- Нет, не сразу. Как только я очнулась, раздался стук в дверь. Я с трудом дотащилась до нее и открыла. На пороге стоял юноша - я бы дала ему лет восемнадцать. У него были длинные темные волосы, засалившиеся сзади. А так - довольно симпатичный парнишка. Похож на молодого Корнела Уальда. Внешне он напоминал малолетнего преступника, или, по крайней мере, старался так выглядеть, хотя у него не очень получалось.
- Что вы хотите этим сказать?
- Понимаете, на нем была черная кожаная куртка, рубаха и брюки из грубой бумажной ткани, но все это выглядело слишком новым и неправдоподобно чистым. Вообще одежда походила больше на костюм для представления, чем на повседневную одежду.
- Чего он хотел?
- Он назвался посыльным и искал квартиру, куда должен был доставить заказ.
- То есть заблудился?
- Он не распространялся на эту тему. Увидев мое окровавленное лицо, сказал, что позовет кого-нибудь на помощь.
- И действительно позвал?
- Да, отыскал управляющего и сказал ему, что женщина с верхнего этажа ранена и нуждается в медицинской помощи. Затем ушел.
- И поэтому полицейские решили, что это он мог совершить нападение? Назад, на место преступления, его привели желание загладить вину, неспокойная совесть?
Да. Но мне в это не очень-то верится. Я кивнул. Однако, как мне казалось, все отлично увязывалось между собой: убийца, который смывал кровь с тел и накладывал повязки на раны своих жертв, страдал теми же угрызениями совести - остановите, задержите меня. Даже части тела маленькой Джоэн, прежде чем от них избавились, выбросив в канализационный отстойник, были тщательно вымыты.
- Из-за случившегося я ощущала себя полной дурой.
Это заявление удивило меня.
- Но почему?
Она пожала плечами - это движение выгодно подчеркнуло ее бюст. Да, знаю, что меня вряд ли можно назвать благочестивым, если я обращаю на это внимание.
- Понимаете, среагируй на нападение я чуть быстрее, может, смогла бы постоять за себя. То есть хочу сказать, что я занималась всевозможными видами самообороны.
- Да что вы говорите?
Стряхнув пепел в стеклянную пепельницу, стоявшую на подлокотнике кушетки, она продолжала:
- Я ведь армейская медсестра, выслужившая весь срок. Довелось побывать за границей. На европейском театре военных действий.
- А...
Она хитро улыбнулась, глядя на меня:
- Вы ведь тоже служили на Тихом, не так ли?
- Э... впрочем, да.
- Я читала про вас в газетах. Поэтому сразу же узнала, как только вы представились. Вас хорошо знают в этом городе.
- Не стоит верить всему, что пишут в газетах, мисс Рейнольдс.
- Вы награждены Серебряной звездой, так ведь?
Я почувствовал себя неловко, но согласно кивнул.
- Джек тоже.
- Джек?
- Мой муж. Он тоже служил на флоте. Вы ведь были в Гвадалканале?
- Да.
- Джек тоже был там.
Она улыбнулась и вновь глубоко затянулась сигаретой.
- Вот только он не вернулся обратно.
- Много хороших людей не вернулось домой. Я вас понимаю.
Она махнула рукой с ярко-красными ногтями:
- Мистер Геллер, почему, собственно, я вас интересую?
- Я полагаю, что случившееся с вами может быть связано с другим делом; только и всего.
- "Убийца с помадой"?
Некоторое время я колебался, говорить ей или нет, затем утвердительно кивнул и добавил:
- Но я буду вам признателен, если вы никому об этом не расскажете.
- Почему же полиция не может ничего с ним поделать?
- Вы имеете в виду "убийцу с помадой" или того, что был у вас?
- Обоих! Почему вы усматриваете связь, тогда как полиция этого не делает?
Я пожал плечами:
- Может быть, я дотошнее или хватаюсь за соломинку.
- Что ж, даже до меня дошло, что тут может существовать связь. Полиции следовало бы также догадаться об этом!
