Глава 13. Ночлег Вольдемара Морозявкина
Морской порт Гавр уже тогда был очень важным с транспортной точки зрения Само слово Havre означало "гавань", этот город на реке Сене, основанный королем Франциском I в начале XVI века, был морскими воротами севера Франции. Количество кораблей, швартовавшихся там, было огромно. В отличие от обычных провинциальных городков Северной Нормандии, здесь все время кипела жизнь.
Однако наши путники не смогли как следует полюбоваться ни аббатством Гравиль-Сен-Онорен, ни церковью Нотр-Дам, ни резиденцией епископа Гавра, практически ровесницей самого города. Они были полны решимости найти пропавшее сокровище и воротить его на законное место, в Гатчинский дворец, в охраняемый ларец. Правда вновь не представлялось вполне ясным, каким же путем это осуществить – покойный аббат уже очевидно не мог помочь в поисках, хотя конечно и сумел указать даже после своей ужасной смерти общее направление. Оставалось только надеяться, что их противник, Черный барон, играя с ними как кошка с мышкой, заиграется и выдаст тайну.
Так как на территории Франции в то время правила буржуазная Директория, мечте Лесистратовой, с детства желавшей танцевать на балу с принцем или же королем, желательно французским, не суждено было сбыться – Людовик XVI был казнен за несколько лет до описываемых событий, а последний король Франции, Луи XVIII, удачно сбежавший от восставшего народа, жил в эмиграции за пределами страны.
В это время Морозявкин, глядевший по сторонам, вращая головой как сорока, радостно завопил:
– Эге-гей! Да это же старушка Сена! Я узнаю ее!
– Как ты можешь ее узнать, ежели никогда не видел ранее? – недовольно осведомился граф Г., не любивший громких воплей.
– А вот и нет, видал! Я забирался так глубоко, как тебе с Сашкой и не снилось. Да для меня что юг Франции, что север, скажу без утайки, как родные! – внезапно похвастался осмелевший Вольдемар.
– Господа, – прервала перепалку Лизавета, – прежде чем пускаться в воспоминания, нам следует найти кратчайший путь в Париж… там мы отыщем ключ к тайне, я надеюсь…
– Так в чем же загвоздка? Мы пустимся вплавь по реке. К счастью лед уже почти сошел… глядишь скоро и птички запоют! – поддержал даму маниакльно довольный Морозявкин.
– Ну что ж… идея неплоха. Вперед, на Париж! – подключился к веселому настроению и граф.
Еще скандинавы, любившие развлечься грабежом старинных замков, доходили по Сене, с ее древним названием – Секвана, что означало "Священная", до самого Парижа. Суровые викинги поджигали монастырские обители, желая повеселиться как следует, раз уж выпала такая возможность. Речной мир во все времена был своим, особым миром, в котором происходили всевозможные события. Проплыв широкую бухту Сены в форме большой воронки, корабли попадали в речное течение, близь Гавра конечно имели значение и морские приливы. Они вздымали суда на многометровую высоту, однако в окрестностях Парижа могли продвигаться лишь кораблики с небольшой осадкой. Поэтому путникам, пройдя суровые формальности пограничных офицеров, с недоумением оглядевших их паспорта, пришлось выбрать скромный одномачтовый бот под названием "Фортуна", на котором они и пустились в путь.
Хозяин "Фортуны", мрачный но весьма колоритный, торговец рыбой, пряностями, тканью, да всем на свете, отличался не только густой черной бородой, но и крайней подозрительностью и скупостью, впрочем как многие уроженцы Бретони, выделявшиеся этими качествами даже среди таких скупердяев как французы. За обедом вина он наливал на два пальца, и не гнушался отлить обратно, если ему казалось, что он слишком щедр. Пассажиры казались ему сборищем воров, и несмотря на то что кошель с половинной платой перекочевал в его карман с самого начала, он не терял бдительности ни на секунду. Лесистратова очень боялась, что он в конце концов посчитает ее вещи за свои, тем более что ее перевозки также приобретали уже ярмарочный размах.
