Сыровяткин предостерегающе кашлянул, но этот знак остался без внимания.
- Не слишком строги к родной дочери? - спросил Ванзаров. - Я видел ваши упражнения. Они похожи больше на истязания…
Гейнц принял эти слова с гордостью.
- Да, строгость нужна подрастающему поколению. Зоя должна тренироваться. Она должна победить в состязаниях среди женских гимназий Павловска, Гатчины и Царского Села. Зоя дочь моей покойной супруги. Я воспитываю ее. Она находится в полиции?
- Пройдемте в дом, - сказал Ванзаров, легонько сдвигая Гейнца и проходя мимо него. Сыровяткин последовал за ним, стараясь тщательно разглядывать носки форменных сапог.
Обстановка в доме была еще более спартанская, чем у Агнии. Из мебели у Гейнца - только самое необходимое. Зато огромная, в две стены стеллажей, библиотека по медицине. А также множество банок с заспиртованными человеческими органами, препарированными животными и коробочки с медицинскими инструментами. В дальнем углу виднелся шкафчик со стеклянной дверцей, в котором было множество аптечных баночек, среди которых выделялась бутыль с хлороформом. На фоне крайней скудности бытовых удобств эта коллекция наглядно говорила о пристрастиях ее хозяина. И куда он тратит учительскую пенсию.
- Развлекаетесь лекарским делом? - спросил Ванзаров.
Гейнц повесил ремень на спинку стула.
- Люблю медицину и стараюсь в ней совершенствоваться, - ответил он.
- Почему же не стали врачом?
- Такова была воля моих родителей.
- Что вы приготовили для Зои?
- Она будет учительницей в женской гимназии.
- Где ее комната?
Ванзарову указали на приоткрытую дверь сбоку гостиной.
Девичья комната выглядела монашеской кельей. Железная кровать, один стул. На вешалке, которая держалась на гвозде, вбитом в стену, висело выходное платье мышиного цвета. Вероятно, единственное.
Постельное белье было смято аккуратно. Зоя легла в кровать, не раздеваясь, подождала, когда в доме затихнет, и вылезла в окно. Ванзаров выглянул: даже не надо прыгать, всего лишь перекинуть ноги. Никаких особых усилий, детский побег.
Он вернулся в гостиную. Сыровяткин старательно разглядывал книги.
- Научились делать некоторые операции?
Вопрос оказался приятен хозяину дома. Гейнц не мог скрыть гордости.
- Не только умею, но и делаю, - сказал он. - Например, исправил Зое искривление стопы. Иначе она не могла бы заниматься упражнениями.
- Практикуете на столе?
- Разумеется… Господа, мне забрать Зою из нашей полиции? Или она успела удрать в столицу?
- С кем ваша дочь дружит? - спросил Ванзаров.
- Я не разрешаю ей подобные глупости, - ответил Гейнц, чрезвычайно довольный собой.
- У вас прекрасная соседка, госпожа Вольцева…
- Пустоголовая идиотка…
- А, скажем, мадам Мамаева? Девочке важно общение со взрослой дамой.
- Ничему хорошему эта развратная дрянь Мамаева научить не может.
Сыровяткин подавил смущенный кашель, но на него никто не обратил внимания.
- А как же госпожа Горжевская? Дама образцового поведения…
- Старой дуре нечему научить Зою, - сказал Гейнц. - Если этой дуре Вольцевой хочется иметь с ней общение, то сколько угодно. Но только не моя падчерица.
- Может быть, доктор Затонский? Чем не зять для отца, любящего медицину?
- Пустой и глупый человек, - последовал ответ. - Зое рано думать о замужестве. Господа, где моя дочь?
- Константин Семенович, поясните, - сказал Ванзаров, отходя к книжным полкам и разглядывая банки препаратов. Особенно внимательно - шкафчик с лекарствами.
