- О, друг мой, вы уже здесь! - сигарка салютом взлетела над головой криминалиста. - Верная примета: где Ванзаров - там хороший труп!
- И я рад вас видеть, Аполлон Григорьевич…
Лебедев повел носом.
- Предположу, что новый труп будет с дымком…
- Нет никакого нового трупа.
Криминалист хотел уже выразить глубокое возмущение, но, заметив выражение лица Ванзарова, придержал язык. И поманил друга в сторонку.
- Это что значит? - спросил он, понизив голос. - Я правильно понимаю, что…
- Правильно понимаете.
- То есть вы хотите сказать…
- Не хочу, но вынужден: да, кто-то пытался сжечь труп.
- Но это же бессмысленно!
- Трудно не согласиться, - сказал Ванзаров. - Бессмысленно со всех точек зрения.
- Значит, я действительно упустил при осмотре нечто важное, - сказал Лебедев, выбрасывая сигарку в лужу. - Ай, как плохо…
- Благодарю, Аполлон Григорьевич, за понимание.
На него только рукой махнули.
- Что уж тут… Оба хороши… Но позвольте, если по вашей психологике преступник не боялся отпустить жертву, зачем ему тело сжигать?
- Ваш вопрос разворачивает логику совсем в другую сторону.
- Это в какую же?
- В полную пустоту, - ответил Ванзаров.
Такие заявления от своего друга Лебедеву слышать не приходилось. Быть может, отставка пагубно действует на мозги сыскного гения…
- Совсем не осталось идей? - осторожно спросил он.
- Идеи есть, но каждая из них равно невероятна.
- Почему же?
- Потому, что я не имею явной или логичной цели. То есть все эти идеи упираются в пустоту.
Что оставалось делать? Только одобрительно похлопать друга по плечу. Что Аполлон Григорьевич и проделал, не жалея сил.
- Так я пойду, в барышне покопаюсь, - сказал Лебедев, помахивая саквояжем.
- Поищите орудие поджога, - попросил Ванзаров. - Если доблестные пожарные не смыли все водой.
- Об этом не беспокойтесь…
- Придержите у себя.
- Само собой. А вы куда собрались?
- Надо вернуться в Петербург.
- Бежите с места преступления? Сдались? Психологика пошла ко дну?
- Не дождетесь, Аполлон Григорьевич, - ответил Ванзаров. - Надо поискать кое-что в пустоте.
Лебедев, к некоторому удовлетворению, отметил, что друг его почти не изменился: все так же выкидывает фокусы, которые трудно понять, а объяснить еще труднее.
25. Плоды просвещения
Алфавитный каталог Императорской библиотеки разросся на всю длину коридора. Ровные ряды ящиков для карточек были похожи на мундир, застегнутый на все пуговицы: строгий и неприступный. Допускал он в свои тайны только тех, кого одолевала страсть особого рода. Как любая страсть, она поглощает целиком. Только отдав себя ей безраздельно, можно открыть несметные сокровища, которые хранил в себе каталог. Только одаренные страстью к знанию, ради которой приносились в жертву и весна, и развлечения, и порой личное счастье, могли рассчитывать на его благосклонность. Шелест карточек библиографических описаний книг змеиным языком звал за собой. Многие уходили на его зов. Узнать их, избранных, можно было сразу. Взгляд сосредоточен на ящике, пальцы ловко перебирают желтоватые картонки. Кажется, эти люди не замечают вокруг себя ничего. Не требуется психологика, чтобы опознать подобного чудака. Не заметить такого оригинала невозможно.
Один из подобных господ согнулся над ящиком картотеки, помещенным на выдвижную столешницу. Проходящий посетитель случайно задел его, хлопнула дверь в хранилище, заморгала лампочка эклектической люстры - он ничего не замечал. Вниманием его безраздельно владели карточки.