Так в мелких дорожных хлопотах они проплыли до Руана. Здесь морские суда окончательно сменялись речными, а русло реки начинало извиваться как удав в джунглях. Рыбацкие деревушки по речным берегам основали еще племена кельтов-паризеев, собственно отсюда и пошло название "Париж". Неудивительно что сердце парижан навсегда было отдано этой реке, если конечно так можно выразиться. Собственно и граф Г. с сопровождавшими его персонами в лице все тех же Морозявкина и мамзель Лесистратовой также поддался этому очарованию.
Сделав краткую остановку в Руане, путники имели возможность не только передохнуть но и ознакомиться с его достопримечательностями. Лиза даже совершила увлекательный променад по ботаническому саду, основанному вот уже сто лет тому назад месье Луи де Карелем. В начале сороковых годов XVIII века сад, переходивший из рук в руки, распахнул ворота для широкой публики, и Лесистратова с удовольствием полюбовалась его многочисленными фуксиями, ирисами и розами.
Граф Г. забрел невзначай в Руанский собор, где сполна насладился стилем высокой готики, поглазев и на уникальный витраж цвета "шартрский голубой", и на Масляную башню, которую воздвигли в XVI веке на пожертвования, что маслолюбивые горожане, не желавшие отказываться от употребления лакомого масла и в великий пост, делали священникам, по шесть турских денье каждому.
Выйдя из собора и небрежной походкой идя к порту, граф несколько замешкался, но увидев как Лиза машет ему с мола рукой, заторопился, подумав что возможно их вельбот вот-вот отплывет. Запыхавшись он взбежал на берег, где увидел что никаких приготовлений к отплытию на "Фортуне" не было и в помине. Бородатый капитан скучал, куря трубку, а судовой кот еще не съел полагающуюся ему к обеду рыбину и наполовину, только начал грызть хвост, и теперь урча дожевывал остальное.
– Ах, сударь, вот и вы! – сказала ему Лесистратова с приятной улыбкой. – А я уже боялась, что вы заблудились!
– Стоило ли так мне махать, сударыня, если наше суденышко еще и не думало отчаливать? – вопросил граф с досадой. – Я даже бежал часть пути, а ведь мог дойти совершенно спокойно!
– Вернитесь назад и пройдите спокойно еще раз! – ответила ему Лиза невозмутимо, и даже прикрыв глаза длинными ресницами.
На это граф не нашел возражения, и гневные слова застряли у него в горле, отступив перед неожиданной иронией спутницы. Он решил сменить тему беседы, дабы не подвергать себя дальнейшей обструкции.
– Полагаю, вы уже знаете, куда именно во французской столице мы направим свои стопы? – полюбопытствовал его светлость.
– Представьте себе нет, сударь. Лишь примерно и предположительно. Я теряюсь в догадках. Голубиная почта уже давно не приносила ничего интересного, и наши посланники в Европе также ничего не докладывали. Разве что судьба пошлет нам знак, это все на что остается надеяться.
– Судьба… или же этот черный властитель. Интересно, что он придумает в следующий раз, опять пошлет своего голубя-коршуна?
– Нет, не думаю, господин барон очень разнообразен в своих выдумках, – отвечала Лиза задумчиво. – Он не повторяется.
– Ну с такой отважной воительницей мы победим кого угодно! – заметил граф галантно. – Кстати, знаете ли вы, что именно здесь, в Руане, была заживо сожжена Жанна д’Арк, та что отважно восстала против англичан? Вы так на нее похожи! – граф все же решился замысловато отомстить за недавнюю иронию.
– О нет, сударь, я этого не знала. Сгореть заживо – какая ужасная смерть… А вы способны на такой подвиг, месье – отдать свою жизнь за родину? Ведь в Руанском соборе хранится мужественное сердце короля Ричарда Львиное Сердце! Он был смертельно ранен арбалетной стрелой… – Лесистратова и на этот раз не осталась в долгу.
– Мужественная смерть – это достойно героя, но право, сударыня, я вовсе не тороплюсь! – отвечал ей граф Г. – Кстати, а где находятся остальные части его тела?