Полицмейстер не ожидал такого подвоха. Собравшись с силами, кое-как пробормотал о том, где находится тело девушки. Новость не вызвала бурных эмоций. Гейнц воспринял известие внешне спокойно. Он сходил в свою комнату и вернулся в черном пиджаке. И только спросил, когда можно забрать тело.
- Вас вызовут, - сказал Ванзаров, осмотрев все, что хотел. - Не смеем вас больше задерживать.
Кивком головы он указал полицмейстеру на выход.
Оказавшись на свежем воздухе, Сыровяткин стал пыхтеть и вытирать лоб, как будто после тяжкого труда.
- Ну, Родион Георгиевич, - только и сказал он.
- Что случилось, Константин Семенович?
- Завидую силе вашего духа…
Нельзя разочаровывать провинциального полицейского. Пусть думает, что хоть в столице есть люди из стали, которые не нервничают, и чужое горе для них как весенний ветерок. Так ему служить будет легче. Ванзаров пропустил комплимент мимо ушей.
- Сейчас, как никогда, требуется знание жителей вашего города, - сказал он.
- Само собой, про многих известно…
- Есть у вас в городе любитель-таксидермист?
- Это тот, кто чучела делает? - на всякий случай переспросил Сыровяткин. - Как не быть. И далеко ходить не надо.
Полицмейстер указал на дом на другой стороне 4-й Оранской улицы.
62. Милые чудачества
Хваленое гостеприимство жителей Павловска куда-то подевалось. И в этом доме визиту главы полиции города вместе с чином из Петербурга были не рады. Хотя, казалось бы: полиция в доме - счастье в доме. Счастливым господин Руковский не выглядел. Напротив, всем видом показывал, что с большим удовольствием выставил бы незваных гостей вон. Только не решался на смелый поступок.
По чести говоря, не вся полиция имела вид уверенный. Сыровяткин старательно прятал робость. И было от чего. Войти в частный дом вот так, без всякого повода и дозволения прокурора или судебного следователя, было категорически недопустимо. Потом от жалоб не отпишешься. А задержание на дионисийском ритуале еще не повод врываться к человеку в дом. Сыровяткин робел, но целиком надеялся на Ванзарова. В конце концов, на него можно спихнуть.
Казалось, Ванзарову все было безразлично. Он осматривал гостиную, в которой было множество театральных фотографий, программок и даже афиш, но ни одного чучела. Видимо, их тщательно прятали. Скорее всего, за плотным занавесом, отделявшим часть комнаты. Походив по гостиной, будто по музею, Ванзаров вернулся к хозяину дома, который мрачно следил за ним. Как видно, не мог забыть, при каких обстоятельствах познакомился с этим усатым господином.
- Что ж, господин Руковский, - сказал Ванзаров, садясь за стол и даря ослепительную улыбку. - Как посмотреть, так вы человек разносторонних вкусов. А с виду не сказать.
- Я вас не звал, чтоб об моих вкусах беседовать, - ответил Руковский.
- Можем продолжить в участке, если желаете.
От такого предложения Руковский уклонился и только спросил, чего от него хотят.
- Так вот, о ваших вкусах, - как ни в чем не бывало продолжил Ванзаров. - Дионисийские мистерии любите, театр любите, балерин и актрис почитаете. А заодно на досуге выделываете чучела из бедных животных…
- Что вам надо? - вскрикнул Руковский, чуть более нервно, чем обещал разговор.
- Мне надо, чтобы вы сказали правду, - ответил Ванзаров.
Повисла тишина. Сыровяткин с интересом наблюдал, как воля одного характера медленно и неотвратимо сгибала другой. Было это не только познавательно, но и полезно. С профессиональной точки зрения.
- Да что же вы от меня хотите-то… - с некоторой долей отчаяния проговорил Руковский.
- Ваш дом расположен так, что вам чрезвычайно удобно наблюдать за домом барышни Вольцевой, - сказал Ванзаров, поглядывая в окна. - А потому три дня назад, вечером, вы увидели то, что вызвало у вас большой интерес. Не так ли?