Скрываться не было нужды. К тому же ковровая дорожка скрадывала звук шагов. Ванзаров подошел близко, как только мог, и поступил совершенно бесцеремонно - в самое ухо занятого человека гаркнул: "Трупп!" Эффект неожиданности сработал. Господин дернулся, как будто в него ткнули электрический провод под напряжением, взмахнул руками и скинул ящик. Грохот разлетелся по тихому коридору. Трупп схватился за голову. Вовсе не от испуга: перевернувшись, ящик выкинул на ковер карточки пологим холмиком.
- Что я наделал! - в ужасе пробормотал Трупп. - Все погибло, они смешались.
Чувствуя за собой некоторую часть вины, Ванзаров поступил чрезвычайно просто: нагнулся, тщательно прихватил с обоих концов россыпь знаний, одним движением собрал их в единый брикет, а другим - вернул в ящик. После чего водрузил ящик на столешницу. Целым и невредимым. Для пользования будущих крепостных науки.
- Да вы волшебник! - проговорил Трупп в счастливом изумлении.
- Волшебство - это туза с десяткой дюжину раз выкинуть на чужой колоде, - усмехнулся Ванзаров.
Трупп поймал его ладонь и принялся трясти с чрезмерным азартом.
- Вы… вы… вы спасли меня… От позора!
- В таком случае вы мой должник.
Трупп излучал тихое счастье:
- Какое чудо, что вы оказались в эту минуту!
- Вот это совсем не чудо. Простите, как вас…
- Иоганн Самуилович… Но если… - Трупп остановился. - Но если вы… Вы нашли меня потому…
Ванзаров решительно оборвал предположение, не менее решительно засадил ящик в пустующее гнездо и предложил отойти в более спокойное место, чем отдел каталогов.
На первом этаже спокойным он счел подоконник сводчатого окна, которое выходило во двор. Труппу было предложено усаживаться рядом, от чего тот вежливо отказался.
- Я жду, - сказал Ванзаров, сложив руки на коленях так спокойно, чтобы можно было стремительно их применить. В крайнем случае.
Вопрос вызвал искренний интерес Труппа.
- Чего же вы ждете от меня? - добродушно спросил он.
- Что может ждать чиновник сыскной полиции, вернувшийся на службу.
- Не могу предположить!
- Признания, Иоганн Самуилович, полного и окончательного. От его глубины и искренности будет зависеть, дойдет ли дело до протокола или ограничимся дружеской беседой.
- В чем же мне следует признаться, господин Ванзаров?
- Во-первых, зачем вы затеяли глупейший розыгрыш и кто вас надоумил его устроить. От вашего ответа будет зависеть второй вопрос.
- Розыгрыш? - повторил Трупп. - Простите, о каком розыгрыше вы говорите?
Психологика учит, что каждому человеку дан, в большей или меньшей степени, дар говорить правдиво. Этот дар, как с ним ни борись, все равно проявится. В движении глаз, в невольном кашле, в перебирании пальцев и во многом другом. Ванзаров изучил примерно тридцать признаков того, что его хотят обмануть или утаить правду. Обладавший высшим умением скрывать свои истинные намерения, ас картежных шулеров столицы вор по кличке Изюм, и тот выдавал себя честным немигающим взглядом. О чем Изюм не догадывался, а Ванзаров знал. Психотип господина Труппа в этом смысле был прост, как лесной орех. Нервный, скованный, слишком образованный человек выдает себя с головой, если хочет что-то скрыть. Или обмануть. Выдает сразу и целиком. Сложность состояла в том, что Ванзаров не смог уловить малейшего признака того, что Трупп что-то скрывает. Или это великий мастер обмана, или…
- Не стоит играть со мной, господин Трупп, - строго сказал Ванзаров. - Для чего вам понадобился я и для чего вы морочили мне голову? Кто вас попросил?
Трупп удовлетворенно покачал головой.
- Я начинаю понимать… - проговорил он. - Случилось то, что и должно было случиться…
- Что же это такое?
- Какое-то происшествие. Преступление, которое заставило вас поверить в мои слова.
