- Если вся история с подарками и стихами была шуткой, - сказала Расти, - то смерть этого бедного старичка положила ей конец.
- Интересно все же, кто это был, - сказала Эллен, насупившись.
- Кто это есть, - поправил ее Мариус.
- Есть?
- Да, мои цыплятки, он, наверное, еще здесь - или нет?
И после этого никто ничего не говорил о "Номере Тринадцать", как окрестил его Эллери. Невозможно же было давать какие-то разумные толкования, когда сам факт присутствия в доме постороннего, который к тому же слоняется по дому прямо над их головами, возмущал своей бессмысленностью.
Мариус забрел в музыкальную комнату и сыграл рваную синкопированную вещицу собственного сочинения, которую назвал "Колыбельная". Миссис Браун слонялась от одной группы к другой, безуспешно пытаясь заинтересовать публику толкованиями гороскопов. Джон и Расти, с ногами забравшись на обитый бархатом диван у окна в одном из эркеров, о чем-то серьезно разговаривали вполголоса. Эллен и Валентина уговорили Мариуса сыграть традиционные рождественские гимны, которые они даже спели, мило и гармонично, хотя, возможно, и не очень выразительно. Мужчины постарше уселись в кружок, обсуждая книги, спектакли, катастрофические последствия "сухого закона", а несколько позже спортивные новости. Ко всеобщему удивлению, мистер Гардинер оказался страстным поклонником бейсбола, и это открытие чудесным образом оживило доктора Дарка. Какое-то время священнослужитель и врач воодушевленно спорили о будущем Бейба Рута, который закончил сезон 1929 года, имея всего сорок шесть чистых попаданий.
- Он выдыхается, вот что я скажу вам, достопочтенный, - повизгивая, говорил доктор. - Шестьдесят "чистяков" в двадцать седьмом, пятьдесят четыре в двадцать восьмом, а сейчас - сорок шесть. Подождите до следующего года. Он на исходе!
- О вы, маловеры, - вздохнул священник. - Не надо недооценивать Бейла. Вы что же, считаете, что Лефти О’Тул забивает лучше?
Эллери маялся сам по себе.
В десять часов Мариус объявил, что всем, кому неинтересно слушать великую оперу, он разрешает отправиться спать. Он настроил приемник на И-эй-эф и дикими вскриками восторга заставил всех остальных умолкнуть, когда в гостиную вторгся мощный голос Лаури-Вольпи, исполнявшего "Небесную Аиду". И более получаса Карло слушал Лаури-Вольпи и Элизабет Ретберг, вынуждая к этому же всех остальных.
Бедному Карло не суждено было в полной мере предаться своим вердическим удовольствиям: программу до конца он так и не прослушал. Ибо в 10.43 вечера в проеме, ведущем в холл, замаячила мощная фигура сержанта Девоу, и его молодой бас заглушил радио.
- Об этом вы знали, мистер Себастиан?
В его большой ладони лежала рождественская коробочка.
Эллери подскочил к приемнику и выключил его.
- Конечно, он же сегодня не мог подложить это в гостиную - возможности не было, - взволнованно сказал Эллери. - Где вы это нашли, сержант?
- На столике в холле. До того, как я пошел на кухню ужинать, я коробки там не видел. Потом я вышел с заднего крыльца и патрулировал снаружи, - сержант Девоу откровенно разглядывал притихшую компанию. - Никто к дому не подходил… снаружи.
Эллен чуть визгливо сказала:
- Опять наш друг Санта.
- Сержант, можно взять? - спросил Эллери.
- Сначала мне надо получить указания, мистер Куин.
- Хорошо, позвоните Луриа. Только поторопитесь, пожалуйста.
Сержант Девоу вышел, так и сжимая сверток в руке. Никто не проронил ни слова. Когда он появился вновь, то вручил сверток Эллери.
- Лейтенант говорит, что можно, мистер Куин. Но он хочет, чтобы вы связались с ним, когда посмотрите, что там внутри.
Сверху была такая же бирка с изображением Санта-Клауса и напечатанным именем "Джону Себастиану", такая же красно-зеленая фольга, такая же золоченая лента.
