- В действительности раскроет глаза и уши и попробует понюхать, не пахнет ли в тех полках вшивобратией Кольки-куна.
- Понял. А кого вы наметили, Алексей Николаевич? Для такого тонкого дела нужен способный агент. Чтобы чуял за версту.
- Да есть у меня один на примете. Такой, знаешь, чернявый, нагловатый… И то сказать, чего ожидать от грека!
- Ах вы… ваше высокоблагородие! Лишь бы обидеть маленького человечка. Но я согласен.
- Вот и договорились. Однако, Сергей Манолович, одному тебе с таким делом не справиться. Просто прийти и осмотреться - это ничего не даст. Нужны помощники внутри.
Азвестопуло сел и по привычке взъерошил волосы:
- И как же быть?
- Я познакомлю тебя с интересным дядькой. Сегодня вечером, часов так в девять, пойдешь со мной в один дом. Никому об том ни слова!
- А что за дядька?
- Расскажу по пути. А сейчас накатай отношение в адрес начальника штаба военного округа, от имени директора департамента. О разрешении на секретную операцию.
Машина закрутилась. Лыков завизировал письмо, Гарин его подписал, а шустрый грек отправился с бумагой к Трепову. Тот со своим уникальным положением был как нельзя кстати: будучи товарищем министра внутренних дел, он толкнул исполнение… сам себе, как начальнику войск столичного гарнизона. К вечеру разрешение штаба было получено.
Пока Лыков с помощником ехали на край города, Алексей Николаевич рассказывал Сергею о загадочном дядьке:
- Это человек из моей личной агентуры. Служит у меня уже пятнадцать лет. Зовут Игнат Прович Пятибоков. Бывший унтер-офицер лейб-гвардии Московского полка. Сняв погоны, Игнат Прович завел негласную контору по найму отставных нижних чинов. Кому-то из домовладельцев нужен надежный человек в дворники. Отставному генералу требуется денщик, казенный ему уже не полагается, и он подыскивает вольного. Участковый пристав рассчитывает достать порядочного городового. Контора с денежными оборотами ищет охранника. Все идут к Пятибокову. Понял?
- А-а… То есть для того, чтобы знать кадры и предлагать их, Пятибоков должен дневать и ночевать в полках. Репутацию нижних чинов отслеживать.
- Именно так. Вход Игнату Провичу в любую казарму свободный. Честь отдают, как генералу. Ротный фельдфебель с почетом угостит чаем или водкой. Потому как он сам когда-нибудь придет к Игнату за рекомендацией.
- Полезный дядька, - одобрил коллежский секретарь. - Но ведь не могли же пройти мимо такого человека ни сыскное отделение, ни охранное.
- Контора у Пятибокова негласная, нигде не числится. Слухи, конечно, идут - вся гвардия туда шастает, да что гвардия - весь округ. Игнат Прович ведет картотеку унтеров и исправных солдат. Встречается с ними, пока они еще на службе, беседует, составляет мнение. Человеку осталось полгода ходить под лямкой, а Пятибоков ему уж должность приискал. Охранное отделение его тем не менее в упор не видит. Отчасти потому, что слежка за военными наверху не поощряется. А Филиппов встречался с дядькой, к себе звал. Тот отказался. Боится за свое имя. Сыщиков у нас не жалуют; как узнают, что он с ними связан, - перестанут обращаться. Поэтому Игнат Прович дает по запросам Филиппова отдельные справки, и не более того. А по-честному работает только на меня, за вполне скромное вознаграждение. Потому что и ему иной раз нужно заступничество. Мало ли что? Дружба с Департаментом полиции не помешает.
- Теперь ясно. Вы полагаете, Пятибоков настропалит ротных фельдфебелей в частях тридцать седьмой дивизии и те ему донесут?
- Да. Если восемь штатских живут где-то возле полка, их видно. Фельдфебель может и не знать, он тоже большое начальство. Но взводные унтер-офицеры бок о бок с солдатами, от них не спрячешься.
- На это уйдет время.
- Разумеется, - согласился коллежский советник. - Дня три как минимум. А ты пока освойся в роли печника. Отличишь голландскую печь от шведской?