- Преступления происходят каждый день.
- Но вы нашли меня…
Нельзя допустить, чтобы допрашиваемый вел разговор. Видно, полгода без практики затупили допросный инструмент Ванзарова. Следовало переходить к решительным мерам.
- По чести говоря, меня интересует только одно, - сказал Ванзаров и выдержал нужную паузу. - Зачем вы меня предупредили?
- Простите, но это совершенно не так, - ответил Трупп. - Я всего лишь сообщил, что вас ожидает нечто… неизбежное.
- Это неизбежное вам было известно заранее.
- Предположение, не более того. Всего лишь две строчки над чистым листом с вашей фамилий и датой двадцать пятое апреля сего года. Содержание предыдущих листов неумолимо указывало…
Ванзаров перебил его:
- Откуда вы узнали о том, что произошло?
- Слово чести, - Трупп положил руку на сердце. - Для меня полная загадка, о чем вы говорите.
Сложность заключалась в том, что при всем желании Труппу нечего было предъявить. Ну, обманул, ну, соврал. Всегда можно объяснить шуткой или розыгрышем. Оставалась одна ниточка.
- Мы навели справки: вы не библиограф, не библиотекарь, - сказал Ванзаров, готовясь уловить сигналы того, что его сейчас будут обманывать.
- Никогда не называл себя библиографом, - последовал ответ. - С чего вы взяли?
Надо было признать, что поспешный и ошибочный вывод иногда случается.
- О вас вообще мало что известно, - сказал Ванзаров.
- Что обо мне знать? - развел руками Трупп. - Все время провожу здесь.
- Кто же вы такой?
- Читатель, - ответил Трупп, глядя Ванзарову прямо в глаза. И добавил: - У меня скромная рента, хватает на кусок хлеба с чаем, а большего мне и не надо. Меня интересуют только книги. И ничего более, господин Ванзаров… Если вы пришли за моей помощью, может быть, расскажете, что случилось?
- Книга, про которую мне сообщили, при вас?
- Это не книга, это обрывок…
- Пусть так. Обрывок у вас?
- Вы ясно дали понять, что вам он не интересен.
- Неужели сожгли?
- Что за глупость! - Трупп скривился от бестактности. - Сдал обратно на хранение.
- Насколько помню, вы что-то говорили о папке, в которой нашли листы.
Трупп потупился, как провинившийся школяр.
- Простите, тут немного упростил ситуацию. На самом деле обрывок я нашел вложенным в первое немецкое издание по медиевистике.
И за эту шалость в участок не потащишь и в арестантскую не посадишь.
- Тогда извольте пересказать, что вы там прочитали… - сказал Ванзаров, невольно отступая, что с ним случалось нечасто.
- Я успел перевести только первый случай! - заторопился Трупп. - С остальными должно быть проще, там не готический шрифт, я только взглянул…
- Помню, что вы читаете на старонемецком. Ожидаю с нетерпением.
- В городе Пфальце стали находить молодых девушек, над которыми совершались ужасные издевательства…
- Какие именно? - бессердечно спросил Ванзаров.
- К ним… К их телам… - Трупп никак не мог решиться.
- Их протыкали ветками?
- Значительно хуже: отрубали руку или ногу и пришивали члены животных, лапы волков и собак. Тела находили обнаженными. Это ужасно… Простите.
- Много их было?
Трупп держал у рта платочек, будто боролся с приступом дурноты.
- Кажется, пять или шесть…
- Чиновник городского магистрата Дитрих Ванзариус…
- Вы совершенно правы, это его имя…
- …нашел убийцу. Кто им оказался? Неужели чернокнижник доктор Фауст?
Трупп глубоко и медленно вздохнул.
- Я не говорил, что убийца был найден…
Настал черед выразить недоумение Ванзарову.
- О чем же тогда написана повесть?
- Не повесть, я бы назвал ее исторической заметкой.
- Пусть так. О чем же она?
