– Оракул бутыли… я кажется читал об этом у Рабле, о, сие были божественные приключения, почти как наши! – отметил граф Г. как-то подозрительно скромно.
Пока они поддерживали занимательную беседу, Лесистратова брала в руки один графин за другим, и смотрела на них ужасно внимательно, надеясь что они наконец-то расколются и выдадут свою тайну. Но ни один графин не пожелал колоться, все они остались целыми, невредимыми и молчаливыми. Сыщица гладила их, уговаривая, и сменяя мягкий подход на жесткий, даже угрожала немедля разбить о стену, но результат никак не достигался.
Положение спасла случайность – Морозявкин, блуждая по зале, зацепился ботфортом за дверной порог, упал и неожиданно на самой нижней полке нашел удивительную бутыль, которая почему-то стояла чуть ли не на полу, хоть и на роскошном шелковом коврике с золотой бахромой и вышивкой. Бутыль была явно хрустальной с округлыми боками и толстого стекла, по которому пробегало сияние. Однако половина сосуда была надежно скрыта толстым слоем пыли, накопившейся, очевидно, за много лет.
– Ну вот, попался который кусался! – весело сказал граф Г., счищая пыль с посудины сначала белоснежным платком, а потом уже и обшлагом рукава. – Сейчас мы его..
– В момент! – подтвердил и Морозявкин, усердно помогавший приятелю, так что пыль летела столбом, и даже слегка протрезвевший по случаю находки.
К счастью они поставили посуду на небольшой столик, вовремя подвернувшийся под руку, ибо то что предстало их взору не поддавалось никакому разумению. Когда пыль осела и бутыль очистилась полностью, они узрели в ней крошечного человечка, плававшего в прозрачной жидкости наподобие воды, примерно семи вершков росту, с бородой и прочими признаками, которые указывали на особь мужеского полу. Граф Г. мелко крестился, Морозявкин закричал "Чур меня, чур", а Лесистратова почему-то обрадовалась.
– Это… это дух, гомункулус! Граф Кюфштейн в Тироле произвел их на свет четверть столетия назад! Он кормил их какими-то горошинами и менял воду, наливая дождевую… Они используются для предсказаний на масонских заседаниях! Говорили что один сдох, когда бутыль разбилась, а другой сбежал, но арестанта во-время поймали…
– Ну слава богу, а то я уж испугался, что допился до зеленых чертей… – пробормотал Морозявкин слабым голосом. – Может он и нам что-нибудь… того-с… предскажет? Ну хоть как выйти отсюда?
– Да, пожалуйста! – присоединился и просьбе и граф.
Лизонька недрогнувшей рукой вытащила из бутыли золотую пробку и вопросила:
– Эй ты, дон, сеньор, или как тебя там! Где находится наша пропажа и как отсюда выйти?
Человечек в бутыли молчал, делая вид что спит. Тогда Лесистратова встряхнула сосуд.
– Не скажешь – немедля разобью его и ты умрешь на воздухе в страшных мучениях!
– Выход – вторая бочка с левого угла. Цель – Ковент-Гарден-сквер, а там вас найдет большой брат и его око… И закройте крышку – я теряю сознание от свежего воздуха! – прикрикнуло существо из бутыли, перед тем как снова впасть в дрему.
Лесистратова с трудом удержалась от соблазна разбить посуду тут же, но вместо этого аккуратно закупорила ее и поставила на место, на нижнюю полку. Почему-то на цыпочках все трое вышли из странного помещения, и на удивление быстро отыскали нужную бочку. Немного покачав ее из стороны в сторону, путники обнаружили открывшийся проход, по которому можно было выбраться наружу, что и было исполнено.
С огромной радостью герои выбрались на свежий воздух, показавшийся особенно приятным после подземных приключений. Башни замка взирали на все это свысока, освещенные ночными факелами, их зубцы вздымались ввысь, распарывая звездное небо. Весьма скорым шагом добравшись до трактира, где были оставлены их пожитки и лошади, члены секретной экспедиции наспех переночевали и засветло выехали обратно в портовую Барселону.
