- А теперь, мисс Анкред, - сказал он, - не могли бы мы осмотреть комнату вашего отца?
- Комнату папа?
- Если можно.
- Но как же я?.. Не возражаете, если… я попрошу Баркера…
- Пусть он просто покажет нам, куда идти, а там уж мы сами разберемся.
Дездемона импульсивно вскинула руки.
- Нет, вы всё понимаете, - сказала она. - Вы понимаете, каково всем нам. Благодарю вас.
Аллейн слегка улыбнулся, уклонился от соприкосновения с вытянутыми руками и направился к двери.
- Итак, может, Баркер объяснит нам, как найти комнату? - сказал он.
Дездемона метнулась к кнопке звонка, и через минуту-другую на пороге появился Баркер. С чрезвычайной торжественностью она объяснила ему суть задания. При этом Дездемоне удалось представить Баркера образцовым слугой старинного аристократического дома. Атмосфера в маленькой гостиной все более и более наполнялась духом феодальных времен.
- Эти господа, Баркер, - закончила она свою речь, - приехали сюда, чтобы оказать нам помощь. Мы со своей стороны должны всячески им в этом содействовать. Вы меня понимаете?
- Конечно, мисс, - поклонился Баркер. - Прошу вас, сэр.
До чего же точно описала Трой просторные лестничные пролеты, галерею и бесчисленные мрачные полотна в тяжелых рамах. И запах. Викторианский запах лака, ковров, воска и, как ни странно, клея. Желтый запах, так она, кажется, сказала. Вот первый длинный коридор, от которого отходит ответвление, ведущее к башне, где жила Трой. Вот тут она заблудилась в первый свой вечер в Анкретоне - и вот эти комнаты с их необычными названиями. Справа - "Банкрофт" и "Бернхардт"; слева - "Терри" и "Брейсгердл"; дальше - открытая дверь в бельевую и ванные комнаты. Впереди мерно покачивались полы пиджака Баркера. Голова у него была опущена, так что видна лишь тонкая кайма седых волос и крошки перхоти на воротнике. Вот коридор, ведущий к картинной галерее, и еще одна комната с надписью на двери готическим шрифтом: "Ирвинг".
- Вот нужная вам комната, сэр, - сказал Баркер безжизненным голосом.
- Мы зайдем, если не возражаете.
За дверью было темно, пахло дезинфекцией. Небольшая заминка, и вот уже ночник образует две лужицы света - на столе и алом стеганом одеяле. Баркер отдернул зазвеневшие кольцами шторы и поднял жалюзи.
Что более всего поразило Аллейна в комнате, так это необыкновенное обилие фотографий и офортов на стенах. Их было так много, что они почти полностью скрывали алые, со звездочками, обои. Далее Аллейн отметил тяжеловесную роскошь обстановки: огромное зеркало, парча, бархат, массивная неприветливая мебель.
Над кроватью была натянута длинная веревка. Аллейн заметил, что заканчивалась она не кнопкой вызова, а лохмотьями проволоки.
- Чем-нибудь еще могу быть полезен, сэр? - спросил стоявший позади него Баркер.
- Не задержитесь ли на минуту, Баркер? Мне нужна ваша помощь.
2
Он и впрямь был очень стар. Подернутые пленкой глаза не выражали ничего, кроме потаенной печали. Руки дрожали, на них сильно проступили вены. Но все эти приметы возраста отчасти скрадывались давней привычкой откликаться на нужды других людей. Эта готовность все еще угадывалась в Баркере.
- Вряд ли, - начал Аллейн, - мисс Анкред вполне объяснила, что привело нас сюда. Мы здесь по просьбе мистера Томаса Анкреда. Он хотел, чтобы мы занялись расследованием причин смерти сэра Генри.
- Ах вот как, сэр?
- Некоторые члены семьи считают, что вердикт был вынесен чересчур поспешно.
- Именно так, сэр.
- А что, и у вас самого были какие-то сомнения?
- Так бы я не сказал, сэр. - Баркер сцепил и расцепил руки. - По крайней мере вначале сомнений не было.