- Загадка, тайна, если хотите, осталась. Убийца не был найден. Толпа разорвала какого-то беднягу-чужестранца. Но толпа всегда требует крови.
- После самосуда убийства в Пфальце прекратились?
- На этом текст обрывается.
- Все же чиновник магистрата смог изобличить истинного преступника?
- Об этом мне ничего не известно…
Ванзаров поднялся с подоконника.
- Чрезвычайно любопытно.
- Вы полагаете? - удивился Трупп. - Но ведь это чудовищно…
- Жить вообще страшно, - сказал Ванзаров. - Прошу заказать обрывок на выдачу и завтра предъявить мне…
- Буду рад вам помочь…
Трупп еще разливался в любезностях, но Ванзаров невежливо повернулся к нему спиной. Он как раз приметил скромного на вид господина, который стоял за перилами лестницы. Слышать их разговор на таком отдалении было затруднительно. На что Ванзаров очень надеялся.
- Неизбежное случится…
Ванзаров резко обернулся. Трупп церемонно поклонился ему.
- Что вы сказали?
- Прошу простить?
- Вы что-то сказали, - повторил Ванзаров.
- Мой кашель, - ответил Трупп, старательно покашливая в платок. - Вам, вероятно, послышалось.
- Вероятно, - согласился Ванзаров. - Вам запрещено покидать столицу до особого разрешения полиции…
Он направился к большим стеклянным дверям библиотеки. Ненаучно и нелогично он чувствовал затылком чей-то взгляд. Только неизвестно, чей именно.
26. Из вырванного отрывка
Апреля, двадцать девятого, года одна тысяча семьсот третьего… Офицер Карл Ванзархофф.
Докладывая Вашему превосходительству об имевших место быть преступлениях, невозможных для человеческого разума, и особо для порядка, соблюдаемого в курфюршестве Саксонском, о которых Ваше превосходительство уже поставлено в известность своевременными рапортами, имею особо подчеркнуть следующее. Сама возможность происхождения того, чему стали невольными свидетелями ваши верноподданные граждане, еще раз наглядно свидетельствует о недостаточности и слабости полицейской власти. До сих пор никто из Ваших подданных не может ручаться, что целиком и полностью защищен от дальнейших подобных нарушений не только закона, но всех писаных и неписаных законов человеческого общества. А потому считаю своим долгом обратить особое внимание Вашего превосходительства на обстоятельства, кои могли выпасть из представленных докладов, не по злонамеренности, но из ложно понятого охранения Вашего спокойствия.
Означенные происшествия начались с того, что кожевенник Людвиг Йодль запоздно возвращался с супругой из гостей. Путь их лежал через переулок, не имеющий своего освещения. Добрый Йодль в темноте споткнулся и, если бы не верная рука супруги, непременно расшиб бы нос. Однако, когда он собирался хорошенько пнуть предмет, ставший причиной его конфуза, оказалось, что…
27. Беззаботная прогулка
Выйдя из Императорской библиотеки, Ванзаров направился к Невскому проспекту, не оглядываясь и не вертя головой, что было бы простительно испуганному новичку, но недопустимо для чиновника сыска, который неплохо осведомлен о методах филерского наблюдения. Потому он обычно и не пытается их переиграть, а действует от обратного: делает вид, что не замечает слежки, и ведет себя естественно. В нужный момент это принесет результат. Филеры, убежденные в своей невидимости, будут не так тщательно следить за каждым движением объекта - и вдруг обнаружат, что он исчез, буквально растворился у них на глазах. Фокус не так чтобы трудный. Всего лишь быстрое движение в сторону от зоны наблюдения.
