Часть III
Глава двадцать девятая
Бирюса показалась неожиданно, на третье утро медленного пути по" сакме"- тайной таежной тропе. Все вокруг покрылось росой, что-то потрескивало под сапогами, качались над головой белые зонтики съедобной травы "пучки". Ведя лошадь в поводу, Андрей на ходу ободрал шкурку с сочной пустотелой трубки и вкусно захрустел.
- Смотри, Чен, на этом в тайге прожить можно. Недолго, конечно, но выбраться сил хватит.
В сизой предрассветной мгле, наполненной темными массами елей, в разрыве бледной полосы тумана вдруг блеснул лунный блик на угольно-черной воде.
Передовой кыргыз замер, указывая рукой вниз по склону:
- Бирюса. Там урус живет. Туда пойди.
- А вы? - спросил Мастер.
- Мы нет пойди. Домой, степь.
Провожатые забрали всех лошадей. Пришлось Андрею и китайцам забросить на плечи вьюки и идти пешком. Черная полоса воды расширилась, пересеченная пятнами лунной дорожки. В тумане проглянул глыбистый спуск к неширокой реке, на котором поднимались узкие высокие ели. Небо светлело, над размытыми еловыми верхушками повис молочно-белый диск луны. Плеснула вода, крикнула сойка в темной глубине леса. Неподалеку сонно взлаяла собака.
- Так, - остановив всех, тихо сказал Мастер, - там жилье. Что делаем?
- Я иду первым, - вызвался Андрей, - вы ждете здесь. Если все в порядке, я зову вас, если нет, уходите в тайгу.
Андрей посчитал себя обязанным предложить такой план. Здесь он был у своих - какими бы ни были русские этого времени, для него они в большей степени свои, чем для Мастера и Чена.
- Что ж, так и сделаем, - согласился господин Ли Ван Вэй.
Левая рука Андрея уже была без лубков - спасибо Мастеру. Он двинулся вперед, аккуратно, с перекатом ставя на землю ноги в мягких сапогах. Совсем бесшумной ходьбы не получалось, все же отвык он от тайги, но собака больше не взбрехивала. Шаг, еще шаг - снова плеснула вода, на этот раз явственно и близко. "Бобер, что ли, или выдра какая? - Андрей еще пригляделся. - Выдра… своего рода".
Из темной воды показалась женская голова, потом узкие белые плечи. Острая козья грудь, мокро блестящая в мутном предутреннем свете, ребра, видные под луной, небольшой втянутый живот. Темный треугольник под ним - мокрые волосы завернулись вниз хвостиком, с которого сыпалась прозрачная водяная струйка. Волосы на лобке были обведены складочками, переходящими в чуть располневшие бедра, круглые колени, гладкие длинные икры. Выбравшись, женщина отряхнулась - точь-в-точь, как собака, - потом, ступая белыми ногами по мокрой темной траве, перешла к кусту боярышника и наклонилась за рубахой. Сейчас Андрею стали видны круглые ягодицы, чуть широковатые по сравнению с худой, но крепкой спиной. Рубаху она надевала через голову - когда лицо и грудь скрылись в складках простого беленого полотна, а бедра прикрылись подолом, Андрей, двумя прыжками перескочив полянку, одной рукой плотно охватил тело женщины, стиснув ей руки, а другой рукой туго зажал ей рот. Тело ее резко дернулось в сторону, потом замерло, бессильно обмякнув.
- Сейчас пущу, не бойся. Только не ори. Ясно? Ясно?!! - яростно зашипел он. Женщина мелко закивала. Ее била крупная дрожь. Сдернув вниз подол ее рубахи, Андрей освободил ее лицо. Самое обычное, русское: правильный овал сходил в закругленный выступающий подбородок; нос прямой, с небольшой пипочкой на конце, мягкие щеки. Мокрые волосы двумя "рожками" обегали белый лоб. "Не особенно-то и молодая". От рубахи едва уловимо пахло коровой, парным молоком. И еще чем-то - сладковатым, смолистым дымком… "Ладан, кажется?"
- Одень это. - Шинкарев кивнул на сарафан. - Живешь здесь?
Она молча кивнула в ответ, понемногу успокаиваясь.
- Одна? Чего молчишь?
- Н-не.
- Глянь-ка, и голос прорезался! Говорят, вы тут лодки строите?