- Вы неплохо соображаете.
- Знаете, есть... есть еще кое-что.
- Что?
Она тряхнула головой, губы напряглись.
- Есть нечто... противное... о чем я никому не говорила.
Она посмотрела на меня широко раскрытыми темно-карими глазами.
- Но с вами, мне кажется, я смогу поделиться. Она прикоснулась к моей руке, ее рука была теплой.
- На полу... в ванной комнате... я кое-что заметила. Нечто такое, что я просто... вытерла. И никому словом не обмолвилась. Мне очень неудобно...
- Вы же медсестра...
- Знаю, но все равно неловко. Он... это... кончил.
- Что?
- Пол был испачкан. Понимаете - эякуляция. Семенная жидкость.
12
Вернувшись домой, я позвонил Друри и рассказал о Кэтрин Рейнольдс.
- Думаю, ты кое-что нашел, - сказал Друри. - Следует сообщить об этом Крюгеру.
- Я позвоню ему завтра. Но прежде хочу дать тебе описание этого парнишки-разносчика - вдруг он где-нибудь уже засветился?
- Сегодня полно парней шатается в этих кожаных куртках. Неужели ты не видишь, до чего докатился мир. Полным-полно ребят, которые ведут себя, как уличные бандиты, хотя в них ничего бандитского-то и нет.
- Не может ли он оказаться студентом Чикагского университета?
- Который разбойничает в Норт-Сайде?
Даже такой хороший полицейский, как Друри, страдал этой географической слепотой.
- Да, - сказал я. - Существует невероятно новый способ передвижения, его именуют Эл. Просто, может быть, наш мальчик знает о нем.
Друри игнорировал мое саркастическое высказывание.
- Этих недоразвитых переростков с сальными волосами полно шатается повсюду, Нат. Поле поиска не очень-то сузилось.
- А то, что он похож на молодого Корнела Уальда?
- Такого тоже замучаешься искать, - сказал Друри. - Да.
Мы вздохнули и повесили трубки.
Подслушивая разговор. Пег, стоявшая на кухне, вынуждена была высунуться в холл. Поверх выпирающего живота она повязала белый фартук, так как готовила мясо. Вкусный запах растекался повсюду. Пег готовила чертовски вкусно, хотя сама так не считала.
- Красивая? - спросила она.
- Кто?
- Та медсестра, к которой ты ходил и разговаривал.
- Не обратил внимания.
Она хмыкнула и вернулась на кухню. Я пошел следом и сел за стол. Она угрюмо молчала.
- Блондинка? - спросила она, стоя спиной ко мне.
- Нет. Кажется, брюнетка.
Она посмотрела на меня через стол:
- Тебе кажется?
- Брюнетка.
- Готова спорить, хорошенькая и стройная, с отличной фигурой. Не такая жирная и круглая. Не корова. И не слон.
- Пег...
Она повернулась, деревянная ложка упала на линолеум.
- Я схожу с ума, Нат. Я отвратительная, и мне скучно.
- Ты не отвратительная. Ты очаровательная.
- Отвяжись, Геллер! Я противная корова, и мне осточертело торчать в этих стенах. Господи, неужели я не могла бы жить где-нибудь в другом месте, где можно с кем-нибудь поговорить?
- У нас же есть соседи.
- Белки, дятлы и этот придурок, что живет ниже, который стрижет свой газон по четным дням и моет машину по нечетным. Кругом пустые автостоянки, ясли и прерии. Почему нам не перебраться ближе к городу? У меня такое чувство, что я живу на пастбище, где самое место таким коровам, как я.
Я поднялся, подошел к ней и обнял. Пегги сердилась, но вырываться не стала.
Не глядя на меня, она стала жаловаться на жизнь, словно выплевывая слова.
- Ты уходишь в Луп и чувствуешь себя бизнесменом, можешь общаться с друзьями, коллегами и с агентами, допрашиваешь красивых медсестер, пишешь свои бумаги, короче - у тебя настоящая жизнь. Ты не торчишь здесь, в этой коробке с газоном, слушая по радио "Ма Перкинс", и не чистишь картошку, и не гладишь рубахи.