Руковский отвернулся и промолчал.
- Благодарю, что не стали глупо врать… Итак, вы увидели ту, чьим искусством восхищались, а потом получили букетом по лицу. Увидели ее в плаще-накидке, с закрытым лицом. Но узнали сразу. Не так ли?
Ответа не последовало. Руковский уставился на скатерть. Сыровяткин не мог не восхищаться. И почему его никогда не учли подобным штучкам в проведении допроса?.. Хотя что толку учиться: допрашивать в Павловске все равно некого. Разве на супруге опробовать…
- Вы увидели Надиру Вольцеву, которая тут не появлялась никогда, - продолжил Ванзаров. - Усидеть на месте не смогли. И бросились за ней. Что было дальше?
- Я потерял ее из виду, - тихо ответил Руковский.
- Где потеряли?
- Почти сразу… Она ковыляла, но шла очень быстро. Мои ноги не справились. Она свернула на Гумолосаровскую улицу. Когда я добрел до угла, ее уже и след простыл. Еще подумал, что показалось…
- Что дальше?
- Вернулся к себе…
- С Душинцевым новостью поделились?
- Как же иначе… Он и предложил на нее порчу навести.
- А пострадал невинный кот, - сказал Ванзаров, дернув ус. - Готов буду поверить в вашу невиновность, господин Руковский, при одном условии…
- Не мучьте уже… - с трудом сдерживая эмоции, проговорил Руковский.
- В мыслях не было. Будьте добры отодвинуть этот роскошный занавес.
Руковский колебался, но недолго. Тяжело ковыляя, подошел к незаметному шелковому шнуру, свисавшему от потолка, и стал тянуть. Занавес очень театрально отъехал в сторону. Полиции предстало необычное зрелище.
Говорят, в маленьких городах люди порой сходят с ума так изысканно, что дадут фору любому столичному сумасшедшему. В этом случае было именно так. Занавес скрывал нишу с верстаком, заваленным режущими инструментами, распялками, нитками, сушащимися шкурками, банками со стеклянными глазами и всяческим мусором. А по бокам возвышались полки, уставленные чучелами птиц и мелких зверюшек. Тут были и сойки, и зайцы, и даже козленок. Среди чучел были расставлены фотографии. На всех - только одна балерина. В разных позах и театральных костюмах. Фотографии были достойного качества, явно выкупленные с негативов в дорогих фотоателье столицы. Только среди них не было ни одной целой. Лица балерины были порваны, порезаны или проткнуты иголками. Такое может натворить только большая безнадежная страсть.
- Ну и ну! - не сдержался Сыровяткин, что было слишком опрометчиво. За что сразу получил гневный взгляд.
- Ваше увлечение делает вам честь, - сказал Ванзаров. - У меня только один вопрос: в котором часу сегодня легли спать?
- Как отпустил господин полицмейстер, долго не мог заснуть, - глухо ответил Руковский.
- В окно посматривали?
- Наверное… Не помню…
- Не замечали, к кому побежала дочка господина Гейнца?
- Вот уж зверь! - неожиданно резко сказал Руковский. - Над ребенком измывается… Нет, не видел… Хотя что-то такое мелькнуло, но внимания не обратил.
- И последнее. У вас есть художественное чутье. Не припомните, как выглядел доктор Горжевский?
- Кто-кто? - спросил Руковский.
- Покойный муж вдовы Горжевской. Сможете описать?
- Э-м, ну такой незаметный, сам по себе… Да я и не видел его почти…
- Благодарю вас…
Ванзаров так резко встал и вышел из дома, что Сыровяткин еле поспел за ним.
- Ну как, Родион Георгиевич, с пользой? - спросил он.
- Во всем есть польза. Только ее надо увидеть.
Хотелось Сыровяткину верить, что Ванзаров не тот человек, который совершает ошибки. А если и совершит, то все равно вывернется. Так что надежды терять не стоит.
- Может, все-таки брандмейстер и есть тот, кого мы ищем?
