- Артур был жутко самодовольным. Понимаете, он был очень красивым. - Фанни снова пожала плечами. - Некоторые мальчишки бывают очень тщеславными - ну прямо совсем как девчонки. И Артур вел себя высокомерно, но, наверное, это просто потому, что он был старше. - Она шумно вздохнула. - По-моему, эта пьеса просто ужасная. Как будто горничная рассыпала по полу ножи и вилки.
Шарлотта приуныла. Только они заговорили об Артуре откровенно, перешагнув рамки, расставленные горем, как Фанни поспешила переменить тему.
- Он был очень умным, - продолжала девочка. - Или, наверное, лучше сказать, хитрым. Но это ведь еще не основание его убивать, правда?
- Да, - медленно подтвердила Шарлотта. - Само по себе еще нет. А из-за чего наставник убил Артура?
Фанни нахмурилась.
- Вот этого-то я и не понимаю. Я спрашивала у Титуса, а он ответил, что это мужское дело, и мне не подобает ничего знать. Меня это просто бесит! Мальчишки порой так важничают… Готова поспорить, тут нет ничего такого, что я уже не знала бы. Всегда притворяются, что им известны какие-то тайны, хотя на самом деле они ничего не знают. - Она презрительно фыркнула. - Вот они, мальчишки!
- А вам не кажется, что в данном случае это может быть правдой? - предположила Шарлотта.
Фанни посмотрела на нее с тем презрением, какое питала к мальчишкам.
- Нет… на самом деле Титус понятия не имеет, о чем говорит. Понимаете, я очень хорошо его знаю. Я вижу его насквозь. Он важничает, просто чтобы порадовать папу. По-моему, все это очень глупо.
- Фанни, нельзя забирать в свою собственность наших гостей.
Это был мужской голос, и очень знакомый. Вздрогнув, Шарлотта обернулась и увидела перед собой Эсмонда Вандерли. Боже милосердный - помнит ли он ее с того ужасного вечера? Возможно, нет: одежда, вся атмосфера здесь были совершенно другими. Шарлотта встретилась с ним взглядом, и надежда тотчас же умерла.
Вандерли одарил ее ослепительной улыбкой, искрящейся весельем.
- Я приношу извинения за Фанни. По-моему, эта музыка ей смертельно надоела.
- Ну, лично я нахожу ее гораздо менее приятной, чем общество Фанни, - ответила Шарлотта с большей язвительностью, чем намеревалась. Что думает о ней этот мужчина? Он давал показания в суде, описывая характер Джерома, и он хорошо знал Артура. Если Вандерли проявит милосердие и забудет предыдущую встречу, она будет ему крайне признательна, но в то же время она не могла позволить себе уклониться от сражения. Не исключено, что это будет ее единственная возможность.
Шарлотта улыбнулась в ответ, стараясь сгладить колкость своих слов.
- Фанни просто проявила себя отменной хозяйкой и скрасила мое одиночество, поскольку я здесь почти никого не знаю.
- В таком случае я приношу Фанни свои извинения, - любезно промолвил Вандерли, похоже, нисколько не задетый ее тоном.
Шарлотта принялась лихорадочно ломать голову, как поддержать тему Артура, не показав себя оскорбительно любопытной.
- Фанни рассказывала мне о своей семье. Видите ли, у меня было две сестры, в то время как у нее только родной и троюродные братья. Мы искали сходства и различия.
- У вас было две сестры? - Фанни ухватилась за это, на что и надеялась Шарлотта. Ей было стыдно использовать личную трагедию таким образом, однако сейчас не было времени для деликатностей.
- Да. - Она понизила голос, и ей не пришлось делать над собой усилие, чтобы наполнить его чувством. - Мою старшую сестру убили. На нее напали на улице.
- Ой, как ужасно! - Фанни была потрясена, у нее на лице отобразилось искреннее сочувствие. - Несомненно, это самая жуткая вещь, какую я только слышала. Это даже еще хуже того, что произошло с Артуром - потому что Артур мне даже не нравился.
