- Это дьявольское отродье вечно себе всякие безобразия позволяет. Надо полагать, чувство оскорбленной невинности оказалось для девчонки совершенно внове.
- Видите ли, какое дело, - ровно продолжал Аллейн, - летающая корова оказалась последней в ряду розыгрышей, и именно той каплей, которая, насколько нам известно, заставила сэра Генри в очередной раз изменить в тот вечер свое завещание. Ему довольно убедительно доказали, что Пэнти тут ни при чем, и, возможно, не зная, кого подозревать, сэр Генри решил отомстить всей семье разом.
- Да, но…
- Таким образом, кто бы ни участвовал в этих розыгрышах непосредственно…
- Вы должны по крайней мере признать, что вряд ли я стал бы пытаться вычеркивать из завещания себя самого…
- Полагаю, это непредвиденное последствие. Возможно, вы надеялись восстановить свое прежнее положение, при том что Пэнти в разделе наследства больше не участвует. Следующий вариант завещания, похожий на тот, что был зачитан за ужином, только получше для вас. Вы признали, что были соучастником мисс Орринкурт в одном из розыгрышей. Или по крайней мере знали о нем.
- Мне не нравятся, - стремительно заговорил Седрик, - все эти разговоры о сообщничестве. Мне не нравятся эти намеки, и я их отвергаю. Своими фантазиями вы загоняете меня в угол. Полагаю, мне ничего не остается, кроме как признать, что я знал о ее проделках и ее мотивах. Меня это забавляло, это хоть немного рассеивало чудовищную тоску никому не нужных празднеств. Что касается Пэнти, то она всегда вызывала у меня отвращение, и я ни капельки не жалею, что девчонка попала под подозрение и была исключена из завещания. А то уж больно она изнежилась в лучах своей заемной славы. Вот!
- Спасибо, - сказал Аллейн. - Это во многом рассеивает туман. А теперь, сэр Седрик, еще раз: вы совершенно уверены, что не знаете, кто написал письмо?
- Сто процентов.
- И столь же уверенно можете подтвердить, что это не вы подложили книжку в блюдо с сыром?
- Я? - воззрился на него Седрик. - А зачем мне это нужно? Нет, разумеется. Мне вовсе не хочется, чтобы убийцей оказалась Соня. Нет, нет, я тут ни при чем. Я вот о чем думаю… я… мы… ладно, не важно. Одно лишь могу сказать: мне хотелось бы знать.
При взгляде на него Аллейна вдруг посетила некая мысль, настолько невероятная, что ему расхотелось дальше расспрашивать Седрика о его взаимоотношениях с мисс Орринкурт.
Впрочем, появление Полин Кентиш и не позволило ему это сделать.
Полин вошла, всхлипывая, - не то чтобы она рыдала в голос, но всем видом давала понять, что едва сдерживает слезы. Аллейну она показалась копией своей сестры Дездемоны, только постарше и волос побольше. Она начала с благодарностей Аллейну за то, что он является мужем своей жены. "Вроде как друг к нам приехал". Все, что она говорила, звучало как театральный монолог. Речь зашла о Пэнти. Аллейн так добр к ней, ребенок необыкновенно привязался к нему. "И я всегда считала, - Полин пристально посмотрела на него, - что все знают". Начиная с этого момента говорили о проказах девочки. Если нужно, Полин готова была представить сколько угодно твердых доказательств ее неучастия в розыгрышах.
- Это просто невозможно, ведь за девочкой все время наблюдают, глаз не сводят. Доктор Уизерс дал на этот счет совершенно четкие указания.
- Ну и много от них было толку! - перебил ее Седрик. - Ты только посмотри на Пэнти.
- Доктор Уизерс исключительно знающий человек. И не его вина в том, что таблетки Джунипера испортились. Твоему деду лекарства всегда помогали.
- В том числе и крысиный яд?
- Доктор Уизерс его не прописывал, - сказала Полин, до предела понижая тембр голоса.
Седрик только усмехнулся.
Не обращая на него внимания, Полин с надеждой повернулась к Аллейну.
