мэром которого я являюсь! Я хотел защищать его граждан, а не убивать!
Ох, кабинетный слабак. Мне надоедает его нытье.
- Это необходимо для спокойствия Франции! - отвечаю я. - На войне как на войне. Надо жертвовать меньшим, дабы спасти большее!
Байи молчит, но его молчание красноречивее любых возражений.
- Тогда откажитесь! - я теряю терпение. - Откажитесь.
- Вы сами знаете, что это невозможно, - отвечает Байи.
Невозможно? Конечно, ведь иначе вам придётся оставить пост мэра, а вы этого не хотите. Что за люди! Куда пропадают их принципы, когда речь заходит о крупных должностях?!
- Вы изволите считать, что мне это по нраву! - произношу я устало. - Я тоже страдаю! Я хотел счастья для народа, я посвятил себя служению идеалам создания идеального демократического государства с конституционной монархией! Думаете, мне легко осознавать, что всего этого придется добиваться кровью!
Как тяжело. Неужели ради Свободы, ради своих благородных идей мне нужно повести своих солдат против безоружной толпы!
Всё это ради Франции! Ради будущего! Это война, ради крупной победы надо идти на крупные жертвы.
- Может, нам удастся мирно разобраться с ними? - умоляюще спрашивает Байи.
- Конечно, если они согласятся разойтись, я не осмелюсь отдать приказ стрелять, - отвечаю я.
В глубине души я надеюсь, что так получится. Однако личный опыт говорит обратное. Мирным способом разогнать враждебную толпу невозможно.
Я, Жорж Дантон, сижу дома в гостиной. Настроение паршивое. Они всё же решили составить новую петицию без оговорки о конституционных средствах. Тогда мои планы погибли! Но к чему приведет их идея… Сдаётся мне, что опасность близка.
- Дорогой, что тебе написал Ламет? - спрашивает меня моя супруга Габриэль.
- Он настоятельно рекомендует мне немедленно покинуть Париж, - неохотно отвечаю я. - Ламет что–то задумал… он ведь председатель Собрания…
- Тебе надо бежать! - восклицает Габриэль. - Немедленно! Тебя могут убить!
Убить - слишком громко сказано.
- И не спорь! - твердо отвечает супруга на моё молчание. - Я сейчас же соберу вещи тебе в дорогу. Для начала остановишься у моего папеньки, а там видно будет…
Габриэль удаляется собрать мне вещи. Спорить с ней бесполезно. А может, действительно, всё так погано, и пора смазывать пятки!
Вбегает Лежандр. Такое впечатление, что он удирал от своры бешеных собак.
- Жорж, дело дрянь! - начинает он. - Я встретил знакомого, который является одним из поверенных Ламета. Над Парижем нависла буря. Что–то должно случиться… Явно ничего хорошего…
Я сжимаю в кулаке письмо Ламета.
Смотрю на часы. Уже давно за полдень. Надо решать, если бежать, то сейчас.
- Остальные в курсе? - спрашиваю я.
- Да, они решили покинуть Париж, - отвечает Лежандр.
А вот и Камилл. Его лицо заплакано. Руки судорожно теребят какие–то листки бумаги.
- Я погиб, - причитает он, - я погиб.
- Ещё пока нет, - мрачно шучу я.
- Моя газета! - хнычет он. - Бросить мою редакцию! Это кошмар! Нет, я никуда не побегу!
- Если тебя прихлопнут, то газета тебе будет не нужна, - привожу я весомый аргумент.
Камилл утирает слёзы руками:
- Не хочу, чтобы меня убили! Не хочу!
- А я хочу! - зло произношу я.
Мне его сопли осточертели!
- Жорж, почему ты хочешь, чтобы тебя убили? - удивленно спрашивает вошедшая Габриэль.
- Нет, я не хочу… это Камилл… - пытаюсь я объяснить Габриэль.
- Ты хочешь, чтобы убили Камилла? - удивленно спрашивает супруга.
- Да, почему ты хочешь, чтобы меня убили? - обиженно интересуется Камилл.
- Так, хватит чушь молоть! - перебиваю я. - Решено, немедленно покидаем Париж. Сейчас же!