– Ах, сударь, это уже неважно! – Лесистратова не любила глупых вопросов. – Идемте же, кажется уже поднимают якорь!
Граф с Лизой поспешно поднялись на борт вельбота, к уже нетерпеливо их поджидавшему Морозявкину, кот догрыз рыбу, хозяин докурил трубку и скрипя мачтой и раздувая паруса корабль отправился по речной глади к вожделенному Парижу.
Берега Сены в парижских чертогах представляли собой уже в те времена столь увлекательное зрелище, что об этом можно было бы написать отдельную повесть. Чего только стоил один королевский дворец Лувр на правом берегу, и хотя к тому времени его уже давно затмил Версаль, все же сооружение не снесли. Парижские торговки потребовали вернуть королевскую семью во французскую столицу, что и спасло знаменитый дворец. Там же можно было лицезреть и сад Тюильри, протянувшийся от Лувра до Площади Согласия, а левый берег украшался Домом Инвалидов – богадельней для ветеранов, построенной по приказу короля Людовик XIV в 1677 году. Роскошный дворец Марии Медичи в Люксембургском саду, знаменитый студенческий Латинский Квартал с Сорбонной – все это производило неизгладимое впечатление на проплывавших мимо.
Увидев таковое великолепие, дополненное мостами в стиле известного Pont-Neuf, который несмотря на свое название был самым старым мостом Парижа, заложенным еще Генрихом III, а также Собором Парижской Богоматери и Святой Капеллой и многими другими достопримечательностями, которых было и не перечесть, Морозявкин не сдержался и зарыдал как ребенок.
– Я этого не выдержу! – причитал он, размазывая слезы по лицу и утираясь платком, поседевшим от тягот похода. – Это же цивилизация, господа, мировая цивилизация – понимаете ли вы это?!
– Понимаем, понимаем, только не рыдай, – успокаивали его граф Г. и Лиза, но друг Вольдемар не унимался.
– Посмотрите на эти камни, – протягивал он руку к дворцам, в то время как их бот уже причалил к берегу у Ile de la Cite – острова Сите. – Разумеете ли вы своим скудным разумом, что им уже сотни лет, что их сотворили великие архитекторы, которых вы даже не знаете по именам, да, они кажутся нам мрачными, но нравится или нет, а именно отсюда пошла та культура, которой мы лишь пытаемся подражать, в том числе и в царственном Санкт-Петербурге?
– Прекрати это низкопоклонство! – возмутился было граф Г. и попытался поднять Морозявкина с колен, на которые тот к тому времени уже успел бухнуться в приступе восхищения.
Пусть, пусть, не мешайте ему, граф, – возразила мамзель Лесистратова, уже расплатившаяся к тому времени с хозяином судна, который к счастью не потребовал с нее плату натурой, как она опасалась из-за его жадно-похотливых взглядов. – Вещи уже сгружены на берег, пора искать ночлег!
– А я поищу пожалуй, с вашего позволения трактир! – объявил Вольдемар. – А постоялый двор вы отыщете и без меня.
Расставшись с приятелями, Морозявкин побрел как говорится куда глаза глядят. Впрочем в Париже и в то время глаза у человека разбегались, и он натурально не знал куда идти, желая осмотреть сразу все, то есть фигурально выражаясь объять необъятное. Французский он знал как говорится с пятого на десятое, но все же мог изъясняться, хотя и с нижегородским прононсом. Впрочем его самоуверенность и язык жестов вкупе с природной сметкой компенсировала сей недостаток с избытком.
Изрядно хватив дешевого кислого винца в каком-то кабачке, Вольдемар пошел по узким улицам, дивясь тому, что все дома чересчур похожи друг на друга. Его тоска по мировой культуре, столь близкой, но недоступной в родных пенатах, несколько поутихла, и сменилась другим чувством – желанием сыграть в картишки по маленькой. Морозявкин был весьма азартен, но к сожалению уже несколько лет как Национальное собрание Франции запретило азартные игры, под страхом жуткой кары для хозяев притонов. Правда Директория начала потихоньку открывать новые игорные дома, однако тайные прибежища порока не сдавались.