- Вначале?
- Ну да, ведь я знал, что он ел и пил за ужином, и как перетрудился, и вообще. Доктор Уизерс предупреждал его, сэр.
- А потом? После похорон? Сейчас?
- Не знаю, что и сказать, сэр. Когда миссис Кентиш, и миссис Генри, и мисс Дездемона все время выспрашивают насчет некоего исчезнувшего предмета, когда слуги все время о чем-то перешептываются… просто не знаю, что и сказать.
- Исчезнувший предмет - это банка с крысиной отравой?
- Да, сэр. Как я понимаю, она нашлась.
- И вопрос состоит в том, открывали ее или нет перед тем, как она потерялась, так?
- Как я понимаю, именно так, сэр. Но последние десять лет или даже больше эта штука была дома. Сначала было две банки, и они хранились в одной из бытовок, потом одну открыли, использовали содержимое и выбросили. Вот и все, что мне известно, сэр. Насчет той, что теперь нашлась, ничего сказать не могу. Миссис Генри Анкред припоминает, сэр, что видела ее примерно год назад закрытой, а миссис Балливант, это наша кухарка, говорит, что какое-то время назад ее открывали, а миссис Генри кажется, что это не так, и это все, что я могу сказать, сэр.
- А не знаете, в комнате мисс Орринкурт крысиный яд не использовали?
По лицу Баркера пробежала тень неудовольствия.
- Это мне неизвестно, сэр.
- Крыс там нет?
- Насколько я осведомлен, сэр, дама, о которой вы говорите, жаловалась на них одной из служанок. Та поставила капкан, и несколько крыс в него попалось. По-моему, дама говорила, что об отраве она не думала, потому ее и не использовали.
- Ясно. А теперь, Баркер, я попрошу вас как можно более точно описать, как выглядела эта комната, когда вы вошли в нее утром после смерти сэра Генри.
Скрывая дрожь в ослабевшей руке, Баркер прижал ее ко рту. В глазах у него блеснули слезы.
- Понимаю, насколько все это для вас тяжело, - сказал Аллейн. - Понимаю и прошу прощения. Присядьте. Нет, нет, присядьте, прошу вас.
Баркер слегка склонил голову и сел на единственный в комнате стул с высокой спинкой.
- Уверен, - продолжал Аллейн, - что, если в доме произошло что-нибудь очень дурное, вы желали бы, чтобы зло было наказано.
Казалось, в Баркере происходила борьба между профессиональной сдержанностью и личными переживаниями. Неожиданно его словно прорвало, и он выдал классическую реакцию:
- Мне не хотелось, чтобы наш дом был замешан в каком-нибудь скандале, сэр. Мой отец служил здесь дворецким при прежнем баронете, двоюродном брате сэра Генри - его звали сэр Уильям Анкред, - я прислуживал здесь же, сначала на кухне, серебро чистил, потом лакеем. С театром, сэр, - продолжал Баркер, - он никак не был связан, нет, старый джентльмен не имел к этому никакого отношения. Все случившееся было бы для него большим ударом.
- Вы имеете в виду то, как умер сэр Генри?
- Я имею в виду, - Баркер поджал дрожащие губы, - я имею в виду все, что здесь происходило в последнее время.
- Мисс Орринкурт?
- Тью! - выдохнул Баркер, подтверждая тем самым свою всегдашнюю верность Анкредам.
- Слушайте, - вдруг проговорил Аллейн, - вы знаете, что вбила себе в голову семья касательно всего этого дела?
Последовало продолжительное молчание, оборванное старческим шепотом:
- Я не хочу об этом думать. Я не одобряю подковерные сплетни и не принимаю в них участия.
- Ну что ж, в таком случае, - предложил Аллейн, - расскажите мне об этой комнате.
Нового он в конечном счете узнал не много. Затемненная комната, скрюченная человеческая фигура на кровати, выглядевшая "так, - с испугом пояснил Баркер, - словно он попытался сползти на пол", вонь, беспорядок и порванная веревка от звонка.
