- Шура, как Женя ночью чувствовала себя после вчерашнего? Вы ночуете в одной комнате, ты не заметила, она хорошо спала?
- Да нет, не спала она. Все что-то металась, ворочалась, то встанет, то ляжет…
- Неужели ей стало хуже? Нас так напугал вчера ее обморок. Нужно дать ей как следует отдохнуть.
- Может, и нужно, да только, по моему разумению, дело тут не в болезни.
- О чем ты, Шура?
- Сама не знаю, а только странная она какая-то, эта Женя! Что-то в ней не так.
Я не успела расспросить Шуру подробнее о ее умозаключениях, потому что нас разыскала больничная сиделка и попросила пожаловать в палату: дескать, зовут, и поскорее…
- Леля! - закричала Маруся, как только я вернулась в палату. - Петр Никодимович рассказывает страшные вещи. Ты знаешь, кто управлял экипажем? Ну тем самым экипажем, который сбил Петра Никодимовича на Арбате? Мишель!
- Невероятно! Вы не могли ошибиться?
- Почему же невероятно? Леля, ты сама понимаешь, что никакой ошибки тут нет. Это очень в стиле Мишеля, в одном ряду с другими покушениями и убийствами. Бедный мой старичок, теперь я вас не оставлю на растерзание этому монстру.
- Петр Никодимович, мы попросим вас написать обо всем случившемся на бумаге. Не возражаете? Вашу подпись удостоверит врач и еще кто-нибудь из присутствующих, и эта бумага, возможно, будет со временем передана в полицию или судебному следователю, если возбудят уголовное дело. Вы согласны? Нельзя оставлять преступления безнаказанными.
- Извольте, голубушка Елена Сергеевна, да только лежа мне писать неловко, чернила могу на себя опрокинуть, а вставать пока доктора не велят, говорят, сильное сотрясение у меня в мозгах произошло.
- Хорошо, я сама запишу ваш рассказ, а вы только поставите под ним собственноручную подпись. Сестра, принесите нам письменные принадлежности и бумагу, будьте так добры.
- Эх, никогда не думал, что придется в полицию на кого-то из хозяев доносить, - вздохнул Петр Никодимович. - Да уж не иначе судьба такая, что ж тут поделаешь…
У выхода мы неожиданно столкнулись с Адой Вишняковой. Она шла в больницу с целью пригласить на ближайшее заседание нашей Лиги женский медицинский персонал, среди которого было много сторонниц эмансипации.
- Леночка! Маруся! Рада вас видеть. Вы обе куда-то пропали и совсем не появляетесь на мероприятиях Лиги. Так не годится, девочки! Неужели вы собираетесь предать наши общие убеждения?
- Ада, дорогая, я клянусь, что скоро мы снова со всем пылом займемся делами Лиги. Ну еще неделя-другая, мы только должны завершить одно чрезвычайно важное дело.
- Что ж, поступайте, как подсказывает ваша совесть, но, по-моему, никаких дел важнее борьбы женщин за свои права быть не может. И потом, неужели вы не поможете мне даже с организацией благотворительного концерта и лотереи-аллегри в пользу интеллигентных тружениц? Это бессовестно, я так на вас рассчитывала!
- Адочка, пожалуйста, не сердись. Мы потом тебе обо всем расскажем, и ты поймешь, что у нас не было другого выхода, кроме как уйти на время с общественного поприща. А тебе в помощь мы делегируем мадам Здравомыслову и Женю Дроздову, хорошо?
- Что ж, это не совсем равноценная замена, хотя мадам Здравомыслова полна нерастраченной энергии и Женя очень старательная и ответственная девушка. И все же, надеюсь, у вас в конце концов найдется время, чтобы заняться нашим общим делом? Как можно быть такими легкомысленными и беззаботными, когда миллионы женщин страдают под гнетом мужчин?
Судя по всему, Ада уже полностью оправилась от горя, вызванного утратой близкого родственника.
Вернувшись домой, я решила прежде всего спрятать в сейф показания старика дворецкого.