Зайдя довольно далеко, Морозявкин оглянулся и сообразил, что кажется попал на кладбище. Уже начало темнеть, и несмотря на раннюю весну, в воздухе стало по-зимнему холодно и промозгло.
– Черт бы подрал эту весну во Франции, – пробормотал он сквозь клацающие от холода зубы. – Море не близко, а влага проедает до костей. Граф Михайло с Лизкой небось давно уже в теплых постелях, а может и в одной… а я? Сейчас бы согреться…
Вдруг ему показалось, что из-за закрытых ставен блеснул огонек. Это был притон, причем самый настоящий, и тут вовсю шла игра в карты, которой так жаждало его сердце. Морозявкин подошел поближе, и слегка толкнул покосившуюся дверь, оказавшуюся к его удивлению незапертой. Немного промешкав, он вошел внутрь, оглядев собравшуюся компанию. Там был в наличии рослый монах, явный любитель выпить, в рясе и с лиловым носом. Имелся и человек с длинными черными кудрями, похожий на поэта, с нервной жестикуляцией. На остальных присутствовавших лежала либо печать порока, либо клеймо глупости, а впрочем в царившем полумраке было трудно разобрать.
Морозявкин не успел сделать от двери и трех шагов, как его заметили. Моментально один из игроков вскочил на ноги и приставил к его горлу нож.
– Смотрите, что за птичка залетела в наши сети! Это наверняка шпион! Прирежь его! – завопил кто-то из сборища, кого Морозявкин заметил не сразу.
– Господа… я… вы… может быть я присоединюсь к вашему обществу? – пролепетал он онемевшим вдруг языком. – Я лишь хотел сыграть с вами по маленькой…
Эти слова и незнакомый акцент как будто несколько отрезвили играющих. Компания переглянулась.
– Иностранец? Да нет, приятель, это не шпик. Оставь его. Пусть проиграет то что у него есть, мы не против.
– Эй ты! У тебя есть деньги? – осведомился монах, грея руки над камином.
– Да, месье! – Морозявкин, разобрав знакомое слово, быстро понял, чего от него хотят, радостно закивал и присел рядом с игроками.
– Тогда ставь! И не болтай о том что тут видел, иначе твой труп закопают тут же, в безымянной могиле, – пригрозил для порядку уже остывший месье с ножом.
Морозявкин поставил – и сразу проиграл. Затем игра пошла с переменным успехом, винные бутылки пустели, огонь пожирал все новые поленья. Поэт сочинял балладу, мучаясь с рифмами, жизнь мошенников проходила своим чередом, как вдруг случай внес в нее некоторое разнообразие.
Проиграв почти все что у него было, месье Вольдемар решил наконец остановиться, за неимением лучшей перспективы. Он присел в углу, но хотя и вполне согрелся и даже хлебнул еще немного вина, боялся выйти на улицу – там уже вступила в свои права ночь, и как ни удивительно поднялась настоящая метель, прямо как поздней осенью.
Тем временем за столом игра продолжалась, как обычно один проиграл, а другой выиграл, но проигравший не пожелал с этим мириться. Помрачнев лицом, он выхватил нож, и одним ударом в сердце прикончил своего зазевавшегося соперника, который видно уже праздновал победу. На секунду все замерло, как в последнем акте театральной комедии. Затем присутствующие повскакали с мест, один захохотал, другой, заметил что дело пахнет виселицей для всех, третий ловко разложил деньги из кошелька покойного на равные доли, которые бродяги тут же поделили между собой.
Но это Морозявкин запомнил плохо, ибо замер пораженный ужасом. Тем временем мошенники уже бросились вон из комнаты, несколько раз толкнув новоявленного месье, и посоветовав ему также убираться поскорее. Тот и готов был бы сделать это, но ноги почему-то не слушались. Однако покойник, который при жизни был лысым и с рыжими кудряшками, да и после смерти не похорошел, внушал ему такой ужас, что он решил все же преодолеть свою слабость и побыстрее убраться прочь.