- А где же конец? - поинтересовался Аллейн. - То есть где кнопка?
- Она была у него в руке, сэр. Крепко зажата в руке. Мы даже сначала не заметили.
- А где она теперь?
- В ящике туалетного столика, сэр. Я положил ее туда. Чтобы потом починить.
- Вы ее не развинчивали, не исследовали как-нибудь специально?
- Нет, нет, сэр. Нет. Я просто разъединил ее с проводом и положил в ящик.
- Хорошо! Теперь, Баркер, вернемся к тому вечеру накануне смерти, когда сэр Генри пошел к себе. Вы его видели после ужина?
- О да, сэр, конечно. Он вызвал меня звонком, как обычно. Звонок зазвонил в полночь, и я пошел к нему в комнату. Я прислуживал ему, сэр, после того как уволился его личный камердинер.
- Он позвонил из комнаты?
- Нет, сэр. Он всегда звонил из коридора, по пути к себе. Так что, когда он подошел к спальне, я уже успел подняться по лестнице для слуг и ждал его на месте.
- И как он выглядел?
- Ужасно. Его так и трясло от ярости.
- Из-за семьи?
- Да, он страшно гневался на всех них.
- Продолжайте.
- Я помог ему надеть пижаму и халат, а он все бушевал, да, видно, и обычные желудочные боли его донимали. Я дал ему лекарство. Он сказал, что примет его позже, и я поставил у кровати бутылку с лекарством и стакан. Собрался уж помочь ему лечь, когда он сказал, что ему нужно поговорить с мистером Рэттисбоном. Честно, сэр, видя, как он устал, как ему плохо, я старался его отговорить, но он и слушать не пожелал. Я взял его за руку, и он так и взорвался. Мне стало страшно, я попытался удержать его, но он вырвался.
Аллейну вдруг представилось, как два старика сражаются в этой гигантской спальне.
- Делать нечего, - продолжал Баркер, - я сделал, как он велел, - привел к нему мистера Рэттисбона. У двери он окликнул меня и велел найти двух официантов со стороны, которых мы всегда приглашаем прислуживать на дне рождения. Некие мистер и миссис Кэнди, раньше они работали у нас, а потом завели собственное небольшое дело в деревне. Насколько я понял, сэр Генри хотел, чтобы они засвидетельствовали его подпись под завещанием. Я провел их в спальню, и тогда-то он мне и велел передать мисс Орринкурт, чтобы она принесла ему через полчаса горячий напиток. Он сказал, что я ему больше не понадоблюсь. И я ушел.
- Выполнять поручение?
- Да, только предварительно переключил звонок так, что если ему что-нибудь понадобится ночью, он зазвонит в коридоре, рядом с комнатой сэра Генри. Это давно было устроено, на случай тревоги, но на сей раз, сэр, звонок явно сломался у него в руках, не сработал, потому что, пусть даже миссис Генри и не услышала, мисс Десси, с которой они жили вместе, должна была проснуться. У нее, насколько мне известно, очень чуткий сон.
- А вам не показалось странным, что он никого не окликнул?
- Так ведь его никто не услышал, сэр. На этой стороне дома стены в комнатах очень толстые, это часть первоначальной внешней стены. Это крыло, сэр, пристроил к замку прежний баронет.
- Ясно. А где в это время находилась мисс Орринкурт?
- Она, сэр, оставила общество. А остальные перешли в гостиную.
- Все?
- Да, сэр. Все, кроме нее и мистера Рэттисбона. И миссис Аллейн, она же гостья. А так - все. Миссис Кентиш сказала, что юная леди отправилась к себе в комнату, где я ее и нашел. Мистер Рэттисбон сидел в зале.
- А что это за горячий напиток?
Старик подробно все описал. Раньше, до появления Сони Орринкурт, напиток всегда готовила Милли. Потом дело взяла в свои руки мисс Орринкурт. Молоко вместе с какими-то ингредиентами оставляла у нее в комнате служанка, приходившая постелить постель. Соня подогревала молоко, переливала его в термос и относила сэру Генри через полчаса после того, как он уходил к себе. Спал он плохо и часто пил молоко посреди ночи.