- Нет.
- Чтобы к концу недели отличал.
Отставной московец жил на Одиннадцатой линии Васильевского острова. Алексей Николаевич пояснил помощнику, что дядька снимает целый подъезд. Выдал замуж обеих дочерей, поселил их с зятьями подле себя и следит, чтобы не баловали…
Игнат Прович оказался мужчиной в возрасте, но еще крепким, с хитрым-хитрым прищуром из-под седых бровей.
- Это кто с вами? - вежливо поинтересовался он, завидев новое лицо.
- Мой помощник коллежский секретарь Азвестопуло.
- Сразу видать, что грек. Не иначе, срочное что?
- Как обычно, Игнат Прович. Прикажите ставить самовар, разговор будет долгий.
- Завсегда об эту пору самовар у нас горячий, - с достоинством ответил хозяин и крикнул через плечо: - Машутка! Три чашки на стол!
Первую чашку пили молча, с прихлебыванием и фырканьем.
- Хорош… - прошептал Лыков, вытирая платком пот со лба. Сергей молчал, изучал порядки в доме. Чувствовалось, что старик тут навроде тирана: все должно быть по нему.
Когда налили по второй, коллежский советник сразу стал рассказывать. Говорил он неспешно, четко, акцентируя самое важное. Хозяин кивал.
- Ищем восемь человек. Спаянные - вместе были в японском плену. Приплыли в мае на пароходе и по домам не разбежались, а поселились тут. Хотят сделать революцию.
- Почему до сих пор не взяли?
- Дважды пытались. В первый раз зацепили двоих. Так ихний атаман - кличка у него Колька-кун - взял бомбу и пришел с ней в участок. Отдайте, сказал, моих, а то взорву к чертям всю лавочку.
- И сам готов был погибнуть? - удивился Пятибоков.
- Точно так.
- М-да…
Еще похлебали чаю, потом бывший унтер небрежно спросил:
- И что, отпустили?
- Да. Я лично их под руки вывел и в экипаж усадил. Вместе с бомбой.
- М-да… Не в Тентелевой деревне тех двоих взяли?
- Вот старый черт! - улыбнулся сыщик. - Все-то ты знаешь, только притворяешься.
- Этим живем, копеечку зарабатываем, - стал оправдываться хозяин. - Ну, от меня что требуется?
- Найти их в третий раз.
- Коли вы, Алексей Николаич, сюда приехали, стало быть, думаете, что люди те при армии прячутся. Так?
- Именно. Полагаю однако, что гвардейцы их к себе не пустят, там надзор строже.
- Ах, Алексей Николаич, - замахал руками Пятибоков. - Нынче разве гвардия? Вот когда я служил, была гвардия. А сейчас один сброд. Росту выросли заметного, а в голове пусто. А их через год уж в вице-унтер-офицеры! Верите, нет - дворника второй месяц найти не могу. А вы говорите: надзор…
Сыщик выслушал старика и продолжил:
- Ребята были замечены у новочеркасцев и в восемнадцатом саперном.
- Ага…
- Хочу всю кислую шерсть прочесать. Выручишь?
- Всю? Вы восемнадцатый армейский корпус, стало быть, желаете пощупать?
- Нет, старик, что мне корпус? Тридцать седьмую освети.
Пятибоков начал загибать пальцы:
- Каспийцы, самарцы и царицынцы. Так?
- Так.
- А саперов с новочеркасцами не трогать?
Лыков задумался, наконец сказал:
- Там их уже видели. Навряд ли решатся второй раз залезть.
- Ежели хитрые, то запросто, - возразил старик. - Заяц, тот завсегда на свой след возвращается.
- Ну, тогда за компанию и их проверь, - быстро согласился коллежский советник. - Плачу пятьдесят рублей за полк и двадцать пять за саперный батальон. Вот задаток.
И он выложил на стол радужную бумажку .
- А в телеграфной роте смотреть?
- Нет, там не надо. И в местной бригаде тоже.
Пятибоков опрокинул чашку вверх донышком и сказал:
- А про артиллерийско-мортирный дивизион чего молчишь, Алексей Николаич?