- Т-то т-там, на плотбище, - указала она дрожащей рукой куда-то в туман.
- Лодку мне надо. С кем бы поговорить насчет покупки?
- С тятей. Счас покличу! - метнулась она в сторону.
- Э-э-э нет, так не пойдет! - в последний момент Андрей поймал ее за подол. - Покличешь тятю, а выйдет десять лбов с кольями. А так ты у меня заложница. Вот теперь зови!
- Т-я-я-т-я-я! - громко крикнула женщина, - подь сюды-ы!
В ответ в три глотки грохнули собаки, зашлись злобным хриплым лаем.
- Аграфена! - послышался скрипучий голос. - Ну што опять, ети твою…
- Давай, батя, двигай сюда! - громко ответил Андрей.
- Хто там ишшо? Счас собак спущу! - Голос начал приближаться.
- Попробуй только! Враз башку сверну твоей Глашке!
Из-за елки показался старик не старик - пожилой, кряжистый мужик: утиный нос, морщинистое лицо, седая борода лопатой. Некоторое время они молча вглядывались друг в друга.
- Хто ты есть? - ткнув пальцем, спросил мужик. - Человек аль нехристь какой?
"Питекантроп"- снова всплыл в голове наиболее подходящий ответ. А что, так оно и есть, в каком-то смысле. И не в одном даже.
- Русский я, батя, русский.
- Черт те батя! Русскай… - прищурившись, язвительно протянул он. - Да глаз у тя узкай! А ну покажь!
- Пожалуйста, - пожав плечами, Андрей обмахнулся широким православным троеперстием.
- Тьфу!!! - яростно сплюнул мужик. - Как есть, никониан клятый!!
"Вот оно что - кержаки это, раскольники…"
- Да что ты, батя! Какой я тебе никониан - русский я. Простой советский человек.
- Чаво-о?
- Ничаво! - передразнил Андрей. - Со степи я приехал, от хана!
Как ни странно, это подействовало. Мужик явно успокоился, перевел дух.
- Хан он ничаво-о-о, хан стару веру не забижат… токо вот к себе не пушшат пока.
"Вот оно как!" Поворот был интересный. Русские староверы собирались к кыргызам. Стало быть, не врал Кистим.
- А зачем вам к хану? Чего здесь-то, на Руси, не живется?
- Чаво не живется… - снова протянул мужик. - Аль сам не знашь: на Москве царь Ляксей сидит, всех в никонианску веру перекрешшат, за грехи наши тяжкие…
- А к хану-то как - по воде пойдете или посуху?
- А те нашто? - подозрительно спросил он, покосившись на потрепанный китайский костюм Андрея. - А не глянешь ты на кыргызина-то. Да и то сказать, на казака не глянешь.
- А говоришь "никониан"! Погоди, сейчас своих позову, враз поверишь, что от хана. Или боишься?
- Тебя, што ль? - Мужик пренебрежительно дернул плечами, кажется, почти не притворяясь. - Мы тута, в тайге, не больно пужливые. Кличь, коли не врешь.
На крик Андрея еще яростнее зашлись собаки, но больше ничего не произошло. Андрей крикнул еще раз. Еле слышно шевельнулись кусты, и с двух противоположных сторон бесшумно появились Чен с Мастером с обнаженными саблями наизготовку.
- Спрячь, - повелительно кивнул мужик на оружие, - неча в скиту божием саблей махать. Стой, где стоишь. Девку отдай. Говори, чаво надоть!
Андрей отпустил девушку. Та сразу же исчезла за деревьями, мелькнув из-под сарафана босыми пятками.
- Просим нас извинить, - слегка поклонился Мастер, - мы люди киргизского хана. Хотим у вас лодку купить, скупиться не будем.
- Лотку-то… лотку оно можно, - заскреб старовер в затылке, соображая, сколько содрать с незнакомцев.
- И еще одно, - сказал Мастер, взяв мужика под руку, - давайте-ка отойдем, дело тайное.
Они отошли на некоторое время, затем возвратились.
- …дак вам Митрея надоть, он лотки ладит, он имя и торгует… - объяснял мужик господину Ли Ван Вэю.
- А где сейчас Дмитрий? - спросил тот.
- Дак уж на заутрене, - ответил старовер, глянув на посветлевшее небо, - и Глаха туды побегла, а я тут с вам балакаю, токо Бога гневлю… Ладно, идить прям к плотбишшу, во-о-он туды. А мы счас с етим вот, - усмехнувшись, он кивнул на Андрея, - в церкву зайдем, Митрея кликнем.