Озаботившись добычей документов у местных мастеров каллиграфии и орфографии, бывших, впрочем, не совсем в ладах с законом, Лесистратова, не желавшая беспокоить лишний раз посланника в Мадриде, мысленно пообещала себе, что уж в британской столице она точно добудет на всю команду подлинные пашпорта взамен утраченных в походе. И не прошло и нескольких дней, как все трое оказались на борту британского почтового судна, державшего курс на Лондон.
Глава 17. Граф Г. и потайной храм
Британское королевство, возникшее в начале XVIII века, уже в те времена привыкло вызывать всеобщее восхищение. Его стройная организация и превосходная промышленность, вполне разумная колониальная политика и индустриальная революция, повсеместное применение машин и изобретение унитаза, все служило примером другим, менее цивилизованным народам. Лондон был чистым и прекрасно освещенным городом, улицы которого позволяли разъезжаться целым двум экипажам одновременно, словом туда хотелось попасть – ну просто ради любопытства.
На борту пакетбота, судна, служившего для перевозки почты и пассажиров, было весьма уютно, хотя пожалуй чересчур чисто и аккуратно. Пассажиров было немного – британцы, возвращавшиеся на родину, немцы, и еще какие-то неопределенные личности. В их число входили и российские путешественники, совершенно не подверженные морской болезни.
Граф Г., Лиза и мусью Морозявкин вели светскую беседу, расположившись на палубе. Вольдемар плевал в воду с видом заправского морского волка, и только придерживал свою шляпу, дабы не расстаться с ней раньше времени. Граф Г. размышлял, не начать ли ему курить трубку по примеру приятеля, а Лесистратова надеялась, что после успешного розыска и доставки того реестра, или же списка, ну в общем пропавших записок пророка, ее непременно представят к награде и возможно даже повысят жалование, кроме того она все еще предполагала вступить в законный и выгодный брак. Каждый в общем думал о своем.
– Господа, меня ужасно мучает ностальгия, – Морозявкин проследил за полетом в морскую пучину очередного плевка и скорбно кивнул головой. – Я могу надеяться, что Англия – последний пункт нашего путешествия?
– Надейтесь, – отвечала ему Лизонька. – И за терпение и мужество нас непременно вознаградят!
– Я желаю орден не менее чем святого Владимира первой степени! И Анну на шею… – замечтался Морозявкин.
– Была бы шея, а Анна на нее всегда сыщется! – утешил его граф Г.
– В сущности, остались пустяки – барон полагает что мы мыши, но жестоко ошибается, мы можем превратиться в тигров и вырвем у него тетрадь прямо из глотки… кстати, граф, не найдется ли у тебя табачку? Мой что-то совсем отсырел…
– Это мы уже чувствуем влияние англицкого смога и тамошней сырости! Погоди, дружок – впереди еще британский юмор и пуританство, – ответствовал граф, не желая делиться табаком, которого у него впрочем и не было.
– Очень жаль, что все лорды и леди ушли по своим каютам от морской болезни – вы могли бы одолжиться у них и таким образом сделать знакомство! – сладко улыбнулась Лесистратова.
– Не желаю одалживаться у посторонних! Гораздо удобнее занимать у своих – если и не отдашь, то в долговую яму не посадят, разве что поколотят… – пробормотал Вольдемар, все еще безуспешно пытаясь разжечь трубку.
– Ну ничего, будет тебе и табак и кальян… чего не найдется в Лондоне, того нет и в целой Вселенной! – граф чувствовал, что они едут во всемирную кладовую, и был недалек от истины.
