- Вы вот объясните мне, батюшка, недостойному, какой я великий грех совершил? Прихожу намедни на Пустой рынок, а там такая ситуяция: стоит торговец (басурманской веры-то, сразу видно!), торгует мандаринами - к Рождеству Христову самый фрухт! Вижу, подходит к нему земляк, что ли, какой, такой же чернявый. Покричали чего-то они по-своему - они ведь всегда громко так говорят, будто и народу вокруг нет, - ударили по рукам, обнялись, и, смотрю, торговец-то своему, почитай, полпуда мандаринов то ли за красивые глаза, то ли за медяки какие отсыпал. Вдругорядь такой же абрек подошел к нему, и опять он ему все, почитай, задаром. Дай, думаю, посмотрю, что дальше будет. Подошла к нему баба наша русская, статная; он на нее так и зыркает, огонь в глазах. Та говорит, мол, дай, милок, фрухтов своих с фунт, а он ей и отвечает: "Мандарины сладкие, сочные, дорогая! Я по вашему плохо понимай. За пять рублев ради вашего праздника бери!" Тут меня злость взяла. Ах ты, думаю, нехристь такой! Пять целковых за фунт фрухтов?! Зря, что ли, мой дед с Ермоловым вас усмирял? Ну, не сдержался я - и прямо в харю, простите, батюшка, в физиогномию типу этому. Он как начал ругаться по-своему. Я ему - еще на орехи.
"Батенька", краснея и пыхтя, с трудом слушал "грешника" и наконец оборвал его:
- Скверно ты поступил. Грех-то какой большой! Человека по лицу, по образу, можно сказать, Божию! Господь всех велел любить, невзирая на нацию, - все для него равны, и плохие, и хорошие, и черненькие, и беленькие. Вот вы… - он замялся, поправился, - мы, русские, большой грех имеем - нет у нас братской любви к евреям. А за что? Всюду их, несчастных, гонят, презирают, а они ведь никого никогда не обидят… - Он вдруг обратился к Думанскому: - Вот ты видел, чтобы еврей когда-нибудь муху обидел?
Викентий Алексеевич молчал: он был не склонен спорить, да и на самом деле ему не приходилось видеть еврея, обижающего муху.
- Ответствуй! - рыкнул иерей.
- Не видел, - тихо прошептал Викентий Алексеевич.
- Вот и я говорю, не бывало такого! - довольно констатировал "батенька". - И вообще, сам Христос кто был? Правильно, еврей! Так что иди-ка ты, братец, - "батенька" обратился опять к мастеровому, - и подумай о своей заблудшей душе. Мерзок ты мне - отлучаю от причастия на полгода.
- Где ж это видано! - вырвалось вполголоса у кого-то из прихожан.
Отчитанный мастеровой, озадаченно почесывая затылок, отошел к образам:
- Не пойму я чего-то…
В это время внезапно широко распахнулись соборные двери, так, что с улицы в притвор ворвался холодный январский ветер, а вместе с ним ватага одетых во что попало настоящих босяков. От них шел невыносимый дух, и вели себя "случайные" прихожане безо всяких церемоний - ругались, хохотали, кто-то даже шапку не снял.
"Батенька" вдруг со всех ног бросился к ним. "Ну, этих-то он должен приструнить", - понадеялся Думанский.
- Мир вам! - возопил священник. - Ну что, решили? Снимаете помещение на ночлег? Места всем хватит - платили бы исправно… Да смотрите, ничего не утащите, знаю я вашего брата, греха с вами не оберешься! - И он погрозил всей честной компании пальцем.
"О чем это он?" - насторожился адвокат.
Тем временем оборванцы окружили священника и загалдели на разные голоса:
- Щас шляпу по кругу пустим, и порядок!
- Плевое дело!
- А вы нас, отче, часом не надуете?
- Какое там, этот батька свой в доску! Будем теперича со святыми спать! Ха-ха!
- Ну, отец Давид, гляди не подведи!
Викентий Алексеевич не желал верить своим ушам. Кто-то из прихожан, невольных свидетелей сделки, осторожно спросил:
- Это как же, батюшка, храм Божий бродягам под ночлежку сдаете?
