Капитан снял очки и приблизил в Аллейну свое внезапно побагровевшее лицо.
- Разве я похож на этого вашего секс-монстра? - злобно спросил он.
- А я откуда знаю, на кого он похож? В том-то и беда. Я думал, вы уже поняли, как все сложно. - Поскольку капитану Бэннерману было нечего возразить, Аллейн продолжал: - Постараюсь заставить пассажиров представить алиби на все три случая, и только прошу вас, не истолкуйте все превратно, я почти что убежден, что большинство из них представит куда более надежные алиби, чем, судя по всему, ваше.
- Постойте! Что касается пятнадцатого, то тут я вне всяких подозрений. Мы стояли в Ливерпуле, у меня на судне были гости, которые ушли в два часа ночи.
- Что ж, если это подтвердится, мы, надеюсь, не предъявим вам обвинение в убийстве.
- Однако вы довольно-таки странно говорите с хозяином судна, - буркнул Бэннерман.
- Вовсе нет. Просто я держу свои карты открытыми. Тем более что вам ни к чему посадочный талон.
- Вот именно.
- Я вам очень сочувствую. Постараюсь причинить вам как можно меньше хлопот.
- Держу пари на все, что хотите, что этого субъекта на моей посудине нет.
- У Ярда тоже нет стопроцентной уверенности в том, что он здесь. Иначе мы бы задержали ваше отплытие и попытались арестовать его в порту.
- Это ужасное недоразумение.
- Не исключаю и такую возможность.
- Что ж, попытаемся не ударить в грязь лицом перед тем же Ярдом. - Капитан нехотя встал. - Разумеется, вам хочется познакомиться с будущим жилищем. Так вот, на борту судна есть лоцманская рубка. На мостике. Можем вам ее предложить.
- Прекрасно. А если еще со мной будут обходиться как с обыкновенным пассажиром…
- Предупрежу старшего стюарда.
Капитан сел за свой стол, взял клочок бумажки и нацарапал на ней несколько слов, оглашая написанное вслух:
- "Мистер С. Дж. Бродерик, родственник председателя. Едет в Канберру по делам международного торгового содружества". Идет?
- Разумеется. Ну и, как вы понимаете, все следует сохранять в строжайшей тайне.
- У меня нет ни малейшего желания делать из себя посмешище в глазах офицерского состава, - сказал капитан.
Влетевший через иллюминатор порыв ветра подхватил записку, которую капитан только что нацарапал. Листок перевернулся в воздухе, и Аллейн увидел, что это был посадочный талон на "Мыс Феревелл".
- Я взял его вчера в конторе, - глядя в упор на Аллейна, объяснил капитан. - Кое-что записал для себя. - Он рассмеялся от неловкости. - К тому же он цел.
- Я это заметил.
Беззаботный удар гонга возвестил о первом ленче на борту "Мыса Феревелл", держащего курс на экватор.
Глава четвертая
ГИАЦИНТЫ
1
Проводив Аллейна глазами до самого трапа, Джемайма Кармайкл вернулась в свое маленькое убежище на корме и погрузилась в чтение.
Она все утро пребывала в трансе. Ей ничего не хотелось: ни плакать, ни вспоминать о своей несостоявшейся свадьбе и сопутствующим разрыву сценам, ни даже чувствовать себя несчастной. Казалось, сам факт отъезда, это ночное путешествие по устью Темзы и дальше по Каналу превратили все случившееся с ней в прошлое. Она долго бродила по палубе, наслаждаясь привкусом соли на губах, читала, вслушивалась в похожий на разряды эфира гомон чаек, следила за их таинственными маневрами в тумане. Наконец проглянуло солнце, и девушку сморил сон.
Открыв глаза, она увидела, что неподалеку стоит, облокотившись о перила, доктор Мейкпис. Она почему-то обратила внимание, что у него красивая шея. Доктор что-то насвистывал себе под нос. Джемайма, все еще пребывая в каком-то расслабленном состоянии, смотрела куда-то сквозь него. Вдруг он обернулся и с улыбкой спросил:
- Все в порядке? Никаких признаков морской болезни?
- Нет, только жуткая сонливость.
- Говорят, на некоторых море навевает сон. Вы видели, что лоцман уже сошел со сцены, а его место занял красивый таинственный незнакомец?
- Видела. Может, он опоздал на свой корабль?
- Все может быть. Вы будете у Обина Дейла?
- Чур не я.