- Про дивизион забыл, - признался сыщик. - Его тоже прощупай.
После чая супруга Игната Провича принесла бутылку ликера. Хозяин разлил его по крохотным узким рюмкам - ну прямо как в высшем свете!
- Так. Помощник твой для чего тут сидит?
- Сергей Манолович будет тебе помогать.
- Мне? Помогать? - насмешливо покосился на коллежского секретаря отставной унтер.
- Да. Не гляди, что он молодой. Ловкий и умный, лучше, чем я в его годы.
- Да неужто? - продолжал глумиться старик.
- Уж поверь, я ложной скромностью не страдаю. Лучше.
- Поглядим, так ли это. Что ему придумал? Как он в казарму зайдет?
- Подрядчик, печи смотрит. Где сильно дымят, где тяга слабая, где колосник надо менять, а где и перекладывать. Пусть твои люди проведут его по всем углам.
- А чего грек в русской печи понимает?
- Так он подрядчик, а не печник. Артельный староста, к примеру.
- Ну-ну…
Старик задумался, потом сказал:
- В Самарском полку печи перебрали о прошлом годе. Подозрительно будет, если снова туда прийти.
- А ты скажи, что приказ по всей дивизии: проверить, и точка. Новые, не новые - начальству дела нету. Подрядили артель, чтобы сразу все отладить, так дешевле выйдет.
Игнат Прович недовольно пожевал губами, потом кивнул:
- Пусть так. Расскажи про этих людей. Говоришь, их восемь человек?
- Да. Кажется мне, что они должны держаться вместе. За главного у них Николай Куницын по прозвищу Колька-кун. Лет ему двадцать пять, но выглядит после плена на сорок. Голова и борода сильно седые. Среднего роста, среднего сложения. Вообще, человек как все, пока не заговорит. А говорить он мастак. Особенно увлекает крестьян. Он помешан на своем сословии, считает его главным в стране…
- Верно, - вставил хозяин. - На крестьянском труде вся держава стоит.
- Видишь, вы с ним заодно, - отшутился сыщик и продолжил: - Колька готовит революцию, после которой править страной будут мужики. Понимаешь?
- Да… Завлекательная идея.
- Вот-вот. Этим он и опасен. При Куницыне есть есаул, лучший его дружок по фамилии Сажин. Ростом чуть выше меня, волосы светлые, глаза серо-зеленые, в бороде слева прядь черных волос. Ходит с маузером.
Старик опять кивнул, запоминая. К удивлению Азвестопуло, он ничего не записывал. Ай да дедушка…
- Еще в шайке имеется матрос. Долговязый, простодушный, на руке татуировка - якорь. Часто чихает. Как чихнет, говорит: шайтан!
- Из татар, что ли? - уточнил Пятибоков.
- Нет, православный, это у него присказка такая.
- Ежели матрос, так он может вшивобратию в морских казармах спрятать, - вдруг предположил Азвестопуло. Лыков посмотрел на него с удивлением, а хозяин - с интересом и поддакнул:
- А что, и верно!
- Вшивобратия - это так они сами себя называют, - пояснил Игнату Провичу сыщик. - И даже с гордостью. Но догадка Сергея Маноловича кажется мне сомнительной.
- Почему?
- Морячок - фамилия его Кизяков - с ними вместе в плену не сидел. Он с интернированного немцами миноносца "Бесстрашный". Приблудился, пока два месяца домой плыли. Но если остальным семерым полагается увольнение от службы как артурцам, то на экипажи интернированных миноносцев это не распространяется. То есть Кизяков должен был по возвращении в Россию продолжить военную службу. А он дезертировал. Как ты думаешь, Игнат Прович, могут его такого принять во флотском экипаже, кормить и от начальства прятать?
- Могут, особенно в Восьмом и Четырнадцатом. Там порядка вовсе не осталось.
- Ну одного - верю. А если он с собой еще семерых приведет? Причем из пехоты?
- Тогда нет.
- Вот и ответ на вопрос.
Сыщики уже собирались уезжать. Но оказалось, что хозяин еще не договорил.