- А что с термосом, чашкой и блюдцем?
- В этот раз их, как всегда, унесли и вымыли, сэр. И все это время они находятся в употреблении.
- Он хоть немного выпил?
- Молоко, сэр, как и всегда, было налито в чашку и немного в блюдце - для кота. Блюдце стояло на полу. Но чашка, и термос, и лекарство в бутылке были опрокинуты, и молоко вместе с лекарством впитались в ковер.
- Он принял лекарство?
- Стакан был грязный. Он упал в блюдце.
- И разумеется, тоже попал в мойку, - сказал Аллейн. - А что с бутылкой?
- Говорю же, сэр, она валялась на полу. Бутылка новая, раньше ею не пользовались. Конечно, мне было очень не по себе, сэр, но я все же постарался прибраться в спальне, не особенно, правда, понимая, что делаю. Помню, я прихватил с собой вниз и грязное фарфоровое блюдце, и бутылку, и термос. Бутылку выбросили, остальное пошло в мойку. Ящик с лекарствами тщательнейшим образом вычистили. Он находится в ванной, сэр, напротив. Убрали до последней пылинки все покои, - добросовестно добавил Баркер.
Фокс что-то невнятно пробормотал.
- Так, - сказал Аллейн. - Вернемся к тому поручению, которое вы должны были передать в тот вечер мисс Орринкурт. Вы видели ее?
- Нет, сэр, просто постучал, и она ответила, не открывая двери. - Баркер неловко закашлялся.
- Что-нибудь еще?
- Да так, одна странность… - Голос его замер.
- Что за странность?
- Кроме нее, в комнате никого не должно было быть, - задумчиво проговорил Баркер, - ибо, как я уже сказал, сэр, все остальные находились внизу, и потом, именно потом, после того как я принес грог, никто никуда не уходил. Но перед тем как постучать к ней в дверь, сэр, готов поклясться, я слышал, как она смеется.
3
Когда Баркер вышел, Фокс глубоко вздохнул, надел очки и с усмешкой посмотрел на болтающийся конец веревки от звонка.
- Да, да, братец Фокс, именно так, - проговорил Аллейн и подошел к туалетному столику. - Эта дама нам и нужна.
Посредине столика стояла огромная фотография Сони Орринкурт.
- Производит впечатление, - подошел к Аллейну Фокс. - Забавно, знаете ли, мистер Аллейн. Таких вот и называют кинодивами. Полон рот зубов, волосы, ножки. Сэр Генри заключил фотографию в серебряную раму, но это, пожалуй, единственное отличие. Производит впечатление.
Аллейн потянул на себя верхний левый ящик.
- Первый удар, - прокомментировал Фокс.
Аллейн надел перчатки и осторожно вынул деревянный колокольчик в форме груши.
- Такие трогательные предосторожности, а толку что? - заметил он. - Ладно, посмотрим, что к чему. - Аллейн отвинтил кнопку и заглянул внутрь. - Смотрите, Фокс. Обратите внимание на две вещи. Все цело. Один винт и гайка на месте. Никаких следов проволоки. Другой винт и гайка ослаблены. Лупа при вас? Давайте-ка еще раз поглядим на веревку.
Фокс вынул карманную лупу и вернулся к кровати.
- Один проводок цел, - сразу сказал он. - Потемнел, как всегда от времени, и ничего не зачищено, а вот с другим иначе. Мне кажется, его зачистили. По крайней мере выглядит именно так.
- В таком случае, - заметил Аллейн, - почему один винт так затянут и блестит только одна проволока? Знаете что, Фокс, давайте-ка возьмем этот колокольчик с собой.
Он обернул его носовым платком и сунул в карман. В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла Соня Орринкурт.
4
Она была в черном, но выглядела так эффектно, что мысль о трауре как-то не приходила в голову. Блестящая грива пепельных волос и челка, голубые веки, потрясающие ресницы, идеально гладкая кожа. На ней были бриллиантовая брошь, браслет и серьги. Соня остановилась прямо у порога.