Гигантский лондонский порт, один из крупнейших портов Европы, поглотил их в свое чрево, и не успели герои полюбоваться на десятки судов, больших и малых, расположившихся повсюду, подобно лоханкам в прачечной и подпиравших мачтами небо, как тут же попали в лапы английской таможни, едва сойдя с корабля. Как водится, таможенные приставы перерыли все, подобно британским ищейкам, и не желая верить джентльменам из России на слово. Не найдя к своему огорчению решительно никакой контрабанды, осмотрщики тем не менее потребовали несколько шиллингов платы за свои услуги, чем крайне возмутили экономную Лизу, немедленно завопившую, какая она бедная.
Тогда британец устроил такой фокус: он вытащил из лизиного баула изящную коробку засахаренных конфет, оказавшуюся сверху из-за ее любви к сладостям, и поднеся к своему бульдогообразному лицу сказал "Ооо!". Затем он приподнял лежащую рядом пудреницу и тоже сказал "Ооо!" с придыханием, восхищением, и приятной по мере сил улыбкой. Проделав это несколько раз, он сложил все обратно в баул, и потребовал два шиллинга за представление, каковые и заплатил граф Г. из своего кармана.
Лондон поразил путников обилием кирпичных домов, туманом и чистотой. Пока наемная карета стучала колесами по мощеным мостовым, Лесистратова успела заметить сотни лавок с дорогими товарами за стеклом, граф Г. удивился соборам и монументам, разбросанным там и сям, а Морозявкин заприметил краем глаза множество декольтированных красоток, резво носившихся по тротуарам, так что и слуги не всегда за ними поспевали.
В вечерний час, навалившийся уже весьма скоро, зажигали все фонари, которые светились подобно мириадам светлячков, и представляли собой невиданное по тем временам зрелище. Принцам, кои въезжали в британское королевство в первый раз, обычно казалось что город иллюминирован специально для них. Ночлег был найден в одном из многочисленных трактиров, при котором имелись меблированные комнаты. После плотного по английским меркам ужина, состоявшего лишь из бифштекса и местного сыра, утомленные путники отошли ко сну.
Наутро мамзель Лесистратова, как ей ни хотелось немедля пуститься в погоню за приключениями, решилась нанести визит российскому посланнику, так как пребывать в мировой столице с пашпортами сомнительного свойства было не слишком удобно. Наведя справки, она покатила к одному из малоприметных строений, потому что чересчур выдающихся зданий в городе не водилось, за исключением разве что Вестмистерского аббатства.
Несмотря на многочисленные жалобы сиятельного посланника на недостаточность тех средств, которыми снабжала его российская империя, а также на крайнюю дороговизну жизни в Лондоне, Лизе удалось раздобыть не только превосходные бумаги, но и немалую толику звонких монет, необходимых для добросовестного исполнения их нелегкой миссии за границей. Как всегда обретение богатства, пусть даже небольшого, подействовало на нее освежающе и привело в хорошее настроение. Она даже бросила шиллинг какому-то оборванцу на улице, которых здесь было полно, и все попрошайки.
В это время граф Г. и Морозявкин уже успели проснуться, умыться и даже откушать в трактире завтрак в виде крепкого чая и тостов с маслом, поэтому они не особенно удивились лизиной энергичности, и даже изъявили желание составить ей компанию. По дороге к Ковент-Гарден, проходящей мимо все тех же кирпичных домов, Морозявкин испытал острейший приступ ностальгии и и развел целую теорию о том, как ему надоело на чужбине и как душа его неудержимо рвется на родину.
– Рассудите здраво, господа, мы мотаемся по миру подобно какому-нибудь бочонку на волнах, а много ли с этого имеем? Богатство преходяще, впечатления смываются временем…
– Ну-ну, что же тебе так надоело? – поинтересовался у него граф по-отечески озабоченно.
– Всюду здесь одинаковые коричневые дома, и воздух забит угольной пылью, – сетовал Морозявкин, – есть кроме ростбифа и земляных яблок нечего… На всю страну один сорт сыра, именуемый Чеддер – я навел справки!
– О, это ужасно, – посочувствовал ему граф. – Долго оставаться в такой скучной стране никак нельзя. Но погоди, дружок, скоро наши приключения закончатся, и мы вернемся в милый сердцу Санкт-Петербург… Ужо закатим там пирушку!