Коробка под оберткой была опять белая и без пометок. Эллери поднял крышку. Внутри лежали два маленьких предмета, каждый из которых был завернут в красную оберточную бумагу, а на них лежала простая белая карточка со строчками, напечатанными на машинке.
Эллери прочел вирши вслух:
Во второй Святок вечерок
Шлю тебе, мой голубок,
Д в е р ь с панелью сосновой
Для этажа второго,
О к н о с матовым стеклом -
Вставь внизу его в проем.
- О, Господи! - сказал доктор Дарк.
Эллери развернул предметы. Одним из них была миниатюрная дверь с филенками из сосны, а другим - крохотное окошко с матовым стеклом.
- Джон?
- Да, Эллери?
- После того как я сегодня показывал лейтенанту Луриа вчерашнюю коробку, куда ты ее дел?
- Отнес назад в свою комнату.
- Принеси кукольный домик, будь добр.
Пока он ходил, никто не шевельнулся, только Вэл Уоррен фальшиво рассмеялась.
Расти молчала.
Джон торопливо спустился, осторожно неся игрушку. В тишине он опустил ее на стол, и в тишине же Эллери вынул маленькую дверцу из второй коробки и вставил ее в пустой проем на верхнем этаже дома. Она пришлась точь-в-точь впору. А когда он вставил миниатюрное окошко с матовым стеклом в рамку на первом этаже, где не хватало окна, оно тоже подошло идеально.
- Эллери, - в голосе Эллен звучал страх. - А тут на обратной стороне нет никаких пометок?
- Нет. - Это Эллери проверил в первую очередь.
- Бред какой-то! - воскликнул Джон. - Кто, к черту, все это делает? И зачем? Даже в грязной шуточке есть какой-то смысл. А здесь в чем смысл?
Эллери спросил высокого полицейского:
- Какой номер телефона Луриа?
Вернувшись, он отрывисто сказал:
- Так. Значит, кто-то с нами играет. Луриа, как и Джон, считает, что это дело рук психопата. Я не согласен. За всем этим стоит здравый ум и смертельно опасный замысел.
Эллери бросил взгляд на маленький домик.
- Вчера вечером Джон получил "недостроенный" дом. Сегодня он получил две детальки, с которыми домик, похоже, стал "достроенным". Что сие должно означать, понятия не имею. Но я не думаю, что таинственность будет возрастать. Поскольку все это имеет рациональную мотивировку, все должно становиться яснее по ходу игры. Посмотрим, что у нас есть на данный момент.
Эллери принялся расхаживать, обращая свои речи то к полу, то к камину, то к обитому деревом потолку.
- Теперь количество подарков стало переменным фактором. Вчерашний состоял из трех предметов, сегодняшний - из двух. Следовательно, мы можем ожидать дальнейших количественных вариаций. На самом деле эти внутренние вариации не влияют на внешнюю вероятность того, что всего будет двенадцать групп подарков - по одной на каждую ночь Святок. В конечном счете общее число отдельных подарков может иметь какое-то существенное отношение к числу "двенадцать". Дальше мы пока двинуться не можем.
- Вы это серьезно, Куин? - недоверчиво спросил издатель и с робкой улыбкой посмотрел вокруг себя, как бы приглашая всех присоединиться к своему неверию. Но никто не улыбнулся вместе с ним.
Эллери же ограничился тем, что сказал:
- Я лишь играю в эту игру, мистер Фримен.
Все стали поодиночке расходиться спать, пока в гостиной не остались только Эллери и Джон Себастиан. Двое молодых людей молча сидели возле затухающего камина. Наконец Джон произнес:
- Никакого просвета во всей этой чертовщине.
Он встал и налил две порции виски. Одну он протянул Эллери, а со второй уселся сам.
- Эллери, такого рода дела по твоей ведь части?
- Только не сейчас.
- Ты же меня понимаешь. У тебя изощренный ум, и ты видишь то, чего не замечает средний болван. По крайней мере, репутация у тебя такая. В чем-нибудь из того, что происходит, ты видишь хоть какой-то смысл?
Эллери покачал головой.