- Благодарю вас. - Шарлотта нежно прикоснулась к руке девочки. - Но я не думаю, что утрату одного человека можно считать более тяжелой, чем утрату другого, - такие вещи нельзя сравнивать. Однако вы правы, я действительно любила сестру.
- Я вам очень сочувствую, - тихо промолвил Вандерли. - Представляю, каким это явилось для вас ударом. Сама по себе смерть - это уже тяжело, а тут еще полицейское расследование… К сожалению, нам самим только что пришлось пережить все это. Но, слава Богу, теперь все это позади.
Шарлотта не хотела упускать такую возможность. Но как можно было продолжать не слишком приятный разговор об Артуре в присутствии Фанни? Весь этот вопрос обладал отвратительным привкусом - она почувствовала это еще до того, как к нему прикоснулась.
- Наверное, для всех вас это стало огромным облегчением, - вежливо заметила Шарлотта. Разговор ускользал у нее из рук, она начинала говорить банальности. Ну куда подевались Эмили и тетя Веспасия? Почему они не приходят на помощь - или чтобы увести Фанни, или чтобы самим продолжить с Вандерли крайне интересный разговор об Артуре? - Конечно, пережить утрату близкого человека всегда трудно, - поспешно добавила она.
- Вы правы, - холодно произнес Вандерли. - Я довольно часто встречался с Артуром. Как-никак он был моим племянником. Но, как я уже говорил, он мне не очень-то нравился.
Внезапно Шарлотту осенило. Она повернулась к Фанни.
- Фанни, мне ужасно хочется пить, но я не хочу ввязываться в беседу с дамой у столика с напитками. Будьте любезны, принесите стакан пунша.
- Конечно, - тотчас же ответила Фанни. - Среди гостей есть просто ужасные люди, правда? Вон та дама в блестящем голубом платье говорит исключительно о своих недомоганиях - и ладно бы это было что-нибудь интересное вроде редких болезней, а то - так, депрессия, ничего особенного. - И она отправилась выполнять поручение.
Шарлотта повернулась лицом к Вандерли. Фанни будет отсутствовать всего несколько минут. Хотя, если повезет, поскольку она ребенок, ее обслужат в последнюю очередь.
- Как вы откровенны - в наши дни это большая редкость, - сказала Шарлотта, стараясь очаровать своего собеседника, но при этом чувствуя неловкость и даже стыд. - Так часто люди притворяются, что горячо любили покойных и видели в них одни только добродетели, независимо от того, что они действительно чувствовали по отношению к ним при жизни.
Улыбнувшись, Вандерли кивнул.
- Благодарю вас. Не буду скрывать, это большое облегчение - честно признаться, что я видел в бедном Артуре множество неблаговидных качеств.
- Хорошо хоть поймали того, кто его убил, - продолжала Шарлотта. - Полагаю, тут нет никаких вопросов - этот человек несомненно виновен? Я хочу сказать, полиция ведь полностью удовлетворена, и в деле поставлена точка. И теперь вас наконец оставят в покое.
- Никаких вопросов. - Затем у него мелькнула какая-то мысль. Он помолчал, глядя Шарлотте в лицо, наконец собрался с духом. - По крайней мере, я так думаю. Есть один очень уж настойчивый полицейский следователь, который продолжает копаться в этом деле, но я не могу представить, что еще он теперь собирается узнать.
Шарлотта изобразила полнейшее недоумение. Да поможет ей небо, если Вандерли узнает, кто она такая.
- Вы хотите сказать, этот полицейский считает, что знает еще не всю правду? Как это ужасно! И как это страшно для вас! Если преступник не тот, кого задержала полиция, то кто?