Еле видная тропинка, покрутившись меж темными боками елей и замшелыми каменными глыбами, на которых вытянулись стройные молодые пихточки, поднялась на пригорок, выведя на небольшую поляну. На поляне расположились скитские строения - бревенчатая церквушка, жилые полуземлянки, скотские и овечьи хлевы. Оставив Андрея у входа, раскольник скрылся в церкви, туда же заглянул и Андрей.
Внутри, в полумраке, теплились огоньки свечей. Женские головы в черных платках, и мужские, стриженые в скобку, склонились, слушая проповедь: "…некоторому монаху благословенному показа Аггел пламень зело велико, и в оном пламени веде лежаща человека, из чрева же ево исходит древо велико с ветвием, и на оных ветвиях различных людей мужеска и женска пола, повешенных за шею и в оном пламени непрестанно горящих… - проповедь вилась монотонно-протяжно, древним мраком обволакивая головы, еще не отошедшие от ночного сна, - …Вопроси же монах Аг-гела, что сие семь. Ответоша ему Аггел, сей человек лежащий есмь Никон патриарх, повешены на ветвиях суть никониане, сыновья и внучата ево…"
- Чаво рот раззявил, ворона залетит, - послышалось за спиной. Видимо, из церкви был другой выход. Рядом с давешним мужиком стоял другой - высокий, сутулый, с очень светлыми волосами и бородой. "Помор? Тут их, вроде, много было - с Архангельска, Вологды, Пустозерска…"
- Вот с им иди, он те лотку подберет, - сказал первый. - Я опосля подойду, тоды и цену сговорим.
Спустившись с другой стороны пригорка, тропинка обогнула толстую сосну, рассеченную вертикальной трещиной, в которую были вбиты деревянные клинья. Рядом росли другие сосны, в которых клинья были толще, некоторые стволы, особенно широко развернутые, лежали срубленными.
- А какие вы лодки строите? - спросил Андрей.
- Дак разны. Каки хошь: однодеревки, обласы, осиновки. Барку вот ладить будем. А те каку надоть?
- Троим сплавиться до Красноярска и товар довезти. И чтобы продать ее там.
- Много ль товару-то?
- Немного.
- Тоды паренку вам дам, есть одна готова. Бона глянь, как паренка ладится.
Недалеко от берега расклиненный сосновый ствол был установлен над землей примерно на метр. Внутри была налита вода, которая "парила" лодку, делая дерево гибким. Распорки-тагуны, расклинивающие стенки колоды, постепенно заменялись на более длинные, таким образом расширяя будущий корпус. Рядом лежали полуготовые долбленки, которые гладко отесывались изнутри и снаружи, смолились, на них устанавливались тесаные мачты и рули, прибивались кованые уключины. Чуть дальше стояла более крупная лодка, собранная из двух продольно-состыкованных колодин. Свежие стесины светились нежно-розовым - это была лучшая лодка, "кедровка", вытесанная из сибирского кедра.
"Интересно…" топорные" суда, без досок. Правильно, пилы-то еще нет. А вот что-то крупное ".
- А это что? - Андрей указал на какое-то сооружение в стороне.
- Сказал же, барку ладить будем.
На земле было выложено плоское днище из бревен и начат монтаж стенок из полубревен, расколотых надвое.
- Из бревен строите - вы так весь лес сведете! - заметил Андрей .
- Толкуй! Бона какая тайга-то, всем хватаит.
- А из досок лодки строите?
- Илимки-то? Сладим, ежли надо, да возни с имя. - Помор пренебрежительно махнул рукой. - Досок-то теслом не настрюкаисси.
- А… - заикнулся было Андрей о пиле, да вовремя прикусил язык.
Дальше за баркой показались готовые крупные лодки - карбасы, не менее десяти. Они стояли полностью снаряженные, готовые к спуску." Куда это они? Похоже, для одного заказчика ". Андрей один раз участвовал в шлюпочном десанте, сразу вспомнились те лодки, выстроившиеся перед посадкой экипажей.