- Это свыше моих сил, Джон. Пока, во всяком случае. И скорее всего потому, что слишком много неизвестных. - Он отставил стакан. - А ты уверен, что не знаешь ничего такого, что могло бы прояснить дело?
Молодой поэт опешил.
- Я? То есть как это?
- Кое-что ты определенно утаиваешь - ты сказал, что шестого января должны произойти четыре события. Ты вступаешь в права наследования, у тебя выходит книга, ты женишься на Расти… а еще? Четвертое событие, по твоим же словам, явится сюрпризом. Так что это будет за сюрприз?
Джон прикусил губу.
- Вполне допустимо, Джон, что это может иметь отношение к подаркам.
- Каким образом? Я точно знаю, что не имеет. - Джон встал и вновь подошел к графинчику с виски. - Нет, с этими чертовыми подарками это никак не связано.
Эллери негромко спросил:
- А с убийством старика?
- Нет!
Эллери поднял брови.
- Ты сказал это так, будто не уверен.
- Конечно, уверен! Да я голову даю на отсечение!
Эллери поднял стакан и осушил его. Потом он поднялся и тихо сказал:
- Возможно, именно это ты и делаешь, Джон. Спокойной ночи.
Он медленно поднялся по широкой лестнице. Да, он и раньше замечал, что за последние два дня его друг стал все более раздражительным, но не придавал этому значения. Теперь Эллери казалось, что это могло быть каким-то образом связано с загадкой. Что скрывал Джон? Его изумление событиями последних двух суток казалось вполне искренним. Неужто притворялся?
Что-то заставило Эллери взглянуть наверх.
Он немного постоял на площадке. Верхний холл проходил через площадку и далее коридором шел мимо дверей спален в оба конца. Далее, на обоих концах коридор сворачивал в боковое крыло, и там уже Эллери ничего не мог видеть. Каждая из двух частей коридора освещалась тусклым ночником.
Из-за угла коридора слева от Эллери появилась темная мужская фигура. Когда человек проходил под ночником, Эллери явственно увидел лицо.
Лицо Джона.
Лицо открылось очень ненадолго. Джон сразу же открыл дверь спальни и исчез. Эллери стоял на площадке с каким-то дурацким чувством. Минуту назад он оставил Джона внизу, в гостиной. Как же Джон успел подняться сюда, опередив его? Разве только… Конечно. Джон определенно поднялся по черной лестнице из кухни.
Эллери вошел в свою комнату, извлек дневник и уселся, чтобы записать события дня и вечера. Но все время, пока он писал, какая-то крохотная мысль как бы пыталась пробиться сквозь его сознание. Эллери это так раздражало, что он и вовсе перестал писать и извлек эту мысль на свет.
При рассмотрении она стала раздражать его еще больше.
А мысль была такая: как же Джон сумел достичь второго этажа через черный ход так быстро? Да, идя прямым путем - из гостиной в холл, из холла по парадной лестнице на площадку, Эллери не спешил. Но Джону пришлось пересечь всю гостиную, пройти через столовую, войти в буфетную, из буфетной на кухню, подняться по черной лестнице из кухни на площадку в конце левого крыла коридора второго этажа, а потом пройти все крыло и свернуть за угол. Он что же, мчался сломя голову? Но даже и так…
А помимо того… зачем?
Действительно, зачем вообще ему понадобился черный ход?
Эллери тряхнул головой, разозлившись сам на себя. "На меня тоже начинает воздействовать общая атмосфера обмана, которой окружено гнусное убийство старика".
Он запер раздражающую мысль в ячейке и приготовился возобновить работу над дневником. В этот момент большие стоячие часы на верхней площадке начали бой.
Эллери автоматически считал удары.
У него закололо в затылке.
Двенадцать…
Он начал сердито писать…
Третий вечер: пятница, 27 декабря 1929 года
Глава Пятая, в которой в летнем домике происходит зимняя история, а дар из железа не дает снять крышу с кукольного домика
Промаявшись несколько часов, пытаясь отвлечься от настырной мысли и не преуспев в этом, Эллери проснулся и обнаружил, что проспал. Он спустился вниз в пятницу утром, не питая особых надежд. И был прав. Мейбл убирала со стола.