- Молодец! - хвалит Габриэль.
Она уже собрала мои вещи. Я хватаю чемодан.
- А это вам перекусить в дороге, - она протягивает узелок. - Там мои оладьи…
Оладьи? Только не это! Я очень люблю мою жену, но её оладьи…
- Спасибо, съедим по дороге, - отвечаю я, с неохотой принимая узелок.
- Оладьи! Отлично! - восклицает Камилл. - Обожаю ваши оладьи, Габриэль!
М-да… Камилл единственный, кто ест оладьи моей жены. У него, наверно, железный желудок.
Мы, петляя по узким улочкам, трущобам, покидаем Париж. Направляемся в имение моего тестя мсье Шарпантье. А что дальше? Посмотрим по обстоятельствам.
Я, Жильбер Лафайет, готов к осуществлению задуманного. Мэр Байи через офицеров отдал приказы гвардейцам, собравшимся на Гревской площади.
Осуществление нашего предприятия начинается.
Я скачу на белой лошади впереди колонны. Отряд под моим предводительством направляется к Марсову полю.
Солдаты приступают к осуществлению приказов. Уже заняты проходы и окружена площадь.
- Я требую, чтобы вы разошлись! - заявляю я толпе. - Это приказ Национального Собрания!
Толпа мятежников возмущена. Они швыряют в нас камни. Дело принимает угрожающий оборот. Один из камней попадает в голову моему адъютанту. Он ранен. Слава богу, не насмерть. Юноше помогают слезть с лошади и уводят.
Еще один камень задевает мою щёку.
Я отдаю приказ гвардейцам разогнать взбесившуюся толпу. Господи, только бы удалось! Как не хочется предстать в глазах потомков убийцей безоружных! Всеми силами я хочу избежать платы жизнями глупых горожан за высокие идеи и благо государства.
Бесполезно. Толпа не исчезает, наоборот, растёт. Она подобна торнадо!
Я отправляю посыльного в Ратушу для дальнейших распоряжений. Понятно, что мне прикажут. Но пусть тогда убийства безоружных будут и на их совести.
Вскоре появляется отряд гренадёр во главе с Байи. По лицу мэра я понимаю, что мои худшие предчувствия оправдались.
- Председатель Собрания Ламет велел ввести военное положение, - грустно говорит Байи. - Над зданием Ратуши уже появились знамёна - символ военного положения.
Его голос звучит нервно, срывается на крик:
- Велено восстановить порядок любой ценой!
Я молча киваю.
Байи обращается к толпе. Пытается уговорить людей разойтись. Бесполезно. Нас встречает новый град камней. Раздаётся несколько пистолетных выстрелов.
Мэр отдаёт мне приказ действовать. Я понимаю, как ему тяжело.
По моей команде гвардейцы дают первый залп холостыми зарядами. Никаких результатов. Толпа не расходится. Следует второй залп, за ним третий, четвёртый. Мне приходится отдать приказ артиллерии. Раздаётся несколько выстрелов картечью.
Смерть окутывает Марсово поле, где совсем недавно царила радость жизни. Перепуганная толпа разбегается, оставляя позади убитых и раненых.
- Прекратить огонь! - приказываю я.
В этой суматохе, панике, шуме, криках я сам не слышу своих слов.
Господи, дай мне сил! Я верхом на коне встаю перед жерлом одной из пушек и велю остановить стрельбу.
Эскадрон кавалерии разгоняет оставшихся демонстрантов.
Я окидываю взглядом Марсово поле. Даже мне, человеку, прошедшему войну, становится не по себе.
Я, Светлана Лемус, и мой друг Макс покидаем клуб Якобинцев. Уже в коридоре с улицы слышны отборная ругань и издевательские шуточки. Кто–то весьма громко и настойчиво предлагает взорвать здание. Это уже слишком.
- Не понимаю, Макс, - обращаюсь я к другу. - Зачем сегодня ты пригласил меня на заседание? Скука была смертная, я даже заснула. Обычно ты приглашал меня, когда намечалась драка, на словах, разумеется.