Отец Давид ничтоже сумняшеся ответствовал:
- Истинно так! А что здесь дурного? Сам Спаситель велел призирать убогих, с прокаженными возлежал и вкушал, а Он был без греха. Устыдитесь!
"А ведь действительно, ночлежный дом - заведение богоугодное", - подумалось вдруг Викентию Алексеевичу, и он со страхом почувствовал, что в голове опять неразбериха. Перед глазами все поплыло: образа, лампады, неструганые нары ночлежки на Забалканском, узоры под куполом ротонды… Сквозь какую-то пелену он услышал голос отца Давида:
- Уведите этого! Стоит тут уже полчаса как помешанный, еще припадок его хватит - хлопот не оберемся… А вернее всего, пьян как свинья. Выпроводите его, говорю же!
Какой-то шустрый мужичонка с хищным ястребиным носом и буйной черной растительностью по всему лицу схватил приват-доцента юриспруденции за шиворот и насильно потащил за церковную ограду.
На воздухе Викентию Алексеевичу сразу стало лучше. Он почувствовал себя увереннее, хотя сердце бешено колотилось и ни о каком успокоении речи быть не могло. Думанский оттолкнул от себя наглого босяка и стал рассматривать афишу, приклеенную прямо на стену соборной часовни, видимо, с благословения настоятеля. Огромный лист бумаги пестрел крупными стилизованными буквами:
НЕЗАБЫВАЕМОЕ ЗРЕЛИЩЕ В НОВЕЙШЕМ СТИЛЕ!
ШЕДЕВР СИНЕМАТОГРАФА
6 января
В саду "Аквариум" проводится ЕДИНСТВЕННЫЙ в Петербурге сеанс новой американской фильмы
ХРИСТОС И ГРЕШНИЦА
Увлекательнейший сюжет с пикантными сценами из земной жизни Иисуса Христа покорил публику Старого и Нового Света.
Продажа билетов в кассах сада.
СПЕШИТЕ ВИДЕТЬ!
Разгневанный правовед бросился срывать мерзкую афишку, но бумага, тщательно приклеенная, словно вросла в штукатурку, и теперь ее можно было разве только отскоблить.
От сознания собственной беспомощности перелицованный Думанский заплакал. Раньше он находился как бы над жизнью, а теперь она засосала его в свою грубую гущу. Викентий Алексеевич почти не сомневался: тот, кому продал душу Кесарев, свободно разгуливающий по столичным улицам и убивающий всякого, кто стоит у него на пути, - сам враг рода человеческого! И посягает он теперь на душу раба Божия Викентия, и уже завладел его телом.
"Лучше бы я умер, лучше бы Господь взял меня к Себе, чем терпеть здесь такие муки!" - думал, содрогаясь, обезличенный приват-доцент.
Весь день в смертной тоске, не помня себя и не понимая, где находится, он бродил по холодному, безразличному к его несчастью городу. Только в сумерках присел на скамью в каком-то садике. От усталости его охватила дремота.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Чистилище
Число людей, которые себя погубили, намного больше, нежели число погубленных другими.
Дж. Леббок
I
Нас посещают ангелы, но мы узнаем их лишь после того, как они отлетают прочь.
Дж. Элиот
Думанский открыл глаза, чувствуя, что замерзает. Над ним стояли два усача в шинелях. "Наверное, кто-то вызвал полицию!" Сил подняться не было. Он, едва шевеля губами, прошептал:
- Простите, вы полицейские?
- Хо-орош, голубчик! - ответил один. - Власти законной не признаешь? Ну что, нажрался? Вот мы тебя, морда свинячья, сей же час в кутузку!
- Как вы смеете… Выбирайте выражения, любезный!
Городовой пнул, а потом рывком поднял Думанского на ноги, другой стал шарить по карманам. Викентий Алексеевич почувствовал тошнотворный водочно-махорочный дух. Почти не надеясь на помощь, с трудом выговорил:
- Господа, я попал в беду…
- Эт точно! Не тревожил бы приличных господ, не попал бы… Документы при себе имеются? - строго произнес пожилой урядник.
В одежде Кесарева ничего, что удостоверяло бы личность, не нашлось.
