КНИГА ВТОРАЯ
"Загадка цилиндра" Эллери Куина
Эта "логическая задачка" знакомит нас с двумя новыми детективами, Куинами, отцом и сыном.
Один - добродушный любитель нюхательного табака, другой - книжный червь, чем-то напоминающий Фило Вэнса.
Несмотря на крайнее жеманство и чрезмерно отработанный обмен репликами, они довольно симпатичны. Невзирая на мелкие недочеты… это добротная вещица для тех, кто предпочитает криминальные истории без особых приправ.
"Субботнее литературное обозрение" 12 октября 1929 г.
Вторник, 24 декабря 1929 года, сочельник
Глава Вторая, в которой Эллери прибывает в Вестчестер на рождественские праздники в домашней обстановке, а Джон Себастиан намекает на какие-то грядущие события
О молодости Эллери можно было судить по тому, что он все рецензии воспринимал серьезно. От хвалебных он разбухал, прямо-таки чуть не лопался, от критических - опадал на глазах. В целом рецензии на "Загадку цилиндра" были приемлемы. Однако же ложечка дегтя в "Субботнем литературном обозрении" на него сильно подействовала. Был противен упрек в обычной "добротности", слова же про "книжного червя, чем-то напоминающего Фило Вэнса", глубоко язвили душу, и уж совсем возмутило его обвинение в "жеманстве". В первую публикацию молодого автора всегда вложено столько трепетной невинности, и обзывать ее всякими словами - значит совершать преступление против природы. Эллери прямо-таки корчился в муках.
Но все это было уже в прошлом. Книга вышла в середине августа, к середине октября рецензии иссякли, а к концу октября Эллери о них и думать забыл. В те дни ему была присуща та гибкая самоуверенность юности, которую можно согнуть, но не сломать. И он без удивления принял приглашение Артура Б. Крейга погостить у него на Рождество и до Нового года - приглашение, присланное задолго до Дня Благодарения - как нечто, причитающееся ему по праву известного писателя. Узнай он, что его пригласили не столько как литературного "львенка", сколько как "занятный экземпляр", он бы чрезвычайно расстроился. К счастью, он этого так и не узнал.
С Крейгом он был связан только через Джона Себастиана, воспитанника Крейга и знакомца Эллери. У молодого Себастиана была квартира в Гринвич-Виллидж, и Эллери встречался с ним во всяческих гринвических "салонах", литературных и художественных, да и около них. Их сблизило некоторое свойственное обоим нахальство. Себастиан был поэтом-дилетантом, обладавшим недюжинным шармом и, как подозревал Эллери, некоторым талантом. Не вовсе принадлежа "потерянному поколению" Ф. Скотта Фицджеральда, он являл собой тот байронический тип с пронзительным взором и гладкой шевелюрой, который был тогда в моде среди нью-йоркской богемы. О своем богатом опекуне он отзывался с циничной симпатией и тем добродушно-снисходительным тоном, к которому молодежь прибегает, говоря о более-менее сносных представителях старшего поколения.
Артур Бенджамин Крейг по профессии был типограф, книжный график, специализировался на издании роскошных книг и поднял свое ремесло до уровня высокого профессионального искусства. Эллери не знал о нем ничего, помимо того, что Крейг имеет отношение к Себастиану и что типография Крейга печатает самые отборные книги, выпускаемые издателем Эллери, Дэном 3. Фрименом.
Эллери не задумываясь принял приглашение Крейга, и только с большим опозданием - уже под самое Рождество - он осознал, что отец его, таким образом, остается на праздники один. Он предложил послать письмо с извинениями, но о такой сыновней жертве инспектор Куин и слушать не захотел.
- Тут появилась новая зацепка в убийстве Арнольда Ротштейна, так что я под Новый год скучать не буду, - заверил его инспектор. - Дуй-ка ты, сынок, в Элдервуд да повеселись там хорошенько. Только на самогонку не слишком налегай.