- Алексей Николаич, я что хочу спросить, - начал он, наливая по новой рюмке ликера.
- Слушаю.
- Скажи, пожалуйста, куда наша держава катится?
- В каком смысле? - удивился коллежский советник.
- Да вот смотрю я вокруг и удивляюсь. Все как с цепи сорвались! Бомбисты, террористы, гимназисты… Жиды. Эти… либералы. Обыватели навроде меня. Никто власть не почитает и слушаться ее не хочет. Это с нашей стороны.
- С какой нашей?
- Со стороны населения, - пояснил старик. - Всяк сделался вдруг умным, требует конституцию, а околоточного норовит по матери послать.
- Игнат Прович, - остановил хозяина сыщик. - Ты извини, нам пора идти. Скоро мосты разведут. В чем твой вопрос, не пойму?
- Да что нас дальше ждет, объясни, - с раздражением произнес Пятибоков. - Население на нервах, власть уважать не хочет. А сама власть что думает? Как выкручиваться собирается? Ведь газету открыть страшно! Каждый день кого-то убивают, или взрывают, или поджигают. А им свободы подавай.
- Власть так и думает: сначала успокоение, потом свободы.
- Вот как, значит? А будет оно, это успокоение? Может, пора в деревню убегать? Затаиться где на выселке и сидеть там, пока все не кончится?
Старик смотрел на Лыкова с надеждой. Видимо, он действительно переживал, не знал, к чему готовиться, и искал подсказки.
- Шут его разберет, Игнат Прович, - ответил ему со вздохом сыщик. - Я и сам запутался. Революционеры решили, что с властью можно не договариваться. Свалить ее и встать у руля. А власть в ответ показывает такую же дурную волю. Ничего не менять, ни с кем не делиться, народ оставить жить в прежнем свинарнике. А кто против, того к ногтю.
- И что же, Алексей Николаич? - расстроился Пятибоков. - Чего нам, простым людям, делать?
Лыков только развел руками:
- Как-то пережить это лихое время. Говорю: обе стороны состязаются в неуступчивости и глупости. Мир общества с властью возможен, как и любой другой мир, лишь на основе компромисса…
- Чего-чего?
- Ну сделки, договоренности. Мы вам это, а вы взамен нам то.
- А… - сообразил хозяин. - Продолжай.
- Для компромисса нужно желание с обеих сторон. Пока я его не вижу. Боюсь, что прольется очень много крови, прежде чем противники поумнеют. Ты еще в хорошем положении: сиди да покуривай. А нам с Сергеем Маноловичем приходится воевать. Против своего же народа. А как посмотришь - Матерь Божья! У кого правды больше? Сразу и не поймешь… Сейчас, пока такой разгул вокруг, вроде мы на правильной стороне. Порядок-то нужен! Но люди не просто так сбесились: им тесно жить в той узде, которую на них накинула власть. Нужны реформы. В России лучше, когда эти реформы спускают сверху, иначе они сами явятся снизу. Надо менять режим. Идти от самодержавия к конституционной монархии, парламенту, свободам… Но понимают ли это в Царском Селе? А что, если мы нынешний пожар затушим, и все останется, как есть? Вот тогда беда. Тогда, Игнат Прович, получится лишь отсрочка. Если царь-батюшка не даст народу, что тот хочет, следующий пожар будет последним. И уже никто не придет его тушить, и я в том числе.
На этом беседа закончилась, и сыщики уехали. Азвестопуло косился на шефа, хотел ему что-то сказать, но не решился. А Лыкову было не до разговоров, он даже жалел, что разоткровенничался с агентом.
Алексей Николаевич принялся ждать. Герасимову с Филипповым он о своей идее говорить не стал. Но подполковник сам откуда-то узнал о письме Трепова военным. Он телефонировал коллежскому советнику и спросил, что за секретная операция готовится в тридцать седьмой дивизии?
Алексей Николаевич обещал подъехать и рассказать. Вообще-то он надеялся, что Пятибоков быстро управится с поручением. Но тот тянул. Не так-то просто залезть в казармы четырех полков, артиллерийского дивизиона и отдельного саперного батальона. Да еще если они расположены в разных концах Петербурга и в трех других городах.