- А я надеялся, что увижу вас там. - Он подошел и заглянул в ее книгу. - Поэзия елизаветинских времен? Итак, вам нравятся антологии. Кто же ваш любимый поэт, кроме, разумеется, Барда?
- Наверное, Майкл Дрейтон, если это его "И покуда нет помощи…"
- Я восхищаюсь мелкими вещами Барда. - Он взял книгу и, открыв ее наугад, стал декламировать: - "О, да, о, да, и если дева, Которую предал коварный Купидон…" Вам нравится? Однако ж я делаю именно то, что пообещал себе не делать.
- А именно? - без особого интереса спросила Джемайма.
- Не навязываться вам.
- Какое чопорное выражение.
- Однако ж очень точное.
- Вы разве не идете в эту вашу компанию?
- Да надо бы, - уныло ответил Тимоти. - Признаться, я не сторонник возлияний в середине дня. Плюс к тому не поклонник Обина Дейла.
- Да что вы говорите?
- Я еще не встретил ни одного его поклонника среди мужчин.
- Вероятно, их всех гложет чувство ревности, - сказала Джемайма, как бы размышляя вслух.
- Возможно, вы правы. Что ж, серьезная причина для неприязни. Ведь тот, кто считает ревность недостойным чувством, глубоко заблуждается. Ревность лишь обостряет восприятие жизни.
- Что вы тогда скажете об Отелло?
- То, что ревность до предела обострила его восприятие жизни. Отныне он видел все через призму своего обостренного восприятия.
- Я с вами не согласна.
- Вы просто не даете себе труда задуматься. Поймите, он видел, как этот утонченный венецианец Кассио чудодействовал над рукой его Дездемоны. Он видел его за этим занятием уже после того, как Кассио запятнал свою репутацию. Отелло патологически воспринимал любое проявление любезности к его жене со стороны Кассио.
- Что ж, если вы воспринимаете патологически любое проявление внимания со стороны Обина Дейла к его многочисленным поклонницам, мне вас искренне жаль.
- Один ноль в вашу пользу, красавица. - Тим улыбнулся. - Однако что вы скажете насчет этой дейловской программы "Несите ваши беды"? Другими словами, приходите ко мне все, у кого болит живот, я посажу вас перед моей публикой, и вы почувствуете себя счастливыми. Будь я религиозен, я бы назвал это богохульством.
- Я вовсе не в восхищении от его программ.
- Иной раз он довольно-таки ловко делает из себя осла. Помните этот апофеоз его глупости в Мелтон-Медбери?
- Не знаю толком, что там произошло.
- Ну как же. Он был явно в подпитии. Вместе с леди Агатой Пэнтинг он вел передачу о цветах. Он сказал, что первую премию на конкурсе получил умбиликус глобулар леди Агаты, что значит круглый пуп леди Агаты, вместо агапантус умбеллатус глобосус, - пояснил Тимоти. - Думаю, на него это очень сильно подействовало, как бы там ни было, с тех пор он порой начинал безбожно переставлять звуки. Так могло продолжаться неделями. На днях, прыгая как попрыгунчик вокруг массы гиацинтов, он сказал, что для того, чтобы составить из них букеты, нужно обладать "вонким ткусом".
- Бедняга. Какой позор.
- И вот он сбрил свою сексуальную бородку времен испанских грандов и, видимо, желая развеяться, предпринял морское путешествие. Мне кажется, его здоровье находится в довольно-таки плачевном состоянии.
- И что же с ним?
- Скорей всего, один из видов невроза.
Беспорядочно затрезвонил гонг.
- Господи помилуй! Да ведь это уже к ленчу! - воскликнул Тимоти.
- И что вы скажете в свое оправдание? - поинтересовалась Джемайма.
- Скажу, что меня срочно вызвали к одному из кочегаров. Ну, мне пора. Простите, что заставил вас скучать. Разрешите откланяться, - сказал Тим, имитируя кавалера елизаветинских времен. К своему удивлению и даже некоторому негодованию, Джемайма почувствовала, что она зверски проголодалась.
2
Компания "Кейп" специализировалась на перевозке грузов, и тот факт, что шесть ее судов были снабжены всеми необходимыми удобствами для перевозки пассажиров - девяти человек каждое - ни в коей мере не влиял на основное занятие компании. Для этого потребовалось незначительное переоборудование, старший стюард, стюард, обслуживающий пассажиров, бар и еще один служащий, которого в самый неожиданный момент можно было застать за чисткой кранов в пассажирских каютах. Размещение пассажиров по каютам, их стол, а также досуг - все это входило в многочисленные обязанности капитана.