Эллери усмехнулся.
- Если верить Джону, там скорее будут подавать коллекционное шампанское и шотландское виски с родословной.
Инспектор скептически посмотрел на него и заметил с тревогой:
- Газеты обещают много снегу на Рождество. Когда выезжаешь?
- Во вторник днем.
- В понедельник ожидается метель, а во вторник - сильный снегопад. Может, лучше поедешь поездом?
- Старушка "Дузи" пока что ни разу меня не подводила. - "Дузенберг" Эллери не принадлежал к новейшей аристократической модели года "таун-кабриолет". Это был открытый автомобиль 1924 года выпуска, изрядно потрепанный после 135 тысяч миль не слишком нежной езды. Эллери чувствовал к машине привязанность, наподобие той, которую испытываешь к престарелой, но еще годной в дело скаковой лошади. - Кроме того, папа, я купил набор этих новых сверхпрочных цепей "Уид Америкэн". Все будет в порядке.
Как и ожидалось, рано утром во вторник, 24 декабря, пошел сильный снег. К полудню, когда Эллери выехал, на улицах было белым-бело.
В гараже на 87-й Западной ему поставили верх и боковые шторы, так что от снега он был защищен; но даже старая енотовая куртка и меховые наушники не могли защитить от злющего северо-восточного ветра, который проходил сквозь шторы, все равно как если бы они были из марли. Когда он выехал на парковый участок шоссе округа Вестчестер, он чувствовал себя замурованным в леднике сибирским мастодонтом. Ему пришлось зарулить в закусочную в Маунт-Кидрон, где он тайком разбавил кофе бренди из серебряной поясной фляжки. В Мамаронеке и Уайт-Плейнз он тоже останавливался согреть душу. Когда он пересек Уайт-Плейнз, направляясь на северо-запад по дороге на Элдервуд, фляжка была пуста. В городок он прибыл в приятном нейтральном состоянии - наполовину лед, наполовину пламень.
Элдервуд отстоял от Нью-Йорка на сорок миль. Этот зеленый городок, застроенный небольшими частными домиками, имел 6 тысяч населения и безупречный миниатюрный "деловой центр", где над Главной улицей сияли заснеженные рождественские фонари, а в искрящихся от мороза витринах магазинов громоздились бесчисленные Санта-Клаусы. Дом Крейга, как он выяснил, находился на северной окраине городка, и Эллери нашел его, всего лишь дважды рассеянно проехавшись по проселкам, ведшим в никуда.
Дом оказался разъехавшейся во все стороны громадиной, больше походившей на гигантский пик - в два высоченных этажа с такой широкой мансардой, что она казалась на этот пик нахлобученной. В строении Эллери без труда узнал достойный образчик того тяготеющего к треугольным формам стиля, который был в моде в 80-е годы прошлого века и назывался "Американской Кровлей". На потемневшей от времени боковой стене выступали два огромных эркера, один над другим, что придавало зданию на удивление современный вид. Вход же находился перпендикулярно к главной дороге и начинался с большого открытого портика с тесаными каменными колоннами. Все это чудище аккуратно вписывалось в густой кустарник - прямо не дом, а Старый Мореход с ирландской бородищей, поднятый на гребень волны занесенных снегом лужаек.
Вероятно, внутренний огонь, приятно разливавшийся по жилам Эллери, и послужил причиной того, что, когда он вел свой "дузенберг" по величественному, прямо-таки феодальному въезду, у него возникло престранное чувство - словно он в парадной карете подъезжает ко вратам английского замка времен королевы Елизаветы. В своем несколько расслабленном состоянии он ничуть не удивился бы, если бы его встречали лакеи в париках и герцогских ливреях, а хозяин вышел бы в плоеном воротнике, камзоле и лосинах. Взору Эллери уже являлись огромные поленья, даже целые стволы в каминах, тростниковые циновки на каменных полах, похожие на волков собаки, терзающие оленью тушу. И конечно же, море пунша - дымящегося, в оловянных кружках.
