На этот раз приятели, опасаясь что их выгонят, не стали задерживаться в лютеранской церкви после службы, а решили проникнуть в храм в назначенное время. Ровно в полночь три тени пересекли примыкающую к церковному зданию площадь, и прижимаясь к стенам проникли внутрь. Граф Г. опасался, что придется прибегнуть к вульгарному взлому, однако к большому своему удивлению ночные гуляки обнаружили что дверь услужливо оставлена незапертой. Внутри не было ни души. Приятный барочный интерьер ночью выглядел мрачным, скамьи пустовали, белые балконы с позолотой казались черными. Впечатлительному Морозявкину немедля захотелось уйти прочь. Даже графу Г. стало не по себе.
– И зачем мы только приперлись сюда, прости Господи! – возопил Вольдемар сдавленным шепотом. – Черт принес, не видно ни зги.
– Истинно молвишь, – поддержал его граф. – Огня бы зажечь, темно как у негра в… ну скажем в носу!
– Скажите спасибо, что я о вас позаботилась. Сейчас зажжем! – с этими словами Лесистратова зажгла походный морской масляный фонарь, голландской ручной работы, позаимствованный ей где-то в штаб-квартире Вест-Индской компании по неистребимой сорочьей привычке.
– Что бы мы без вас делали мадемуазель! Вы наша спасительница… Что… что это там? Что это белеет?
Граф Г. сделал несколько неверных шагов к алтарю и большому органу. Лесистратова подняла светильник повыше, и тут они увидели страшную картину – на распятии поверх фигуры Иисуса висело еще одно тело, голое, распятое и выпотрошенное. На лице несчастного сохранялось посмертное выражение неописуемого, дикого ужаса. Лысая голова его была неестественно запрокинута, мертвые глаза глядели куда-то в потолок. Несмотря на все свое отвращение граф Г. вгляделся в него попристальнее.
– Да ведь это… это…
– Это он! Аббат! – вскричала Лиза в паническом ужасе и голос ее сорвался на хрип.
– И верно. Наш новый друг – аббат Ларудан. Вот где довелось увидеться, – мрачно подвел итог граф.
– Ну он почти не изменился, полысеть ему уже не грозило… А рожа-то – будто его на прощание дьявол поцеловал! – заметил Морозявкин непочтительно.
– Не богохульствуй! – остановил его граф поспешно. – Хоть он и не был православным, все же христианин… какой-никакой. Кто же это сделал?
– Не иначе как черный… ну, Он! Вот тебе и дружеская встреча, это ловушка, господа! Нам надо уходить, – поспешно сказала Лесистратова, отступая к выходу.
Но было уже поздно. Привлеченный мерцающим светом, в раскрытую дверь зашел какой-то гуляка, и несмотря на то, что и сам не вполне трезво держался на ногах, все же успел заметить страшную картину. Его крик разорвал тишину. Миг – и вот уже ночная стража, привлеченная суматохой, бряцала доспехами и оружием, спеша к знаменитой церкви, и негодуя что кто-то посмел нарушить покой спящего городка.
Граф, Лесистратова и Морозявкин, сбив с ног прохожего, выбежали вон из страшного места и пустились наутек, за ними, грохоча сапогами по мощеным камнем улицам, несся ночной патруль. В кромешной тьме мерцали палаши стражи, грохнул мушкетный выстрел, мимо уха графа Г. пролетела пуля, пробив шляпу. Погоня неуклонно приближалась.
– Доннерветер! – неслись крики. – Стойте! Вам не уйти! Хальт, швайн!
Неизвестно чем бы все это кончилось, если бы в одном из закоулков им не повстречалась бы странная гибкая тень, быстро шепнувшая "сюда". Граф Г. и Лиза последовали за незнакомцем в спасительное убежище – неприметную дверь одного из домов. И как только она захлопнулась, погоня пронеслась мимо. Друзья уже готовы были вздохнуть с облегчением, как вдруг обнаружили, что с ними нет отставшего и запыхавшегося Морозявкина. В уличном шуме они услышали звуки борьбы, мордобоя, крики "я иностранный поданный, по какому такому полному праву", а также то как командир стражников сказал своим подчиненным: "Одного сцапали – остальные где-то рядом. Искать!"