- Что же нам делать, мистер Аллейн? - умоляюще заговорила она. - Ведь все происходящее так ужасно, так трагично. Неопределенность! Бесконечные подозрения! Ощущение, что здесь, в нашем собственном кругу!.. Что делать?
Аллейн начал расспрашивать ее о событиях, последовавших за уходом сэра Генри из театрика в ночь его гибели. Выяснилось, что Полин первой пришла в гостиную, опередив Трой, Пола и Фенеллу. Мисс Орринкурт пробыла там совсем недолго и в оживленной дискуссии по поводу возможного автора изображения летающей коровы не участвовала. К семейному спору с неловкостью прислушивались трое гостей, когда появился Баркер и возвестил, что сэр Генри просит мистера Рэттисбона подняться к нему. Сквайр и пастор воспользовались этим предлогом, чтобы удалиться. Пол и Фенелла ушли спать. Трой к тому времени тоже отправилась к себе. Еще несколько отрывочных реплик, и празднование дня рождения прекратилось.
Полин, Миллимент и Дездемона направились в "Бернхардт", комнату, где остановилась Полин, и долго там разговаривали. Затем они разошлись по ванным, в конце коридора, где столкнулись с мистером Рэттисбоном, явно возвращающимся из покоев сэра Генри. Аллейн, знакомый с этим человеком, предположил, что со своей поздневикторианской застенчивостью Рэттисбон поспешно проскользнул мимо трех дам в спальных халатах и проследовал в свое крыло. Дамы проделали вечерний туалет и вернулись в свои рядом расположенные комнаты. Начиная с этого момента повествования лицо Полин приняло мученическое выражение.
- Изначально, - продолжала она, - "Бернхардт" и "Банкрофт" представляли собой одну большую комнату - по-моему, детскую. Стена между ними - простая перегородка. Милли и Десси заняли "Банкрофт". Естественно, я понимала, что нам нужно многое обсудить, и некоторое время принимала участие в общем разговоре. Кровать Милли стояла как раз напротив моей, только по другую сторону перегородки, да и Десси - совсем недалеко. Но день получился длинный, и все были совершенно измучены. А они всё говорили и говорили. Безумно хотелось спать, а как тут заснешь? Глупость какая-то, право.
- Дражайшая тетя Полин, а почему ты не постучала в стену и не прикрикнула на них? - вдруг оживился Седрик.
- Этого мне делать не хотелось, - величественно возразила Полин и тут же добавила, самой себе противореча: - Вообще-то в конце концов я не выдержала, постучала. Спросила, не кажется ли им, что уже довольно поздно. Десси спросила, который час. Милли ответила, что не позже часа. Затеялся настоящий спор, и наконец Десси сказала: "Ну что ж, Полин, если ты так уж уверена, что поздно, посмотри на часы". Что я и сделала, и выяснилось, что уже без пяти три. Тогда они замолчали, и вскоре стал слышен только храп. Твоя мать, Седрик, храпит.
- Весьма сожалею.
- И подумать только: в двух шагах от того места, где сплетничают и храпят Десси и Милли, разыгрывается ужасная трагедия. Подумать, что, если бы я последовала своему внутреннему голосу и пошла к папа и сказала ему…
- Сказала что, тетя Полин?
Полин медленно покачала головой, заколебалась и выговорила:
- Все было так печально, так страшно. Будто бы видишь, как он движется к своему неизбежному концу.
- А Пол и Пэнти - к своему, это тоже видишь, не так ли? - вставил Седрик. - Между прочим, ты могла бы замолвить за них словечко.
- Я не ожидаю от тебя понимания или объективности.
- Ну, это понятно, - с полной искренностью откликнулся Седрик. - Их просто не существует.
- Тью-ю!
- Что ж, - сказал Седрик, - если мистер Аллейн исчерпал свои захватывающие вопросы, я бы, пожалуй, покинул библиотеку. Атмосфера, которую создают эти молчаливые, никем не читаемые друзья в сафьяновых переплетах, кажется мне исключительно мрачной. Мистер Аллейн?
- Нет, сэр Седрик, - бодро откликнулся Аллейн, - вопросов у меня больше нет, благодарю вас. Вы не против, если я продолжу свою работу?