Он начал насвистывать "Гринсливз".
Когда же он подъехал к портику, там, ожидая его, стояли высокий темноволосый красавец Джон Себастиан и рядом с ним - человек-гора, напоминавший одновременно и президента Гувера, и Генриха Восьмого, огромный, бородатый, с квадратным лицом. Он курил трубку и улыбался, добродушно и приветливо.
- Добрался-таки! - воскликнул молодой Себастиан, прыгая прямо в снег и горячо пожимая Эллери руку. - О машине и багаже не беспокойся. Артур, это Эллери Куин, гроза драконов и великий ум. Кроме того, его отец - настоящий живой полицейский инспектор.
- И, не забывай, благодушный любитель нюхательного табаку, - заплетаясь, произнес Эллери. - Мистер Крейг, я счастлив, я потрясен, я обледенен… И сокрушен, - добавил он, тряся правой рукой - пожатие Артура Крейга было под стать его размерам, и шестьдесят три прожитых года на его силе никак не отразились. Борода и волосы Крейга были светлыми и еще густыми, темные глаза на большой голове были не менее оживленными, чем у его подопечного, только в них светилась такая доброта и терпимость, какой не было у Джона, да и, кстати говоря, у Генриха Восьмого.
- Классический образчик отца, - заметил Джон с серьезным видом. - Этот своей хваткой всегда ставил меня на место еще с тех пор, как я в коротких штанишках бегал.
- Боюсь, результат весьма сомнителен, - приятным баском заметил Крейг. - Добро пожаловать, мистер Куин. Не знаю, с какой стати вам быть польщенным или потрясенным, но с обледенением мы в два счета справимся. Фелтон, позаботьтесь о чемодане мистера Куина и его машине. - Мускулистый дворецкий в черном костюме с бабочкой бесшумно скользнул к машине. - Пунш на каминной полке.
Кстати, и подавали этот пунш в оловянных кружках. Эллери даже и не удивился, оказавшись в громадном зале, до половины обшитом деревом, почти что феодальном: дубовые панели, балки на потолке, обитые бронзой лари, камины до потолка с медной вытяжкой, и повсюду - медь, кожа, почерневшее железо и пылающая бронза. Он поднялся наверх вслед за Фелтоном в сопровождении приятеля и кружки с ароматным зельем, восторженно заметив:
- Лучшего места для Рождества и не найти, Джон. Прямо так и слышу, как сэр Эндрю Эгыочик кричит сэру Тоби: "А не пора ли выпить?" А старый Бэлч в ответ орет: "Что же еще нам остается делать? Мы же родились под созвездием Тельца!"
- Лично я - Близнецы.
- Как говорит одна старая зануда женского пола - ты с ней скоро познакомишься, - "о человеке узнаешь по его звездам". Честное слово! - Себастиан обхватил Эллери за плечи. Он казался по-мальчишески счастливым. - Ну ты, хорек, просто здорово, что сумел приехать. Это будет застрелиться, что за праздник!
- Без убийств, пожалуйста.
- О черт, придется сменить тему. Вот и твоя конура, Эллери. Если что-то понадобится, здесь звонок к Фелтону. Как разберешься, чеши вниз. Я там тебе одну штучку презентую.
- Сейчас? Не преждевременно ли?
- Презентую - в смысле, представлю. Штучку зовут Расти Браун, чего мне более от тебя не скрыть.
- Расти Браун? Это, часом, не бейсболист?
- Избави Бог! Мы с ней, знаешь ли, очень большие друзья, так что, Эллери, руки прочь. Comprends?[Понимаешь? (фр.).]
- Я похож на бабника?