- Рад бы, Константин Семенович, - сказал Ванзаров искренно, - да не тот.
- Вот так вот окончательно?
- И даже бесповоротно… Поторопимся, господин полицмейстер. Нас ждут.
Сыровяткин вспомнил, что у него в арестантской печалится смена пожарных. В суете наверняка им поесть не дали. А то и воды не принесли. Вот бедолаги…
- Так значит, к нам в полицию?
- Нет, нас ждет место куда более интересное…
63. Тихий уголок
Сыровяткин отказался от попыток угадать, что дальше предпримет Ванзаров. Куда проще отдаться течению и плыть за большим кораблем, куда вывезет. В этот раз течение вывезло на городское кладбище. Что они здесь забыли, Сыровяткин представить не мог. Однако покорно шел за флагманом, который уверенно следовал к выбранной цели.
Ванзаров остановился у надгробия Горжевского и стал что-то рассматривать. На вкус Сыровяткина, смотреть тут было не на что. Да и какая нелегкая могла вывести их отсюда, от места вечного покоя, к убийце невинной девушки? С кандидатурой брандмейстера Сыровяткин окончательно расстаться не мог, но об этом помалкивал.
- Он был здесь, - вдруг сказал Ванзаров.
Полицмейстер подумал, что уже и мысли его читают.
- О ком вы? - осторожно спросил он.
- Доктор Юнгер действительно приходил сюда.
Неужто следы приметил? Полицмейстер покосился на землю, но ничего, кроме пробивающейся травки, не заметил.
- Это как вы узнали?
- Букет, - Ванзаров указал на цветочки, лежащие на мраморной плите.
- Может, вдова?
- Мадам Горжевская разводит тут клумбу, вот ее горшочки повсюду.
- А это чей тогда будет, с лилиями? - Сыровяткин указал на повядшие растения с левой стороны памятника.
Пояснять, откуда они взялись, Ванзаров не стал, ограничился твердым уверением, что доктору лилии не принадлежат.
- Как же вы поняли? - не унимался полицейский, столкнувшись с очередной неразрешимой загадкой.
- Ну, это же очевидно, коллега! - заявил Ванзаров так убедительно, что поверг бедного Сыровяткина в окончательное смятение. Но и желание задавать дурацкие вопросы тоже отбил.
Сыровяткин был уверен, что теперь, когда факт пребывания Юнгера установлен окончательно, делать здесь нечего. Зачем так извилины напрягать, когда доктор наверняка уже ждет в полиции и сам все расскажет. Но Ванзаров медлил. Для чего-то ему потребовалось отодвинуть большой венок, который прикрывал дату начала жизни Горжевского.
- Константин Семенович, какая цифра здесь указана?
Ну, это уже слишком! Неужто думает, что полицмейстер так глуп, что не разберет римские цифры?
- Двадцать первое, десятого месяца, года одна тысяча восемьсот пятьдесят девятого…
- Чудесно. А здесь какая? - Сыровяткину указали на дату конца.
- Тридцатое, третьего месяца, года одна тысяча девятьсот первого… - ответил он покорно.
- Благодарю вас.
- Все правильно?
- Исключительно правильно, верно и разумно. Как и должно быть.
На языке Сыровяткина упрямо вертелся вопрос: "Зачем весь этот спектакль?", но задавать его вот так, в лоб, он не решился. Чутьем полицейского понял, что делать этого не стоит. Тем более Ванзаров уже направился к выходу. Шел он быстро и молча, пребывая в "мыслительных высях духа", как про себя назвал Сыровяткин. Возможно, он был не так уж далек от истины. Хотя истина такой скользкий предмет: кажется рядом, а вот поди ж ты, поймай ее. Ускользает.