Мы выходим на улицу. Кругом вооружённые гвардейцы, настроенные весьма воинственно.
Макс кивает в сторону людей, окруживших клуб. С его появлением на пороге поток ругательств и угроз вспыхнул с новой силой. Я хватаю друга за руку.
Макса и его друзей солдафоны ругают так, что небу становится жарко.
- Теперь ты понимаешь? - говорит Макс. - Вряд ли бы ты осталась дома, а мне не хочется, чтобы ты столкнулась с новыми приключениями.
Пожалуй, он прав.
Мы спокойно, как бы не замечая злобную толпу, переходим улицу.
- Тебе до дома будет трудно добраться. Может, зайдем ко мне? - предлагаю я.
- Простите, - окликнул нас кто–то.
А-а, это мсье Дюпле, состоятельный и работящий буржуа. Благодаря кропотливым трудам его столярное дело процветает. Мебель компании Дюпле по праву считается одной из лучших в Париже. Однако из–за простецкого вида в Дюпле невозможно угадать богача.
- Здравствуйте, - вежливо говорю я столяру. - Это мой сосед, мэтр Дюпле, - представляю я его Максу.
- Мсье Робеспьер окажет мне большую честь, если переждет это неспокойное время у меня, - предлагает Дюпле. - И вас, мадемуазель, я приглашаю. У нас как раз скоро ужин.
Мы согласны, гвардейцы того гляди приступят к выполнению своих угроз.
В доме Дюпле первой нас встречает младшая дочь хозяев, светленькая веселая девушка–подросток. Она по–детски радуется, узнав, что к ним пожаловал такой известный человек как Макс. Девочку зовут Елизавета. Друзья называют её то Бабетта, то Лизетта. Она моя подруга и постоянный читатель моих книг. Она также обожает мои рассказы о приключениях и жалеет, что такого ни разу не случалось с ней.
- Как интересно! - восклицает Бабетта. - Теперь я знакома с двумя знаменитостями! Мсье Робеспьер, а мне Светик о вас много чего рассказывала! А это правда, что однажды давным–давно вас чуть не убили? А вы мне расскажете про какое–нибудь убийство? А я вам расскажу о себе.
Усадив Макса в кресло, Лизетта рассказывает Робеспьеру о своей школе, о злой учительнице, о своем младшем брате Морисе, о трех сестрах и родителях.
Однако ей приходится прервать болтовню. Входит её старшая сестра Элеонора. Как говорится, спасайся, кто может.
- О, Элеонора, ты знаешь, кто к нам пожаловал? - весело спрашивает ее Лизетта. - Это же мсье Робеспьер!
Элеонора - полная противоположность хохотушке Елизавете. Строгая и рассудительная до ужаса. У этой девушки напрочь отсутствует чувство юмора, шуток она вообще не понимает. Младшей сестре частенько делает замечание за плохое поведение. Меня Элеонора не переносит и считает, что я дурно влияю на Бабетту.
Сейчас она отчитает сестру, чтобы та, наконец, перестала приставать к незнакомым людям со всякой чепухой… Хм… что–то она не торопится… Странно…
Ах, вот в чём дело! Элеонора не мигая смотрит на Макса. Понятно, понятно.
- Элеонора Дюпле, - сбивчиво представляется она моему другу.
Того гляди упадёт в обморок.
- Я очень счастлива, мсье, видеть вас в нашем доме, - произносит Элеонора. - Надеюсь, вам у нас понравится … Ох, простите, я должна накрыть на стол… Елизавета, помоги мне!
Элеонора пулей вылетает из гостиной. Лизетта нехотя плетётся за ней.
Мне становится смешно. Когда они скрываются за дверью, я начинаю хохотать.
- Тебе понравилась Элеонора? - спрашиваю я Макса.
- Да, красивая брюнетка, - бесстрастно отвечает он.
Да, ему ведь нравятся блондинки вроде Мадлен.
- А ты произвел на нее хорошее впечатление! - замечаю я. - Она покраснела, бедняжка. Скажу прямо, она давно восхищается тобой. Эта девушка влюбилась в тебя, когда однажды увидела на трибуне… Её поразила твоя смелость… Ты стал её героем… Самым красивым мужчиной мира!