В целом капитан Бэннерман предпочитал не брать на борт пассажиров, которых считал потенциальными нарушителями спокойствия. Однако же стоило на судне появиться кому-нибудь калибра миссис Диллинтон-Блик, его реакция была такой же, как и реакция девяноста процентов мужчин, которым доводилось с ней встречаться. Он отдал распоряжение, чтобы ее посадили за его столик (к счастью, перед ее фамилией стояло "VIP", что значит "очень важное лицо", так что с этим все было в порядке) и до прибытия Аллейна не без наслаждения думал о предстоящем плавании, надеясь, что оно будет изобиловать приятными интерлюдиями. Капитан Бэннерман считал, что для своего возраста вид у него моложавый.
Обина Дейла он тоже пригласил за свой столик - тот был знаменитостью, капитан же чувствовал, что, сделав миссис Диллинтон-Блик сюрприз в лице звезды первой величины, несколько повысит в ее глазах свои акции. Скрепя сердце он решил, что Аллейн будет довольно-таки впечатляющим дополнением к их столику. Размещение остальных пассажиров он поручил старшему стюарду, который посадил супругов Кадди и мистера Дональда Макангуса за столик первого помощника (он его недолюбливал), Джемайму Кармайкл и доктора Мейкписа ко второму помощнику и офицеру связи (к ним он относился доброжелательно), мисс Эббот, отца Джордана и мистера Мэрримена к главному механику, к которому не испытывал никаких чувств.
Таким образом, первый ленч на борту судна был для пассажиров еще и первой возможностью познакомиться со всем командным составом судна, за исключением тех, кто нес вахту. За длинным столом в углу с глуповатым видом восседало несколько поколений молодых людей. То были механики, электрики и их помощники.
Аллейн прибыл первым из своих товарищей по столику, и капитанский стюард проявил о нем максимум заботы. Супруги Кадди, которые, как правило, ни на шаг не отходили друг от друга, смотрели в его сторону долго и пытливо. Мистер Макангус тоже, только не столь откровенно. В невозмутимых взглядах миссис Кадди, которые она время от времени направляла в сторону объекта своего интереса, сквозило острейшее любопытство. Ее маневры напоминали сигналы, посылаемые с берега маяком и хорошо видимые в море именно благодаря их прерывистости.
Мистер Кадди прятал любопытство за рассеянной улыбкой, а мистер Макангус косил глаза в сторону волнующего его объекта, при этом стараясь не поворачивать головы.
Мисс Эббот удостоила Аллейна одним-единственным внимательным взглядом и больше в его сторону не смотрела. Мистер Мэрримен взъерошил волосы, вытаращил на Аллейна глаза и набросился на меню. Отец Джордан одарил его дружелюбным взглядом и с улыбкой повернулся к своим сотрапезникам.
В эту минуту на сцене появилась миссис Диллинтон-Блик, вся цветущая от косметики, вся пышущая женственностью. За ней шли капитан, Обин Дейл и Тимоти Мейкпис.
Капитан представил Аллейна в качестве "мистера Бродерика, который присоединился к нам только сегодня".
Мужчины обменялись соответствующими для данного случая любезностями. Миссис Диллинтон-Блик, казалось, и так уже распустившая все свои лепестки, позволила распустить еще несколько. "Постойте же, - говорила она всем своим видом. - Вы еще не знаете, что я из себя представляю. О, вы будете от меня в восторге".
Она сосредоточила внимание на Аллейне. Ее глаза сияли, губы блестели, маленькие ладошки, завершавшие по-рубенсовски пышные руки, весело порхали.
- А ведь я вас выследила! - воскликнула она. - Это был такой ужас - вы карабкались на борт. По той страшной лестнице! Скажите, ведь это на самом деле страшно или же я себе просто нафантазировала?
- Это на самом деле страшно, - кивнул Аллейн. - Ничего вы себе не нафантазировали. Я буквально трясся от страха.
Миссис Диллинтон-Блик разразилась каскадом смеха.
- Значит, все так, как я и думала. И у вас хватило смелости? Если бы передо мной стоял выбор: идти на дно или же карабкаться по этой ужасной лестнице, я бы предпочла броситься в пасть акуле. И не смотрите на меня с таким превосходством, - изрекла она, обращаясь к капитану.
Такой он ее себе и представлял: очаровательная женщина, позволяющая в разговоре невинного рода шалости. И хоть на сердце у капитана скребли кошки, он все равно приосанился.
- Мы заставим вас карабкаться по лестнице как заправского матроса, - поддразнил ее капитан. - Когда вы пожелаете сойти на сушу в Ляс-Пальмасе.