"Вакханка" висела на стене несколько кривовато, вероятно, когда в последний раз Шура вытирала пыль в спальне, она нечаянно сдвинула угол рамки.
Впрочем, сегодня ведь Шура ездила с нами в больницу, а не занималась уборкой квартиры… Утром же с "Вакханкой" было все в порядке, я бы заметила такой наклон рамки!
Дверца спрятанного под картиной сейфа была не заперта, а лишь прикрыта.
С тяжелым сердцем распахнула я свой несгораемый шкафчик и обнаружила, что он пуст. Ни драгоценностей, ни ценных бумаг, ни васильковой папки с документами, изобличающими лже-Мишеля, ни крупной суммы наличных денег в нем не оказалось.
В моем мозгу промелькнул ряд довольно циничных выражений, которые порядочная дама не должна позволять себе оглашать ни при каких обстоятельствах. Но ведь внутренний голос не заткнешь! Не могу сказать, что я теперь разорена, но удар по моему состоянию был нанесен чувствительный.
Слава Богу, я хорошо усвоила один из главных уроков своего второго мужа, промышленника Лиховеева - никогда нельзя класть все яйца в одну корзину. Разорить меня не так просто - недвижимость, счета в банках, соучредительство в нескольких коммерческих предприятиях останутся при мне.
И все же… Видимо, придется обратиться в полицию. А синяя папка, к несчастью, утрачена. Как бы эти Документы славно дополнили мое заявление… Эх, как же я не догадалась снять с них заверенные копии и передать на сохранение какому-нибудь нотариусу! Ну нельзя, нельзя класть все яйца в одну корзину, сколько раз можно убеждаться на собственной шкуре в прописных истинах!
За моей спиной стояли Маруся и Шура, ошарашенно глядя на вскрытую дверцу пустого сейфа.
- Шура, позови сюда всех, - попросила я.
- А из всех одна кухарка дома, только-только с рынка вернулась, - ответила горничная.
- А Женя?
- Ее нет.
Беглый осмотр комнаты, в которой жила Евгения Дроздова, показал, что исчезли также и ее документы, и лучшие вещи.
Скромная белоснежная блузка и черный галстучек, в которых ходила обычно Марусина секретарша, скомканные, валялись в углу.
Дешевый полупустой чемодан Жени стоял на кровати раскрытый и распотрошенный.
Более детальное изучение шкафов во всем доме позволило сделать еще один вывод - пропали кое-какие новые наряды Маруси от мадам Бертье, мой английский чемодан и кожаный саквояж, пара дорогих шляп, моя любимая французская помада и духи Kechi, недавно приобретенные нами у Мюра и Мерилиза.
Итак, ответственная, трудолюбивая и надежная Женя оказалась воровкой. Как ни печально, но приходится иногда разочаровываться в людях… Но как же ей удалось так легко открыть мой сейф?
- Леля, Леля, - зарыдала вдруг Маруся, - Лелечка, это я во всем виновата.
- Глупости, дорогая моя! Как ты можешь быть во всем виновата?
- Нет, нет, во всем виновата я!
- Маруся, дружок, извини, но ты в своем уме?
- О, к сожалению, в своем! И он оставляет желать много лучшего… Когда ты объясняла про ключи и про шифр сейфа, мне это показалось очень сложным, я решила, что непременно забуду и перепутаю, где какой ключ и что делать с датой войны 1812 года, и записала в свой блокнотик шифр и еще где спрятаны ключи. Вчера я заметила, что блокнотик куда-то делся, но ты знаешь, я так часто теряю всякие мелочи. Сегодня хотела его как следует поискать, но боюсь, что уже не найду.
- Почему? Сегодня ты его, возможно, как раз и найдешь. Теперь он больше никому, кроме тебя, не нужен.
- Леля, Лелечка, ты меня никогда не простишь? Я сделала такую страшную глупость! Но я совершенно не могла подумать… Я… Я никогда и ни в чем не заподозрила бы Женю… Она так не похожа на воровку!
- Дорогая моя, у злодеев очень часто бывает отличная маскировка - милые, добрые, простые лица.