- Да, да, конечно. Чувствуйте себя здесь как дома. Может, вам захочется купить этот замок. В любом случае очень надеюсь, что вы останетесь поужинать, и ваш молчаливый друг тоже. Как его, кстати, зовут?
- Большое спасибо, но мы с Фоксом ужинаем в другом месте.
- В таком случае, - Седрик двинулся к выходу, - оставляю вас с тетей Полин. Она развлечет вас рассказами о непричастности Пэнти к тарелке с книгой. Ну и тем, что сама она анонимные письма написать ну никак не могла.
Но Полин не дала ему выйти. С проворством, какое Аллейн никак не мог в ней заподозрить, она метнулась к выходу и величественно застыла, прижав ладони к двери и откинув назад голову.
- Погоди! - прошептала она. - Погоди!
- Говорил же я, - Седрик с улыбкой повернулся к Аллейну, - настоящая леди Макдуф. Со всем своим славным выводком, воплощенным в Пэнти и Поле. Курица (или, может, правильнее сказать "несушка") в капкане.
- Мистер Аллейн, - вымолвила Полин, - этого я не собиралась говорить никому и никогда. У нас старинная семья…
- Сейчас на колени встану, тетя Полин, на колени…
- …и хоть, может, это и неправильно, мы гордимся своей родословной. Доныне наше имя было ничем не опорочено. Ни в малейшей степени. Седрик теперь Глава Семьи. И уже поэтому, а также во имя памяти отца мне следовало бы поберечь его. Но поскольку он только и делает, что оскорбляет меня, причиняет боль, пытается бросить тень подозрения на моего ребенка, поскольку защитить меня больше некому… - Тут Полин замолчала, словно готовясь произнести приговор. Но что-то ее остановило. Лицо у нее сморщилось, и она, как показалось Аллейну, сразу стала похожа на свою дочку. Глаза наполнились слезами. - У меня есть основания полагать, - вновь заговорила Полин и осеклась с испуганным видом. - Ладно, пускай. - Голос у нее жалобно осел. - Никогда не могла примириться с недобрыми людьми. - Она мотнула головой в сторону Седрика: - Спросите его, что он делал в тот вечер в комнате мисс Орринкурт. Спросите.
Полин залилась слезами и, шаркая ногами, вышла из библиотеки.
- Проклятие! - взорвался Седрик и метнулся за ней.
3
Оставшись один, Аллейн грустно присвистнул и, побродив немного по холодной, погружающейся в темноту комнате, подошел к окну и принялся делать заметки в записной книжке. За этим занятием и застал его Фокс.
- Мне так и сказали, что я найду вас здесь, - заметил он. - Ну что, мистер Аллейн, добились чего-нибудь?
- Если разворошить улей и найти кучу грязного белья значит чего-то добиться, то да. А вы как?
- Я заполучил мензурку и три конверта. И выпил чашку чаю в комнате мистера Баркера.
- Это больше, чем мне досталось в библиотеке.
- Заходили кухарка и служанки. Мы славно поболтали. Такая компания старушек. Служанок зовут Мэри, Изабель и Мюриэл. Кухарка - миссис Балливант.
- И о чем же вы говорили с Мэри, Изабель и Мюриэл?
- Да так, ни о чем особенном, просто проводили время и слушали радио. Миссис Балливант показывала фронтовые фотографии своих племянников.
- Да бросьте вы, Фокс, - ухмыльнулся Аллейн.
- Мало-помалу, - продолжал Фокс, явно получая удовольствие от собственного повествования, - мы подошли к покойному баронету. Судя по всему, этот старый господин был тот еще тип.
- Видно, так.
- Да. Пока Баркер оставался на месте, служанки больше помалкивали, но когда он некоторое время спустя ушел, отправились, так сказать, в свободное плавание.
- Узнаю вас с вашими методами.