– Вольдемар! Они схватили Вольдемара! – произнес граф Г. с отчаянием в голосе.
– Сволочи! – поддержала его Лизонька.
– Ну, их можно понять, да и бегал он недостаточно быстро… – отметил таинственный незнакомец, который только что спас их от погони.
Граф и Лиза постарались повнимательнее разглядеть лицо незнакомца. В небольшой каморке, где они очутились, обнаружилось что это их новый приятель, тот самый шут Клаус, который вместе с аббатом познакомился с ними в амстердамском трактире.
– А, и вы здесь, милостивый государь? Как вы тут очутились? – осведомился граф холодно.
– Вы могли бы быть и полюбезнее со своим спасителем! – отвечал Клаус довольно вежливо. – Я сопровождал аббата в церковь, где мы назначили вам свидание. Конечно дурацкая привычка, но что поделаешь – он всю жизнь мечтал умереть за алтарем.
– И как видим его мечта сбылась! – поддержала беседу Лиза. Благодарю вас за чудесное спасение!
– О, не стоит благодарности, это такой пустяк! Я и сам еле сумел удрать. На нас напали так внезапно, там, в церкви. Мы уже ничего не смогли сделать. Я спрятался на балконе, только тем и спасся. Но старина Ларудан был недостаточно проворен, вот из него и сделали указатель, – галантно пояснил шут, усмехаясь по своей привычке на каждом слове.
– Указатель? Как это? – воскликнули граф с Лизой.
– Видите ли, я должен вам кое-что пояснить. Да, я думаю, что пришло время. Ведомо ли вам, что немецкие масоны убеждены будто истинное знание способно снизойти на них только из-за границы?
– Нет, неведомо, – честно признался граф Г., мало разбиравшийся во всяких мистических тайнах. – Хотя так походит на представления наших соотечественников, философски продолжил он.
– И неудивительно – ведь все верят в иностранцев, будто лишь у них в руках высшая мудрость. Это повсеместное заблуждение. У нас в Пруссии и окрестностях основали целую кучу лож – в Лейпциге, Магдебурге, Геттингене, Ганновере, Брауншвейге, Дрездене, Нюрнберге, Франкфурте-на-Майне, да всего и не перечесть. К нам пришла "шведская система", наши братья-масоны думали найти там откровения, но теперь уже конечно разочаровались. Поэтому ваш волшебный свиток должен быть доставлен в разные страны света, дабы братья могли ознакомиться с ним. А конечности несчастного аббата указывают, куда увезут тетрадь в будущем! Это своего рода ребус, вроде "розы ветров", ведь Гамбург – морской порт. Черный барон обожает такие шутки.
– Вы осмеливаетесь называть его полным именем? Вы смелый человек, герр Клаус! – сказала Лизонька и поглядела на шута восхищенным взглядом. Клаус пропустил это заявление мимо ушей.
– А откуда вам все это известно? – подозрительно спросил граф Г. – И как этот барон посмел устроить такое в божьем, хоть и лютеранском, храме?
Шут не понравился ему с самого начала их знакомства.
– Я подслушивал, когда спрятался, негодяи не скрывали своих намерений. Там был и сам барон… Лик его страшен, как у змеи, он и вправду весь в черном. Не приведи вам бог встретиться с ним лицом к лицу… и на вашем месте я бы отказался от намерения его отыскать!
– Это наш долг, – ответила Лесистратова твердо. – Только вот как это сделать?
– Ах, вот я и объясняю вам – нужно проследовать туда, куда указывали руки и ноги бедняги Ларудана, да простит господь все его прегрешения. Вы помните, как он был расположен на кресте? – вопросил Клаус настороженно.
– Нет… Я не вглядывался! – ответил граф мрачно.
– А я помню… – отвечала Лиза задумчиво сощурившись. – Я еще тогда удивилась – с чего это?