- Когда речь идет о моих чувствах к мисс Браун, всякое существо в брюках - бабник, пока не доказано обратного. - Себастиан опять заглянул в дверь. - Кстати, пойдешь вниз - не заблудись. В этом старом особнячке больше тридцати комнат, считая оба крыла, и половина из них пустует. В детстве у меня здесь было больше тайничков, чем у братцев Джеймсов. Если потеряешься, то можем тебя и до самого Крещения не найти. Поторопись, ладно?
Эллери не составило большого труда понять обоснованность опасений Джона Себастиана. Расти Браун в избытке обладала тем, что Элинор Гвин называла "Нечто", и это дополнялось немалой толикой элегантности и шарма. Она была веселой, энергичной особой, без малейшей угловатости, с девчоночьими чертами лица, ямочками на щеках, пламенными волосами, подстриженными по-модному коротко. Одета она была с изящной небрежностью и носила пару броских сережек, явно сделанных из сварной стали. Она была поразительно похожа на Клару Боу. Но ее зеленые глаза смотрели прямо и открыто, а твердое, решительное рукопожатие пришлось Эллери по вкусу. Она с большим талантом занималась подбором украшений к платьям, работала по ткани, обоям и тому подобное. Ей было самое большее двадцать четыре года, столько же, сколько и жениху - но она успела открыть собственное ателье на Мэдисон-авеню, и "Творения Расти Браун" уже начали упоминать в "Нью-Йоркере" в разделе "О чем говорят в городе", и они пользовались успехом среди обитателей особняков на Парк-авеню.
- Так вы тот самый подающий надежды писатель, которого Джон нам нахваливал до невозможности?
У нее был звонкий голос, не менее искренний, чем взгляд.
- Он даже заставил меня прочесть вашу книгу.
- Да, от таких гамбитов я так и не научился защищаться, - сказал Эллери. - Но все же рискну. Итак - вам понравилось?
- Она мне показалась ужасно умной.
- Здесь какая-то шпилька или мне померещилось?
- Может быть, немного чересчур умной. - Расти невинно улыбнулась и продемонстрировала ямочки. - Я сказала бы, умной не по летам.
- Осторожней с этой девочкой, Эллери, - с обожанием сказал Джон. - Она может кровь пустить.
- Ох, я уже истекаю, - простонал Эллери.
- Молодость - не преступление, мистер Куиy, - тихо сказала Расти. - Плохо тогда, когда она всем видна.
- Все, - сказал Эллери. - Отныне я гемофилик. А это почтенная дама - мать мисс Браун?
Миссис Браун была вылитая Расти - только Расти в зеркале из комнаты смеха на Кони-Айленд: с хитрющими зелеными глазами, скверными зубами и волосами, давно ставшими из рыжих какими-то розовато-седыми. От нее, как от Медузы Горгоны, исходили почти видимые флюиды некоей напряженности. Эллери немедленно определил в ней тип женщины - Борца За Правое Дело или, по меньшей мере, фанатичку. Выяснилось, что она была ярой приверженкой астрологии, оккультизма и к тому же медиумом-любителем. Звали ее Оливетт.
- Ваш знак ведь Близнецы, мистер Куин? - незамедлительно спросила миссис Браун, дыша глубоко и часто.
- О да, миссис Браун.
- Мама у нас ясновидящая, хотя и кой-какие предварительные сведения ей не вредят, - сухо сказала Расти. - Милый, можно еще пуншу?
- А эта юная леди, мистер Куин, - моя племянница, приехала сюда прямо из Уэлсли на каникулы, - сказал Артур Крейг, нежно наглаживая своей лапищей длинную изящную ручку племянницы. - Эллен, Джон и "Эй-би-си Пресс" - вот три вещи, ради которых я живу. На них на всех мой фирменный знак.
- Продукция просто экстра-класса, мистер Крейг. И эту пленительную особу вы тоже сами взрастили?
- Отец Эллен умер вскоре после ее рождения. Это был мой единственный брат. Естественно, Эллен с матерью переехали ко мне - Марсия болела и растить ребенка без посторонней помощи не могла. Потом Марсия умерла, и мне пришлось заменить Эллен и отца, и мать.