- Крошка...
Она постучала себя в грудь указательным пальцем, приговаривая:
- Я всегда занималась делами, была секретарем-исполнителем.
- Знаю, знаю.
- Нат, мне страшно.
- Страшно?
- Я боюсь, что не создана быть домохозяйкой. Боюсь, не создана и для роли матери.
Я нежно улыбнулся, глядя на нее, нежно коснулся ее лица; дотронулся до живота.
- Ребенок все изменит. Мы обзаведемся соседями.
- Мне все здесь противно.
- Давай подождем годик. Не понравится - переедем ближе к городу.
Она натянуто улыбнулась, кивнула и отвернулась к плите.
Ужин получился на славу. Пег сделала яблочный пирог. Мы поболтали о делах, о семье. За разговором все понемногу утряслось.
Мы прилегли на кушетку, слушая радиотрансляцию музыкального биг-бэнда, когда зазвонил телефон. Снова Друри.
- Извини, что беспокою, но я подумал и наконец, кажется, кого-то нашел.
- Выплыло! Что?
- Был один паренек, которого я прихватил несколько лет назад. Симпатичный, темноволосый, но с какой-то гнильцой, хотя и из приличной семьи. Его отец служил в охране железорудной шахты. Во всяком случае, парень неплохо учился, умный парнишка - но только вот любил воровать, так, ради острых ощущений. Меха, украшения, старинные монеты, оружие.
- В то время ты работал в отделении Таун Холл?
- Да. Он воровал на Норт-Сайде. Тогда ему было всего лишь тринадцать.
- Сколько ему сейчас?
- Семнадцать.
- Да, но все это было несколько лет назад.
- Два года назад я прихватил его снова, за десять краж. Он чертовски ловок, Нат. Что-то вроде человека-мухи - лазает по карнизам, пожарным лестницам... влезает в окна.
- Понимаю.
- Во всяком случае, некоторое время он провел в Жибо.
Так называлось исправительное заведение для подростков в Терр От.
- Считается, что вышел оттуда перевоспитавшимся. Он хорошо учился - настолько хорошо, что в семнадцать поступил в колледж.
- В Чикагский университет? - спросил я.
- Да, - ответил Друри. - А теперь догадайся, кем он подрабатывает?
- Посыльным по доставке, - выпалил я.
- Ну надо же, ты настоящий детектив, - похвалил Друри.
13
Джером Лэппс, не по годам развитый семнадцатилетний студент-второкурсник, жил в студенческом общежитии Чикагского университета.
В разговоре по телефону Друри спросил меня:
- Знаешь, где живут его родители?
- Ты что, принимаешь меня за психа?
- Вполне возможно, ты встречал этого парня, Нат. Семья Лэппсов жила в Линкольнвуде.
Он назвал мне адрес неподалеку от нашего с Пег дома.
Что оказалось более интересным, так это то, что парень жил при школе, даже во время летних каникул. В частности, сейчас он обитал в Гейтс Холле, в студенческом городке на Мидуэе.
Мидуэй - полоса парка длиной в милю и шириной в квартал - располагалась между Пятьдесят девятой и Шестидесятой улицами, соединяя Вашингтонский и Джексонский парки, и одновременно разделяла Гайд Парк и яйцеголовых жителей университета от подлинного Саус-Сайда. В непосредственной близости от Мидуэя возвышались кирпичные готические строения и ухоженные пространства университетской территории. По ночам лагерь походил на иной мир.
На дворе стояла темнота, и лагерь казался покинутым. Лето еще только началось. Я оставил свой "плимут" на стоянке и добрался до третьего этажа Гейтс Холла, подошел к комнате Лэппса и постучал в дверь. Никакого ответа. Постучал еще раз. Тишина. Дверь была заперта.