– Ну вот, если вы пойдете по часовой стрелке, то легко догадаетесь, в какую страну проследовать далее! Только не ошибитесь – ошибка будет дорого стоить всем нам… А теперь я вынужден вас покинуть, – с этими словами шут Клаус молниеносно запахнул свой плащ, поправил шляпу, вышел за дверь и был таков.
Граф и Лиза переглянулись. В доме не было ни души. Решив, что идти в гостиницу ночью слишком опасно, они остались там до утра. Кому принадлежит данное жилище выяснить не представилось возможным. Непрошеные гости прошли на крохотную кухоньку в надежде раздобыть чего-нибудь съестного, но в этом не преуспели. На кухне обнаружился только рукомойник и жбан с водой.
– Ну что же, хотя бы умыться можно, – подумала Лиза, немного обеспокоенная предстоящей наедине с графом ночью.
Она решила слегка поисследовать территорию, чтобы определиться на ночлег с максимально возможным комфортом. Однако ничего, кроме жесткой кушетки, Лиза так и не обнаружила. Ситуация накалялась и мамзель Лесистратова рисковала оказаться с графом в одной кровати, что до поры до времени не входило в ее планы. Тем временем граф Г., не тратя времени задаром и не напрягаясь по поводу всякого политеса, развалился на вожделенной кушетке с целью уснуть, а может быть и с целью предоставить Лесистратовой сделать все самой.
Лиза поняла, что выбирать ей придется из двух зол: спать на холодном полу или присоседиться к графу. Здоровье показалось ей дороже скромности и она робко попросила у Михайлы разрешения занять кушетку. Граф, мрачно усмехнувшись, предложил ей разделить ложе, правда потом проявил к даме сочувствие и указал на тот факт, что раздеваться в походных условиях им не придется. Лиза успокоилась и доверчиво прикорнула к графской груди, и к его удивлению почти не храпела. Так их застало утро.
– Итак, мадемуазель, что же нам делать? В какую страну следовать? И как спасти Вольдемара из цепких лап полиции? – поинтересовался граф Михайло у агентессы наутро в гостинице, куда они наконец вернулись после своих приключений.
Лесистратова как раз с лупой в руках увлеченно изучала карту Европы, напечатанную в великолепном атласе работы Вест-Индской компании. Она была весьма хороша в походном наряде, темной амазонке и коричневых шелковых бриджах. Иногда она поднимала голову, видимо мысленно вспоминая как именно барон был расположен на кресте, и шевелила губами.
– Я наметила маршрут! – радостно сказала Лиза. – Судя по расположению конечностей несчастного аббата и в соответствии со сторонами света нам следует сначала посетить Францию, потом Испанию, затем Италию…
– Ну а напоследок Англию, не так ли? – усмехнулся граф Г.
– Как вы угадали? Да, именно ее! Правда голова покойного была загнута так неестественно, что у меня появились сомнения…
– А каким же членом своего тела он на нее указывал, мадемуазель? – поинтересовался граф.
– Самым важным! – отвечала Лесистратова несколько неопределенно. – Впрочем все познается в сравнении. Но начать нужно с Парижа – судя по положению головы покойного.
– Итак, мы едем в Париж? Ну что ж, всецело вам доверяюсь, хоть и говорят, что зачастую прекрасные дамы страдают топографическим кретинизмом!
– Ну, граф Михайло, вы ведь и сами можете попробовать угадать! Вспомните как именно расположен алтарь в церкви св. Михаила, как был распят несчастный мученик, на какие стороны света указывали его длани… Возьмите карту, ведь все это совсем несложно! – огрызнулась Лесистратова, которая отличалась вспыльчивым нравом.
Граф Г. взял в руки атлас и несколько времени задумчиво жевал губами и морщил свой аристократический лоб, в итоге окончательно решив довериться своей товарке.
– Всецело полагаюсь на вас, мадемуазель! – ответил он. – Однако перед поездкой нам следует вытащить из узилища друга Вольдемара. Это нелегко будет осуществить – наверняка здешнее правосудие вцепилось в него всеми четырьмя лапами. Может быть напасть на полицейский участок? Внезапность – залог успеха!