- Ой, мистер Куин! - воскликнула ирландка. - Мы уж думали, что вы не выйдете. Я сейчас вам накрою.
- Нет-нет, Мейбл, поздняя пташка червячка не заслужила, или какую еще гадость говорят в таких случаях? Только кофе, и хватит. Без сливок, без сахару.
- А вы такой худенький! - хихикнула Мейбл.
Эллери вошел в гостиную с чашкой кофе, и его появление было встречено всеобщим осмеянием и запущенной в него газетой "Нью-Йорк Уорлд".
- Пей свой кофе, читай газетку и не выступай, - прорычал Джон Себастиан. - У нас идет часовая программа "Что происходит за пределами дурдома".
Действительно, все читали газеты. Эллери слонялся, потягивая кофе и заглядывая каждому через плечо. Мариус погрузился в рецензию Лоуренса Гилмена на дебют в Карнеги-Холле нового молодого виолончелиста Григория Пятигорского. Роланд Пейн изучал автотипию на четыре колонки, изображавшую пышнотелую Хелен Кейн, известную под псевдонимом "Девчонка Буп-Бупа-Дуп", которая на Святках выступала в театре "Парамаунт". Валентина и Эллен читали театральную страницу, Фримен - книжную, Крейг - передовицу, а достопочтенный мистер Гардинер - "Советы на день" доктора С. Паркса Кэлмена. Доктор Дарк облюбовал спортивную страницу, Расти - страницу женских мод, а ее мать, как ни странно, - биржевой бюллетень.
Но выбор Джона заинтересовал Эллери больше всего. Тот был явно прикован к рекламе электрического тостера новой конструкции, который обжаривал хлеб с двух сторон одновременно.
Эллери плюхнулся в кресло рядом с Джоном и сказал:
- Ты же не читаешь. Что с тобой, Джон? Плохо спал? У тебя неважный вид сегодня.
Джон пробурчал:
- Что?
- Кончай. Я задам тебе вопрос, который может показаться тебе весьма странным.
- Извини. Что ты говоришь, Эллери?
- Вчера вечером…
Заспанность Джона как рукой сняло. Он молниеносно взглянул на Эллери.
- Что вчера вечером?
- Когда я вчера попрощался с тобой и оставил тебя внизу, ты сразу пошел наверх?
Джон моргнул.
- Ничего себе вопросик!
- Ничего себе ответик!
- Сразу же наверх? Честно говоря, я не…
- Когда ты поднимался, все равно в какое время, ты шел по парадной лестнице или по черной?
- По черной? - Напряженность на лице Джона исчезла. - Может быть. Какое это имеет значение? - И он погрузился в рекламу сигар "Роки-Форд", пять центов штука.
Эллери посмотрел на него с сомнением.
- Ладно, забудь, - сказал он и открыл "Нью-Йорк Уорлд".
Хотел бы он иметь возможность последовать собственному совету.
День был какой-то напряженный, все будто чего-то ждали. Сержант Девоу, появлявшийся и исчезавший совершенно неожиданно, особого успокоения не вносил.
К середине дня Эллери оторвал взор от книги и увидел перед собой Эллен Крейг. Она стояла и постукивала ножкой.
- А вы что читаете?
- Энтони Беркли. "Дело об отравленных конфетах".
- Об отравленных свиных хрящиках! - сказала Эллен. - Вы почти такой же зануда, как дядя Артур. Как это все вы можете целый день сиднем сидеть? Эллери, пойдемте гулять.
- У вас энергии, как у Джимми Уокера, - возразил Эллери. - Послушайте, душа моя, то немногое, что я успел в этой вещице прочитать, говорит мне, что у мистера Беркли в его британском рукаве куча чудных сюрпризов. Мне надо дочитать, хотя бы в порядке самозащиты. Пойдите, насладитесь свежим воздухом с сержантом Девоу.
- Это, знаете, не так глупо. Поумней, во всяком случае, чем я сейчас едва не поступила. - И Эллен зашагала прочь с гордо поднятой головой.