- А что, все проходило очень мирно. Естественно, все они сильно настроены против мисс Орринкурт, разве что Изабель заметила, что не может винить старого джентльмена за то, что ему захотелось перемен в семье. Вообще-то немного странно это было слышать именно от нее - самой старой из служанок. С другой стороны, она убирает покои мисс Орринкурт, и, похоже, та относится к ней совершенно по-свойски. Не очень-то скромная дама, ну да вы знаете таких людей.
- Уж вы-то точно их знаете.
- В общем, похоже, эти две, мисс О. и Изабель, стали закадычными подружками, но при этом, знаете ли, Изабель охотно выкладывает все, что знает и думает о ней, тем более что миссис Балливант всячески ее подначивает.
- Насчет истории с молоком удалось что-нибудь выяснить?
- Изабель налила его из стоявшего в холодильнике графина и отнесла в спальню мисс Орринкурт. То, что осталось в графине, выпили на следующий день. Мисс О. была у себя, раздевалась, когда пришла Изабель с молоком. Минут через десять от силы мисс О. отнесла его старому джентльмену. Изабель разогрела молоко на кухне, добавила туда какой-то патентованный продукт, сухой порошок, что ли. Старый джентльмен думал, что это мисс О. за ним так ухаживает, говорил, что только она знает его вкус. Изабель и мисс О. постоянно шутили по этому поводу.
- Словом, никто не мог подложить туда какую-то гадость?
- Разве что отравлен был порошок в банке. Я прихватил ее на всякий случай.
- Хорошо.
- Не знаю, сэр, может, вам кажется, что она как-то вмешивалась в медицинские дела, но это весьма сомнительно. После того как мисс Дездемона Анкред однажды принесла старому джентльмену не те примочки, он запретил кому-либо прикасаться к его лекарствам, в том числе к бутылке с молоком. По словам Изабель, это была новая бутылка, я нашел ее в мусорной корзине. Пробки нет, но материала для анализа достаточно.
- Новая работенка для доктора Кертиса. Как насчет термоса?
- Вымыт, стерилизован, поставлен на место. Я взял его, но здесь мы ничего не накопаем, точно.
- Надо полагать, то же относится и к ведрам и одежде?
- От ведер толку никакого, но я нашел обрывки тряпки.
- И куда же вы поместили все эти драгоценные образцы?
- Изабель, - важно ответил Фокс, - отыскала мне какую-то коробку. Я сказал ей, что мне, как выяснилось, придется задержаться на ночь и надо спуститься в деревню, купить пижаму, а мужчины не любят у всех на виду ходить с кульками. Коробку я обещал вернуть.
- Никто не видел, как вы берете все эти вещи?
- Видели только банку с порошком. Я намекнул, что у полиции есть кое-какие вопросы к производителям, но, по-моему, мне не поверили. Судя по поведению членов семьи, все знают, зачем мы здесь.
- Ничего удивительного, только дурак не догадался бы.
- Выяснились еще два обстоятельства, не исключено, из них можно будет кое-что извлечь, - сказал Фокс.
У Аллейна сложилась вполне отчетливая картина чаепития. Фокс, вне всяких сомнений, потягивал и похваливал чай, шутил, выражал сочувствие, почти не задавал вопросов, но все время получал ответы. В этой игре он был гроссмейстер. Он развлекал своих хозяек всякими безобидными намеками, получая в награду кучу разнообразных сплетен и слухов.
- Очень похоже на то, мистер Аллейн, - снова заговорил Фокс, - что наша юная дама, как говорит Изабель, просто водила сэра Генри на коротком поводке, и ничего больше.
- Вы хотите сказать…
- Если верить Изабель, отношений не было, - спокойно подтвердил Фокс. - Либо брак, либо ничего.
- Ясно.
- Изабель говорит, что до того, как всплыла эта история с письмами, между мисс О. и сэром Седриком царило полное взаимопонимание.
- Взаимопонимание - какого рода?
- Видите ли, сэр, судя по некоторым намекам мисс О., Изабель заключила, что по прошествии некоторого времени, требуемого приличиями, мисс О. рассчитывает-таки превратиться в леди А. Таким образом она, как говорится, потери в одном отношении компенсирует выигрышем в другом.