- Слушай, Семен Игнатьич, давай отведем его в участок и дело с концом? - предложил городовой помоложе.
- Заверяю вас, я адвокат! - встрепенулся Викентий Алексеевич. - Адвокат Думанский. Я практикую… Что за произвол и самоуправство?!
Урядник смотрел недоверчиво, исподлобья, но видно было, что он в замешательстве.
- Адвокат, говоришь? Тогда извольте заложить руки за спину - вы арестованы! Иж ты, неприятность какая… Погодь, сейчас разберемся. - Он обратился к подчиненному: - Может, и вправду адвокат? А мы его за шиворот - непорядок…
Молодой прыснул со смеху:
- Да посмотри на него - какой еще адвокат! Рожа кирпича просит, сам словно под забором валялся. Адвокат! Х-ха!
Оглядевшись по сторонам, молодой подошел к соседнему дому и сорвал со стены какой-то лист. При виде знакомого объявления о розыске с ненавистной образиной Думанский едва не застонал в полном отчаянии.
- Экой наглец! Да ты погляди, Семен Игнатьич, какую мы птицу поймали! Разбогатеем теперь. Слыханное ли дело: пятьдесят тыщ золотишком! Это по скольку ж на брата получается?
- Ты себя со мной не равняй, - наставительно ответствовал урядник. - Мне поболе будет, как старшему по чину, тебе, стало быть, помене. Урезонь-ка лучше буяна!
Думанский понял, насколько сам теперь беззащитен во власти той отлаженной полицейской машины, работу которой всю сознательную жизнь наблюдал лишь со стороны.
Внезапный душераздирающий кошачий визг привел городовых в некоторое замешательство. Этого было достаточно - почувствовав мгновенный прилив сил, адвокат рванулся в ближайшую подворотню, уповая на то, что двор окажется проходным.
Думанский не помнил, сколько продолжался этот гон, в котором он чувствовал себя беззащитным зайцем: впереди и по сторонам мелькали стены - с окнами и без, оштукатуренные и кирпичные, высокие и низкие, - они то сдвигались, образуя узкий проход, то распахивались вереницей дворов. Сзади заливались полицейские свистки, слышался топот кованых сапог и заборная ругань.
Вдруг Викентий Алексеевич услышал у себя за спиной характерные щелчки. "Выстрелы! - мгновенно сообразил адвокат. - Неужели решили меня застрелить при попытке к бегству?!". Он оглянулся: несколько подозрительных типов, выскочив, судя по всему, из какой-то подворотни, затеяли перестрелку с полицейскими. Когда, в изнеможении, хватая ртом воздух, Викентий Алексеевич остановился, слуги Государевы уже лежали на мостовой без признаков жизни. Незнакомцы, не дожидаясь, пока Думанский переведет дух, повели его через двор в соседний проулок. Тут он увидел мрачного вида карету; один из "спасателей" открыл дверцу, жестом приглашая "спасенного" внутрь. Внутри тоже был неприятный, какой-то "конспиративный" полумрак, но Викентию Алексеевичу ничего не оставалось, как войти. Он едва успел сесть, забиться поглубже, ничего еще не соображая, и карета буквально рванулась с места. "Господи, спаси и сохрани!" - взмолился про себя приват-доцент.
- Ну, здорово, братан! Здорово, родная душа! - неизвестный верзила сграбастал его, чуть не задушив в объятиях. - С избавленьицем! Не поспей мы, фараоны тебя бы уже в участок справили, а там и на… Подфартило - факт! Да тебя никак трясет всего - ух аспиды! Все б им манковать… Решил небось - совсем товарищи запропали, а мы, вишь, тут как тут. Тоже испугались, обыскались уж - думали, мало ли чего. Всяко бывает! Как говорится, Питер бока повытер. И точно, конфуз с тобой… А у нас-то… Знал бы ты, какая у нас лажа вышла! Погоди, приедем в трактир, расскажу.
- Наше почтение, свет Андрей Степанович! - послышалось из полумрака странной кареты дружески-вальяжное, почти ироническое приветствие. Этот голос с характерной интонацией заставил и без того напуганного Думанского подскочить на месте.