Выйдя на улицу, Морозявкин, опасаясь стражи и погони, которая после несчастного случая в Гамбурге мерещилась ему повсюду, шел дальними дорогами, и завидя патруль, тут же сворачивал в сторону. Он понимал, что так вряд ли доберется до берега Сены, где он расстался с графом Г, но страх был силен. Пересекая какой-то двор, он неожиданно увидел тело мертвой женщины. Оно лежало, прямое как стрела, как будто указывая дорогу. Вольдемар решил, что ее возможно тоже ограбили, впрочем судя по лицу, румянам и ярко накрашенным волосам, женщина была из тех, что французы называли путанами, то есть шлюхами. Подумав об ограблении, он машинально нащупал свой кошелек, то есть хотел это сделать – и тут же отдернул руку. Кошелек исчез. Видимо кто-то из ночных бродяг, толкнув Морозявкина, позаимствовал остатки монет на память.
Вольдемар слишком хорошо знал, что значит оказаться в большом чужом городе без гроша в кармане. Он был вовсе не уверен, что быстро найдет графа Г. и Лизу, так как в расстройстве чувств забыл назначить им место свидания, а столичный Париж, в отличие от маленьких портовых городов, был не тем поселением, где все заезжие гости сталкиваются на центральной площади. Поразмыслив немного, Морозявкин направил свои стопы к большому дому, на который указывал труп несчастной. Это здание без сомнения принадлежало какому-нибудь вельможе, и он решил смиренно попросить о ночлеге, надеясь что хозяин не выгонит его взашей. Он подошел к двери и постучал.
– Поздно вы стучите, месье! – ответил ему старик, открывший тяжелую дверь, звеня засовами.
Морозявкин на всякий случай низко поклонился, входя в дом по движению руки хозяина. Тот выглядел весьма представительным вельможей, в темном роскошном одеянии, и Вольдемар удивился этому, так как думал что все французские дворяне после Революции кончили свою жизнь на гильотине или бежали в эмиграцию. Его также удивило, что он никак не мог толком рассмотреть лицо хозяина, свет факелов, зажженных в прихожей, все время бросал на него тень.
– Признаюсь, я вас заждался, – произнес таинственный старик по-французски, но с каким-то странным акцентом.
– Прошу прощения, месье, но как это возможно? Я случайно только что решил зайти в этот дом, и воспользоваться вашим гостеприимством… Разрешите представиться – Вольдемар Морозявкин, студент… – Морозявкин снял шляпу, и низко махнул ею, подметая пол перьями, которых правда не было.
– Не трудитесь, я и сам знаю, кто вы. Вы бродяга и вечный студент, не так ли? – старик бросил на Морозявкина презрительный взгляд.
– Не судите по внешнему виду, мессир! – ответил Вольдемар, несколько обиженный таким приемом. – Да, я брожу по свету, иногда с друзьями, иногда один, но всегда сам вершу свою судьбу! Кстати, как мне к вам обращаться?
– Можешь называть меня "господин барон", – ответил старец величественно. – Проходи и садись за стол.
Морозявкин вошел в большую, богато обставленную залу. Серебряные кубки на столе сияли ярким светом. Старик налил ему вина, ломти хлеба и мяса также не показались лишними.
– Да, я не барон, в отличие от вас, но тоже по-своему благороден! – Морозявкина понесло, он сам не знал, почему. Действие старого хмеля давно прошло, а новый еще не успел ударить в голову.
– И в чем же заключено твое благородство? – поинтересовался собеседник насмешливо.
– Да хотя бы в том… Хотя бы в том, что я сижу здесь и даже не думаю, как вас ограбить, а ведь мог бы! Поглядите – слуг нет, вы сами прислуживаете мне, а ведь вы всего лишь немощный старик! Мигом убил бы и унес все ваши кубки! Или я тварь дрожащая?! – произнес Вольдемар горячо, жалея что под рукой нет подходящего топора из княжеской кухмистерской.