Какой-то студент, которому на вид было далеко за двадцать, вероятно демобилизованный из армии, сказал, где найти старшекурсника, помощника коменданта, отвечавшего за этот этаж.
Помощник коменданта сидел в своей комнате, прислонившись к дверному косяку, с банкой пива в руке. Рубаха наполовину выползла из брюк. Рыжие волосы, глаза полузакрыты, на губах блуждала блаженная улыбка. На вид ему было лет двадцать.
- Чем могу помочь, дружище? - спросил он.
- Я дядя Джерома Лэппса. Мы договорились встретиться, а его нет.
- Да?
- У тебя есть ключ? Я бы подождал его внутри.
Он пожал плечами:
- Не положено.
- Я его дядя Абрахам. - Для убедительности я показал бумажку в пять долларов.
Рыжий просиял и, схватив пятерку, сказал:
- А, благочестивый Эйб, Джереми упоминал о тебе.
Он проводил меня в комнату Лэппса и удалился.
Судя по двум кроватям, стоявшим у противоположных стен, Джереми Лэппс жил с соседом. Просторная комната вполне позволяла разместиться здесь двоим. Одна половина комнаты была чисто вымыта, убрана, словно армейская казарма, а в другой, украшенной портретами бейсболистов и кинозвезд, у стены стояла неубранная кровать. Здесь также стояли два письменных стола, один - захламленный, другой - аккуратно прибранный.
Мне не потребовалось много времени, чтобы убедиться, что на неубранной половине проживал семнадцатилетний жилец. На учебнике математики, небрежно брошенном на заваленном бумагами столе, красовалась выведенная неровным почерком подпись - "Джером С. Лэппс". Пометки в блокноте были сделаны той же рукой; несколько раз на листке бумаги встречались и кое-где были подчеркнуты слова "Роджерс Парк".
Под кроватью Джерома С. Лэппса лежали три чемодана.
В одном из них хранилось не меньше половины всех трусиков и лифчиков Чикаго.
Другой был набит украшениями и часами. Там же лежали два револьвера, один автоматический пистолет и небольшой футляр на молнии, похожий на принадлежности для бритья. Я расстегнул молнию и остолбенел.
Передо мной лежал набор хирургических инструментов, включая подкожные иглы, скальпели и даже хирургическую пилу.
Сложив все обратно, я сглотнул подкативший к горлу комок, стараясь изгнать всплывшее в памяти видение почти кукольной головки Джоэн Кинан. Лучший способ прийти в себя - приняться вновь за работу, что я и сделал, перейдя к шкафу, стоявшему на половине Джереми. На верхней полке я обнаружил кейс.
Я положил его на аккуратно убранную кровать и открыл. Внутри лежали облигации военного займа на несколько тысяч долларов и сертификаты почтового накопления. Похоже, так он предпочел хранить все украденные деньги, а может, здесь были и деньги от продажи краденых вещей, хотя, судя по чемодану, туго набитому украшениями и часами, он не утруждал себя сбытом краденого.
Несмотря на беспорядок, в котором он содержал свою комнату, Джереми аккуратно рассортировал свою добычу: женское нижнее белье было в одном чемодане, украшения и часы - в другом, ценные бумаги находились в кейсе.
Здесь же оказались фотографии фашистских главарей: Гитлера, Геринга и Геббельса.
Джереми поклонялся чертовски странным героям. И наконец, в кейсе лежал альбом. Листая его, я увидел снимки привлекательной женщины, снятой большей частью в купальниках и открытых летних костюмах. Среди них нашлась и фотография этой же женщины и мужчины с лицом хорька, снятая, видимо, в ночном клубе. На заднем плане виден столик, за которым расположилась группа мужчин. Вот и подтверждение сладостного и нежного мира любовной связи Каролины и Сэма Флади.
Я извлек это фото из альбома, свернул, стараясь не измять, и сунул во внутренний карман пиджака. Затем убрал альбом в кейс и хотел было положить его на прежнее место, как дверь в комнату распахнулась.
- Какого черта ты здесь делаешь? - потребовал ответа мужской голос.