- Ну-у! Чувствовал - веришь? что найду тебя в конце концов! Легок ты на помине, Андрюша. Что ты, что ты, друг мой родной! - обладатель знакомого голоса предупредительно положил ладони адвокату на плечи и бережно усадил его. - Нервы дело тонкое, беречь их надо, а ты - распускаться. Совсем это не годится. Еще кулаками махать начни. Кто мог подумать, что так выйдет? Я тоже ведь не полицейский архив - ну вышла неувязка, не разобрался как следует с этим Кесаревым, что ж ты теперь будешь на меня "ножи точить"? Невелика трагедия - исправим!
- Сатин?! Алексей Иванович? - пытаясь унять дрожь, сипло выдохнул Думанский. Он только теперь поймал себя на том, что совсем не узнает своего голоса, но это было неудивительно.
- Ошибаешься, Андрюша. Я теперь такой же Алексей Иванович, как ты Василий Всеволодович. Все выслеживаешь своего адвокатишку и ничего не знаешь! Позвольте представиться: Казимир Петрович Панченко.
- Казими-и-ир Петро-о-вич! - передразнил его неизвестный. - Для братца ты клиента так не просеивал, паленого мокрушника выбрал… А сам-то, слышь, братуха? В Париж отваливает!
- Не хватит ли, а? Сколько можно попрекать! Я понятия не имел, что Кесарев замешан в мокрых делах - вроде все у него было чисто. Еще Думанский этот, будь он неладен, начал копаться, как свинья в помоях… А я и не предполагал, что ты такой щепетильный - тоже мне барышня из благородного пансиона. Подумал бы лучше, какие за тобой самим делишки водятся! Да и вообще - велика ль разница? Вася Челбогашев ничего не потерял, став Андреем Кесаревым. Был вор с ходкой, стал вором без ходки. Вору всё в пору - лишь бы не попался! В Париж, кстати, я не сразу уезжаю - для начала следует в Златоглавую визит нанести, и тебе это, между прочим, хорошо известно. Так что без толку суетиться - думай лучше о деле.
От страха и изумления "Кесарев" сидел ни жив, ни мертв. Он весь превратился в слух, но сквозь барабанную дробь сердца никак не мог вникнуть в суть разговора, да и вообще не понимал, как это может быть: "Кого же я тогда видел убитым, если не Сатина? А если он все-таки жив и говорит сейчас со мной, что у него общего с этой швалью? Нет, наверное, это кто-то другой, просто похож. Может действительно Казимир… как бишь его? Да сам-то я на кого теперь похож… А разве у Кесарева есть брат? И кто такой Вася Челбогашев, в конце концов?! Он же по документам следствия Дмитрий… О Господи! Угораздило меня попасть в этот кошмар! За что, Господи? В чем провинился я перед Тобой?"
Мрачная карета остановилась неожиданно. Викентию Алексеевичу пришлось напрячь последние внутренние силы, чтобы хоть как-то сосредоточиться и следить за обстановкой. Первыми на свет вышли верзила и Сатин-Панченко. Еле держась на неверных, неслушающихся ногах, выбрался наружу и Думанский, который, как ни старался, по-прежнему не понимал ничего. Они прошли незнакомым темным переулком на довольно широкую, но малолюдную улицу. Адвокат огляделся и сообразил-таки: "Вроде бы это Греческий… Да, несомненно Греческий! Значит, мы на Песках". Впереди виднелась крупная, но без претензий и особых примет трактирная вывеска: "Углич". То, что его "освободители" направились прямиком в трактир, Думанского совсем не удивило: в подобных непрезентабельных заведениях, каких немало попадается в кварталах между центром столицы и окраинами, "фартовая" публика частенько назначает встречи (в случае полицейской проверки в лабиринте окрестных дворов можно легко затеряться и уйти от любого преследования). Действительно, в отдельном помещении за накрытым столом честную компанию уже поджидали рыжеволосый тип с изъеденным оспой лицом и молодая женщина, милое личико которой портили довольно вульгарный макияж и чересчур завитые кудри. Одета она была слишком ярко для порядочной дамы и вызывающе дорого для посетительницы заурядного трактира. Парень сидел насупившись. Запустив в буйную шевелюру пальцы одной руки, а другой подперев подбородок, погруженный в угрюмое молчание, словно хотел отгородиться от кабацкой пьяной болтовни и завыванья граммофона, доносившихся из главного "зала", однако все это не помешало Думанскому опознать в рыжем да рябом налетчика, оглушившего его в подворотне савеловского дома. "А Молли-то была права - это не был случайный налет. За Викентием Думанским охотились, мерзавцы!" Приятель "Казимира" Сатина, тот, что называл перелицованного Викентия Алексеевича братом, гривуазно ущипнул "даму" за локоток, в то время как первый, изображая джентльмена, галантно склонил голову:
- Мадемуазель Шерри, рад вас видеть.