- Но мне… Мне всегда было так жаль ее… Она ведь из благородной семьи, училась в гимназии, правда, не кончила курса. Отец спился, семья разорилась, она осталась без средств… Такая обычная и такая грустная история - женщина, наша сестра, выброшена в мир без гроша, если не гувернанткой, то камеристкой… Она задыхалась в тисках бедности…
Маруся зарыдала хватающим за душу тонким, отчаянным голосом.
- Дорогая моя, перестань наконец оплакивать заблудшую душу Жени. Бог ей судья, что случилось, то случилось.
- Но ведь для тебя это такая неприятность! Ты столько потеряла.
- Знаешь, потерями я обычно называю нечто более серьезное. А неприятности… Я знаю, как обращаться с любыми неприятностями - нужно повернуться к ним спиной, и они останутся позади! Меня сейчас тревожит другое - вместе с деньгами, золотыми побрякушками и дорогими тряпками пропала одна вещь, имеющая ценность только для нас. Я говорю о синей папке. Если Женя ее взяла, значит, она собирается ее как-то использовать. Из этого следует, что она знает того, кому хотелось бы получить бумаги из папки. Может быть, знает давно и шпионила в его пользу в моем доме. От нее ведь не было секретов! У меня не зря возникало чувство, что противник предугадывает наши ходы и опережает нас на один шаг. А зачем ему было предугадывать? Он от Жени знал все достоверно…
Вдруг слова встали у меня в горле комом и сердце сжалось от страха.
- Леля, что с тобой? - кинулась ко мне Маруся.
- Она знает про настоящего Михаила. Мы сами всем, в том числе и Жене, его представили и сказали, что он переедет в "Дон" следить за Десницыным. Нам с тобой не мешало бы помнить, что мы занимаемся восстановлением справедливости и спасением жизней, а не наоборот…
- Боже мой! - Маруся отчаянно схватилась за голову. - Эта компания убивает всех кого ни попадя, неужели они оставят в живых претендента на наследство? Ты помнишь ее обморок? Она не рассчитывала, что объявится настоящий Хорватов, и не смогла совладать со своими чувствами. А теперь жизнь Миши в смертельной опасности! Леля, скорее!
Глава 22
Правила приличия выдуманы не для таких случаев. - По Арбату наперегонки. - Ласково шуршащий аргумент. - Клятва Гиппократа - великая вещь! - Карета с красным крестом. - О чем следует умолчать, чтобы не сбить следствие с толку. - Господа из сыскного отделения в моем доме. - История про мстительного абрека, укрывшегося в диких горах.
Мы с Марусей одновременно сорвались с места и, задевая друг друга локтями и юбками, бросились к двери. Я даже забыла о главном завете моей покойной бабушки: "Настоящая дама никогда не выходит на улицу без шляпки и перчаток!" По-моему, правила приличия выдуманы не для таких случаев.
- Шура, беги к Неопалимой Купине и проси господина Щербинина бросить все дела и немедленно прибыть в "Дон". Скажи, что это вопрос жизни и смерти! - прокричала я на бегу.
Чуть не скатившись по лестнице, мы с Марусей выскочили на Арбат.
Как назло, ни одного свободного извозчика не было. Вот когда они не нужны, длинная вереница возниц будет уныло тащиться за тобой и призывать: "Барыня, пожалуйста, экипаж! Мигом домчу, только прикажите!"
Трамвая на горизонте тоже не было, но это и неудивительно. Хоть я почти не пользуюсь подобным транспортом и не могу считаться знатоком в этом деле, мне неизвестны случаи, когда трамвай подошел бы к остановке в нужную минуту.
Подобрав юбки, мы побежали по Арбату наперегонки. Как все-таки неудобны наши дамские наряды для женщин, живущих активной, насыщенной событиями жизнью! Надеюсь, со временем мы сумеем добиться права свободно носить брюки, и женщина в брюках не будет вызывать нездоровый ажиотаж на улице.