– Надеждой жив человек! – ответствовал Вольдемар, а Лиза противу обыкновения не сказала ни слова. Она думала.
За этими разговорами кабриолет подкатил к площади Ковент-Гарден, построенной в XVII веке, и бывшей таким образом самой старой площадью города, с ее церковью св. Павла, про которую архитектор клялся заказчику, графу Бедфорду, что это будет прекраснейший сарай во всей Англии.
Бывший огород монахов Вестминстерского аббатства расцвел как никто не мог ожидать. Купол собора, построенного за счет введения нового налога на уголь, впечатлил графа Г., а Морозявкина на некоторое время даже вывел из ностальгической хандры. Монумент, возвышавшийся на 200 футов неподалеку для увековечения памяти великого лондонского пожара 1666 года, также внушал почтение.
Однако же вместо того чтобы внимательно осмотреть все эти достопримечательности, компания решила исходить площадь Ковент-Гарден вдоль и поперек, дабы смутное указание, полученное ими в испанских винных подземельях, обрело наконец искомый смысл.
– А может быть это лишь злая шутка? – поинтересовался Морозявкин, когда они обошли всю округу по периметру в третий раз кряду. – Может быть вещатель в бутылке просто пошутил? Или нам это все померещилось от излишних винных паров?
– Надо искать… и не думайте сбежать отсюда в театр "Ковент-Гарден" дабы посмотреть драму! – предупредила его Лизонька.
– Зачем же бежать далеко, драмы нас отыщут и здесь… – Вольдемар уже чувствовал, что события вот-вот начнут свой стремительный бег, и вместо приятных походов в королевскую оперу или на какую-нибудь занимательную комедию, высмеивающую французскую революцию, придется близко знакомиться с приспешниками темных сил.
Мрачные подозрения весьма быстро начали оправдываться. Невесть откуда средь белого, по лондонским меркам, дня налетел на них с небес некий темный вихрь, залезший за шиворот самым неприятным образом. Граф едва успел схватиться за свою шляпу, а Лесистратова – за свое платье, которое чуть не задралось выше щиколоток, что по местным пуританским меркам считалось крайне неприличным. Ветер изо всех сил ударил в низкую дверь, не обычную парадную красного дерева, а какую-то западню в тротуаре, коих в английской столице было полно. Там, как это описывали именитые путешественники, обычно селилась лондонская беднота, и граф как правило не любил заглядывать в такие места, не желая сходить с чисто вымытого служанками тротуара.
Однако из подвала высунулась белокурая голова, которая при ближайшем рассмотрении оказалась принадлежащей на удивление симпатичной девице, улыбнувшейся прохожим весьма прельстительно.
– Дорогие сэры, не желаете ли взглянуть на удивительные фигуры? У нас тут тоже театр, только кукол, и очень интересный!
– Вот как? Может зайдем? – предложил граф.
– Да уж не пройдем мимо, все равно делать нечего!
Спустившись по лестнице вниз, они застали картину, которую нелегко было увидать где-либо еще. В полутемном зале, куда гостей пустили за полкроны, стояли и восседали люди из воска. Граф Г. не без труда узнал великого мыслителя и философа Вольтера, с коим переписывалась сама матушка-императрица Екатерина, а также Жана-Жака Руссо. Морозявкин с удовольствием рассматривал восковых дам, чьи бюсты были почти как настоящие, не забывая впрочем поглядывать и на хозяйку заведения. Девица в это время мило щебетала:
– У нас копия той коллекции, что завела в Париже Мария Тюссо, и мы стараемся собирать все самое лучшее отовсюду… Говорят что во времена этой ужасной французской смуты она даже лепила маски с отрубленных голов! Как жаль, что мисс Тюссо до сих пор не приехала в наш милый Лондон, но я убеждена, что рано или поздно к нам прибудут и ее оригинальные изделия.