64. Загадка для ума
Если у залетного гостя нет дачного гнезда, или знакомых, или, на худой конец, дальних родственников, найти ему развлечения в Павловске не так просто. По чести говоря, гостю деваться особо некуда. Ну прогуляется по дворцовому парку, ну осмотрит Пиль-Башню и Монмартр, заглянет в Гостиный двор, пройдется по дачным улочкам туда и обратно, осмотрит знаменитый концертный зал. Нагуляв аппетит, завернет в ресторан. После чего со спокойной душой может отправляться восвояси. То есть на вокзал.
Городовые Маляхин и Трухин, получив от полицмейстера приказ отыскать приезжего господина, описание которого было дано им весьма подробное, не сомневались, что справятся без особых хлопот. Мужчина приметный, одет солидно, не иголка в стоге сена. Тем более народу на улицах пока что мало, подобная фигура приметна издалека. Наверняка будет озираться по сторонам, как полагается всем чужакам.
Они поделили город. Трухину достался парк с окрестностями, Маляхину - западная часть с улочками и дачами. Договорившись, что встретятся в полиции, городовые разошлись в разные стороны. Каждому из них понадобилось не более полутора часов, чтобы обойти условленные части. А потому, по прошествии времени, оба вернулись почти одновременно. Порученное дело они исполнили с честью. И дожидались начальство со спокойной душой.
Ванзаров вошел так стремительно, что городовые замешкались и не сразу встали при его появлении.
- Где доктор? В кабинете ожидает? - бросил он на ходу, направляясь к прикрытой двери.
Городовые переглянулись. Не понравилось им начало, что-то дальше будет. А тут еще Сыровяткин объявился и стал кроить грозные выражения лица.
Только заглянув в кабинет полицмейстера, Ванзаров вернулся обратно.
- Хорошо искали? - спросил он.
- Как приказано было, вашьбродь, все обошли, - ответил Трухин.
- На вокзале спросили?
- Так точно, лично у дежурного выяснял, - доложил Маляхин. - Говорит, приезжал такой утренним поездом, обратно не отправлялся. Да и поезд через час будет.
- В ресторане были?
- Так точно, опросил официантов, - сказал Трухин. - Пусто у них пока что.
- Парк осмотрели? - строго спросил Сыровяткин.
- Так точно, господин полицмейстер… Не упустили, коли бы объявился…
- Извозчики что?
- Сюда к нам с вокзала его Васька Перцев привез, а более господина никто не брал.
- Константин Семенович, где еще у вас можно безнадзорно бродить? - спросил Ванзаров.
Сыровяткин не мог дать никакого вразумительного ответа.
- Может, подарки покупает… - предположил он не слишком уверенно.
- Никак нет, господин полицмейстер, - сказал Маляхин. - По Гостиному двору прошел, приказчиков спросил, они бы такого нового покупателя сразу приметили.
- Не иначе испарился, как призрак, - сказал Ванзаров, подходя к ящику телефонного аппарата.
Он назвал барышне на коммутаторе номер сыскной полиции. В приемном отделении ответил Кунцевич, первым делом доложив, что его разыскивают в Павловске. Ванзаров поблагодарил и просил срочно отправить кого-нибудь по домашнему адресу доктора Юнгера. Если он там, немедленно телефонировать или хоть телеграмму прислать. Ванзаров еще напомнил про фотографии, которые должен был разыскать Курочкин. Кунцевич стал что-то объяснять ему про неожиданное происшествие, но Ванзаров слушать не стал, извинился, дал отбой.
- Что-то странное есть в вашем городе, - сказал он, глянув на Сыровяткина так, будто тот нес личную ответственность за все неполадки.
Разговор начинался не для ушей городовых. Полицмейстер как головой двинул, так их ветром сдуло.
- За что обижаете нас, Родион Георгиевич, - с укоризной сказал Сыровяткин. - Мы, конечно, не чета вам, столичным, но тоже стараемся изо всех сил…
- Насчет ваших стараний никаких сомнений, - уверил его Ванзаров. - Только что-то есть непонятное. Вижу, но не могу сформулировать. Что-то настолько очевидное, что не бросается в глаза.