Я повернулся, сунув руку под пиджак, чтобы достать пистолет, но парень среагировал быстрее. Он, видимо, щелкнул выключателем, так как комната внезапно погрузилась в темноту, и я почувствовал, как он навалился на меня.
Я был отброшен в ближайший угол от окна, сквозь которое в комнату проникал слабый уличный свет. Когда он приблизился ко мне, вдавливая в стену, я разглядел худощавое лицо нападавшего. Тут же его кулак мощно поразил меня в солнечное сплетение.
Оказавшись сверху, этот чертов идиот буквально оседлал меня. Пришлось собрать почти все силы, чтобы, приподнявшись, отшвырнуть его от себя. Он навзничь грохнулся на пол и еще силился подняться на ноги, когда я, приставив свой девятимиллиметровый пистолет к его лицу, сказал:
- Не надо.
Кто-то включил свет.
Оказалось, это рыжий помощник коменданта. Даже с пьяных глаз ему, видимо, не очень понравилось происходившее в комнате.
Мне тоже: передо мной стоял не Джереми Лэппс, а стройный светловолосый мужчина лет двадцати пяти. Пустой левый рукав спортивной куртки был заправлен в карман.
Ну и ну, подумать только, я одолел инвалида, да еще при помощи пистолета.
- Какого черта, - начал рыжий, но при виде пистолета глаза его широко раскрылись. Однорукий, стоявший прямо передо мной, выказывал гораздо меньше удивления.
- Я офицер полиции, - сказал я рыжему и добавил: - Пошел вон.
Он судорожно сглотнул, кивнул и исчез.
- Ты сосед Джереми по комнате? - обратился я к однорукому.
- Да. Меня зовут Робинсон. Кто ты такой?
- У меня частное агентство, - ответил я. - Ты из каких войск?
- Пехота.
Я кивнул.
- Флот, - сказал я, убирая оружие. - Есть закурить?
Он кивнул; единственной рукой извлек пачку "Честерфилда" из кармана спортивной куртки. Сначала одну сигарету для меня, затем вторую себе. Засунув пачку обратно, достал зажигалку. Мы прикурили. Он дьявольски ловко управлялся своей единственной рукой.
- Слава Богу, что эти сволочи оставили меня с правой, - сказал он, криво усмехаясь.
Он опустился на свою кровать. Я - на противоположную.
Некоторое время мы курили молча. Невольно я подумал о сопляке, хранившем физиономии Гитлера и его прихвостней и проживавшем в одной комнате с этим парнем, который потерял руку на войне с ними. А я-то был так счастлив, что сражался за свободу таких вот сучьих детей, как этот недоносок.
- Ты ищешь Джереми, верно? - спросил он.
У него были голубые и печальные глаза.
- Да.
Он покачал головой:
- Я предчувствовал, что этот парень влипнет в историю.
- Ты давно живешь с ним?
- Только с начала этого лета. Вообще-то он неплохой парень. Тихий. С ним легко ладить.
- Знаешь, что у него под кроватью?
- Нет.
- Чемоданы, забитые ворованным барахлом. Если тебе, положим, нужны новые часы, то далеко ходить не надо, обратись к своему соседу.
- Я и понятия не имел, что он промышляет подобным образом.
- Тогда почему ты сказал, что он плохо кончит?
- Да из-за этой черной куртки.
- А?
Он пожал плечами и объяснил:
- Он рядится, как шпана, в эту черную кожаную куртку, хиповые брюки, белую рубашку. Раскуривает сигареты. - Он затянулся и покачал головой. - Эту черную кожаную куртку он напяливает не каждый раз, а время от времени. Я попросил его как-то, куда это он так вырядился. Знаешь, что он мне ответил?
- Нет.
- На охоту.
Я задумался.
- Сейчас эта куртка висит в том шкафу, куда ты заглядывал?
- Нет, - ответил я.
- Как ты думаешь, где он?
- На охоте, - ответил я.
Он кивнул.