– Поверьте, что и эти очень хороши! Даже настоящие не были бы лучше, – галантно заметил сэр Морозявкин, глядя в это время вовсе не на восковые прелести, а на естественные украшения, видневшиеся в декольте девицы. – Молочная спелость!
Покрасневшая девица сделала книксен и куда-то упорхнула, а граф Г. остановился возле стола, за которым сидел Бенджамин Франклин, один из тех смутьянов, или же свободолюбцев, что желал отделения британских колоний, почти как живой, и было удивительно, как он попал сюда. Рядом с ним восседали еще какие-то восковые куклы, но только граф Михайло уже собрался уходить, как неожиданно одна из фигур ожила.
Пораженный граф отшатнулся и выхватил шпагу, мысленно спохватившись, что недаром про все эти искусственные куклы ходили многочисленные слухи что их можно оживить, а также говорили и об ужасных болезнях, насылаемых на тех мастеров, что занимались изготовлением сих непотребных вещиц. Однако скрипучий смех, раздавшийся в его ушах, напомнил ему что и среди оживших мертвецов встречаются крайне невежливые создания.
– Нет-нет, достопочтенный сэр, я вовсе не восковой! – с этими словами фигура небрежно отвела рукой шпагу графа, уже направленную в его грудь. Леди и джентльмены, я рад приветствовать вас на берегах Темзы, Туманный Альбион – это наша цитадель.
– О нет, я больше этого не выдержу! Он опять здесь, как мышь в кладовой… Это невыносимо! И до крайности однообразно…
– Уверяю, вам недолго осталось терпеть! – шут Клаус, а это конечно снова был он, осклабился.
– Здесь, на этом удивительном острове, и кончатся все ваши приключения – ну а уж стиль сей концовки зависит лишь от вашего благоразумия. Кстати я очень доволен тем, что вам удалось вырваться из подземелья замка Перелада и наш старый дружок-предсказатель указал вам верный путь… Разумеется мы и так знаем где вы находитесь, ибо наше недремлющее око видит все на свете, однако без этого игра бы не состоялась! Вот и мне пришлось воспользоваться помощью брата Франклина, нашего заморского каменщика, дабы сделать вам сюрприз… надеюсь не последний!
– Говорите короче, сударь! – прервал его граф Г. – У нас нет ни времени, ни желания слушать пустые речи.
– Ваше сиятельство всегда так нетерпеливы! – шут склонился в дерзком и развязном поклоне, и помахал шляпой. – Будьте нынче у Вестминстерского аббатства… там все и решится.
– В полночь? – поинтересовалась Лесистратова настороженно.
– Ну разумеется!
И сказав эту фразу, шут исчез, как умел исчезать только он. Морозявкин, на протяжении всей сцены застывший у статуи Марри Жанны Дюбари, любовницы Луи XV, в изнеможении сел на пол. А Лиза крайне огорченно посетовала:
– Опять у нас почти не остается времени – мы ничего не успеем!
– О чем именно вы сожалеете, мисс? – вопросил Морозявкин с пола.
– Ах, вставайте, сударь, вы же простудитесь, Мы не зайдем в лавки, не увидим новые фасоны платьев – только на этих противных и чопорных английских леди…
– Не отобедаем в трактире… Не попадем камнем в полисмена, не напьемся! О, это ужасно! – вторил ей Вольдемар, восстав с пола, на котором было вовсе не холодно, так как повсюду по английскому обычаю были постелены ковры.
– Господа, не будем забывать о том, что главное для нас – наш долг и наша честь! К вам, сударыня, это также относится, – нравоучительно отметил граф Г., и в полном молчании они вышли наверх, в лондонскую суету.
Те немногие часы, которые остались до их вечернего визита, пришлось потратить решительно как попало – Лиза Леситратова только и успела что забежать в несколько лавочек на Пикадилли, что в Вестминстере, и восхитилась одетыми во фраки продавцами и прекрасными товарами, украшениями, поделками золотых дел мастеров в "Asprey & Garrard", и всем тем, что должна была носить и покупать истинная леди.