Мы продолжали свой бег. Впереди уже маячил Никола в Плотниках. Маруся, будучи более молодой и спортивной, стала вырываться вперед. Городовой, удивленный столь неприличной поспешностью, сделал было попытку остановить двух бегущих взапуски дам, но, взглянув в наши лица, отступился и махнул рукой. И правильно. Даже вооруженная казачья сотня на конях не заставила бы нас вернуться.
К несчастью, впереди меня ждала еще одна преграда, не казачья сотня, конечно, но лже-Мишель Хорватов, он же Нафанаил Десницын, собственной персоной встал у меня на пути.
- Елена Сергеевна, дорогая, солнце мое! Вы так мчитесь, словно за вами гонятся духи загубленных поклонников! Остановитесь поболтать…
Вот уж кого я могу растерзать сейчас в клочья, так это Мишеля-Нафаню.
- Прочь с дороги, я спешу!
- Как вы безжалостны! Неужели у вас не найдется пары слов для старого друга?
- Человек, который живет по чужому паспорту и регулярно совершает преступления, не может быть мне другом!
Пожалуй, не стоило говорить об этом сейчас, но я не сдержалась. И так я слишком долго была терпеливой. А никакая человеческая добродетель не бывает беспредельной.
Маруся, вырвавшаяся вперед, махала мне рукой из коляски извозчика. У дома Нейгардта ей удалось взять экипаж…
Швейцар номеров "Дон" попытался задавать нам какие-то вопросы, но мы просто смели его с дороги. Впрочем, не просто - я позволила себе слегка потрясти швейцара, вопрошая: "В каком номере живет одноглазый господин?"
Мой вопрос был сформулирован бестактно по отношению к Мише, но я выбрала самую характерную примету его внешности, чтобы доходчиво объяснить, что именно мне нужно поскорее узнать. Дорога была каждая минута, а разговор со швейцаром, чреватый подробными разъяснениями, мог бы излишне затянуться.
Номер Михаила был заперт.
- Постоялец выходил? Отвечай, истукан, постоялец из этого номера сегодня выходил на улицу?
- Не могу знать, - швейцар вытянулся и по-военному щелкнул каблуками. Вероятно, унтер в отставке. Что ж, военный человек в данной ситуации может быть кстати.
- Ломайте дверь! - приказала я, громко постучав и не дождавшись ответа.
- Сударыня, это никак невозможно… Без дозволения постояльца…
- Боюсь, с ним случилось несчастье. Ломайте, дорога каждая минута!
- Ну как же все-таки, без городовых, без хозяйского согласия. Хозяин-то, поди, не похвалит, он у нас характерный. Как бы оно не того…
- Того-этого, не рассуждайте, ломайте, и все! Ущерб я покрою. Ломай, братец, ломай!
Для убедительности пришлось достать крупную купюру. Хорошо, что проклятая Женечка утащила у меня еще не все.
Мой ласково шуршащий аргумент показался швейцару вполне убедительным. Отойдя на шаг от двери, он крякнул, потом поддел дверную планку плечом и со всей силы навалился на тонкие доски. Дверь затрещала и открылась. Все вместе мы ворвались в номер.
Михаил лежал на полу. По белому полотну рубашки расплывалось кровавое пятно.
Маруся громко закричала. Я схватила его руку и нащупала пульс. К счастью, сквозь холодную кожу Мишиной руки мне удалось ощутить слабое биение.
Повернувшись к швейцару, я внятно и по возможности убедительно сказала:
- Врача! Карету "Скорой медицинской помощи"! Полицию! Живо!
- Так карету-то пока дозовешься, - вздохнул швейцар, крестясь. - Может, священника лучше призвать, причастить умирающего…
- Рассуждать, христианин, будешь после, - грубо прервала я его. - В номерах живет какой-нибудь врач?
- Живет, матушка, в пятом нумере.
- Бегом за ним! Скажите, нужно оказать помощь тяжело раненному человеку, пусть придет сразу с инструментом. А потом все равно - "Скорую" и полицию. Бегом, я сказала! Чем дольше тут проторчишь, тем меньше получишь на водку.
Личная заинтересованность человека в деле никогда не вредит. А впрочем, можно и слегка припугнуть.