- Одному Богу известно! - Вандерли заметно побледнел. - Если честно, Артур был тем еще животным. Знаете, считается, что наставник был его любовником. Прошу прощения, если я вас шокировал, - спохватившись, добавил Вандерли, запоздало сообразив, что говорит с женщиной, которая, вполне возможно, и не подозревает о подобных вещах. - Считается, что он совратил мальчишку, склонив его к этой противоестественной связи. Такое возможно, но я бы нисколько не удивился, если бы совратителем на самом деле был Артур, а тот бедняга просто подпал под его влияние, польщенный вниманием, после чего его бросили. Или, быть может, Артур занимался этим с кем-то другим, и прежний любовник убил его из ревности… Над этим стоит задуматься. А может быть, Артур вел себя как самая настоящая шлюха! Еще раз прошу прощения, мои откровения вас шокировали, миссис… В тот первый вечер ваш наряд так меня поразил, что я не могу вспомнить ваше имя.
- О! - Шарлотта принялась лихорадочно искать ответ. - Я сестра леди Эшворд. - По крайней мере это должно было снять всякие подозрения относительно того, что она как-то связана с полицией. И снова Шарлотта почувствовала, что покраснела.
- В таком случае я приношу свои извинения за эту… жестокую и весьма омерзительную тему, сестра леди Эшворд! - На лице у Вандерли мелькнула веселая усмешка. - Но вы сами начали этот разговор, и если ваша сестра была убита, вы уже знакомы с неприятной стороной полицейского расследования.
- О да, конечно, - согласилась Шарлотта, все еще заливаясь краской. Вандерли прав: она сама напросилась на откровенность. - И вы нисколько меня не шокировали, - быстро добавила она. - Но это очень страшно - то, что ваш племянник был таким… таким извращенным подростком, как вы говорите.
- Артур? Увы, это так. Жаль, что из-за него повесят другого человека, даже если это весьма неприятный учитель латыни с темпераментом, похожим на уксус. Бедолага - и все же, смею заметить, если бы его не осудили, он продолжал бы и дальше совращать других мальчиков. Очевидно, он приставал и к младшему брату Артура, а также к Титусу Суинфорду. Это уже было совершенно напрасно. Если Артур его бросил, ему надо было бы найти кого-нибудь такого, кто уже обладал бы подобными наклонностями, связываться только с теми, кто хочет этого сам, а не наводить страх божий на таких детей, как Титус. Он очень милый мальчик, Титус. Чем-то похож на Фанни, но только не такой умный, хвала небесам. Умные девочки возраста Фанни вселяют в меня ужас. Они замечают все, а затем с потрясающей четкостью повторяют в самый неподходящий момент. Все это от того, что им нечем заняться.
В этот момент возвратилась Фанни, гордо неся для Шарлотты пунш, и Вандерли, извинившись, удалился, оставив Шарлотту озадаченной и слегка возбужденной. Он заронил семена идей, которые до сих пор не приходили в голову ни ей самой, ни Томасу.
Глава 9
Питт даже не подозревал о бурной деятельности своей жены. Он был настолько занят собственными сомнениями относительно доказательств вины Джерома, что принял за чистую монету желание Шарлотты отправиться в гости вместе с тетей Веспасией, к чему в другое время отнесся бы с явным подозрением. Шарлотта относилась к тете Веспасии с уважением и изрядной симпатией, но вряд ли отправилась бы вместе с ней в гости исключительно ради светских приличий. Этот круг общения нисколько ее не интересовал.
У Питта из головы не выходили мысли о Джероме, не позволяя сосредоточиться ни на чем другом. Инспектор чисто механически занимался другими расследованиями, допуская вопиющие оплошности, и как-то раз ему указал на них какой-то младший сержант. Томас вышел из себя, в первую очередь, поскольку сознавал, что сам во всем виноват, после чего извинялся перед сержантом. К чести последнего следует заметить, что он отнесся к этому с пониманием, чувствуя, что инспектора терзают какие-то заботы. К тому же ему был по душе начальник, умеющий признавать свои ошибки.