- Извините за вторжение, - сказала она, - я так понимаю, вы из полиции?
- Правильно понимаете, - ответил Аллейн. - Мисс Орринкурт?
- Она самая.
- Добрый день. Это инспектор Фокс.
- Послушайте-ка! - Мисс Орринкурт двинулась к ним профессиональной сценической походкой. - Хотелось бы знать, что здесь происходит. У меня, как и у любого, есть права, и я их должна отстаивать, не так ли?
- Вне всяких сомнений.
- Спасибо. Очень любезно с вашей стороны. В таком случае, быть может, вы скажете, кто пригласил вас в покои моего покойного жениха и чем вы тут занимаетесь?
- Нас пригласила его семья, и занимаемся мы своей работой.
- Работой? И что же это за работа? Впрочем, можете не отвечать, - сердито продолжала мисс Орринкурт. - Я и так знаю. Они что-то затевают, верно? Решили отделаться от меня. Итак, в чем дело? Хотелось бы знать. Выкладывайте. В чем дело?
- Для начала скажите, как вы узнали о нашем приезде и почему решили, что мы - офицеры полиции?
Опершись о локти, она села на кровать, и волосы ее упали на плечи. Позади алело расстеленное стеганое одеяло. "С чего это ей вздумалось стать театральной актрисой, - подумал Аллейн, - ей бы гораздо больше подошла роль модели на обложке журнала". Соня лениво перевела взгляд на ноги Фокса.
- Да и так понятно, что вы из полиции. Посмотрите на башмаки своего дружка. Смех, да и только!
- Что скажете, приятель? - пробормотал Аллейн, перехватывая взгляд Фокса.
Тот откашлялся.
- Э-э… туше. С юной дамой, да еще с таким острым зрением, мне мало что светит, как думаете, сэр? - осторожно вымолвил Фокс.
- Ладно, хватит, - оборвала его мисс Орринкурт. - Так в чем все-таки дело? Решили, что ли, что в завещании что-нибудь не так? Или что-то еще? И с чего это вы принялись рыться в ящиках моего покойного жениха? Выкладывайте!
- Боюсь, вы неправильно оцениваете ситуацию. Все наоборот, - сказал Аллейн. - Мы на работе, и часть этой работы состоит в том, чтобы задавать вопросы. И уж поскольку вы здесь, мисс Орринкурт, не соблаговолите ли ответить на один-другой?
Аллейн отметил, что она смотрит на него, как смотрит на чужака какое-нибудь животное или совершенно лишенный детских комплексов ребенок. Вряд ли от нее можно добиться чего-нибудь, кроме безупречно артикулированных звуков. Его передергивало всякий раз, как он слышал ее диалект кокни с гортанными обертонами, а также фразы, само построение которых казалось совершенно фальшивым, словно она отказалась от своего естественного выговора ради плохо усвоенного кинематографического жаргона.
- Всем на сцену! - защебетала она. - Смотрите-ка! И что же вас интересует?
- Завещание, например.
- С завещанием все в порядке, - отрезала она. - Можете хоть весь дом вверх дном перевернуть. Хотите, полезайте в дымоход. Другого завещания все равно не найдете. Это я вам говорю, и уж я-то знаю.
- Откуда такая уверенность?
Соня небрежно откинулась на спинку кровати.
- Ладно, так уж и быть, скажу. Когда я пришла сюда в тот вечер, поздно, жених мне последней завещание и показал. Он вызывал старика Рэттисбона и двух свидетелей, они подписали его. И он мне показал. Чернила еще не просохли. А старое сжег в камине, вот здесь.
- Ясно.
- Вот так-то. - Она немного помолчала, разглядывая ногти, покрытые лаком. - Людям кажется, что я бесчувственная, а на самом деле я очень переживаю. Честно. Он был такой славный. И когда девушка собирается замуж и все так хорошо и чудесно, каково, если все так оборачивается? Ужас. А пусть говорят что хотят, мне все равно.
- А как он выглядел, плохо?