- О Господи, - вздохнул Аллейн. - "Что за созданье человек!" Если это правда, то в фиглярском поведении юного и несимпатичного баронета многое проясняется.
- Если допустить, - подхватил Фокс, - что мисс Орринкурт имеет какое-то отношение к фокусам с термосом, можно задаться вопросом, знал ли о ее поползновениях сэр Седрик.
- Можно.
- Понимаю, это глупо, - Фокс почесал нос, - но всякий раз, как начинается новое расследование, я пытаюсь разобраться, способен ли на убийство человек с таким-то характером. Да, глупо, потому что никакого такого определенного характера не существует, и все-таки я вновь и вновь спрашиваю себя об этом.
- И в настоящий момент вы задаете себе этот вопрос применительно к мисс Орринкурт?
- Именно так, сэр.
- Что ж, это нормально. Верно, никто еще - если оставить в стороне хвастунов - не обнаружил некоего общего для всех убийц свойства, понятного и легко различимого. Но из этого не следует, будто надо окорачивать себя, говоря: "Этот мужчина или эта женщина отличаются особенностями, которые не позволяют им совершить убийство". При этом особенностями этими вовсе не обязательно восхищаться.
- Помните, что сказал мистер Баркер о крысах в покоях мисс Орринкурт?
- Помню.
- Он сказал, что мисс Орринкурт слышать ничего не хочет о ядах, во всяком случае, травить ими крыс у себя в комнате она категорически отказалась. А теперь, сэр, позвольте спросить, похоже это на молодую женщину, которая, скажем, хоть в какой-то мере прикидывает возможности использования яда? Похоже? Случайно она никак не могла бы его подсыпать. Она могла бы прикидываться, будто боится яда, чтобы отвести от себя возможные подозрения, но это, по-моему, слишком смелая гипотеза. И еще. Разве призналась бы она так легко в этих розыгрышах? Вспомните, вы захватили ее врасплох, но у меня сложилось впечатление, что она больше смущена тем, что ее поймали на этих фокусах как таковых, нежели испугалась, что они могут заставить нас заподозрить что-то иное.
- Да ее вообще больше всего заботит завещание, - сказал Аллейн. - Все эти дурацкие шутки они с мистером Седриком затеяли только для того, чтобы настроить старика против Пэнти. Думаю, что к мазне на портрете мисс Орринкурт руку приложила, возможно, это Седрик надоумил ее рисовать на высохшем холсте. Мы знаем, что "Малину" купила она, а он признался, что дальше уж сам ею распорядился. Я думаю, что она положила начало всему представлению, покрыв краской перила. Хотя задумали они это предприятие совместно. В общем-то он почти прямо это признал. И теперь она боится только одного - как бы публичный скандал не помешал ей получить положенное по завещанию.
- И все же…
- Знаю, знаю. Остается еще этот чертов звонок. Ладно, Фокс. Вы хорошо поработали. А теперь, полагаю, пришла пора потолковать с миссис Генри Анкред.
4
Миллимент отличалась от свойственников хотя бы естественностью поведения, а также готовностью отвечать на вопросы прямо и держаться ближе к делу. Она приняла Аллейна и Фокса в гостиной, где в своем неброском одеянии казалась фигурой инородной. Во время разговора она вертела в руках ту самую зловещую вышивку, которая так напугала в свое время Трой и в порче которой обвиняли Пэнти. В общем, Аллейн не услышал от нее ничего, что противоречило бы или подтверждало уже собранные им доказательства.
- Мне хотелось, - сказал Аллейн в начале разговора, - услышать ваше мнение о случившемся.
- Вы имеете в виду смерть моего свекра? Сначала мне казалось, что он стал жертвой своего обжорства, ну и темперамента.
- А теперь, по получении письма, что думаете?
- Просто не знаю, что и сказать. Не знаю. Когда все вокруг так возбуждены и несут такую чушь, как-то не очень думается.
- А книга, которая оказалась на блюде для сыра… - начал было он, но Миллимент не дала ему договорить, кивнув головой в сторону застекленного ящика:
- Вон она. Кто-то переложил ее сюда.
Аллейн подошел к ящику и поднял крышку.