Но Питт понимал, что означает это тревожное предостережение. Он должен что-то предпринять в отношении Джерома, иначе совесть будет донимать его все сильнее и сильнее, пока в конце концов не лишит его способности трезво мыслить, и он совершит ошибку, которую уже нельзя будет исправить.
Как и смертная казнь, которую также нельзя исправить. Человек, несправедливо заточенный в тюрьму, может выйти на свободу, может начать заново строить свою жизнь. Но повешенного уже не воскресишь.
Как-то утром Питт сидел за столом у себя в кабинете, разбирая ворох донесений. Он внимательно смотрел на каждый лист бумаги, читал слова глазами, но ни капли их смысла не регистрировалось у него в сознании.
Гилливрей сидел напротив, выжидательно глядя на него.
Собрав донесения, инспектор начал перечитывать их заново. Внезапно он оторвался от бумаг.
- Гилливрей!
- Да, сэр?
- Как вы вышли на Абигайль Винтерс?
- На Абигайль Винтерс? - нахмурился сержант.
- Вы не ослышались. Как вы на нее вышли?
- Методом исключения, сэр, - с некоторым раздражением ответил Гилливрей. - Я изучил множество проституток. Если бы понадобилось, я был готов перебрать их всех. Абигайль Винтерс была двадцать пятой или около того. А что? Не вижу, какое это теперь может иметь значение.
- Вам на нее никто не указал?
- Конечно, указали! А как еще, по-вашему, я выходил на проституток? Сам я с ними не знаком. Имя Абигайль Винтерс назвал один из моих осведомителей, который в прошлом уже поставлял мне информацию. Если вы хотели это узнать, это не был кто-то заинтересованный. Послушайте, сэр. - Сержант наклонился через стол. Подобные манеры особенно раздражали Питта. От них попахивало фамильярностью, словно инспектор и сержант занимали по службе равное положение. - Послушайте, сэр, - повторил Гилливрей. - В деле Уэйбурна мы выполнили свою работу. Присяжные признали Джерома виновным. Его судили честно и справедливо, на основании показаний свидетелей. И даже если вы ни в грош не ставите Абигайль Винтерс и ей подобных - и, разумеется, Альби Фробишера, - вы должны признать, что Титус Суинфорд и Годфри Уэйбурн - честные и порядочные юноши, не имеющие никакого отношения к проституткам. Предполагать противное абсурдно. Обвинение должно доказать вину, сняв все разумные сомнения - а не вообще все сомнения. А при всем моем уважении, мистер Питт, сомнения, которые остались у вас, разумными не назовешь. Они надуманные и нелепые! Нам недостает только очевидца, но никто не совершает тщательно спланированное убийство при свидетелях. Убийство в порыве ярости - да; возможно, убийство из страха, в приступе гнева или даже из ревности. Однако это убийство было спланировано заранее и совершено хладнокровно и чисто. Так что давайте не будем больше к нему возвращаться, сэр! Дело закрыто. Вы только навлечете на себя ненужные неприятности.
Питт посмотрел на убежденное лицо Гилливрея, оттененное белым накрахмаленным воротничком. Ему очень хотелось проникнуться к сержанту ненавистью, однако он вынужден был признать, что совет Гилливрея дельный. Если бы они поменялись местами, он сам сказал бы своему начальнику именно это. Дело закончено. И нечего идти наперекор разуму, настаивая на том, что очевидное решение не является правильным. В большинстве преступлений жертв значительно больше, чем только те, кого пырнули ножом или изнасиловали; и в данном случае жертвой стала Эжени Джером - а может быть, в каком-то смысле и сам Джером. И по-детски наивно рассчитывать на то, что все несправедливости будут исправлены.
- Мистер Питт? - озабоченно спросил Гилливрей.
- Да, - излишне резко ответил инспектор. - Да, вы совершенно правы. Глупо считать, что все эти люди, совершенно независимо друг от друга, повторяют одну и ту же ложь, чтобы обличить Джерома. И еще глупее предполагать, что у них может быть что-то общее.