– Нет уж, граф, никакой комедии мы ломать сейчас не будем. Не забывайте, что с вами я, а у меня имеются свои методы.
Граф Г. уже хотел спросить было, что же это за методы, но вспомнил о них и осекся. Впрочем ему уже было решительно все равно – он согласился бы на любой путь возвращения старого приятеля. Нервически пожав своими широкими плечами, он отошел вглубь комнаты, невольно восхищаясь решительностью и беспринципностью своей спутницы.
А мадемуазель Лесистратовой вновь пришлось нанести ряд всяческих визитов. Вначале она отправилась к русскому посланнику в Гамбурге. Надобно сказать, что еще при государе-императоре Петре Первом здесь появился первый российский посол, который по долгу службы обязывался сообщать царским властям о политике и общей обстановке в немецкой стороне, регулярно читая здешние газеты с новостями. Императрица Екатерина Великая любила выписывать из вольного города ученых мужей и медиков. Миссионеры из местной лютеранской церкви служили в российских столицах, то есть связи был налажены зело хорошо.
Посланник ничуть не удивился визиту Лесистратовой, собственно им приходилось решать и не такие вопросы, и они давно уже ничему не удивлялись. В разное время в Гамбурге служили короне послы из рода Салтыковых, Мусиных-Пушкиных и другие весьма известные и почтенные люди. О чем только не приходилось докладывать им в Россию – вплоть до бегства переселенцев с выданными им деньгами, коих несомненно подговорили прусские вербовщики, и о французских агентах Директории и французских же клубах в Гамбурге, что только не требовалось осуществлять, скажем торжественно праздновать коронацию императрицы Анны Иоанновны.
Так что услышав от Лизы, что некий их приятель совершенно случайно, посещая церковь в поздний час из-за своей крайней набожности и верности традициям, попал в руки стражей порядка, посланник обещал похлопотать, и также передал привет его сиятельству князю Куракину.
Лесистратова казалось была вполне удовлетворена результатом, однако же не преминула зайти еще и в торговую палату города. Там она долго и обстоятельно поясняла, что их визит – это практически торговая миссия, в которой пропавший Морозявкин чуть ли не главное лицо, рассказала и о своей шведской концессии, а так как уже много лет гамбургские купцы торговали в России икрой, сёмгой и лососиной и были в первых рядах импортеров, плывя из Гамбурга в Архангельск и Санкт-Петербург и возвращаясь затем с пушниной и деревом, медом и холстами в другие европейские города, то неудивительно, что рассказ мамзель Лесистратовой об их страданиях был принят со вниманием.
Колеса завертелись, машина правосудия заработала и кряхтя изрыгнула из своих недр страдальца Вольдемара. Мрачный гамбургский донжон, то есть тюрьма, выпустил его на божий свет, и уже скоро он попал в крепкие объятия графа, и удостоился короткого но приятного поцелуя Лизы.
– Ах, мне было так одиноко без вас, я так скучал в узилище! – сообщил он радостным, хотя и слабым голосом. – Я все время с вами куда-то попадаю… прямо пропадаю…
– Не печалься, и ты будешь вознагражден! – Граф Г. всегда был щедр, ну а уж тут особенно.
Так что уже скоро бывший каторжанин Вольдемар вкушал огромные порции овощей с креветками в ближайшем трактире. Опять были и суп из угрей и селедка, и всякая копченая рыбешка, баранина, птица, и Лиза с графом только удивлялись прожорливости приятеля, которую можно было объяснить лишь тем, что в местных тюрьмах вовсе не кормили. Впрочем Лиза, зная что такое немецкий "ордрунг", весьма в этом сомневалась. Ей тоже временами удавалось ухватить кусочек фаршированного краба или тому подобную мелочь, однако в основном Морозявкин удерживал монополию.