За карбасами открылся небольшой навес, крытый березовой корой, под которым были сложены гвозди, скобы, скатанный парусный холст, якорь, моток бечевы. Тут же лежали инструменты - топоры, тесла, напарье (коловорот). Обойдя навес, Андрей увидел Мастера с Ченом. Они рассматривали небольшую байдару - каркасную лодку, обтянутую шкурой, легкую и изящную, как игрушка. Рядом стояла готовая долбленка-однодеревка с установленной мачтой, скатанным парусом и двумя парами весел.
- Энта вот ваша, - указал мужик, - счас староста придет, ему и деньги отдашь.
Андрей обошел лодку, покачал весло, подвигал рулем.
- И хорошо такие продаются?
- В прошлом годе почесть все ушли. Не боись, на Красном Яру враз сторгуешь.
Помор тоже оглядел лодку, колупнул толстым ногтем темный мазок смолы. Чен с Мастером забросили свои тюки, затем они вчетвером столкнули лодку на воду, привязав ее к раскоряженной колодине, принесенной паводком.
- Слушай, - спросил Андрей помора, - а сам-то ты кто, беглый, что ли?
- Пошто ж беглый? Гуляшший я, тягло продал.
- Как это?
- Аль не знашь? Как в Сибирь с Холмогор пришел, дали землю, на ей все подати записаны - то и есть" тягло ". Кто новый из Расеи переселится, сторгуешь ему тягло, сам дальше гуляй.
- И что, берут?
- А што ж не взять! Земелька-то нужна - кормиться чем? Еланька моя хороша была, раскорчевана, запахана. Опосля соболишек брал кулемой, теперя вот в скиту лотки лажу." В кыргызы" хочу уйтить, воля там, в степу-то. А ишшо, бают, на полудне Камень стоит высоченный - снег на ем круглый год не стаиват. А за Камнем тем страна Беловодье. Вот туды бы мне… - Взгляд помора устремился куда-то поверх еловых верхушек.
На спуске, петляющем меж густых елей, послышались шаги, и вскоре, скрепя береговой галькой, к лодкам подошел седобородый мужик в сопровождении Аграфены. У мужика на плече лежал рогожный мешок, молодая женщина несла в руке узел, пряча глаза за низко надвинутым платком.
- Глашку мою на Красный Яр сплавите, - не допускающим возражений тоном обратился старовер к Мастеру, - в куле припас на дорогу - мука, крупа, толокна малость, мясо сохатиное, сушеное. Котел, ложки есть, по вечеру чевонить скашеварите.
- А ты мотри у меня! - насупив брови, обратился он к Андрею. - Станешь с девкой руки распушшать, я те их враз повыдергаю! Ишь ты, ерой, - усмехнулся он и снова обернулся к Мастеру. - Давай-ка отойдем, дела покончим.
Подобрав подол, мелькнув в воде белыми ногами, Глаша забралась в лодку, устроившись на кормовой кокоре - плоской распорке между бортами. На миг Андрею показалось, что быстрый взгляд скакнул было в его сторону, но тут же исчез за вышитым краем платка. На дневном свете стало видно, что волосы у нее темно-рыжие, лицо усеяно веснушками.
- …значит, так и сделаем? - закончил разговор Мастер, подходя к лодке вместе с мужиком.
- Ин быть по сему. Как Кистимов род тронется, я те вестку пошлю, хоть с Глашкой, хоть с Митреем. То-ко ты на нас казачков не наведи - а то шастают ироды, бают, выше по Анисею острог ставить будут. Ну што, все сели? Тоды помогай Господь!
Мужик сильно толкнул лодку, перекрестив ее истовым двоеперстием. Андрей с Ченом сели на весла, и взбулькиванье ровной гребли слилось с журчаньем воды из-под кормы и плеском невысоких волн, быстро уносящих однодеревку от узкой галечной косы. "Для кого ж лодки-то?"- неожиданно для себя снова подумал Андрей.
Глава тридцатая
Неяркий, облачный день разогрелся. Темная вода быстро несла лодку меж бугристых каменных берегов, облизанных ледоходом. Серые глыбины, круто выйдя из воды, лежали плоско, рассеченные трещинами и разлинованные узкими тенями, падающими от березовых стволов. Березняк стеной стоял на прибрежном каменье, далее уходя вверх на крутые горы, из-за которых то тут, то там выступали массивные островерхие скалы. При виде их Андрея охватил легкий зуд старого скалолаза: "Бирюсинские Столбы - жаль, не добрался до них в свое время. В общем, не хуже наших, красноярских".