- Совершенно верно, - согласился Гилливрей, несколько успокаиваясь. - Могли солгать Абигайль Винтерс и Альби Фробишер, оба торгующие своим телом, хотя маловероятно, что они знакомы между собой, - ничто на это не указывает. Но полагать, что у них есть что-то общее с таким ребенком, как Титус Суинфорд, значит искажать здравый смысл сверх всякой меры.
Питту нечем было ему возразить. Он говорил с Титусом, и у него сложилось впечатление, что мальчик даже не догадывается о существовании таких людей, как Альби Фробишер, и уж тем более он не мог встретиться с ним и совместно придумать какую-то ложь. Если бы Титусу понадобился союзник, способный его защитить, он бы обратился к человеку, равному ему по социальному положению, к кому-нибудь из тех, кого уже знал. И, если честно, Питт не верил в то, что Титусу есть чего опасаться.
- Правильно! - с необъяснимой злостью произнес он. - Поджог! Что мы имеем по этому чертову пожару?
Гилливрей тотчас же достал из внутреннего кармана листок бумаги и начал зачитывать ответы. Однозначного решения они не давали, но предлагали несколько вариантов, заслуживающих более внимательного изучения. Поручив два наиболее многообещающих варианта Гилливрею, Питт, сам того не сознавая, выбрал для себя те два, которые привели его на окраину Блюгейт-филдс, в район, расположенный всего в миле от того борделя, где промышляла Абигайль Винтерс.
День выдался ненастный. Нудно моросил нескончаемый дождь; серые дома жались друг к другу, словно угрюмые старики, брюзжащие по поводу всего вокруг, бессильные в своей дряхлости. В воздухе стоял знакомый запах затхлости, и Питту казалось, что в скрипе досок и неторопливом движении воды он слышит поднимающийся по реке прилив.
Что за человек придет сюда в поисках наслаждений? Быть может, опрятный клерк, просидевший весь день на высоком табурете, окуная гусиное перо в чернильницу и переписывая цифры из одной бухгалтерской книги в другую, ведя учет чужим деньгам, который затем отправился к себе домой, к острой на язык жене, считающей любое наслаждение грехом, а плоть - орудием в руках дьявола…
Питту довелось повидать десятки таких клерков, с нездорово-бледными лицами, накрахмаленными воротничками, образцов нравственности, поскольку они просто не смели быть чем-либо еще. В роли неумолимого надсмотрщика выступали экономическая необходимость вкупе со стремлением жить по законам приличного общества.
Именно благодаря этому и зарабатывали на жизнь такие, как Абигайль Винтерс.
Расследование обстоятельств поджога оказалось на удивление продуктивным. Если честно, Питт ожидал, что правильным следом будет тот, по которому пошел Гилливрей, и посему испытал злорадное удовлетворение, когда ответом стал тот, по которому двинулся он сам. Сняв показания, Томас тщательно записал их и убрал в карман. Затем, поскольку это было всего в двух кварталах, а время было еще не позднее, Питт направился пешком к дому, где жила Абигайль Винтерс.
Старуха в дверях осмотрела его с удивлением.
- О, ранехонько пожаловали! - ухмыльнулась она. - Не даете девочкам выспаться!
- Я хочу поговорить с Абигайль Винтерс, - ответил инспектор с легкой улыбкой, надеясь, что это смягчит старуху.
- Так, поговорить! Это что-то новенькое, - с откровенным недоверием произнесла та. - Ладно, неважно, чем вы там будете заниматься - время, оно и есть время. Оплата почасовая. - Протянув руку, она выразительно потерла большим пальцем об указательный и средний.
- С какой стати я должен вам платить? - не шелохнувшись, спросил Питт.
- А с такой, что это мой дом! - отрезала старуха. - И если вы хотите повидаться с одной из моих девочек, вы платите мне. Что это с вами - вы здесь никогда прежде не были?