Эллери принял виноватый вид, однако тут же взялся за свой детектив.
Эллен зашла в свою комнату, переоделась во французский лыжный костюм на "молнии", надела пару бот, на кудри нахлобучила белый башлык, схватила пару варежек, сбежала вниз и на крыльцо и хлопнула за собой дверью достаточно громко, чтобы, как она надеялась, было слышно в гостиной.
За прошедшие теплые дни лежащий снег подтаял и почернел. Он напоминал ледяную стружку. Кремнистые облака окружали солнце, в ветре, хоть и небольшом, наличествовала резкость. Если бы не обида на Эллери, Эллен тут же повернулась бы и пошла назад в дом.
Она сошла с крыльца, обошла вокруг дома и начала по сугробам передвигаться в сторону леса. Во всех направлениях снег был испещрен человеческими следами и имел неопрятный, помятый вид, который Эллен пришелся совсем не по душе. Но потом она увидела летний домик, и настроение у нее улучшилось.
Домик стоял на значительном расстоянии от особняка, на краю леса. В детстве домик был ее любимым местом, где она пряталась от дяди и от миссис Сапфиры - и с этим домиком были связаны некоторые из самых приятных воспоминаний детства. Сюда она приносила своих кукол, здесь изображала перед ними актрису или медсестру, а позже мечтала о романтических приключениях с героями своих девичьих грез. Джон, как всегда подразумевалось, понимал, что летний домик - это ее личная территория, куда простым мальчишкам вход заказан. Иногда он нарушал эту негласную договоренность, но нечасто.
Эллен бодро приблизилась к своему домику - уж сколько лет она не бывала в нем. Но возле домика она замерла.
В нем кто-то был и разговаривал. Двое, мужчина и женщина, насколько Эллен могла понять по контрастному звучанию неразборчивых голосов. Она только не могла определить, чьи это голоса.
Снова расстроившись, Эллен стала огибать дом, направляясь к лесу. Но в этот момент она наткнулась правой ногой на камень, скрытый под снегом, нога ее подломилась, и она опустилась на корточки со сдавленным криком боли.
- Мисс Крейг! Что с вами?
Эллен раздосадованно подняла глаза. Это произнес полицейский, и он спешил к ней из-за куста, за которым прятался. Эллен нисколько не сомневалась относительно причин, по которым он прятался, - он хотел подслушать тех, кто был в летнем домике. Даже его озабоченное восклицание было произнесено достаточно осторожно.
- Все в порядке… - начала Эллен громко и отчетливо, но, к ее ужасу, огромная ладонь сержанта Девоу заткнула ей рот.
- Простите, мисс, - прошептал сержант, ни на секунду не ослабляя нажим, - но я обязан это слышать.
- Ты, ты, сыщик несчастный, пусти меня! - сердито жужжала Эллен.
Он покачал массивной головой.
- Вы их спугнете, мисс. Мне все это нравится не больше, чем вам, но это мой долг. Т-с-с.
Совершенно неожиданно Эллен прекратила сопротивление. Голоса в летнем домике сделались слышней. Один принадлежал Расти Браун, другой - Мариусу Карло.
- Да, любовь! - кричал Мариус, срываясь на отчаянный вопль. - Лю-ю-бо-овь! Что, по-твоему, я на нее не способен? А может быть, Джон лучше как мужчина?
- Ты же прекрасно понимаешь, Мариус. Любовь не имеет никакого отношения к тому, кто лучше, кто хуже. - Расти говорила голосом великосветской дамы, из чего Эллен поняла, что она хочет одновременно быть благоразумной и сохранить свое достоинство. - Мариус, отпусти мою руку. Мариус! - Последнее звучало возмущенным воплем. Из домика донеслись звуки борьбы.
- Один поцелуй, только один, - пыхтел Мариус. - Поцелуй мужчины, Богом клянусь, а не писклявого подростка, который мнит себя поэтом, если может срифмовать "любовь" и "кровь"! Расти, я безумно люблю тебя, безумно!
Эллен вздрогнула. В облике сержанта стало проявляться что-то глуповатое.
Расти визжала от ярости.