Обин Дейл улыбнулся Аллейну, а тот ему подморгнул. Да, конечно же, миссис Диллинтон-Блик ждал грандиозный успех. Трое мужчин, один из которых знаменитость, а два других весьма привлекательны на вид - все трое одаривают ее своим вниманием. Они хотят сказать, что в Ляс-Пальмасе ее, правда, заставят?.. Ну да, так она им и поверила!
Перед глазами Аллейна промелькнул целый ряд образов эпохи рококо.
- Не волнуйтесь, - сказал он, улыбаясь миссис Диллинтон-Блик. - Кажется, мне кто-то говорил, что, если море неспокойно, вниз спускают сетку. Такую, какой пользуются работающие на трапециях циркачи, если у них пошаливают нервишки.
- И вы туда же.
- Однако, уверяю вас, таков обычай. Не правда ли, сэр? - обратился Аллейн к капитану.
- Истинная правда.
- Нет, это неправда! Мистер Дейл, они меня обижают.
- Не волнуйтесь, я с вами, - сказал Дейл. Этой фразой он обычно подбадривал у камеры робких. С миссис Диллинтон-Блик он разговаривал так, будто они давнишние друзья, правда, с той особой почтительностью, которая отличала все его программы и которая вызывала у Аллейна, как и у восьмидесяти процентов телезрителей мужского пола, непреодолимое желание дать ему коленкой под зад. За капитанским столиком то и дело звучал смех. Миссис Кадди так часто и так подолгу смотрела в ту сторону, что один раз даже пронесла мимо рта вилку.
У остальных пассажиров возникло ощущение, будто они не принимают участия в чем-то важном. Две женщины кипели негодованием на миссис Диллинтон-Блик: мисс Эббот за то, что та морочила голову трем мужчинам одновременно, а миссис Кадди за то, что трое мужчин потеряли из-за нее голову. К тому же в улыбке мистера Кадди появилось нечто странное. Джемайма Кармайкл удивилась, как это миссис Диллинтон-Блик может быть столь легкомысленной, но тут же обозвала себя притворщицей. Новый пассажир, призналась она самой себе, принадлежит к разряду мужчин, способных заставить любую девушку городить чепуху. Она почувствовала, что на нее смотрит доктор Мейкпис, и к своему величайшему негодованию покраснела. Остальное время ленча она посвятила вежливой беседе со вторым помощником, который оказался очень застенчивым уэльсцем, и с офицером связи, который всех без исключения дичился, что, говорят, свойственно почти всем людям этой профессии.
После ленча Аллейн направился в свое жилище. Один из иллюминаторов, а также дверь лоцманской рубки выходили на мостик. Отсюда Аллейну был виден нос судна, как стрела нацеленный в пространство, и покрытая серповидными волнами поверхность моря под этой стрелой. При иных обстоятельствах он мог бы получить от путешествия огромное наслаждение. Аллейн распаковал чемоданы, подморгнул фотокарточке жены и спустился вниз, где ознакомился с расположением пассажирских кают. Они были на одном уровне с салоном и располагались по обе стороны коридора, соединяющего правый борт с левым. Сейчас все двери, за исключением одной, в крайнюю с левого борта каюту, были закрыты. Эта крайняя каюта напоминала цветочный магазин. Среди моря цветов стоял Деннис, сосал палец и был явно погружен в какие-то размышления. Аллейн понимал, что Деннис, которого он видел впервые, в дальнейшем может ему очень пригодиться. Он задержался у этой двери.
- Добрый день. Лоцманскую рубку обслуживаете вы?
Разумеется, Деннис уже знал об Аллейне. Он поспешил к двери, приветливо улыбнулся и сказал:
- Вообще-то нет, но буду иметь удовольствие обслуживать вас, мистер Бродерик.
Аллейн дал ему пять фунтов.
- Что вы, сэр, не стоит, - сказал Деннис и положил ассигнацию в карман. Затем сказал, указывая на цветы: - Все никак не могу решить, сэр. Миссис Диллинтон-Блик просила расставить цветы в столовой и в салоне, а я не знаю, какие куда поставить. Такое богатство коричневых тонов. Что вы скажете насчет салона, сэр? Там грязно-розовая обивка.
Аллейн так долго стоял в нерешительности, что Деннис даже хихикнул.
- Вот эти, - наконец указал Аллейн своим длинным пальцем. - Я бы на вашем месте поставил вот эти.
Он повернулся и направился по проходу в салон.