– Ну вот! – удовлетворенно сказал он, отвалившись от стола и оглядывая дощатый потолок осоловелыми после бочонка пива глазами. – Кажется я вполне удовлетворен. Хотя… – тут Вольдемар бросил недвусмысленный взгляд на Лизу, впрочем не дававшую к тому никакого повода.
– Ну уж нет, сударь, этого лакомого блюда вам не достанется! Вы сидели вовсе не год, и не два, так что не положено! – отвечала Лесистратова с приличным негодованием.
– Ну что ж… Сидеть год мне не хочется, даже ради вас, сударыня. А кроме того я и сам превратился бы в тюрьме в любимую жену какого-нибудь пирата. Так что теперь у меня другой вопрос – куда же мы направим свои стопы далее?
– В гостиницу… а ты куда ж хотел? – вопросил граф Г.
– Нет, в географическом разумении? В какую страну? В какой город?
– Ах, право я и сам не знаю, друг мой… Мадемуазель, а куда же мы теперь отправимся? – полюбопытствовал граф у Лизы.
– Как я уже и говорила – в самый прелестный город мира – Париж! Неужели вы забыли? – спросила Лиза кокетливо. – Но прежде конечно мы попадем в Гавр.
– Как приятно, что эти господа, масоны, так широко распространились и гоняясь за тетрадями мы попадем в лучшие мировые столицы… Я обожаю путешествовать, особенно за казенный счет, – добавила она совершенно развеселившись.
– Но при этом вы кажется не забываете пополнять и свой собственный счет? – полюбопытствовал Морозявкин бестактно как всегда.
– О, это сущие пустяки – мои торговые дела. Ведь надо же чтобы меня все считали деловой леди, не так ли? – пояснила Лиза.
– И, кстати, только благодаря мне мы сможем путешествовать на попутном негоциантском судне, не заплатив ни копейки… Так что экономия государственного бюджета налицо! – не преминула похвастаться она.
– Мы знаем ваши заслуги, и поверьте мне, ценим их! – подытожил граф как бы от лица государства.
После непродолжительных сборов компания двинулась в путь. Добравшись до порта, друзья в полном составе погрузились на корабль все той же Вест-Индской компании, и его пузатые бока засверкали под первым весенним солнцем. Раскалывая последний лед, судно двинулось из Северного моря в пролив Ла-Манш.
Во время довольно долгого морского перехода Граф Г. читал поучительные гистории из книжек, Морозявкин развлекался как мог, стреляя чаек из длинного морского аркебуза, а также заплетая и расплетая косичку на своем парике. Кроме того он был всегда в первых рядах, когда полагалось снять пробу с обеда, приготовленного судовым коком, и несмотря на неодобрение помощника капитана Вольдемар никогда не уклонялся от этой обязанности, которую сам на себя и возложил.
Лесистратова же все время возилась с атласом, секретными записками, почтовыми голубями, а также огромным количеством скарба, который она успела накупить и свертками с монетами, что сумела накопить за время путешествия. Она неустанно перепрятывала деньги и разбирала платья, количество которых напугало бы любого мужчину, однако Лиза вознамерилась еще более разнообразить свой гардероб в Париже.
– Признаюсь, мне чертовски надоел холодный германский климат! – философствовал скучающий Морозявкин. – Я жажду весны и парижских запахов! Я вполне созрел для этого и физически и морально!
– Ну насчет твоего морального созревания я не сомневаюсь, – отвечал ему граф весьма серьезно. – А вот в смысле физического… Ведь там, дружок мой, обширнейшее поле для деятельности!
На это Вольдемар ответил ему, что трудностей решительно не боится, и вполне к ним привык. Лиза представила что будет с несчастным Парижем, если туда ворвется Морозявкин, и вздохнула. На самом деле еще на корабле наш повеса начал борьбу со всевозможными трудностями, путем соблазнения прислуги путешествующей торговой аристократии, в чем к немалому удивлению товарищей весьма преуспел.
Граф Г. сложил и спрятал суставчатую подзорную трубу, через которую обозревал окрестности – на горизонте под пронзительные крики впередстмотрящего появились очертания береговой линии Гавра.