- Полноте-с, Казимир Петрович! Все-то вы норовите с комплиментами, - засмеялась Шерри, а затем жеманно посмотрела на Думанского. - Неужто Андрей Степанович наконец объявился? Долго жить будете! Я уж грешным делом подумала, может, не увидимся никогда. Вы ж теперь такой знаменитый и недоступный: афиши висят по всему городу, на каждом углу. О такой славе бедной шансонетке можно только мечтать…
Сев за стол, "Сатин" с напарником без лишних церемоний принялись за еду - снедь была самая простая, но сытная, а они, по всей видимости, уже успели проголодаться. Думанский сначала лишь наблюдал, с каким азартом воры выпили по первой, как аппетитно хрустели квашеной капустной и солеными огурцами, но когда по красноречивому жесту Казимира услужливый половой с намасленным прямым пробором принес горячее - жирные щи, в которых плавали куски свинины, адвокат больше не мог оставаться равнодушным к трапезе. Само обжигающее варево подействовало на него опьяняюще, так что на водку, разлитую расторопным трактирным служкой в граненые стопки, Викентий Алексеевич даже не обратил внимания, зато ложка так и мелькала в воздухе. Деловые люди сочувственно переглянулись: дескать, сколько ж ты-то не ел, бедняга? Достаточно было одного взгляда "Казимира" Сатина, чтобы половой "испарился", плотно затворив за собой дверь.
- Сеня, расскажи-ка Андрею, что у нас случилось с почтой! - Казимир тотчас в повелительном тоне обратился к рыжему уркагану.
- Ну, чего рассказывать? Вишь, фараона мы это… того, а чиновник-то с почты живой, вишь, гнида! Вроде все - чего ж еще-то?
- Заладил "чаво, чаво" - двух слов связать не можешь! - прервал его верзила.
- Лопухнулись мы, брат Васюха! Меня ищут! Ты понимаешь, о чем я говорю? Меня ищут как и тебя! Ну что вылупился, рак вареный? - прикрикнул он на "Кесарева", который молча, округлившимися глазами смотрел на происходящее. ("Этот бандит принимает меня за брата Васю… Что-о?!") - Собирались, понимаешь, сработать по-крупному. По наводке Яхонта узнали, на почте мол будет крупная наличность, а чиновник один. Покамест ты кантовался хрен знает где последние две недели, мы это дело без тебя спроворили. Я туда Тарана взял и еще пару ребят на шухер. Бабки-то забрали, но архангел там на беду оказался. Его я, само собой, успокоил, да почтарь, падло, жив остался. Срисовал он меня, как пить дать узнает, ежели чего! Выходит, оба мы с тобой сейчас у сыскарей на нюху - смекаешь? Тебе полегче еще, а на мне свежий жмур - отягчающие! Вот, читай. - И "брат" протянул "Васюхе" газетный листок, где в разделе криминальной хроники сообщалось, что "совершено дерзкое разбойное нападение на отделение почтового ведомства в 1-й Василеостровской части, что в Тучковой переулке. С особой жестокостью убит чин полицейской охраны, сопровождавший обоз с почтой. Чудом спасшийся почтмейстер сообщил следствию точные приметы одного из нападавших. На основании указанных примет в совершении разбоя подозревается некто Челбогашев Дмитрий Михайлович, 36 лет, неоднократно состоявший под судом и следствием и отбывавший наказание в каторжных тюрьмах. Ведется розыск". - Дошло теперь? Полицейского мне никто не простит. Так что пора мне ксиву менять - нужно срочно оформить дело со Свистуновым!