Он перешел на солнечную сторону проспекта. Час был не обеденный, многочисленные государственные чиновники и служащие частных контор еще не оставили служебных мест, но меньше от этого народу не становилось. Невский во всякий час полон гуляющими. Особенно когда долгожданное солнышко пригревает промерзшие дома, тротуары и души горожан. Публика на Невском разноликая и разношерстная: от мастеровых до аристократов. Среди них мелькают барышни, которые сбросили зимние шубки, нарядившись в светлые весенние платья. Они, как солнечные зайчики, расцвечивают серую толпу искрами радости. Какой мужчина не обернется им вслед, не сдвинет залихватски шляпу, присвистнув восхищенно, выражая восторг красоте, когда она того заслуживает. Впрочем, не все взгляды принадлежали барышням.
Каждому жителю столицы были известно, что кусок Невского от Аничкова моста до Знаменской площади был негласным местом променада особого рода джентльменов, которых женская красота не интересовала вовсе. Господа эти, именуемые "тетками", прогуливались не столько чтоб себя показать или воздухом подышать. В толпе они высматривали юных солдатиков, студентов или молодых людей без особого чина, готовых заработать без особых усилий. Об этой традиции знали все, включая полицию, но относились к ней как забавной достопримечательности, безобидной шалости. И правда, господа "тетки" вели себя исключительно мирно, не создавая скандала, лишь долгими взглядами задавая юношам простой и понятный вопрос. Несколько оценивающих взглядов и улыбок Ванзаров намеренно не заметил. Роскошные усы умели притягивать не только дам. Чрезвычайно неторопливо он шел в сторону Знаменской площади, надеясь, что время подходящее.
Тот, кого Ванзаров высматривал, ожиданий не обманул. Он был замечен еще издалека. Хотя господин в модном легком пальто мило беседовал с каким-то юношей богемного вида, это не помешало Ванзарову встать как раз у него на пути. Он первым вежливо приподнял шляпу.
- Господин Лисовский, рад вас видеть!
Встреча для названного господина стала легкой неожиданностью. Нельзя сказать, что он испугался. Чего бояться знаменитому балетному критику. Влиятельных друзей у него в избытке. Однако чиновник полиции даже в скромной одежде все же остается чиновником полиции. Тем более когда здоровается первым. Лисовский ответил дружеской улыбкой и шепнул что-то спутнику, отпуская его. Критик прекрасно помнил, что господин этот обладает хорошими манерами, не то что прочие полицейские, и вообще когда-то повел себя порядочно, как настоящий джентльмен. Так что нельзя быть невежливым с ним.
- Боже мой, Родион Георгиевич! Вот уж не думал вас встретить! Как приятно! - и он протянул тонкую холеную ладонь, которая ничего тяжелее пера не привыкла держать.
Ванзаров пожал ее бережно, как фарфоровую.
- Случайная встреча всегда самая приятная! - ответил он любезно. - Раз уж так мы столкнулись нос к носу, позвольте помучить вас и порасспрашивать о театральных новостях.
Лисовский был далеко не глуп и помнил, что господин полицейский, несмотря на простоватый вид, умеет хитрить не хуже отъявленного лиса, но вопрос казался исключительно безобидным.
- Какие же новости вас интересуют? Их так много, - сказал он.
- Ну вот, к примеру: что вчера случилось в Мариинском?
- А что там случилось? - удивился Лисовский. - Я был в театре, обычный спектакль.
- Ну как же, а разве скандал с примой…
- С примой? - опять переспросил Лисовский, не понимая, куда клонит полицейский.
- Конечно, насколько я слышал, госпожа Вольцева была объявлена в афише, но по какой-то причине ее заменили!
- Ах, это… - в интонации критика прозвучала вся брезгливость, на какую он был способен. - Какая она прима, что вы… Таких прим полные кулисы.
- Какая жалость, она мне нравилась, - сказал Ванзаров, старательно нагоняя печаль. - А что с ней случилось?
- Что и должно было! Неделю назад на репетиции по собственному упрямству она получила травму стопы. Николай Густавович сказал, что снимает ее с премьеры. Она заупрямилась, дала слово, что к спектаклю будет готова. Ну, вот и результат: не смогла выйти на сцену. И поделом ей!
- За что же такая строгость к милой и невинной барышне?