- Единственная бородатая мать в зверинцах мира, - сказала Эллен Крейг и потянула Крейга за бороду. - Так же уникальна и во всех прочих отношениях. Вы, мистер Куин, намерены смотреть на меня сверху вниз - ведь у меня нет диплома?
- Что вы, мисс Крейг! Лишь неопровержимые факты заставили меня столь эмоционально отозваться о вас минуту назад. Когда Уэлсли будет иметь несчастье расстаться с вами?
- В июне.
- Непременно буду там, - галантно изрек мистер Куин.
Эллен рассмеялась. Смех у нее был просто замечательный - восхитительно музыкальный, женственный и естественный. У этой высокой светловолосой девушки была задорная стрижка и мальчишеское, немного угловатое лицо, Эллери быстро сообразил, что мисс Крейг далеко не так проста, в ней сокрыто целое сокровище, и Эллери почувствовал азарт кладоискательства.
Поэтому, когда Расти и Джон удалились высматривать, остальных ожидаемых гостей, а Крейг по доброте душевной позволил миссис Браун затащить его на чтение гороскопа, Эллери сказал:
- Вы ничего не имеете против моего общества, мисс Крейг?
- Выдам вам один секрет, мистер Куин. Я безнадежно увлеклась вами, как только прочла вашу книгу.
- Слава Богу, что вы меня не сочли умным не по летам, - Эллери принял опасливый вид. - Двадцать один-то вам есть?
Эллен рассмеялась.
- В апреле будет двадцать два.
- Тогда давайте отыщем укромное местечко у камина или еще где-нибудь и продолжим паше собеседование, - радостно сказал мистер Куин.
Большой зеленый "мармон" восьмой модели не без труда двигался по заснеженной Главной улице Элдервуда. На шинах не было цепей, а девушка за рулем вела машину довольно беспечно, отчего ее спутник все время ерзал и дергался.
- Ради Бога, Валентина, следи за дорогой!
- Займись своей симфонией, Мариус, - сказала девушка. - А уж я доставлю тебя в целости и сохранности!
- У тебя могло бы хватить соображения хотя бы остановиться возле какой-нибудь автомастерской и поставить цепи!
- Не заводись. Мы уже почти приехали.
Валентина Уоррен была девицей темпераментной и своенравной. В своей артистической карьере она вышла на уровень больших ролей в летних гастрольных труппах и маленьких ролей на Бродвее. Она втайне подражала внешности и манерам Джоан Круфорд - "Неукротимых" она смотрела раз пять. Голливуд был для нее, что Иерусалим для крестоносцев; стать знаменитой кинозвездой - все равно что овладеть Святым Граалем.
Для поездки "за город" она облачилась в наимоднейшую зимнюю спортивную одежду, рекомендованную журналом "Вог", - в лыжный костюм, состоящий из норвежских брюк с лампасами, ярко-зеленой фуфайки из тонкого сукна с шелковистой отделкой и подходящего по цвету берета. На это она набросила, наподобие пелерины, плотное шерстяное пальто зеленого цвета с черным меховым воротником и манжетами. Валентина любила зеленое - ей казалось, что в сочетании с пышными золотистыми волосами и мертвенно-бледным лицом это придает ей вид героини греческой трагедии. Она страшно злилась, если кто-нибудь находил ее "забавной". Мрачность и слава были для нее неразделимы.
Однако если природа и обделила девицу Уоррен истинной угрюмостью, то ею с лихвой был yаделен юный Мариус Карло, в котором смешалась испанская, итальянская и ирландская кровь и душа которого была столь же темна и изъязвлена, как и кожа. Мариус в полной мере обладал даром самоуничижения. Его романтическая, наделенная воображением натура заставляла его болезненно переживать собственные физические недостатки и постоянно себя недооценивать. В целях самозащиты он прибегал к сарказму.