- Если не поторопишься, постоялец умрет, а ты под суд пойдешь за то, что оставил человека погибать. Я первая на тебя показания дам!
Бывшего унтера как ветром сдуло. Через пять минут возле Миши уже суетился врач, прибежавший с первого этажа без пиджака, но зато с медицинским саквояжем. Что ни говори, а клятва Гиппократа - великая вещь! Мне пришлось ассистировать врачу, так как Маруся была вся на нервах и, мягко говоря, немного не в себе.
Еще через пять минут в номер Михаила ворвались Андрей Щербинин и Шура.
- Господа, в чем дело? Здесь не цирк, я оказываю помощь пострадавшему. У него серьезные ножевые раны, и толпа в комнате будет мне мешать, - обернулся к ним врач.
- Это свои, - робко прошептала Маруся.
- Свои тоже могут подождать в коридоре. Мадам, подержите тазик, - обратился он ко мне. - И вон тот пузырек подайте, пожалуйста.
На помощь нам кинулась еще и Шура. Щербинин тоже кинулся, но не к нам, а к Марусе. Ну что ж, и ей, ослабевшей и расстроенной, была нужна помощь, особенно помощь Андрея…
В коридор, вопреки просьбам доктора, так-таки никто и не вышел. Наоборот, вскоре в сопровождении швейцара в номер поднялся городовой, потом пожаловали еще какие-то полицейские чины из местного участка, за которыми послал городовой, а под конец приехала карета "Скорой помощи", и санитары, пробиваясь через плотный слой зевак в коридоре, на лестнице и у входа в гостиницу, унесли на носилках бедного Мишу, бесчувственного, но с обработанными ранами, забинтованного и получившего полный шприц какого-то лекарства.
Действия врача из номеров "Дон" коллега, прибывший со "Скорой", вполне одобрил. На наши вопросы, будет ли раненый жить, почтенные эскулапы давали уклончивые ответы и разводили руками.
Карета с красным крестом повезла раненого в Шереметевскую больницу на Сухаревку, а наша компания, совершенно подавленная случившимся, поплелась в полицейский участок давать показания.
Дорогой мы успели договориться не болтать в полиции лишнего, ограничиться минимумом предоставленных властям сведений. Расскажем следующее - Миша настоящий наследник графини Терской, из-за чего и пострадал, Нафанаил Десницын живет по чужому паспорту и получил чужие деньги, Женя Дроздова с ним в сговоре, обокрала свою хозяйку и госпожу Ростовцеву и скрылась.
Об остальном пока умолчим, дабы не сбить следствие с толку. Слишком уж сложна интрига, и слишком много всяких запутанных историй случилось с нами за последнее время, ведь так вдруг не объяснишь это ни полицейскому приставу, ни судебному следователю…
Даже если бы я попыталась изложить все события в письменном виде, учитывая нравственные аспекты преступлений и напирая на душераздирающую картину былого величия, ныне обращенного в прах, ибо законные наследники графского состояния выброшены из родового гнезда, а старые слуги и близкие к дому люди мрут как мухи, вряд ли полицейский дознаватель заинтересовался бы моими жалкими потугами предстать автором авантюрно-психологического романа.
Так что утаивание некоторых известных нам событий можно считать тонким приемом политического толка, который должен принести больше пользы, чем вреда.
Ввиду кражи, которая для меня отступила на задний план перед покушением на жизнь Михаила и растворилась до полной незаметности, пришлось, к сожалению, не только давать подробные показания в участке, но и приглашать господ из сыскного отделения в дом, демонстрировать им вскрытый сейф, разбросанные вещи Жени, опустошенные шкафы и прочее.
Не приученная к присутствию полиции в доме, прислуга рыдала и клялась в своей непричастности к преступлениям.
К вечеру среди моих соседей распространился слух, что госпожа Ростовцева связана с террористами и в ее спальне под кроватью был обнаружен склад бомб. Сталкиваясь со мной на лестнице, все очень удивлялись, что я еще жива и даже не под арестом…
Мне же пребывание в доме сыщиков пошло на пользу, так как удалось выведать у них кое-какие важные сведения.