- Светлана, милая, не болтай глупости! - строго прерывает Макс.
На пороге появляется мадам Дюпле, приятная полная женщина, и приглашает нас ужинать. Готовят мадам Дюпле и её дочери сами. Им это в радость. Само приготовление блюд Дюпле никому не доверяют. А помыть посуду, ощипать птицу, прочую чёрную работу делает кухарка.
Вечер получается какой–то грустный. Этого и следовало ожидать. Попытки переменить тему не дают результата. Мы всё равно возвращаемся к исходной теме разговора.
- Как это все ужасно! - восклицаю я. - Подумать только, там могла быть я! Макс, завтра ты этим негодяям всё выскажешь!
- Увы, - вздыхает Макс. - У них и без протестов достаточно всего, чтобы отправить нас в тюрьму. Придётся кинуть все силы, чтобы оправдать доброе имя нашего клуба. К сожалению, о протестах и речи быть не может. Вы все, наверное, посчитаете такой ход трусостью?
- Нет, мы вас хорошо понимаем, - говорит мсье Дюпле. - Предпринимать сейчас резкие шаги бесполезно и опасно. Я слышал, что могут начаться аресты, уже подписаны приказы о закрытии многих газет.
- Какие Лафайет с Байи - свиньи! - делает вывод Морис.
- Нет, тут главные виновники не Лафайет и не Байи, - говорит Макс. - Большая часть вины лежит на тех, кто, прячась в здании Собрания, отдал этот приказ.
- Ламет и компания! - восклицаю я.
Макс кивает.
- Однако я не могу найти оправдания действиям Лафайета и Байи, - замечает он. - Согласен, им было тяжело сделать этот шаг. Однако не настолько, чтобы пожертвовать должностями и принципами.
Все с раскрытыми ртами слушают моего друга.
- Чужими жизнями всегда жертвовать легче, - заключает Макс.
- Ох, опять мы вернулись к этой теме! - вздыхает мадам Дюпле.
Наше молчание нарушает визит Роберов. Мы все устремляемся в гостиную.
Луиза Робер! Такой ловкую уверенную мадам я ещё не видела. Её лицо раскраснелось, из глаз текут слёзы.
- Максимильен! - она, рыдая, бросается к нему на шею.
М-да, и это при присутствующем здесь муже…
- Это всё из–за меня! - восклицает она.
- Не волнуйтесь, дорогая, всё хорошо, - утешает её Макс.
- Я принесу вам кофе, - ледяным тоном произносит Элеонора.
Вау! Она уже ревнует!
Наконец Максу удаётся усадить Луизу в кресло.
- Подумать только! - всхлипывает она. - Из–за меня погибли невинные люди! Зачем я не послушала вас, Максимильен! Вы опять оказались правы!
Макс сидит рядом с Луизой, гладит её по руке.
- Луиза, не расстраивайтесь! - утешаю я. - Просто люди оказались в неудачном месте в неудачное время! И вы тут ни при чём!
Мадам Робер, утирая слёзы платком, кивает.
- Хотя вы были одной из главных, кто заставил их туда пойти! - вдруг замечает Морис.
- Выходит, вы всё же виноваты! - делает вывод Елизавета.
Мадам Дюпле строго шикает на них.
Слёзы новым потоком текут из глаз мадам Робер.
Элеонор приносит ей кофе. Её лицо непроницаемо.
- Как ты себя чувствуешь, дорогая? - спрашивает Луизу муж.
- Уже лучше, - кивает она.
После чашечки кофе (от ужина она отказалась) мадам Робер при помощи мужа поднимается с кресла. Поблагодарив Дюпле за гостеприимство, они уходят.
Мы располагаемся в гостиной. Аппетит пропал окончательно.
- Папа, ты что–то хотел предложить нашему гостю, - вдруг напоминает Элеонора.
- Да, новый гарнитур со скидкой, - вяло шучу я.
Элеонора начинает обиженно дуться, Лизетта и ее брат Морис хихикают. Остальные встречают шутку с легкими улыбками.