Сыщик появился у жандарма в полночь. Тот только что закончил доклад Трепову и теперь готовил задания подчиненным на завтра. Вот энергии у человека! Герасимов спал по пять часов в сутки, а все остальное время посвящал службе.
- Поедемте со мной, расскажете по пути, - предложил он, увидев Лыкова.
- А вы куда?
- На явочную квартиру, встречаюсь с важным агентом. В Кронштадте готовится бунт! Хорошо бы предупредить.
Коллежский советник и подполковник уселись в карету с затемненными стеклами. Следом двинулась пролетка с телохранителями.
- Вы уж извините, Алексей Николаевич, до квартиры я вас довезти не могу, высажу на полпути. Конспирация. А другого времени поговорить нет. Доберетесь, куда вам надо?
- Конечно. Значит, я подумал…
Лыков рассказал начальнику ПОО о своем замысле. Не называя фамилии держателя подпольной конторы по найму. Закончил он так:
- Если наши "японцы" прячутся в армейских казармах, мне сообщат. Как только узнаю, сразу к вам. Арестовывать пойдем вместе. Согласны?
- Дай вам Бог удачи, Алексей Николаевич. Жду новостей!
Жандарм торопливо протянул сыщику руку, крикнул кучеру:
- Встань на секунду!
Лыков нырнул в белесую питерскую ночь, экипажи быстро умчались. Он осмотрелся:
- Где это я? Кажись, в Коломне…
Вынул часы с гербом, щелкнул крышкой: второй час. Извозчиков не сыскать, придется идти на Стремянную пешком. Эх, служба. Ладно хоть Варенька его сейчас не ждет. А то вечно волновалась, не могла уснуть, пока мужа нет дома…
Глава 5
Нашли!
Пятибоков потратил на проверку армейских казарм целую неделю. Наконец он сообщил: на подозрении два места. Одно на Пороховском шоссе, у артиллеристов. Второе - в Новом Петергофе, у каспийцев. И там, и там солдаты что-то прячут от начальства. Так, что даже унтера то ли в неведении, то ли в доле и говорить правду отказываются.
Азвестопуло оделся подобающе и показался шефу:
- Ну, годится?
- Как живой, - съязвил тот.
- Я буду вам телефонить.
Лыков рассердился:
- Ты мне этот одесский говор кончай! В Министерстве внутренних дел служишь, а не в Апраксином дворе!
- Что опять не так?
- Говорил уже: не телефонить, а телефонировать. Отключу аппарат, будешь знать…
Шеф, будучи обеспеченным человеком, оплачивал помощнику содержание домашнего телефона. По своему чину Сергей не мог претендовать на казенный аппарат, а платить сорок девять рублей пятьдесят копеек в год, как все обыватели, для него было накладно.
Азвестопуло беззаботно рассмеялся и уехал в 18-й мортирный дивизион. Там представился дежурному офицеру и в сопровождении старшего писаря обошел все помещения части. Сопровождающий был предупрежден об истинном интересе "подрядчика". Он нарочно проводил Сергея в самые подозрительные места, куда просто так солдаты чужих не пускали. Азвестопуло напряг всю свою наблюдательность, держал уши на макушке, но все впустую. Что можно обнаружить беглым осмотром, если люди настороже?
Вечером коллежский секретарь доложил начальнику:
- Ничего! Остались два или три чулана, куда у меня не было повода зайти. Там попросту нет печей. И в склад боеприпаса меня тоже не пустили. И в конюшню, и в сенник - где пожароопасно и потому топить нельзя. Но ведь сейчас лето! Вшивобратия вполне может прятаться в сеннике. Что толку от такого осмотра…
- А человек от Игната Провича как себя вел?
- Старший писарь? Он сделал все, что мог. К нему претензий нет. Но в третьей батарее его самого гоняют, всем заправляют ярославцы. Там, кстати сказать, творится нечто загадочное. Жгут постоянно незнамо чего на заднем дворе. Вонь стоит на весь дивизион… Остатков хлеба у них почти нет. Патроны пропали, две тысячи штук.