На гребях он сел лицом в корму, встретился с серыми глазами Аграфены. Молодая женщина все так же сидела на кокоре, изредка перебирая что-то в своем узелке. По жизни Андрей был не очень опытен во всяких женских кокетствах (всегда старался, минуя этот этап, перейти сразу к делу), но в быстрых взглядах рыжей староверки явно виделось ожидание. Кто-то тронул его за плечо:
- Как рука? - спросил Мастер.
- Да не очень.
Левая рука разболелась от непривычной работы - ноющая боль выворачивала плечо, отдавалась в боку.
- Давай я погребу, а ты иди на корму, поболтай с пассажиркой.
- О чем?
- О чем хочешь. Мне, что, и тут тебя учить?
- Понял.
Пробравшись через рогожную палаточку, растянутую поближе к корме, Андрей устроился напротив пассажирки.
- Не устала ехать-то?
- Ништо, мы привышные, - ответила она тихим голосом, не поднимая взгляда из-под платка.
- Так тебя Аграфеной зовут? Это как - настоящее имя или монашеское?
- Кака я те монашенка? От монахов-то и за Камень утекли. Монастырские мы были…
Взгляд, наконец, открылся - серые глаза прозрачные, до донышка ясные, а легкие морщинки уже собрались вокруг век, на белой веснушчатой коже.
- Так ты замужем?
В ответ, уже с легким смешком, глаза в глаза:
- Да откуль там, в скиту, мужа-то взять? Так вот и живу, ни целка, ни мужняя жена. Аль ты возьмешь?
- Чтобы батя твой меня кобелям скормил? - усмехнулся Андрей.
- Ишь ты, пужливый какой!
Длинные пальцы чуть приподняли холщовый подол, круглая белая нога вытянулась вперед, босой ступней раздвигая ноги Андрея и упершись в район вздувшейся ширинки, впрочем, не предусмотренной в китайских штанах.
- Бона в портах-то - небось, оглобля!
"И все, чего хочу я, я вижу наяву… А ноги у нее красивые".
Улыбнувшись, он слегка погладил ей лодыжку, показывая, что в принципе не отвергает ее предложение, неуместное лишь в данный момент, затем снова поставил шершавую загорелую ступню на доски днища - неровные, теплые, с выступившими капельками прозрачно-золотистой смолы.
- А я песню знаю, про вашу речку, - начал он новый круг дорожного разговора.
- Да ну! Скажи.
- А вот:
Ой ты речка, речка Вирюса! Ломая лед, шумит-поет на голоса. Там ждет меня, тревожная, таежная краса! - вспомнил он шлягер, слышанный в школьные годы.
- Хорошо как… - вздохнула Глаша, - мы, по-куль в Рязани жили, тож на голоса пели.
- А теперь?
- Тяперь… тяперя тятя ругает! В церкву, грит, ходи, стихиры пой, а мирское петь - токо Бога гневить.
- Крут у тебя батя!
- Будешь крут - то ведмедь в лесе ходит, то людишки худые набегают. На меня одначе такой вот наскочил, как ты, поутре, ссильничать хотел. Хорошо Карай, кобель отцовский прибег.
- И что?
- Да што? Глотку ему выдрал, и все делов!
"Утром-то…" прибег" бы такой Карай, и Петькой звали…"Хотя вряд ли. Уж с кобелем-то он управился бы. Не медведь все-таки.
- Так что, собаками и отбиваетесь?
- Што ты! У нас и стрелы есть, и бой огненный.
- И где ж вы его берете?
- Так-то не укупишь. Да на Красном Яру человек есть торговый, Мишка Выропаев. Он те и пишшали продаст, и припас всякий - и свинец, и зелье. Ой, што ж я говорю-то?! - прихлопнула она рот ладошкой. - Узнает тятя, вожжой удавит!
- Да ты не бойся, я думаю, он нас к нему и послал. Слышь, Глаша! - Он легко погладил ее круглое колено. - Ты не обижайся, за утро-то.
- Да уж, ухватил, дак ухватил! - Она передернула плечами, под сарафаном коротко мотнулись острые груди, прочертив бугорками сосков по тонкому ситцу. И снова взгляд ушел вниз, спрятавшись за край платка. Босая нога медленно легла на его широкую ногу, обутую в мягкий степной сапог, но вдруг испуганно отдернулась.